А с нами вот, что происходит

В аптеке не бывает «постоянщиков». Ну, то есть, как? Бывают, конечно, бабки, которые каждый понедельник стабильно, как на работу, приходят обменяться свежими новостями и рассказать, как там Настька из пятого подъезда, которая третьего родила, хотя муж уж как два года по контракту служит. Из вежливости обязательно покупают какой-нибудь грудной сбор, роняя средний чек, на который всем, включая Шепса, заведующего, уже глубоко по хуям. Бывают малолетки, которые нет-нет, да заглядывают за шприцами, рассказывая истории о том, как они котят выпаивают молочком. Молочком, ага, да… Райончик у них такой. Неблагополучный. В общем, много кого бывает, есть знакомые сосредоточенные мамаши и растерянные папаши, детки со списками лекарств и гематогенкой на сдачу, но вот чтобы прям «постоянщиков» — нет, таких не водится. Тут надо понимать, что Дима, всю университетскую молодость оттарабанивший в ресторанах и кафе принесиподаем, под словом подразумевает. А вопрос, как говорится, в сути формулировочки. Например, в облюбленном баре на окраине у него клиент был — молодой смазлючий парень, который сначала чаевые оставлял, потом уже бесплатно трахался, как боженька, и являл всем собой чудесное приключение и прекрасного принца в одном флаконе. В спасение от бедности особо не верилось, зато верилось в подбадривающие дозы эндорфина и благостное влияние качественных оргазмов на организм, а эмоциональных качелек — на силу духа. Вот таких постоянщиков ему отчаянно и не хватает здесь, в маленькой государственной аптекушке, куда нечистая сила всунула его, как только задница оторвалась от студенческой скамьи. То есть, не хватало. Раньше хотелось, мечталось, чтобы вошёл однажды мужчина его мечты, и всё случилось, как в фанфиках — сначала долгое хождение вокруг да около, потом робкие признания, ну, объяснять сильно и не надо. Только для этого, очевидно, надо было устраиваться в цветочный, ветеринарку, кофешоп. В крайнем случае — в библиотеку. Мозгов хватило на аптеку. Мотивации — на то, чтобы после работы иногда вяло шататься по клубам, вспоминая бурную молодость, во время которой успел обрасти татуировками, с которым среди зачухонных бюджетных интерьеров смотрелся теперь как экзотическая зверушка в зоопарке Жопосранска, но по факту всё больше спать, гулять собаку, брынькать на гитаре и снимать тик-токи в слабой надежде стать звездой интернета. Так он в какой-то момент и смирился со своим существованием, решив, что поставит личную жизнь на паузу и подождёт, когда совокупность крепкого члена, твёрдого характера и мечтательных двух метров роста (хорошо бы, чтобы ещё с любовью к собакам и собственными хобби) свалятся ему на голову. И перестаёт чего-либо ждать. А особенно не ждёт ничего конкретно в это сентябрьское хмуровастенькое утро, когда глаза друг друга нахуй посылают из-за очередной пьянки, «Бициллин» не бьётся по расходу-приходу после долбоеба Владика, на складе оказывается три неопознанные коробки от поставщика, в сердце — желание написать заявление, швырнуть его на стол и стать эскортницей. Или вебкамщицей. Вебкамщиком, ладно. Заявление, конечно, не пишется. Зато кофе за прилавком пьётся замечательно — хули, на часах восемь утра, кому он вообще может понадобиться? А если даже и понадобится, то так срочно, что кофе не смутит. Дима разве что ноги на тумбочку не закидывает, устраиваясь на шатком стуле. И с него едва ли не сваливается, когда над головой внезапно, как понос, раздаётся бархатистое, низкое, очень вежливое: — Доброе утро. Сука, как зашёл только? Неужели так удалось овладеть искусством выключения из социума, что даже триебучие колокольчики на двери не расслышал? — До… — Дима откликается мгновенно, тупо и нелепо ловя баланс на трёх хлипких ножках стула, и только потом соображает, что неплохо бы встать. И поставить кружку туда, где не видно. Хотя нахуя, если уже было видно? — Доброе утро. С высоты собственных метра с кепкой, торчащей над прилавком, Дима наконец разглядывает источник голоса. И застывает, глупо моргая, забывая даже привычное, от зубов отлетающее иногда вместо «алло» по телефону приветствие, которое, мол, вам что-то подсказать? Потому что перед ним — охуенный мужик. Нет, не так. Охуенный, охуительный, потрясающий мужик. Глаза успевают срисовать высокий лоб, теряющийся в белизне небесных облаков, судя по тому, как высоко приходится задирать голову, короткую стрижку, мощную шею, обтянутые кожанкой широченные плечи и выдающуюся жилку, убегающую под ворот. Успели бы цепануть что-нибудь ещё, если бы обладатель всего перечисленного великолепия не хмыкнул раскатисто: — Кофе ещё не допили? — Да вот, вы помешали, — бодро отбивает Матвеев раньше, прежде чем понимает, что и кому говорит. Щеки начинают гореть и краснеть мучительно вместе со своим лицом, но губы в полоску сжимаются. Что уж, сказал, значит, сказал, да? Улыбка охуенного мужика тоже оказывается охуенной. Совсем не новости. — Ну, так я быстро. Уйду и допьёте. Презервативы у вас есть? Такие, чтобы… Рот открывается сам по себе или по мановению волшебной палочки, которая творит заклинание пиздливости. — Настолько быстро? Сука. Дима все ещё пытается покраснеть удушливой волной, но при этом, кажется, ещё и бледнеет, потому что кусочки кожи на лице определённо немеют. Ну не получилось, не получилось у него заранее фильтр между мозгом и языком настроить перед работой. А теперь — вот. Даже не очень понятно, чего ждать. Чисто теоретически, за грудки его из окошка этого пластикового не вытащить — худой, да, но всё равно не пролезет. И ебало никак не набить за такие грязные инсинуации, сначала надо выманить на открытую местность. Но как минимум нахуй послать мужик может, вот только вместо этого сам зависает, вглядываясь в белое некогда лицо, по цвету совершенно точно напоминающее мухомор. Долго вглядывается. Так долго, что Диме даже уже почти неловко быть перестаёт. А по итогу не орёт и не лупит, только мелко-мелко дёргает подбородком в каком-то непонятном абсолютно кивке и широко усмехается, демонстрируя белоснежную полоску зубов. — Так не терпится? — …Что? — Кофе допить. — А. Блять. В смысле, блин… — Дима дёргает себя за лацкан белого халата, заполошно оправляет упавшие на глаза длинные пряди, оттаивает наконец-то, со стуком опускает чашку на прилавок, оставляя коричневые круги разводов от кофе, плещущегося через край. Одним словом, суетится, пытаясь собраться под этим душу выедающим взглядом. — Господи, да. Извините за ужасный сервис. Презервативы есть. Много. Разных. Вам… Вам какой р-размер? Давненько он не интересовался размером чужого члена. Особенно, когда этот член является логичным продолжением охуенного мужика. Но когда-то же надо вспоминать, как это делается, да? — «Эльку». Блять, уточняет так лаконично, а у Димы глаза пять на пять — это где-то двадцать минимум сантиметров живого, широкого, крепкого члена. Везёт же какой-то… Мысль о том, что везти может и «какому-то», в голову даже не забредает — слишком стереотипно легко в голове сходятся типично кавказская внешность с сексуальными предпочтениями. Только ради того, чтобы случайному утреннему посетителю не пришлось рассмотреть, как в чёрных зрачках плещутся мысли обо всём длинном, налитом кровью и ему абсолютно не принадлежащем, Дима ныряет в подсобку. «Элек» под рукой не хранится, слава Богу, никому не приходит мысль попробовать Диму впечатлить размерами эрекции, все обычно скромно просят «эмку» или тихо, скромно и потупив глазки — «эсочку». Возвращается он оттуда споро, и к тому же с ворохом разноцветных пачек. — Вот, в общем, ну… «Дюрексы» есть, конечно, но я вам не советую. Популярные, да, но спрос не причина, чтобы плевать на то, что они там в состав добавляют. Плюс они слетают постоянно. «Контекс» получше даже, если в подробности не вдаваться, но вообще, на самом деле от себя посоветовал бы «Визит». Вроде бы дешевле, но как-то они умудряются делать более-менее качественно. То есть, понятно, с ассортиментом секс-шопа не сравнить, там всегда получше можно найти, но… Дима частит, аж задыхается, и только спустя предлинный монолог понимает, что расписывает достоинства презервативов охуенному мужику так, как будто это самое важное дело в его жизни. Странненькая выходит ситуация. Даже не на его единоличный взгляд: охуенный мужик тоже явно, неприкрыто веселится, скалится и щурится. — Да? А что в секс-шопах бы посоветовали? Дима думает: «Рельефные с легоньким анестетиком, отлично подойдут, чтобы натянуть и их и меня разом». Но, слава богу, успевает вовремя остановиться. — Ну… «Сагами». Очень тонкие, очень прочные, аллергию точно не вызывают, полиуретан там, и… Есть разные. По форме. Смазки много, так что подойдут… Для любых проникновений, и всем комфортно, в том числе и для партнёра, я лично… В общем, да. Или не успевает. — Буду иметь в виду, — насмешка в голосе мужика Диме не мерещится абсолютно точно, он, блять, уверен. — Только вот какое дело: если бы вы дали мне договорить, я бы обязательно уточнил, что нужны медицинские презервативы. Для УЗИ. Такие найдутся? В этот момент Дима выясняет, что недооценивал значение слова «смущение» всю свою жизнь. Охуенный мужик просто над ним поиздевался. Великолепно, блять. Просто чудесно. Он даже не отвечает ничего. Кивает нелепым болванчиком, рассыпает разноцветные пачки по прилавку за ненадобностью, пялится растерянно три секунды на своего самого неловкого посетителя за всю недолгую фармацевтическую карьеру, кивает снова, икает и прячется за дверью склада, ею же хлопая. Руки ищут нужную коробку, а мозг панически строит планы отступления. Первый этаж новостройки всё-таки, на окнах аптеки решётки прикручены, через них не выскочишь. Смотреть в глаза чужие без дикого фейспалма сейчас точно не выйдет, в том числе и потому, что мысли утекают к тому, мог ли это быть такой сильно завуалированный флирт. Ну не мог же? Иначе нахрена ему ещё надо было..? Так или иначе, выходить обратно на свет божий ему приходится. — В общем, есть упаковка двадцать штук. Последние. Не заказываем почти, обычно же все сами там по поставкам… — Не переживайте вы так. Мне точно хватит. Я не зверствую. Не над пациентками точно. Дима роняет несчастную пачку мимо стола — сразу на пол. Блять, это точно флирт. Иначе прочитать изгиб мягкой ухмылки и мерцание абсолютно чёрных глаз просто невозможно, только это ебучий сюр какой-то. И ещё одно «блять» за одну секунду: блять, он точно врач. Как это всегда и бывает в самые ответственные ситуации, Дима внезапно теряет всё своё красноречие и неловко побирается по полу, путаясь в халате, чтобы снова отряхнуться подобно мелкой шкодливой собаке. И нажать, сука, наконец, ебучие кнопки на кассовом аппарате, пока воображение рисует и широкие плечи в белом халате, и горячие пальцы, и голос, который обещает не делать больно. — …Зверствования не осуждаем. Если захотите — поставку организуем, чтобы сразу побольше. Хотите? Если это не флирт, то мужик точно должен отказаться. Нахрена врачу заказы из аптеки, да же? Ну наверняка просто какая-нибудь там проблема, из-за которой пришлось бежать в ближайшую аптеку и искать нужные инструменты там. — Хочу. А Дима хочет узнать, как это «хочу» будет звучать, если перенести голос из аптеки в четыре стены спальни. Очень, очень хочет, прямо сейчас хочет, сию секунду, блядь. — То-тогда оставьте номер телефона? Я позвоню. Ну. Как доставка приедет. С вас, кстати, пятьсот шестьдесят три рубля. Несколько секунд кряду Дима любуется чужими длинными пальцами, абсолютно точно не представляя, на что они могут быть способны кроме того, чтобы прижимать карточку к стеклу терминала. А потом мелко моргает, когда эти же пальцы оказываются у него прямо под носом вместе с ламинированной визиткой. — Можно даже раньше. До свидания. Дверь за перевернувшим Димино утро с ног на голову мужчиной захлопывается. Сам Дима соскребает бумажку со стола, неловко царапая ногтями, и долго всматривается то в неё, то в дверь. На ней значится: «Константин Константинович Гецати». И Константину Константиновичу Дима обязательно позвонит — «даже раньше», а потом выяснит, любит ли он собак и чем увлекается, потому что это — самое важное.