Мурчание черта

Мурлычащий чёрт жмётся ближе к тёплому боку и ластится, словно податливая кошка. Ей же хочется кричать, вот только язык в страхе прилип к нёбу, и застрял где-то посреди глотки панический хрип. У неё на коленях самый настоящий бес — не питомец, не ручной домашний кот — но вопреки этому пальцы с дрожью скользят по чёрной, пахнущей гарью и дымом шерсти, каждую секунду ощущая вибрацию чужого тела. Ей кажется, что он её убьёт, остановись она хоть на мгновение, прямо здесь, в её спальне, на кровати с уже выцветшим постельным бельём. И ему не понадобится на это даже доли секунды. Ей хочется плакать, но слёз нет. Тело не слушается, а в голове и пусто, и меж тем стоит гул липких мыслей, что мечутся в панике, словно на плахе перед собственной смертью. От страха у неё пульс — девяносто ударов в минуту, холодный пот, что грузно скатывается по вискам и пропитывает собой ночнушку сзади на лопатках. Перед глазами же — цветастый хоровод картинок из памяти и упрямо проглядывающая, статичная сцена здесь и сейчас короткошёрстной спины черта и её бледных ледяных пальцев. А бес ненормально горячий. Всё также утробно мурчит и укладывает свою морду с двумя извитыми рогами на её ногу, протяжно, издевательски зевая. Но этого она уже не видит. Первобытный ужас совсем застилает глаза плотной дымкой, и ей чудится, что ещё совсем немного и она упадёт в обморок. Рука уже к этому времени двигается рефлекторно. А ужас и вовсе воет где-то на подкорках сознания могильным голосом. В комнате же горит слабый ночник, на соседней подушке лежит раскрытый на половине приключенческий роман, посоветованный на днях щебечущей одногруппницей. Окно слегка приоткрыто, только занавески не дёргаются — июньская ночь безветренная и тёплая. Однако ей сейчас холодно. На секунду свет отключается, и она проваливается в темноту. По телу проходит крупная дрожь, и на голове начинают шевелиться волосы: от хриплого и одновременно шипящего, подрагивающего смеха, что наполняет собой весь воздух, комнату и крутится-вертится пылью рядом с ней. Подушечки пальцев неожиданно под собой находят только тёплую, тёплую простынь. Перед тем, как включится свет и оглушительно пиликнет из-за зарядки старенький телефон на тумбочке, до её слуха дойдет еле слышное, сладкое, колючее и ехидное. Потустороннее. — Спасибо. В тот же миг поднимется ветер и зашелестят в тишине занавески. Бес, что недавно притворялся на коленях ручным котом, прямо сейчас унёсся в знойную летнюю ночь через окно на улицу. От него в спальне остался лишь едва различимый запах гари, согретая, придавленная простынь и выженное в ушах, будто раскаленным, адским клеймом, слово благодарности. И на сонный паралич, галлюцинацию или ебучий кошмар это ни капельки не походило. Совершенно. Она впервые так истерично смеётся.