Страсть и кровь: Путь во тьму

Их прибытие растревожило «Последний свет», как весеннее тепло пробуждает сонный муравейник. И пока Гейл терпеливо вкладывал в сложные рифмованные строчки просьбу о запасе фейской пыльцы для Арфистов — в этот раз освобожденная из фонаря пикси оказалась куда более вредной и то и дело показывала волшебнику ярко-розовый острый язычок, — а Уилл пытался уговорить непреклонную Джахейру хоть ненадолго отложить проверку измученных тифлингов, Тиана наблюдала, как во двор сбегается всё больше и больше народа. Омертвевший воздух зазвенел от радостных детских визгов и глухого смеха, рвущегося сквозь слёзы. Ролан всё пытался уместить в своих объятиях сразу и Лию, и Кэла, не переставая при этом кричать на обоих. И даже на лицах Арфистов, впервые видевших освобождённых, читалось воодушевление. Это искреннее буйство радости гнало из головы Тианы воспоминания об ужасах последних дней, как первые лучи поутру рассеивают ночные кошмары. А вот Астарион кривился, будто чужое веселье имело дурной запах. — Это всё ты виновата: пока они были погружены в уныние и отчаяние, здесь было куда тише и гораздо приятнее. — Да ладно, брось, — легонько толкнула она его плечом. — Я ведь знаю, что ты не настолько бессердечный, каким пытаешься казаться. — Конечно, нет. Стоит только посмотреть на мои клыки, и сразу становится понятно, что я милый котик. Тиана даже прихрюкнула от резкого смешка. А затем придвинулась ближе и игриво прошептала: — Но если серьёзно, то я тоже не прочь поискать место потише и избавиться уже наконец от этой проклятой брони. Ты ведь мне поможешь? — Разве я могу тебе отказать, радость моя? Его бархатный голос, как всегда, заскользил дрожью по коже, однако было в нём что-то нервное и даже горькое. И чем дальше они удалялись от шума толпы в сторону тёмного речного берега, чем дольше Тиана смотрела на игривую улыбку, будто нарисованную на бледном лице Астариона, тем отчётливее улавливала скрытое за ней беспокойство. Она уже было решилась спросить, без особой, правда, надежды на честный ответ, как вдруг из темноты раздался отчаянный стон. Под корявым стволом дерева, растущего недалеко от моста, по которому они ходили на кладбище, рыдала девушка. Она сидела прямо в грязи, застыв в неестественной позе, отчего напоминала упавшую на землю куклу. Тиана взглянула на Астариона, но не обнаружив на его лице и намёка на желание помогать незнакомке, отправилась к ней сама. Девушка отчаянно пыталась подавить рыдания, закрыв лицо руками, но по заострённым кончикам ушей и собранным в небрежный хвост тёмным волосам Тиана сразу узнала в ней полуэльфийку, которую они видели, впервые прибыв в «Последний свет». — Мэйган? — осторожно позвала Тиана, но девушка даже не шелохнулась. Тогда Тиана осторожно тронула её дрожащее плечо. Полуэльфийка тут же встрепенулась. Глаза её были красными, измученными, полными горя. — Простите. Я не хотела никого беспокоить. Я просто… Голос её подвёл, и из горла вырвалось новое рыдание. — Давай-ка сядем поудобнее, чтобы ты могла успокоиться. Тиана аккуратно обхватила девушку за плечи, помогла подняться и присесть на высоко торчащий из земли корень. Астарион наблюдал за происходящим со стороны, будто не просто не желая, а даже опасаясь приближаться к плачущей полуэльфийке. — Я хотела увидеть его могилу, — заговорила Мэйган, проглатывая всхлипы. — За эти дни так и не смогла себя заставить к ней подойти. Да и зачем — она ведь всё равно пустая. Но, может, если увижу его имя на надгробной табличке, то наконец поверю… что Себастьян мёртв? Тиана заметила, как Астарион вдруг дёрнулся, лицо его застыло, став уязвлённым, в алых глазах мелькнул чуть ли не испуг… а затем все исчезло, так быстро, что она засомневалась, не привиделось ли ей, и вернула своё внимание вновь заговорившей Мэйган. — Ты видела, как он погиб? Тиана лишь покачала головой. — Тени погасили огонь, и мы оказались во мраке. А когда сумели отбиться, твоего друга уже не было. Мы искали его, но не нашли даже тела. Мэйган с видимым трудом подавила последнее рыдание, утёрла кулаком нос, умолкла ненадолго, а затем заговорила бегло, будто отвечая на никем не заданный вопрос. — Уходя в тот патруль, он шутил. Дразнил меня лежебокой и предлагал взбить подушки. Себастьян всегда хохмил. Ему просто нравилось веселить людей, выманивать улыбки даже у самых угрюмых вояк. Его шутки всегда зажигали во мне искру надежды, даже когда тьма вокруг казалась непроглядной. А теперь… для меня будто померк весь свет мира. — Соболезную твоей утрате. Он был тебе очень дорог, — с сочувствием вздохнула Тиана. Мэйган посмотрела на неё сокрушённо. — Он всем нам был дорог. Себастьян считал Арфистов своей семьёй. И не просто на словах: он заботился о своих, находил для каждого нужное слово, всегда приходил на помощь, не дожидаясь просьб. А как прекрасно он пел, — лицо её опять скривилось, но она переборола себя и продолжила. — Мы с ним вступили в орден в одно время, оба попали в отряд Лассандры. Мы были братьями по оружию, друзьями, и я надеялась, что, может, однажды… Но я так и не сказала ему. А теперь уже поздно. Она умолкла и отвернулась к реке, которая с тихим шелестом скользила сквозь тьму. Со стороны кладбища тянулись дымные нити, пахнущие полынью и осенним шафраном — видимо, кто-то из жителей «Последнего света» наивно полагал, что травы способны помочь усопшим обрести покой. Но в этом кошмарном месте его не было ни для живых, ни для мёртвых. Тиана не знала, насколько важны сейчас для Мэйган слова совсем незнакомой эльфийки и нужны ли они ей вообще, и всё же произнесла: — Уверена, Себастьян знал о твоих чувствах и дорожил ими. Когда Мэйган повернулась, на лице её не было видно ни облегчения, ни благодарности: — Я не знаю этого. И уже никогда не узнаю, — мрачно ответила она. Затем полуэльфийка тихо поблагодарила Тиану и попросила оставить её одну. Тиана оглянулась и только тут заметила, что Астариона нигде нет. Она не знала, в какой момент он исчез и почему. Нервно дёрнув застёжки тугого воротника, который сдавливал ей горло, она отправилась на поиски. Найти следы не составило труда — они были с силой вдавлены в грязь.

***

Астарион не помнил, как оказался в затхлом погребе. Он просто сбежал подальше от запретного сочетания звуков. От имени, что обожгло грудь и подняло мерзкую волну воспоминаний. А опомнившись, обнаружил себя в заваленном деревянными ящиками и никому не нужной рухлядью подвале. Здесь было тихо, а каменные стены, покрытые плесенью, пахли давно забытыми жизнями, тёмными тайнами, чужими трагедиями и алкоголем. Быть может, именно этот запах привёл его сюда? Замок на решётчатой двери одной из камер был сбит — кто-то очень сильно жаждал освободить пузатые бочонки и винные бутылки, томящиеся внутри, как обречённые на забвение узники. Астарион взял в руки первую попавшуюся. Темное стекло посеребрил налёт пыли, а густое вино перекатывалось по стенкам так медленно, что вполне могло сойти за кровь. Ну, почти. Алкоголь был для вампиров фактически единственной заменой крови — он не насыщал и не давал сил, но имел хоть какой-то вкус и мог немного притупить голод. А также ненужные чувства. Со стороны ступеней оглушительно громко скрипнула дверь и послышался взволнованный стук сердца. Ну, на что он рассчитывал? Тиана всё же хороший следопыт. — Астарион, ты здесь? — Да, радость моя. Решил раздобыть нам немного вина. Очередная игривая полуложь. Порой он и сам не замечал, когда начинал говорить неправду. Она срывалась с губ легко и не всегда по необходимости, а просто по привычке. Интересно, скольким его словам Тиана ещё верит? Сколько ещё правды о нём готова будет принять? Послышались лёгкие шаги и скрип кожаных пластин, затем в тёмный подвал спустился её аромат, даже здесь напитанный солнцем и зелёной травой, а вслед за ним появилась и сама Тиана. Взгляд Астариона прошелся по её лицу, как всегда голодно цепляясь за каждую деталь: спутанные яркие пряди, строгая линия губ, бледный штришок шрама на лбу. — Ты не знаешь, кто так по-варварски вскрыл заначку Джахейры, да ещё и вперёд меня? — кивнул Астарион на дверь камеры, пока морщинка между бровей Тианы не превратилась в неудобный вопрос — Это был Малькут. — Наш паладин нравится мне всё больше. Но на такого здоровяка вина ведь не напасёшься. — Вообще-то он предпочитает эль. Она подошла ближе, не переставая придирчиво ощупывать его взглядом. — Что ж, у всех есть свои недостатки, — пожал плечами Астарион, откупорил кинжалом бутылку и протянул Тиане. — Серьёзно? Ты предлагаешь праздновать побег из жуткой темницы здесь? В мрачном подвале, где пол усыпан гнилым сеном, а в каком-нибудь углу наверняка завалялся старый скелет? — приподняла она одну бровь. — Зато здесь нам точно никто не свалится на голову. — Как ни странно, но это прозвучало романтично, — хохотнула Тиана, сделала большой глоток вина и отставила бутылку в угол, — И я надеюсь, что ты столь изящно заманил меня сюда не только ради вина. Глаза её заблестели ещё ярче, улыбка сделалась шальной, и она с предвкушающим видом подалась к нему навстречу. Астарион бессчетное число раз видел огонь желания в обращенных на него глазах. Но в этих — зелёных словно густой лес — всё выглядело иначе. Астарион действительно хотел дать Тиане то, чего она хочет. Одной рукой он обхватил её за талию и рывком притянул ближе к себе. Пальцы другой — скользнули по лицу, ощущая напряженные мышцы под горячей кожей и яростный пульс, бьющийся в мягком изгибе прямо под челюстью. Стоило их губам соприкоснуться, и сердце Тианы вздрогнуло, запнулось и громко ударилось о рёбра. Живое сердце не должно издавать таких звуков. Астарион принялся целовать её сильно и страстно, посасывая кончик языка и игриво прихватывая клыками кожу. Тихие стоны возбуждения вырывались из горла Тианы, отдаваясь вибрацией на его губах. Астарион ласкал её со всем имеющимся мастерством и пытался вернуть себе те ощущения, что ещё недавно испытывал в её объятиях. Но теперь его разум бунтовал, эмоции неслись в беспорядке — желание мешалось с ужасом, а возбуждение имело горький привкус отвращения. Тиана привстала на носочки и плотно прижалась к нему грудью. Её короткие ногти царапнули его по шее, тонкие пальцы зарылись в кудри, а обжигающие губы принялись покрывать его лицо поцелуями, полными нежности и ласки. Но Астарион чувствовал другие губы, другие пальцы, другие тела. Десятки, сотни, тысячи. Он вспоминал, как они тянулись к нему, как доверялись, жаждали его любви, забирали её… а затем навсегда исчезали. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на Тиане: глубоко вдохнул запах её волос, терпкого пота, разгорячённой кожи, охмелённого вином дыхания. Она не одна из них. Она живая, сильная, прекрасная. С ней всё должно быть иначе. Но воспоминания не отпускали, стекали по телу струйками грязи и вызывали неприятную дрожь. Прикосновения больше не будоражили, а только раздражали. Астарион открыл глаза и в расстёгнутом вороте доспеха увидел влажный изгиб её шеи. Он манил его блеском оливковой кожи, покрытой мелкими бисеринками влаги. Губы Астариона замерли прямо над жарким местом, где часто билась тонкая жилка. И в этот момент в вихре обуревающих его эмоций он, наконец, отыскал своё желание. Но он хотел не Тиану, а лишь вгрызться клыками в её горло. Астарион понял, что нужно остановиться. Нужно сейчас же перестать и сказать ей… что? Что она невероятная? Что сколько бы он ни издевался, но его восхищает сила её духа, сумевшего выстоять против издевательств и унижений и остаться живым и милосердным? Что он её не достоин? Что незнакомая нежность, которую он обнаруживает в себе, пугает его сильнее любого тёмного проклятья? Что ей надо спасаться, пока она не стала одной из сотен загубленных им жизней? Что прикасаясь сейчас к ней, он всё сильнее чувствует себя лживым и грязным, извращённым, обманывающим её существом? Что он искалеченный монстр, который теперь не может дать ей даже то единственное, в чём всегда был хорош? Слова были бесполезны. Слова ничего не могли изменить.

***

Тиана куталась в их долгожданную близость. Она до ужаса соскучилась по ласковым губам и властным объятиям Астариона. С восторгом упивалась прохладными поцелуями, льющимися ей на кожу, как шёлк. Они помогали забыть все страхи, затмевали сомнения, гасили тревогу. И Тиане хотелось большего. Раскрыться перед Астарионом, ощущать его сильные руки на своём теле, чувствовать его желание. Позволить ему снова увлечь себя в вихрь страсти, каждый раз сметающий напрочь весь остальной мир. Она привстала на носочки, чтобы дотянуться губами до его скул, провести языком вдоль острой линии нижней челюсти, прихватить зубами мочку уха. И вдруг Астарион окаменел под её руками. Застыл с отчужденным видом, смотря будто в никуда. Тиана отстранилась, поймала его взгляд и не узнала его. Так он никогда ещё на неё не смотрел. Растерянно, жалостливо, почти испуганно. Такая резкая смена настроения совершенно сбила её с толку. — Ты в порядке? — Нет, — еле слышно прошептал он. — Я не могу этим с тобой заниматься. — Чем? Сексом? — растерянно усмехнулась Тиана. — А мне-то казалось, что это единственное, чем мы занимаемся без споров. В одно мгновение Астарион переменился: отрешённость сменилась злостью. Лицо его помрачнело, черты заострились, глаза потемнели, губы сжались в тонкую непреклонную линию. С таким лицом он обычно шёл в бой. — По-твоему, это смешно? Просто игра? И что я чувствую, вовсе не важно? Ярость накрыла Астариона так стремительно, что обомлевшая Тиана не успела погасить замершую на губах глупую ухмылку, и его пальцы, только что ласкавшие, словно бархат, сделались мрамором, больно сдавив ей запястье. — Я… нет. Прости, я вовсе не хотела тебя задеть. — Извинения этого не изменят. И чтобы я… Что бы мы с тобой не… Агрр! Слова потонули в вырвавшимся из его горла рыке. Астарион резко оттолкнул Тиану в сторону, с такой силой, что она влетела плечом в решётку соседней камеры. Наверное, раньше её бы это разозлило, отпугнуло, заставило его отпустить. Но не теперь. Тиана готова была забыть и про свои страхи, и про гордость — ради Астариона, ради себя и их общего шанса на счастье. Ведь если он сейчас просто молча покинет подвал — Тиана чувствовала — всё будет кончено. Она успела догнать его на ступенях, грубо вцепилась пальцами в бледное запястье, наверное, с не меньшей силой, чем он только что сжимал её. — Пусти, — тут же рявкнул Астарион, совсем по-звериному обнажив клыки. Тиана вздрогнула, а рука непроизвольно дёрнулась к кинжалу, висящему на поясе. Но страх пропал так же стремительно, как и вспыхнул, а остановленные пальцы так и не коснулись рукояти. — Я тебя не боюсь, Астарион. И никуда не отпущу, пока мы не поговорим. Объясни мне, что произошло. Пожалуйста. Последнее слово эхом прокатилось под низким сводом потолка, и нотки отчаянья ещё долго замолкали в дальних углах. Тиана ждала и пристально смотрела в бурлящие красным огнём глаза, отчаянно желая увидеть там хоть намёк, что он откроется ей, что они всё же смогут перебороть себя и стать кем-то большим, чем два искалеченных создания, объединенных недоверием и страхом близости. И постепенно пламя стало угасать, а лицо Астариона выравниваться, возвращая себе мягкую красоту. Он отпускал злость медленно, осторожно, будто опуская щит. Тиана видела, как тяжело ему найти силы, чтобы произнести то, что он хочет сказать. Первые слова он словно вырывал из себя. — Сколько я себя помню, я был лишь инструментом для чужого удовольствия. Касадор сделал из меня привлекательную приманку, и секс, да и вообще любая близость, столетиями были для меня лишь обязанностью, способом заманивать для него жертв. Тиана затаила дыхание, боясь сбить Астариона неосторожным вздохом. А он, словно не выдерживая даже её взгляда, уставился в темноту, скрывающую нижние ступени лестницы. — Отдавать кому-то своё тело стало натурой, условием, необходимым для выживания. И по мере того, как годы складывались в столетия, а число непрошеных любовников — в тысячи, я научился отключать все чувства, довёл танец страсти до автоматизма, — он говорил монотонно, будто зачитывая самому себе приговор. — Я знаю, когда стоит ласкать, а когда прикусывать; как одним касанием языка пустить дрожь по всему телу и с какой силой нужно впиваться пальцами в бёдра, чтобы это походило на дикое желание. Я знаю всё о том, как сотворить идеальную иллюзию любви. — Но ведь со мной всё было иначе? Тиана пыталась говорить ровно, но голос всё равно задрожал, как у напуганного темнотой ребёнка. — Я… я не знаю, — обреченно покачал головой Астарион. Тиана поняла, что до сих пор держит его за руку. С трудом разжав онемевшие от напряжения пальцы, она отступила назад и врезалась спиной в бугристую каменную кладку. Дыхание её сделалось частым и громким. Мысли и образы заклубились в голове: его страстные стоны, голодные поцелуи, блаженная улыбка на расслабленном лице — разве могло это быть притворством? В горле встал ком. Тиана верила, что уж наслаждение они с Астарионом делят честно и открыто. А сейчас самые прекрасные её воспоминания рассыпались на острые осколки и больно ранили сердце. И происходило это с ней уже не впервые. — Всё это время… разве наша близость не доставляла тебе удовольствие? — Конечно, адово пекло, доставляла. Ты… ты великолепна и с ума меня сводишь, а твой запах, будь он проклят! Но… Встреча с той дроу и твои слова стали для меня откровением. Я понял, что до сих пор использую себя. Пользуюсь с тобой теми же приёмами, которыми столько раз обольщал жертв. Говорю те же слова, что уводили сотни людей в лапы Касадора. Я делал это инстинктивно, по привычке. Но теперь… это стало казаться чем-то грязным и отвратительным. И как бы сильно я по-прежнему тебя ни хотел… Я больше не хочу тебя так. Я… я сам не знаю, чего хочу. Астарион тоже сделал шаг назад, облокотился о стену, а затем сполз по ней. Тиана опустилась следом. Они сидели на ступенях, разделённые слабым лучом белого света, падающим из распахнутой наверху двери, и с каждым новым признанием это расстояние будто увеличивалось. Тиана много знала о страданиях, но эта грань тьмы ей была неизвестна. Развязное поведение и показное бахвальство количеством любовников смогли скрыть от неё истинную глубину его ран. Теперь они наполняли подвал железистым запахом боли и сочились горькой правдой, которая металась и билась об каменный свод узкого коридора, точно птица со сломанным крылом. — Притворство, обман, подчинение и боль были всем, с чем я жил, единственным, что столетиями видел. Я перестал верить, что бывает иначе. Пока не встретил тебя, — взгляд Астариона застыл на её лице. — Пока ты не заставила меня хотеть большего. Чего-то настоящего. И я хочу, но не знаю как… Не знаю, смогу ли тебе это дать. Тиана уже набрала воздуха для ответа, но осеклась, растеряв слова. Что бы она ни хотела сказать, этого было мало. Ничтожно мало. Слова не могли преодолеть разделяющее их расстояние. Астарион блуждал далеко в собственных потёмках, обнажал шрамы, располосовавшие не только его тело, но и душу. Тиана не знала, хватит ли ей сил залечить их или хотя бы унять хлещущую из них боль. И всё же она была готова последовать за Астарионом в его тьму. Отмахнуться от собственных демонов, чтобы помочь ему победить своих. Тиана медленно поползла вперёд. Глаза Астариона удивленно расширились, и, будь у него возможность, он бы, верно, отшатнулся, но крепкая каменная стена за спиной не позволила ему отступить. Эльфийка села у него между коленями, аккуратно обвила его руками и прижалась щекой к застывшему телу. Внутри было тихо, словно совсем пусто. Но вот прохладные руки несмело легли поверх её плеч, притянули чуть крепче, и удары её сердца начали резонировать в груди Астариона, будто делясь на двоих. — Ты уже дал мне сильно больше, чем просто страсть, — шептала она, всё плотнее прижимаясь к кожаным пластинам доспеха, чтобы Астарион не просто услышал, но почувствовал каждое её слово. — Всё ещё думаешь, будто дело в том, насколько прекрасный ты любовник? Думаешь, очаровал меня дешёвыми комплиментами и красивым лицом? После всего, что мне пришлось пережить, ты правда считаешь, что я бы позволила себе так слепо в тебя влюбиться? Меня бы здесь не было, если бы не твои остроумные шутки, что заставляют смеяться даже в самые неподходящие моменты. Если бы не забавная складка, пролегающая между твоих бровей, когда ты вчитываешься в книги. Если бы ты не дёргался каждый раз, когда в бою мне грозит опасность. Если бы не гладил меня по волосам, когда я не могу уснуть. Если бы не поддерживал, даже будучи не согласным с моими решениями. Я здесь, потому что рядом с тобой я вновь стала чувствовать себя живой, бесстрашной и значимой. И потому что ты дорог мне по-настоящему. И… Я люблю тебя. — Знаешь, сколько раз мне это говорили? А сколько говорил я? — совсем невесело усмехнулся Астарион ей в макушку. — Три милых словечка, что всем так нравится слышать. Но вот только я понятия не имею, что это значит. Тиана выпрямилась, освобождаясь от объятий, и заговорила, теперь смотря Астариону прямо в глаза, что сделались тёмными и непроглядными: — Возможно, и я тоже. Но вот что я знаю наверняка: ты мне очень нужен, Астарион. Не в постели, а просто рядом. Я не справлюсь без тебя. Без твоих поддразниваний, шуток и этого взгляда, — Тиана осторожно провела костяшками пальцев вдоль гладкой, будто высеченной из алебастра, щеке. — Правда? — на грани слышимости выдохнул Астарион с такой надеждой, что Тиане сдавило сердце. — Правда. И если для тебя это важно, то мы можем пока перестать заниматься сексом. — Почему из твоих уст это звучит как вызов? — губы его наконец изогнула несмелая улыбка. — Потому что это точно будет нелегко. Но раз сейчас тебе это нужно… Что ж, придумаем себе другие развлечения. — Что? Ужин мне приготовишь? — насмешливая язвительность прозвучала для Тианы как песня. — Для начала, предлагаю выбраться из этого жуткого подвала и прогуляться. Нам обоим не помешает проветрить голову. Тиана встала и пригласительно протянула Астариону ладонь. Прежде чем встать, он еле ощутимо коснулся губами синяка на запястье, оставленного его пальцами. Они поднимались по лестнице к заманчиво сверкающему в конце узкого проёма свету, так и не расцепив рук. У двери Астарион отступил в сторону, галантно пропуская Тиану вперёд, как вдруг наклонился и хитро шепнул ей на ухо: — И запомни, радость моя, все мои комплименты восхитительно изысканны, в них нет ничего дешёвого.

***

Они сидели на крутом берегу реки, покрытом сухим, бледным мхом, под тёмными небесами, затянутыми тучами до самых краёв. Их опущенные в воду ноги едва касались друг друга босыми ступнями. Медленно ползущая мимо вода казалась бездонным потоком дёгтя — чёрным, масляно блестящим под мягким светом магического купола. За его тонкой гранью кружила тьма, надеясь добраться до их тел, впиться в них когтями и уничтожить. Но сейчас даже в окружающем их кошмаре Тиане виделась странная красота. Изломанные линии сухих ветвей складывались у неё над головой в сложные узоры. Бархатные шляпки грибов, проросших из-под корней, сверкали серо-зелёными искорками. Земля спала, укрытая густой тишиной, а рука Астариона приятно холодила ей ладонь. Пальцы их были крепко переплетены, кроме одного, которым Астарион безостановочно круговыми движениями гладил Тиане запястье, и нежности в этих касаниях было больше, чем во всех его прежних ласках. Они молчали уже некоторое время, и Тиана гадала, о чём думает Астарион, но боялась спугнуть соткавшийся вокруг них покой — такой редкий, такой хрупкий в их жестоком мире. Астарион смотрел вдаль, и лицо его было как никогда прежде живым и светлым. А голос прозвучал по-мальчишески мечтательно, когда он наконец заговорил: — Я до сих пор не могу понять, что мы с тобой творим и на что надеемся. Но я точно знаю, что мне это нравится. Я хочу узнать, куда нас с тобой это заведёт. — Я тоже. Тиане хотелось остаться в этом моменте, врасти в ощущение единения, в сладость незаметной для всего мира, но такой огромной для них обоих победы. Впервые за долгое время ей хотелось снова быть наивной, гнать прочь обиды и весь свой бесценный горький опыт прожитых лет и просто верить. Верить, что им с Астарионом действительно удастся выстроить своё неестественное — противное природе и богам — общее счастье. Астарион наклонился, подхватил упавшую ей на лицо прядь, едва коснувшись кожи кончиками пальцев, и аккуратно заправил её за ухо. Тиана видела много разных улыбок на губах Астариона, но эта — обращенная к ней сейчас — была новой, словно извлечённой из тщательно скрытого хранилища. — Можно, — Тиана в нерешительности прикусила губу. — Могу я тебя поцеловать? В ответ Астарион искренне и звонко рассмеялся. — Об этом тебе спрашивать не нужно, радость моя. Астарион мягко приподнял лицо Тианы за подбородок, навстречу своим губам, но прежде чем коснуться её рта, прошептал: — Но, мне приятно, что ты спросила. Поцелуй был непривычно осторожным, тихим и сладким. Тягучим, как поздний осенний мёд. Он ощущался их первым настоящим поцелуем — за ним не скрывалась ложь, его не подгоняли страхи, в нём больше не звучало сомнений. Весь мир исчез, смущённо отвернувшись от их бестыжей нежности. Не было ни тьмы, ни личинок, ни проклятия. Только они вдвоём.