Роза ветров среди облаков (Wind Rose in the Clouds)

О гибели Баошань Саньжэнь в мире заклинателей говорили еще несколько месяцев. Однако ни Вэй Усянь, ни Лань Ванцзи никому не рассказывали об этом, как и остальные участники битвы. По этому поводу они даже как-то встречались. Ее тело рассеялось, не оставив ничего для захоронения или сожжения, и Вэй Усянь считал, что лучше никому не рассказывать о случившемся с Темным железом. Кроме того, Сун Лань хотел, чтобы никто ничего не знал о Сюэ Яне. «Он должен исчезнуть. Его имя следует забыть», — написал он. Вэй Усянь согласился. Сюэ Ян был как раз тем безумцем, который мог стать легендой, прознай о нем другие. Вэй Усянь понимал. По крайней мере, ранее Сюэ Ян не упоминался ни в сказках, ни в стихах, и никак не связывался с железом. Причинами безумия Баошань Саньжэнь обычно называли ее возраст, искажение ци, одиночество или даже Вэй Усяня, которого окрестили ее тайным ребенком от демона. Почему-то гуляло несколько расхожих версий, в которых Лань Чжань сам душил ее струной от гуциня, приговаривая: «За мужа». Слушая все это, Вэй Усянь закатывал глаза и откровенно веселился. На самом деле, Лань Чжань никогда не использовал такие рубленные фразы в разговоре. Скажи он так, и все сразу поняли бы, что он не в себе. Многие поэмы объединили Сун Ланя и Вэнь Нина в один образ. Конечно, их самих это не волновало, и никому не следовало вникать в роль Сун Ланя во всем случившемся, но Вэй Усяню было за него обидно. О чем он и сказал при прощании. «Цель достигнута», — написал Сун Лань с выражением, похожим на легкую улыбку. Вэй Усянь кивнул. Как и все остальные, Сун Лань испытывал неоднозначные чувства по поводу финала. Неожиданно с ним решил уйти Вэнь Нин. — Хочу попутешествовать еще немного, а Сун Лань хороший спутник, — заявил он, прощаясь пасмурным, прохладным утром. — Правда? — с сомнением протянул Вэй Усянь, глядя на Сун Ланя, смотревшего в небо. — Мы такие одни во всем мире, — улыбнулся Вэнь Нин. — Приятно встретить кого-то похожего на себя. Можно всюду помогать людям. У нас одно желание, я знаю. Вэй Усянь кивнул, молча сжав его плечо. Юноши со слезами на глазах обняли Вэнь Нина, прощаясь. Сычжуй и Цзинъи обещали присоединиться к ним ради приключений, когда смогут. В другой, к сожалению, весьма известной, песне Вэй Усянь подвергал Баошань Саньжэнь пытке линчи или ее более зловещей вариации, в которой с помощью Чэньцин медленно резал ее темной энергией, пока не услышал мольбы о пощаде. Вэй Усянь ненавидел эту песню. Он собирался внести в нее свои правки. — Ты что здесь делаешь? — Вэй Усянь встал столбом, по дороге на кухню увидев выходящего из-за угла Цзян Чэна. Следом спешил Цзинь Лин в ученических одеждах клана Лань. — Дядя Вэй! — воскликнул он, обогнув Цзян Чэна и бросившись к стоявшему в растерянности Вэй Усяню. Тот мягко покачал головой и обнял его, стараясь не испортить прическу и одежды. — Почему ты здесь? — спросил он Цзян Чэна, заглушая невнятное «пусти» Цзинь Лина и прижимая его голову к своему плечу. — Ему ведь еще нужно закончить обучение, так? — грубовато ответил Цзян Чэн. Так. Лань Цижэнь после выздоровления вернулся к своим делам. Вэй Усянь полагал, что он поднимется через неделю, но похоже, ему хотелось потянуть время и на всякий случай вытребовать еще с неделю посещений Лань Ифэн по три раза на дню. Ученики не возражали. За прошедшие две недели за завтраком прибавилось людей с похмельно отекшими глазами. Цзинь Лин взмахнул руками, пытаясь треснуть его по шее, но Вэй Усянь угрожающе зашипел: — Шшш, наслаждайся объятиями. Он незаметно осмотрел Цзян Чэна с ног до головы. Тот выглядел привычно мрачным. Судя по всему, никаких долгосрочных последствий обморожения не осталось. А вот сам Цзян Чэн остался. Собственной персоной. — Он-то учится, а вот ты — нет, — заметил Вэй Усянь. — Цзинь Лин доказал, что следующие пятьдесят лет на него нельзя полагаться ни в принятии решений, ни в полетах на мече, — проворчал Цзян Чэн, вонзая взгляд в задыхающегося Цзинь Лина. Вэй Усянь разомкнул объятия, и он отшатнулся, красный и отфыркивающийся. — Цзюцзю, мы же оказались правы, — жалобно сказал Цзинь Лин, разглаживая свои одежды. Его волосы торчали из-под заколки. Вэй Усянь не собирался указывать на это. — Я уже все сказал, — решительно заявил Цзян Чэн. — В качестве наказания тебе запрещено все, кроме обучения. Что было сказано о праве голоса, пока с тобой не начнут беседу? Не думай, что я пущу тебя в Пристань Лотоса, если услышу хоть одно неуместное слово. К удовольствию Вэй Усяня, Цзинь Лин слегка надулся. Раньше он так не делал. — Мы присмотрим за ним, — примирительно сказал Вэй Усянь, и получил уже знакомое закатывание глаз. — О, ну, тогда точно не будет никаких проблем, — в голосе Цзян Чэна слышался сарказм. Вэй Усянь состроил невинное лицо. И мог бы поклясться, что заметил дрогнувшие в ответ губы. — Ладно. — Цзян Чэн отвел взгляд. — Пора идти. До встречи. — Ты в самом деле собираешься прямо сейчас совершить дневной перелет на мече? — усмехнулся Вэй Усянь. — Осталось немало дел после того, как кое-кто снова погрузил мир заклинателей в хаос, — бросил Цзян Чэн. — А поскольку глава клана Цзинь все еще учится читать и писать, я занят вдвойне. Цзинь Лин по привычке открыл рот, но потом, казалось, решил, что возражениями ухудшит положение. Он быстро учился. — Эээ, цзюцзю, могу я пойти посмотреть… — начал он, оглядываясь через плечо и насторожившись при звуках чужого баловства. — Иди. Пиши каждый день или я вернусь и надеру тебе уши. — Само собой, — крикнул растрепанный Цзинь Лин, убегая в сторону спален молодых адептов. Даже не оглядываясь. Цзян Чэн целое мгновение выглядел почти обиженным, пока не вспомнил, что нужно хмуриться. — Задержись на ночь, — предложил Вэй Усянь. — Подготовка гостевых покоев не займет много времени. — Ладно. — Цзян Чэн пнул камень. — Ладно. — Вэй Усянь моргнул. Он собрался уйти. — Услышал тут странную песню о тебе. Запоминающаяся, — надменно сообщил Цзян Чэн. — Ненавижу ее! — застонал Вэй Усянь, обернувшись. — Нужно писать самому. — Зачем? — с любопытством спросил Цзян Чэн. — Может, затем, чтобы в большинстве песен меня не выставляли безумным убийцей?! — Все, кто так считал, в любом случае не изменят своего мнения, — фыркнул Цзян Чэн. Вэй Усянь помолчал. Так и есть. Он вздохнул. В глубине души его по-прежнему задевало несправедливое мнение о нем, как о страшном человеке, хотя на деле он с удовольствием тискал кроликов. — Лучше сохрани полученную репутацию, — глянул на него Цзян Чэн. — Пригодится. — Стой, — нахмурился Вэй Усянь. — Полученную репутацию? — От Не Хуайсана, — с расстановкой проговорил Цзян Чэн, словно Вэй Усянь был очень глупым. — Кто еще мог выдумать столь увлекательные вещи, упуская самые важные моменты, если не один из нас? Вэй Усянь вздохнул. Он подозревал, что Цзян Чэн догадывается о кукловоде, дергающем за ниточки, хотя они никогда это не обсуждали. Однако он был без сознания, когда прибыл Не Хуайсан. Вэй Усянь дорого заплатил бы (деньгами Лань Чжаня) за возможность увидеть лицо Цзян Чэна во время рассказа Цзинь Лина. Юноши немало веселились, до поздней ночи обсуждая случившееся через голосовые талисманы и изведя на них кипу драгоценной бумаги. Молодежь. — Да-да, — проворчал Вэй Усянь. И согласился: — Наверное, тут есть чему радоваться. С помощью такой репутации можно было заставить людей дважды подумать, прежде чем вредить его близким, а Вэй Усяня волновало только это. Цзян Чэн коротко кивнул и направился в сторону гостевых покоев, не прибавив больше ни слова. — Ладно, тебе тоже хорошего дня, — пробормотал Вэй Усянь. Тем вечером Цзян Чэн явился на ужин в цзинши и, если не считать краткого момента ужаса Вэй Усяня, который вспомнил, что забыл прикрыть ширмой новую ванну на двоих, они приятно провели время. Пора бы уже запомнить. Недавно Цзинъи вызвал неловкое покашливание, с любопытством поинтересовавшись, зачем Вэй Усянь смастерил новую, более широкую скамью для ванны, если нога Лань Чжаня давно зажила. К ужину присоединились юноши и Лань Сичэнь. Стало слишком многолюдно. Лань Чжань отозвался «мгм» на слова Вэй Усяня, что нужно поставить стол больше, и это было хорошим знаком. Весь вечер они обсуждали путешествие по кланам для обучения заклинателей составлению карт, а Цзинь Лин и Оуян Цзычжэнь поссорились, решая, чей клан должен стать первым. Цзян Чэн раздраженно пресек спор. Первой следовало стать Пристани Лотоса.

***

Вэй Усянь вздохнул, неуверенно переминаясь у двери. Вещи были собраны, а сами они — готовы. Яблочко уже пнул его, следуя в новом путешествии старой традиции. Пришло время уйти. Он постучал. — Входите, — повелительно отозвался Лань Цижэнь. Вэй Усянь поморщился и вошел. — Учитель, — поклонился он. — Мы готовы. — Хмм, — ответил Лань Цижэнь, выбирая из стопки очередное письмо и привычно не обращая внимания на Вэй Усяня. — Есть несколько изменений касательно мелких кланов и пары орденов, которые нужно включить в список посещений, но я все пришлю с Сычжуем, — сказал он, набрасывая кистью ответ. Вэй Усянь кивнул. В последнее время Сычжуй много помогал Лань Цижэню и Лань Сичэню. Вслух никто не говорил, но его явно готовили стать будущим главой клана. В грядущем путешествии Вэй Усянь занимал вспомогательную роль. Когда-то идея с картами принадлежала исключительно ему. Но Цзинъи превратил ее в нечто большее. Вэй Усянь собирался только помогать в обучении. Он был рад передать главенство, а самому тайком выбираться с Лань Чжанем на ночные рынки. — Будьте осторожны, — вздохнул Лань Цижэнь, не поднимая головы от письма. Вэй Усянь вскинул брови. — Как всегда, — солгал он. Весь прошлый месяц Лань Цижэнь почти не встречался с ним взглядом. Конечно, после того безумия он был ранен, и слишком многое из случившегося требовалось обдумать. Но Вэй Усяню все равно это казалось немного странным. — Что-нибудь еще? — спросил он, взмахнув рукой. Линь Цижэнь пошевелил пальцами, расправил рукава и стиснул зубы. Казалось, он собирается сказать что-то неприятное. — Мне следует извиниться. Вэй Усянь раскрыл рот. — За что? — едва слышно спросил он. — За ошибочное мнение. — Ноздри Лань Цижэня раздулись. — И за приверженность этому ошибочному мнению. — Ну… Спасибо, наверное, хотя я не уверен, что стоило… — Это было худшее из всего виденного мной, — тихо сказал Лань Цижэнь, опустив глаза. — Она поступила так ради покаяния. И спасения других. Ты сделал то же самое ради спасения одного. Мне не пришлось пережить все до конца, но боль была… — Он умолк, прикрыв глаза. — Я думал, что знаком с болью. Оказалось, нет. Слова застряли у Вэй Усяня в горле. Он пытался выведать подробности у Сычжуя, который отмахивался от расспросов и говорил, что все прошло неплохо, и вообще он видел только несколько последних часов, когда Баошань Саньжэнь все еще наполняла решимость, хотя она начала бредить. Вэй Усянь гадал, был ли Лань Цижэнь без сознания или получил от Лань Ифэн пробуждающее средство. — Я наблюдал. Убеждаясь, что все сделано. — Лань Цижэнь словно прочел его мысли. Вэй Усянь не знал, что сказать. Но честно попробовал: — Я… помню боль, но это лишь смутные воспоминания. И не сожалею о сделанном. Лань Цижэнь устало помассировал лоб, глядя на него странно. Потом выпрямился и расправил плечи. — От твоей матери у меня осталось одно письмо. Остальные я отправлял обратно с ответами и разгадками ее загадок, и… и я хочу, чтобы оно хранилось у тебя. И можешь спрашивать о ней. Или о своем отце. Когда угодно. Вэй Усянь снова потерял дар речи. — Правда? — прошептал он. — Да. Вэй Усянь сглотнул. — Хорошо. У меня есть немного времени. А у вас? Лань Цижэнь бросил взгляд на кучу писем и сложил руки на коленях. Вэй Усянь слегка сник. Он слишком нетерпелив. После всего случившегося, ему… иногда приходилось разговаривать со своими родителями, в Облачных Глубинах. Потому что они покоились здесь. Он просто говорил им, что все хорошо. Было больно узнать, сколько воспоминаний потеряно. Но следовало подождать, пока память вернется, а не… — У меня тоже, — произнес Лань Цижэнь, жестом позволяя ему сесть.

***

Лань Сичэнь проводил их до ворот. Он оставался, хотя мог присоединиться к путешествию из-за нескольких кланов, с которыми велись дела. Он вновь стал похож на самого себя. Связь с мечом стремительно восстанавливалась, и Лань Ифэн сократила встречи до одного раза в неделю. Его присутствие в битве не обошли вниманием в песнях. И на самом деле, он хорошо в них смотрелся. Самые внушительные слова приписывали именно ему. Не Хуайсан явно продолжал извиняться. — Уверены, что не хотите присоединиться к нам в Пристани Лотоса? — спросил Вэй Усянь, пока Цзинъи пытался сдвинуть с места Яблочко. Который ответил укусом. — Посмотрим, — мягко улыбнулся Лань Сичэнь. — Зависит от того, как пойдут дела. Вэй Усянь поколебался. Конечно, ему не следовало говорить это, но… — Я знаю, Цзян Чэн хотел бы вас видеть. Лань Сичэнь промолчал, храня на лице совершенно бесстрастное выражение. — В смысле… не в том. Просто… — Вэй Усянь сглотнул. Он усвоил урок насчет сводничества. — Я просто подумал, что вы могли бы стать друзьями. Ну, знаете. У вас много общего, например, надоедливые братья, нарушители спокойствия… — Он умолк. — Действительно. — Уголки губ Лань Сичэня приподнялись. Вэй Усянь опять все портил. Он не пытался свести их и вообще понятия не имел, чего хочет Цзян Чэн, просто… — Послушайте. Знаю, это не мое дело, но если уж на то пошло… мой брат тот еще засранец, но совсем не способен лгать. Глаза Лань Сичэня на миг расширились. — В смысле, он ужасен, — продолжал бормотать Вэй Усянь, — но точно не умеет… манипулировать. Цзян Чэн лжет хуже всех в мире. Тут ему можно верить. Видимость во многом отражает содержание. Ведь любому нужен такой человек, да? Он имел в виду, нужен Лань Сичэню больше, чем кому-либо. Но как бы ни отказывался Вэй Усянь признать, даже под страхом смерти, Цзян Чэна могли использовать самые ужасные лжецы. И он, и Лань Сичэнь немало претерпели от того, что люди скрывали от них правду. Вэй Усянь понимал, какова во всем этом его роль. — Вэй Усянь, — тихо произнес Лань Сичэнь. — Я понимаю. Благодарю за заботу. Мне… следует расставить приоритеты в нынешних делах, но если смогу уладить их за неделю, присоединюсь к вам в Пристани Лотоса. — О, прекрасно, — Вэй Усянь облегченно расслабился. — Все равно путь долгий. Было бы здорово. Лань Сичэнь придет. Вэй Усянь знал, что он придет. — Вэй Ин, — позвал Лань Чжань через плечо. Он держал поводья Яблочка, а тот с обожанием терся большой дурной головой о его руку. Нелепость. — Да, я закончил, — крикнул Вэй Усянь, слегка покраснев, как всегда, когда произносил эти слова в несексуальном смысле. Лань Чжань понимающе посмотрел в ответ и самодовольно отозвался: — Мгм. Вэй Усянь бросил на него быстрый взгляд. Лань Чжань сделал их последнюю ночь в цзинши весьма запоминающейся. «Не стоит сегодня садиться на Яблочко», — раздраженно думал Вэй Усянь, подходя к нему. — Ладно. До встречи, — кивнул он Лань Сичэню. Тот махнул рукой на прощание и ушел к своим обязанностям. Приближалось лето. Стоял теплый день. Тучи насекомых и птиц своей игривой музыкой ознаменовали первые шаги их пути. Не меньше четырех месяцев с Вэй Усянем будут только Лань Чжань и юноши. Лань Чжань как всегда выглядел совершенно счастливым во время неспешной прогулки. Они вошли в привычный ритм: Вэй Усянь заведовал болтовней, а Лань Чжань — дорогой. Юноши еще не пришли к согласию, как лучше браться за обучение составлению карт, а Вэй Усянь решительно отказывался озвучивать свое мнение. Решать предстояло им самим. Цзинь Лин собирался встретился с ними в Пристани Лотоса и в башне Карпа. Он желал своими силами обучить этой технике клан Цзинь, а Сычжуй и Цзинъи были нужны как помощники. Перекусив на берегу реки, Вэй Усянь с Сычжуем шли в ногу, а Цзинъи вступил с Лань Чжанем в непривычно оживленную беседу касательно расчета геометрических сетей. Вэй Усянь болтал обо все и вся. На самом деле, он слегка нервничал. Сычжуй стал другим. Изменился. Пока только в едва заметных мелочах, но Вэй Усянь заметил. И занес в свой список. Очень тщательно. Было неприятно думать обо всем пережитом Сычжуем. Не хотелось, чтобы ему пришлось приложить столько же усилий и проходить через ужасные чувства, как самому Вэй Усяню, просто возвращаясь к прежнему состоянию. Не хотелось, чтобы Сычжуй вскрикивал во сне. Терял контроль над телом. Мысленно попадал в ловушку бесконечного круга кошмарных воспоминаний. Хотелось уничтожить все, что могло мешать ему. На сердце ложилась тяжесть, когда Вэй Усянь замечал, как Сычжуй возводит новые защитные стены, сквозь которые трудно пробиться, которые нельзя сломать, чтобы успокоить его. Стены, рожденные страданием. Вэй Усянь умолк посреди ностальгических воспоминаний о плавании в Пристани Лотоса. — Папа? — Сычжуй заметил это. Вэй Усянь вздохнул. — Сычжуй, — тихо начал он, — Что с тобой? Тот было отмахнулся, но Вэй Усянь продолжил: — Скажи хотя бы для того, чтобы не дать мне почувствовать себя хуже. Я серьезно. Сычжуй помолчал, некоторое время рассматривая деревья. — Она заставила меня о многом задуматься, — ответил он. Вэй Усянь кивнул. Именно об этом хотелось поговорить после всего случившегося, но пока не получилось. На озере Билин Баошань Саньжэнь собиралась убить Сычжуя, как мешающую мелочь. Однако именно он стал свидетелем ее гибели. Никакие возражения не могли обмануть Вэй Усяня. Оказаться свидетелем случившегося страшно и мучительно, особенно с учетом того, что Сычжуй собирался вынести то же самое. — Что тебя беспокоит больше всего? — Вэй Усянь старался говорить осторожно. Сычжуй бросил на него быстрый взгляд. — Ее противоречивость, полагаю. Она своеобразным образом доказала существование энергии самоотречения, но доказала и другое. — Хм? — нахмурился Вэй Усянь. — Она прожила сотни лет. Как Яньлин Даожэнь и Лань И. По той же причине. Чтобы защитить других. Она решила, что спасти большинство важнее, чем спасти своих близких. А это исключает, что она была… плохой. Похоже, тут сложно разобраться. Вэй Усянь сглотнул. Именно такие мысли крутились и в его голове. — Ты не слышал кое-что, сказанное ею перед твоим появлением, — сказал он, продолжая путь. — Она утверждала, что любовь эгоистична. И это… ну, не знаю, перевешивает чашу весов, что ли. Нарушает мировое равновесие, потому что человек готов навредить многим людям, лишь бы спасти одного. И… — Вэй Усянь вздохнул, — она была права. Ненавижу ее за эту правоту. Это худшая грань любви. — Полагаю, в некотором смысле она такой и стала, — задумчиво нахмурился Сычжуй. — Почти такой. Она не хотела понимать, как важно иногда проявлять эгоизм. И ожесточилась. — Важно проявлять эгоизм? — поднял брови Вэй Усянь. Цзинъи, шедший впереди, услышал их. — Ты всерьез думаешь, что наличие золотого ядра эгоистично? — крикнул он. Сычжуй пожал плечами. — Полагаю, все зависит от того, как это ядро использовать. Для чего используют ци? Для соревнований по стрельбе из лука? Для состязаний на мечах? Для ночных охот с добычей невероятных сокровищ? — Все это хорошо, но ты говоришь, что это плохо, — Цзинъи растерянно смотрел на Сычжуя. — Не каждый может сосредоточить духовные силы в ядре, — вздохнул Сычжуй. — Это редкость. Да, накопление ци нарушает баланс, но его можно восстановить, если пользоваться своей силой. Возвращая ее в виде помощи. Лань Чжань тоже посмотрел на Сычжуя. Вэй Усянь знал почему. Он давным-давно пришел к тем же выводам, но не хотел навязывать свою точку зрения другим, тем более, своему сыну. — О! К Сычжую вернулась рассудительность, да? — Цзинъи нелегко было переубедить. — Сразу после того, как он самовольно умчался, чтобы вежливо предложить свою жизнь? Тут разумен только я. И это мне следует присматривать за всеми вами, — сердито проворчал он себе под нос. Лань Чжань посмотрел на Вэй Усяня. Он обратился к Цзинъи с пространным многозначным вопросом насчет геометрии пространства и бросил еще один взгляд на Вэй Усяня, когда Цзинъи взволнованно приступил к явно весьма объемному ответу. Вэй Усянь уловил суть. Лань Чжань чуть ускорил шаг. — Так что оно значит для тебя? Что ты чувствуешь? Касательно своего ядра, — тихо спросил Вэй Усянь, пока они неспешно шли в отдалении. — Полагаю, ты знаешь. — Сычжуй не смотрел на него. — Как и отец. Он думал, я не замечу, что он делает? Вэй Усянь прикрыл глаза. На днях он дразнил Лань Чжаня появившейся морщинкой. На лбу, где сходятся брови, из-за излишней задумчивости. Вэй Усяню она понравилась, потому что была рядом с отпечатком ленты. Теперь он целовал два местечка. — Да, я… я понимаю, — отозвался Вэй Усянь. Он едва сдерживал желание схватить Сычжуя и велеть забыть все узнанное, просто эгоистично развивая ядро, как и другие заклинатели, чтобы жить вечно. — Я знал, что ты поймешь. — Глаза Сычжуя вспыхнули. — Ядро совершенно точно не было бы тебе нужно, не используй ты его для помощи другим. Некоторое время они шли молча. Вэй Усянь испытывал грусть. Отчасти ему нравилось, что Сычжуй видел его именно так, но не следовало молчать. Это была ложь. Он хотел проявить честность. Они шли рядом друг с другом, и Вэй Усянь глубоко вздохнул. — Сычжуй. Тебе нужно… понять. Ты не знаешь, скольких я убил. Что сделал с Вэнями, захватившими Пристань Лотоса. Во мне нет самоотречения. Я правда не понимаю твои слова насчет того, что… самоотречение исходило через меня. — Я никогда не считал тебя самоотверженным, — покачал головой Сычжуй. — Я говорил, что ты проявил самоотречение и таким образом противостоял Темной энергии. Твой поступок не был чем-то особенным, не сделал тебя самоотверженным навсегда. Вэй Усянь потер лицо и медленно выдохнул. — Думаю, я забыл Могильные холмы по собственному желанию. Долгое время я считал, что выжил только потому, что овладел Темной энергией лучше других. Но став ее повелителем, я сделался бы поистине злобным и самовлюбленным. Хорошие люди Темной энергией не управляют. Сычжуй слушал его с очень… юношеским выражением на лице. — Вряд ли твой взгляд верен, папа. — Да? — Вэй Усянь слегка оживился от мягкого недовольства в голосе Сычжуя. Его более чем радовало, что Сычжуй нашел его слова глупыми. Это было намного лучше ожидаемого разочарования. — Это я и пытался сказать, — вздохнул Сычжуй. — Эгоизм важен. Он как и Темная энергия, существует не просто так. Они жизненно необходимы. — Ты так думаешь? — вскинул брови Вэй Усянь. — Ну конечно! Смотри: самоотречение невероятно сильно. Оно заставляет держаться до последнего вздоха и дольше ради того, что не принесет выгоды или даже навредит. Оно очень могущественно. Только… на такой энергии не выжить. Если все время отдавать себя другим, можно умереть от голода, жажды или истощения. А если заботиться о некоем безликом большинстве больше, чем о близких, станешь таким же, как Баошань Саньжэнь. Вэй Усянь медленно кивнул, обдумывая его слова. — Эгоизм силен, потому что необходим нам, — продолжил Сычжуй. — Темная энергия может стать защитой. Она подсказывает, что мы достойны большего, и толкает вперед, заставляя выбираться из страшных ситуаций. Охваченные яростью призраки возвращаются потому, что не желают принять конец жизни, считают, что получили недостаточно. Они говорят: «Не стоило поступать со мной так»… или «Ты незаслуженно обижал меня, и тебе не сойдет это с рук». В жизни это не такая уж плохая способность. Вэй Усянь улыбнулся, видя, что сын его стал мудрее, чем раньше. Сычжуй прикусил губу. — Возможно, ты не признавал, что овладел Темной энергией, потому что считал, будто не имеешь права на эгоизм. Вэй Усянь проглотил вставший в горле ком. Может быть. Может, потому что тогда вообще не считал себя заслужившим жизнь. Голос эгоизма, который мог утверждать обратное, звучал слишком тихо. Но не теперь. И не всегда по его воле. Временами он просто представлял расстроенное лицо Лань Чжаня из-за наплевательского отношения Вэй Усяня к себе. Или вскинутую бровь Лань Ифэн. Но к этим образам начал присоединяться и его собственный голос. — Так ты считаешь, что я… все время качаюсь между этими крайностями чуть больше необходимого? — Он поднял брови. — Что-то вроде того, — немного неуверенно рассмеялся Сычжуй. — Ты жаждал мести, но это темное желание не могло заслонить желания помочь брату, пусть и ценой всего, что ты имел. Это противоположность Темной энергии. Так возник баланс. Вэй Усянь ненадолго отвернулся, сделав вид, что засмотрелся на птиц. — Что ж, — произнес он, овладев собой. — Похоже, нам придется многое изучить, верно? — Изучить? — взгляд Сычжуя вспыхнул надеждой. Только он выглядел очень взволнованным. — Ммм. Нельзя просто спасти всех, заявив о новой энергии, и не доказать ее существования, сын мой. Сычжуй усмехнулся. — Ты сказал «нам»? — смущенно спросил он. — Нельзя просто спасти всех, заявив о существовании новой энергии, и не позвать меня изучать ее вместе с тобой, сын мой. — Папа, я думал, что последний раз вижу тебя в библиотеке, — рассмеялся Сычжуй. Вэй Усянь поморщился. — Сычжуй, рассказать тебе тайну? — Какую? — прошептал Сычжуй с широко раскрытыми глазами. Вэй Усянь оглянулся в поисках возможных соглядатаев и склонился к нему поближе. — Я обожаю библиотеку. — Ох, — одними губами произнес Сычжуй. — Это… не очень-то важная тайна. — Смотри у меня, если кто узнает! Пострадает моя репутация. Доверяю это тебе и только тебе. — Конечно, папа, — закатил глаза Сычжуй. Вэй Усяню нравился этот жест. Он не шутил. Он действительно любил библиотеку. Любил тишину и множество любопытных вещей, которые можно было узнать и переменить свое мнение, а потом все сохранить и рассказать Лань Чжаню за ужином. Ему нравился стол на возвышении, за которым он часто переписывал правила Гусу Лань и дулся на Лань Чжаня, который не обращал на него внимания, на котором рисовал его, как безнадежно влюбленный глупец, каким и являлся, не подозревая, что когда-нибудь Лань Чжань вырастит его сына, а потом они поженятся и будут все время целоваться. Вэй Усяню пока не удалось заставить Лань Чжаня довести его до финала в библиотеке, но он старался. Мечтал. Возможно, Лань Чжань тоже мечтал об этом. Хотя, скорее всего, его сны носили более здравый характер. — Пошли. Догоним их. — Вэй Усянь указал подбородком на Лань Чжаня, Цзинъи и Яблочко вдали.

***

Спустя два месяца, до прибытия в Пристань Лотоса, они завершили обучение клана Чжун, после чего выдалось целых три свободных дня в очаровательном речном городке перед продолжением пути. Вэй Усянь привычно выпросил у хозяина постоялого двора две комнаты без общей стены. Они действительно неплохо потрудились над заклинаниями, заглушающими звуки, но иногда увлекались и забывали. Не хотелось на следующее утро смотреть в пустые глаза юношей на почти испуганных лицах. Последние две недели были особенно насыщенными. Они проводили обучение в привычном ритме, заранее разобравшись с трудными моментами, которые вызывали затруднения у всех. Это стоило того — им приходил беспрерывный поток писем из кланов, которые они посетили ранее, где рассказывалось о совершенно безопасных уничтожениях чудовищ или обнаружении их на картах задолго до попыток убийств или увечий. Больше всего жаловались, что теперь совершенствование стало скучным. Лань Чжаня это очень сердило. В каждом посещаемом клане он начал говорить, что если расследование гибели местных жителей приносит больше удовольствия, нежели предотвращение таковых, им не следует проходить обучение. Вэй Усянь при этих словах всегда ухмылялся. Вожделенный и высокоморальный мужчина. Но взятый темп… И Лань Чжань, и Вэй Усянь к вечеру бывали совершенно вымотаны. И… кое-что произошло. Поистине катастрофическое. Они заснули. В одеждах. Даже не коснувшись друг друга. Проснувшись утром, Вэй Усянь был безутешен. Лань Чжань, которому хотелось поспать подольше, устало наблюдал с кровати, как он ходит, заламывает руки и причитает про ужасный для брака знак. — Вернись в кровать, — приказал Лань Чжань, лениво следя за ним. — Лань Чжань, мы только что проспали девять часов! Полностью одетые! Я даже не разбудил тебя, чтобы развлечься! Ужасно! — стенал Вэй Усянь. — Так исправь свою ошибку. Вэй Усянь прищурился. Лань Чжань явно не воспринимал его слова всерьез! — Это никоим образом не отменит нашего бездействия прошлой ночью! Мы даже не прикоснулись друг к другу! Лань Чжань, я проснулся не в твоих объятиях, я проснулся на своей руке! — Мы просто вымотались. Ничего страшного. — О! Медленная гибель нашего брака — не страшно? — Вэй Ин. Мы говорим про вчерашний день. — Нет!!! — глаза Вэй Усяня распахнулись от возмущения. — Я — да, — приподнял брови Лань Чжань. — Мне понравилось. — А мне — нет, — ухмыльнулся Вэй Усянь. Взгляд Лань Чжаня повлажнел. Вэй Усянь все еще был слишком зол. — Лань Чжань, ты смеешься? — Да. — Ничего смешного! — Я не согласен. — Ты меня раздражаешь, — фыркнул Вэй Усянь. — Знаю. Вернись в постель. — Мы собирались сегодня посетить рынок. — Я видел много рынков. А с мужем не высыпался уже два месяца. Побежденный Вэй Усянь скрестил на груди руки и поплелся к постели. — Ладно. Наверное, нам правда стоит больше спать, раз уж теперь, похоже, придется беречь силы. Лань Чжань с любовью смотрел на него, приглашающе протянув руку. Вэй Усянь вздохнул, плюхнулся на кровать и зарылся лицом в его шею. Он говорил не про вчерашний день. Как вообще можно… — Вэй Ин. Мне нравится седина. — Я же не говорил тебе о ней! — Все равно. Вэй Усянь еще некоторое время ворчал ему в шею. Седину заметил Цзинъи. Прибыв в город, они гуляли в солнечных лучах по берегу реки. Вэй Усянь чувствовал себя прекрасно — в конце концов, именно здесь торговцы вином разложили свои товары. Он уже попробовал у трех изготовителей. Всякий раз, когда на его лице появлялось выражение «ооох», Лань Чжань позади него молча покупал бутылку вина. — Ха-ха, Вэй-цяньбэй, смотри-ка! — Что? — спросил Вэй Усянь, глядя на очередную темно-красную пиалу. Цзинъи откинул волосы с его виска. — Ты старый, — хохотнул он. — Что… — пробормотал Вэй Усянь, когда прядь упала обратно, а потом заметил. Его. Целый волос. Длинный. Совсем седой. Седой. Прямо от линии роста волос, напоказ окружающим. Над бровью. Никто и никогда теперь не посмотрит ему в глаза. Все будут заняты поиском признаков того, что Старейшина Илина превратился в немощного старика. Возможно, пора взять посох. Бродить всюду, бить окружающих и ворчать на погоду, из-за которой ноет бедро. После такой трагедии днем у него не хватило духу выпить вечером. За ужином Вэй Усянь пил чай. Предавался тихой беседе, не раздражая других посетителей, а потом отправился спать. Следует просто смириться с судьбой. Он соскучился по цзинши. По тишине и покою. Святые небеса, он скучал даже по библиотеке. Вэй Усянь постарел. А теперь стал настолько стар, что даже не мог заняться любовью с мужем. Он слишком устал. Лань Чжань слушал, как он разными способами повествует о своем негодовании, пока Вэй Усянь, в конце концов, все же не погрузился в дрему. Лань Чжань обнимал его нежно и крепко, потому что запомнил — когда два человека становятся старой семейной парой, которая больше не касается друг друга, следует принять некоторую ответственность. Они опять проснулись поздним утром, и позволив Вэй Усяню несколько мгновений потянуться с сонным бормотанием, Лань Чжань перевернул его на спину и раздел. — Лань Чжань, ты животное! — радостно воскликнул Вэй Усянь. — Мгм. — Лань Чжань прикусил его шею, крепко удерживая на месте, и схватил за бедро. Вэй Усянь едва заметно вздрогнул, вспыхнули воспоминания. Как они проснулись после битвы и безудержно набросились друг на друга. Убедившись, что все здоровы, они скрылись в цзинши на два дня, и Вэй Усянь не позволял Лань Чжаню одеваться. А еще все время носил его ленту. Глаза Лань Чжаня темнели всякий раз, когда он смотрел на нее. Вэй Усяню нравилось проявление его собственнических чувств. — Знаешь, я готов, — выпалили Вэй Усянь на второй день. Лань Чжань вскинул брови и закрыл глаза, рисуя круги на его спине. — К чему? — Сам знаешь. — Не знаю. — Я… — выдохнул Вэй Усянь. — Ты сказал, что хочешь… — Вэй Ин? — Лань Чжань открыл глаза. Вэй Усянь уткнулся лицом в подушку. — Ты сказал, что хочешь взять меня, — приглушенно пробормотал он. Лань Чжань молчал. Вэй Усянь выглянул. Лань Чжань наблюдал за ним, лениво потягивая лобную ленту на его запястье. — Лань Чжань? — Мгм. — Ты еще хочешь этого? И Лань Чжань одарил его самой долгой, медленно-расцветающей и озорной улыбкой, которую Вэй Усянь когда-либо видел. Он не знал, что Лань Чжань умеет так улыбаться. При одном воспоминании о ней теперь по спине всегда пробегала дрожь. Само собой, все прошло невероятно. Лань Чжань очень беспокоился о боли. Но Вэй Усянь был не против легкой боли. И Лань Чжань не спешил. На самом деле, прошло немало времени, прежде чем Вэй Усянь начал извиваться, хныкать и умолять его уже… Оглядываясь назад, следовало признать, что это был не лучший раз. Вэй Усянь начал понимать, что прошло неплохо, да а первый раз никогда не бывает самым лучшим. Последние несколько месяцев у Лань Чжаня получалось все лучше. Что иногда пугало Вэй Усяня. Как только он считал, что уже изучил все новое и приятное, Лань Чжань находил что-нибудь еще и снова поражал его. Лань Чжаню не удавалось одерживать верх только когда Вэй Усянь вдруг начинал нашептывать ему на ухо что-нибудь грязное, заставляя стонать с почти сердитым выражением лица, а совсем короткое время спустя уже кончивший Лань Чжань выглядел так, будто Вэй Усянь сделал что-то неописуемое, и его сердце сжималось. Лань Чжань убрал волосы с лица Вэй Усяня и наклонился за поцелуем, возвращая его в настоящее. Ничего не поделать. Он вздрогнул. — Вэй Ин? — Лань Чжань замер. — Ах, Лань Чжань, не обращай внимания, продолжай, — Вэй Усянь вжался в него бедрами. — И разденься. Ты слишком долго остаешься одет. Лань Чжань не двигался. Он посмотрел на него и вздохнул, вызвав у Вэй Усяня жалобное: — Что? — Насчет твоих волос. — Я… — Вэй Усянь в отчаянии хлопнулся головой на подушку. — Да все хорошо, просто поцелуй меня, прошу… — Вэй Ин. Я думал, ты понимаешь, почему мне приятна седина. Вэй Усянь сдул с лица волосы. — Потому что ты любишь меня, знаю. — Он приподнялся на локтях. Очень хотелось продолжения. В конце концов, прошло целых полтора дня, а Вэй Усянь был простым человеком, который не мог жить без мужа… — Вэй Ин. Не поэтому. — А? — нахмурился Вэй Усянь. Лань Чжань приблизился и взглянул на него сверху вниз. Коснулся лица. Вэй Усянь надулся. — Ты стареешь. Глаза Вэй Усяня едва не вывалились из орбит. — Да, знаю, не нужно мне напоминать, — возмутился он. — Нет, Вэй Ин. Ты стареешь. Когда Вэй Усянь всмотрелся в лицо Лань Чжаня, у него перехватило горло. Оно выглядело… нежным. Очень нежным. Обычно он смотрел так после троекратного занятия любовью, уже поздно ночью, когда Вэй Усянь засыпал в его объятиях и бормотал, что объятия требуются всю ночь, иначе можно решить, что он недостаточно любим. Ох. Он старел. — Я… — Вэй Усянь умолк, не зная, что сказать. Но понял. Он умер молодым. Не успел постареть. В прежней жизни ему не хватило времени, чтобы поседеть. — Я… тогда ладно. — Вэй Усянь опустил глаза. — Понимаешь? — тихо спросил Лань Чжань. — Да, — смущенно ответил Вэй Усянь. Глаза Лань Чжаня вспыхнули, он поцеловал его висок, туда, откуда рос волос. — Лань Чжань? — внимательно посмотрел на него Вэй Усянь. — Мгм? — Ты… ладно, я понимаю, что тебе нравится, но это смущает. — Ничего подобного. Красиво. Вэй Усянь закрыл глаза и захныкал. — У меня жестокий муж, — пробормотал он. — А мой муж идеален, — отозвался Лань Чжань, вызвав новое хныканье. Вэй Усянь взглянул на Лань Чжаня, который смотрел все так же мягко. Таким его было невозможно выносить. — Ну ладно. Тогда ты вряд ли захочешь наброситься на меня сегодня диким животным. Лань Чжань медленно выдохнул через нос. — Сегодня я предпочел бы не спешить. — Он блуждал взглядом по его телу. Вэй Усянь невольно поежился, сдерживая торжествующую улыбку, и пробурчал: — Ну, хорошо. Лань Чжань сдержал слово. Он множество раз заставлял Вэй Усяня молить его. Солнце уже начало спускаться с неба, когда совершенно вымотанному Вэй Усяню снова позволили задремать. Проснулся он в темноте. — Что слу… Лань Чжань? — Мгм, — отозвался тот, поглаживая в темноте его волосы. — Сколько времени? — Первый час после заката. Еще рано. — Ох. — Вэй Усянь от души потянулся и вздохнул. — Пора поесть. — Мгм. Они неспешно одевали друг друга, каждый по-своему. Вэй Усянь больше не позволял Лань Чжаню носить ленту, иначе как он мог весь день целовать его в лоб? Они гуляли, и на узких улочках им светили яркие и веселые фонари. Вэй Усянь метался из стороны в сторону, выбирая ужин привычным образом — нюхая пищу на каждом прилавке и доверяя выбор своему носу. Сычжуй и Цзинъи остались в каком-то винном доме. Цзинъи пытался научить Сычжуя пить, но результаты были явно неоднозначные. С точки зрения переносимости алкоголя Сычжуй походил на Лань Чжаня, хотя стоило заметить, что Лань Чжань никогда не опускался так низко, чтобы проснуться в стойле с Яблочком, как случилось с Сычжуем в прошлом месяце. На сей раз упертость Яблочка и нежелание быть похищенным для ночных скачек пошли на пользу. К счастью, Сычжуй совсем не помнил, что той же ночью решил выпить и Лань Чжань. Скачки на осле были его идеей. Лань Чжань с Вэй Усянем оставили юношей одних. Они бы их только сдерживали. А Вэй Усяню очень нравилась свобода. Вэй Усянь остановил выбор на самом остром блюде, какое смог найти, и попросил для Лань Чжаня более мягкий вариант. Они ели, позволяя себе окунуться в огни, веселье и шипение готовящейся еды. — Чжуны очень неплохи, — заметил Вэй Усянь. — Мгм, — согласился Лань Чжань. — Лучше, чем следующий клан. — Мгм. Никто из них не горел желанием навещать Яо. — Где, по-твоему, Яо его хранит? Свою «часть Темного железа», — хохотнул Вэй Усянь. — В запертом ящике, под наблюдением и охраной днем и ночью, — ответил Лань Чжань. — Готов поспорить, так и есть, — фыркнул Вэй Усянь. — Думаю, я попробую отыскать это место и случайно попадусь. Просто чтобы создать напряжение. — Неплохо. — С нетерпением жду, когда Сычжуй станет популярнее любого другого члена своего клана. — Мгм. — А еще через месяц мы отправимся домой! — Мгм. Домой. — А потом, думаю, нужно прийти в себя, — Вэй Усянь поерзал. — Прийти в себя? — Лань Чжань слегка приподнял брови. — Ха. Ага. Наверное, мы никогда не приходили в себя, да? Занимались картами, потом лечились, потом разбирались с Баошань Саньжэнь, и упустили… многое в повседневности. Ну, ты, по крайней мере. Будучи Верховным Заклинателем и все такое. — Вэй Усянь сдул перец. — Мгм. Недолго. — А? — Вэй Усянь поперхнулся. — После возвращения я откажусь от своего положения. — Лань Чжань невозмутимо встретил его взгляд. Вэй Усянь открыл рот. Закрыл и сглотнул. Он не был… слишком удивлен. Просто думал, что Лань Чжань пробудет Верховным Заклинателем еще несколько лет. — Откажешься? Я не знал, Верховный Заклинатель может отказаться от своего места. — Или откажусь, или умру. — Ладно, — закатил глаза Вэй Усянь. — Тогда лучше откажись. И кого посоветуешь взамен? — Посоветую полностью сменить систему. Вэй Усянь тихо присвистнул. Что ж, Лань Чжань такой. — А что на ее месте? — Думал, мы решим вместе. — Лань Чжань, ни один клан, большой или малый, не примет политическую систему, предложенную мной. — Не тобой. Нами. — Есть не меньше сотни заклинателей, которые хотели бы заполучить твое место. — И ни один заклинатель, желающий получить мое место, для него не подходит. — Тогда не стоит ли остаться тебе? — вздохнул Вэй Усянь. Лань Чжань нахмурился. — Ах, Лань Чжань, — замахал руками Вэй Усянь. — Я не хочу, чтобы ты оставался, просто я… я волнуюсь. По крайней мере, под твоим руководством большинству становится лучше. — За счет лично меня. Вэй Усянь некоторое время молчал, ковыряя еду. Лань Чжань был прав. Он не мог постоянно работать по четырнадцать часов в день, без выходных. Без перерыва, не считая короткого периода ночью на радости собственной жизни. Слова Сычжуя эхом отдавались внутри. Иногда эгоизм важен. Лань Чжань заслужил его больше других. — Я верю, мы придумаем нечто лучшее, — снова заговорил Лань Чжань. — Я тоже, — долго и громко вздохнул Вэй Усянь. — Просто знаю, что не могу помочь. Ты сам знаешь, кто нам нужен. Лань Чжань кивнул. — Поэтому Цинхэ — наша последняя остановка. — Ага. — Вэй Усянь потер лицо. Лань Чжань позволил ему поесть еще немного. — Что тебя беспокоит? — Ничего, — пожал плечами Вэй Усянь. — Вэй Ин. Их взгляды встретились. — Я… не знаю. Просто… ты больше не будешь главным, мы не будем путешествовать, Сычжуй и Цзинъи, наверное, уйдут на поиски Вэнь Нина… — Мгм. — Многое изменится. — Изменения бывали и хуже. Тебя беспокоит не это. Плечи Вэй Усяня опустились. Лань Чжань никогда не позволял ему уйти от темы. — Что если… изменимся мы? Лань Чжань смотрел на него, ожидая объяснений. — Лань Чжань, я совсем не похож на того, кем был год назад. Мне нравится нынешняя жизнь. Мне нравятся даже как изменились наши слабые стороны. — Мгм. Мне тоже. Но у нас будет новая жизнь. И новые слабые стороны тоже могут оказаться хороши. — Я… это слишком хорошо. — Вэй Усянь стиснул руки. — Как будто дальше можно только свалиться вниз. Как будто мы просим слишком многого. Разве может быть лучше? Лань Чжань смотрел на него, и Вэй Усянь слегка поморщился. Он знал, в чем дело. Лань Ифэн однажды говорила об этом. «Вы думаете, что хорошие вещи преходящи, а плохие — ваша вина. Но иногда это не так. Иногда происходящее просто есть». — Все может стать лучше, — уверенно заявил Лань Чжань. — Как? — прошептал Вэй Усянь, невольно улыбаясь. Лань Чжань внимательно всмотрелся на него. — У тебя станет больше седых волос. Вэй Усянь возмущенно бросил в него палочку, которую Лань Чжань аккуратно поймал, положил на стол и продолжил: — Не больше, чем я смогу сосчитать. — Хватит. — Возможно, я дам им имена. — Лань Чжань. Лань Чжань потянулся к его руке через стол. — Станет ли все лучше или хуже, станем ли мы лучше или хуже, я все равно буду с тобой, любимый. Вэй Усянь сглотнул, чувствуя, как краснеет. Он отложил оставшуюся палочку для еды. — Я закончил. А ты? — Насчет ужина — да, насчет сегодняшнего вечера — нет, — сверкнул глазами Лань Чжань. — Наверстываем упущенное, да? — фыркнул Вэй Усянь. — Как обычно, — улыбнулся Лань Чжань. Вэй Усянь потащил его за руку. Лань Чжань позволил. Он все ему позволял.