Сынок

Дмитрий Сергеевич. Костю долго готовили к школе. Объясняли ему правила поведения и принципы уважения к преподавателю. Сеченов провел с ним беседу о том, что не стоит ввязываться в плохие компании. Нужно быть прилежным учеником и примером для подражания. Мальчик упрямо кивал, осознавая некоторую ответственность, ложащуюся на его плечи. Теперь он школьник, а не просто беззаботный мальчишка. В его шкафчике аккуратно висела маленькая серая гимнастерка и строгие брючки того же цвета, на крючке в прихожей фуражка, а на полу чёрные начищенные до блеска туфли. В портфель аккуратно сложены тетради. Таня крутилась возле него с раннего утра, пытаясь нарядить его так, чтобы никакой запиночки, никаких складочек. Давала наставления: на драки не нарываться, быть вежливым с девочками и педагогами и ничего не бойся. - Мам, я уже большой – тихонько говорил мальчик, стараясь не обидеть Татьяну. Озабоченность родителей была ему понятна. Им приходится выпускать его в новое место, где он никого не знает, где могут обидеть. Дмитрий смотрит на сына с гордостью и волнением. Его мальчик. Сколько пришлось их семье пройти испытаний за эти несколько лет. В какой-то момент мужчина отвёл его к Кострякову Семёну Павловичу – знакомому психологу. Специалист долго отпирался, говоря о том, что дети и взрослые обладают отличными друг от друга особенностями психики. Но Дмитрий, выслушав друга, попросил его всё же попробовать позаниматься с Костей. И они попробовали. Это было тяжело. Ребёнок всячески противился занятиям с психологом, хоть мужчина и проявлял чудеса изобретательности и дипломатии, задабривая мальчика конфетами и мелкими подарками после каждого сеанса. Костряков вообще был человеком крайне упрямым и если уж брался за какое-то дело, то доводил его до самого конца, невзирая на трудности. А детей он любил и ценил, так как у самого мужчины было трое ребятишек, и он часто анализировал их поведение. Так, собственно, у него и родилась идея записывать тот или иной аспект реакций своих детей и переносить его на случай Кости, который упорно не хотел общаться с мужчиной то ли из-за страха и стеснения, то ли из-за травмирующих воспоминаний, которые с большим трудом смогли подавить Сеченовы. Но дело, мало помалу, шло, малыш общался с мужчиной, постепенно открываясь. Всё вскрылось, и вылезло наружу то, чего не должно было вылезти. Одиночество, обиды, страхи, боль физическая и психическая. Косте становилось легче с поддержкой взрослых, окружавших его. Даже Харитон Родионович, не испытывавший к мальчику какого-то особенного душевного тепла, проникся особенностями психики парнишки и не стал более сильно докучать ему, хотя иногда и проскальзывало у него ехидное дразнение «дружок-пирожок». Нравилось «очкастому» - как высказался однажды в сердцах Костя, за что получил сердитый взгляд от Дмитрия Сергеевича и гулкий смешок от Владимира Николаевича (самого же Захарова это высказывание изрядно зацепило) - донимать пацана до покраснения щёк у того. У Костика после терапии прорезались острые клыки, которые не свойственны были ни одному из его опекунов. Науками он увлекаться не прекращал, но в высказываниях, не смотря на его возраст в восемь лет, стал резок и иногда бесконтролен. Сказывалось общение не только с культурными во многих аспектах родителями и деятелями науки, но и с уличной шпаной, которой Костя оброс, как пень мхом по осени. Дворовой ребятне он был интересен и как собеседник, и как зачинатель всякой игры и шкодничества , за что так же не редко прилетало ему не только от Дмитрия Сергеевича, но и от Татьяны. И вспоминается тут случай, когда на улице Костя нашёл поношенный, оборванный, пыльный ватник. Куртка была мальчишке велика, но это ничуть не помешало ему переодеться в неё, измазать лицо сажей, и изображать из себя нищенку-поберушку. Он без зазрения совести и малейшего стеснения подходил к прохожим и выпрашивал по копейке с каждого, на потеху детям. Потом они купили на эти деньги белого хлеба и молока и ели, пока всё это не увидела Таня, возвращавшаяся в ту пору с работы. Ох и досталось тогда маленькому актёру. Татьяна ходила с ним по домам соседей и извинялась вместе с Костей, за его поведение. Дмитрий узнал об этом только вечером и был крайне недоволен сыном. Тогда мальчишка впервые был наказан и простоял в углу около трех часов, слёзно умоляя отца простить его. Сеченов простил, но запомнил. Да и Костик намотал на ус. В школе же у мальчика дела шли особо хорошо с самых первых дней. Учителя, а в особенности классная руководительница – Лопухова Мария Ильинична (женщина лет тридцати с небольшим, ничем не примечательная внешне, кроме, пожалуй, невероятных зелёных глаз) – очень Костю хвалили и любили, мол: «Заводила класса, умненький, в арифметике хорош, в чистописании и родном языке смыслит». Хотя и было у них недопонимание. И возникло оно на почве рук. Лопухова не была фанатичкой или чем-то подобным этому, но стремилась к идеалу и равенству во всём. И когда она заметила, что Сеченов пишет левой рукой, была сильно этим недовольна. Она несколько раз за урок подходила к мальчику и перекладывала перо из левой руки в правую. Константин же, не разумея, что от него требуется, просто перекладывал перо назад и так по кругу несколько раз, пока Марии Ильиничне не надоедало. В конечном итоге учительница стала привязывать левую руку Кости к туловищу мальчишки. Паренёк не понимал, чем заслужил такое обращение. Он пробовал писать так, как ему велели, но получалось плохо: чернила капали с пера, оставляя ужасные кляксы, цифры и буквы выходили кривыми, вылезали за строчки и клетки. Каждый в классе считал своим долгом посмеяться над несчастьем Костика. - Посмотрите, опять буйного связали!- выкрикивал на переменке Петька – ужасно задиристый пацан. И все заливались смехом. - Пленили ироды! – подхватывал Васька – извечный поддувало Петьки. Костя краснел от злости, пыхтел, сопел, как разъярённый бык, и отвязывал себя свободной рукой. Но Мария Ильинична замечала это и опять привязывала левую руку мальчишки. Продолжалось это издевательство с месяц, а затем учительница вызвала родителей младшего Сеченова в школу на разбирательства. Дмитрий был взволнован вновь, как и Татьяна, собственно, не ожидая от этой встречи чего-то хорошего. Уже находясь в классе и сидя за партой, Дмитрий почувствовал некую неловкость. Трое взрослых людей сидели друг напротив друга и молчали, словно были на допросе. Кто у кого неизвестно, но Лопухова была явно настроена решительно. - Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, Татьяна Владимировна. Мне нужно серьёзно поговорить с вами по поводу вашего мальчика. – начала наконец диалог учительница. - Он что-то натворил?- спрашивает вдруг Сеченов, опережая жену. Кажется, он сам не ожидал от себя такой заинтересованности. - Нет, что вы! Костя прелестный ребёнок и хороший ученик. Но есть проблема. Вы ведь осведомлены о том, как он пишет? – спрашивает женщина, распрямляясь. - Ну, он достаточно аккуратен. Учитель по чистописанию хвалил его на днях, - говорит тихо Татьяна, не уверенная в том правильно ли поняла вопрос. -Да, действительно, Константин хорошо пишет.. Левой рукой, - учительница выделяет последние слова интонацией, как бы намекая на проблему. Таня прикусила губу, а Дмитрий немного потупил взгляд, опуская глаза вниз. Вот оно и началось. Он частенько говорил супруге о том, что у Кости будут трудности из-за леворукости. Мужчина и сам пытался переучить мальчика писать правой, но Костик тогда начинал капризничать и Сеченов забросил это занятие. Ему было жаль ребёнка, и эта жалость теперь выходила им боком. Впервые он чувствовал стыд за себя самого. «Нужно было настоять. Нужно было сказать Тане внимательнее относиться к этому, и ему самому нельзя было потакать капризам мальчика. Тогда этого диалога можно было избежать.» - мысленно упрекал себя учёный. - Я надеюсь, вы примете меры. Левше будет трудно в этом мире, где всё устроено под «нормальных» людей, простите за выражение. – учительница постучала пальцем о поверхность стола. - Да, Мария Ильинична, мы проведём с ним работу. Мы обещаем, что через месяц вы не узнаете этого мальчика. – ответил Дмитрий, прослеживая нервные движения Татьяны. Сама мать семейства прибывала в легком шоке. - Месяц?- прошептала она – Дима, это очень маленький срок. Ты уверен в этом? Лицо Дмитрия ожесточилось. Неколебимая твердость в собственном решении, читалась в его взгляде и позе. Он медленно поднялся с места, следом за ним встала учительница. Таня же, в недоумении, осталась сидеть, молча глядя то на женщину, то на мужа. - Я обещаю, что за месяц мы справимся с этой небольшой проблемой, и вы не узнаете этого ребенка.- Сеченов кивает и протягивает руку женщине перед ним, словно заключая пари. - Я надеюсь на это. – она пожимает его руку. Сделка. Татьяна открывает рот, словно рыба, выброшенная на берег, пытаясь возразить, но глядя в глаза мужа, закрывает рот, понимая, что момент настал. Тот самый момент, когда бесполезно талдычить (внушать, обьяснять) о том, что Костя всего лишь маленький ребенок и это будет вредно для него. Дмитрий будет непреклонен в любом случае. Таня поднимается с места и кивает учительнице, выходя из кабинета, не прощаясь. Сеченов смотрит ей в спину, слегка огорченный обидой на него жены, но отступать от своего он был не намерен. Он прощается с Лопуховой и выходит следом за Татьяной, нагоняя её уже у выхода из здания. - Таня, я.. - пытается он начать разговор, но женщина резко оборачивается, поднимая руку, останавливая его. - Дима, я ничего не хочу слышать. И сына я тебе переучивать не позволю. Я уезжаю к маме в деревню вместе с Костей. – твердо заявляет она, глядя прямо ему в глаза. Губы её были поджаты. Сама она вытянулась в струнку. - Татьяна, ты же понимаешь что это необходимо. Его могут отлучить от занятий в школе если изменений не произойдет в скорейшем времени. - мужчина взял жену за руку пытаясь осадить её и сбавить обороты, пока это не вытекло в ссору. - Дмитрий, это издевательство над ребёнком. Я против этого! – женщина хмурит брови. – Ты словно заключаешь спор сам с собой. Я не собираюсь позволять тебе мучить наше солнце. Месяц это слишком маленький срок для того, чтобы человек, который рисует и пишет левой рукой, стал правшой. - Милая, в этом мире очень мало вещей предназначенных для леворуких. Когда он вырастет, у него возникнут трудности даже с обычной работой, не говоря уже о том, что когда его призовут в армию, он не сможет толком пользоваться оружием. Потому что затвор этого оружия зачастую находится справа.. – мужчина осекся, видя как лицо его жены бледнеет. - Ты же не хочешь мне сказать, - тихо бормочет женщина, - что наш сын когда-либо будет стрелять в людей? Глаза мужчины округляются. Он качает головой. - Я надеюсь, что ему не придется этого делать, но ты же знаешь, в нашем хрупком мире всё довольно быстро может поменяться… Мне бы этого не хотелось, но ты сама всё понимаешь. Если сейчас не заняться этой проблемой, это может перерасти в ещё большие проблемы. Он и сам будет не рад тому, что он левша.- Дмитрий смотрит в глаза жены и видит в них смятение. Она тихо вздыхает, опуская взгляд, качая головой. Будто умом она всё понимает, но сердце не позволяет ей согласиться с этим. Пара минут молчаливой внутренней борьбы. Она прислушивается к голосу разума, понимая, что муж прав. Проблемы сына будут расти, как снежный ком, пущенный вниз по холму. Таня сдаётся. Кивает. - Хорошо, я.. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Я прошу тебя лишь об одном. Пожалуйста, Дим, будь с ним мягче. Он такой маленький. Я прошу тебя, Дима. – её глаза смотрят на него с каким-то жалким и скорбным выражением и мужчине становится больно от этого. - Я постараюсь быть лояльным. Тань, ты же знаешь, что я довольно хороший педагог. Тем более он мой сын. Наш сын. Я буду строгим и справедливым. Доверься мне. – мужчина приобнимает жену за талию. Она прижимается к его груди лбом, словно безмолвно говоря: « Да, я доверяю тебе.» Он целует её в макушку, мельком проводя кончиком носа по её волосам, вдыхая запах, прижимая крепче к себе её хрупкое тело. Они стоят так ещё немного, просто наслаждаясь этой близостью и единением. Затем женщина отстраняется, открывая входную дверь здания. Он крепко держит ее тонкую ладонь с длинными пальцами, позволяя продлиться моменту нежности, поглаживая большим пальцем её костяшки. Они вместе выходят на улицу и идут домой. Напряжение улетучивается и они начинают обсуждать работу, то как прошёл их день, словно и не было того разговора в кабинете, а затем позже. Они держат друг друга за руку и идут вдоль по улице, натыкаясь на редких прохожих, которые узнают их, добродушно кивают, улыбаются. Алый закат растекается по облакам обрывками, делая их тени лиловыми и синими. Легкий прохладный ветерок покачивает ветви берёз, листья которых уже пожелтели и опадают медлительным водоворотом. Они бесшумно заходят домой. В комнате Костика горит свет. Мальчишка старательно выполняет домашнюю работу, тщательно описывая листья, которые он притащил с улицы. Дмитрий подходит к мальчику со спины, и кладет руку ему на макушку, перебирая светлые пряди. Ребенок от неожиданности роняет перо и оборачивается, а затем радостно визжит, бросаясь отцу на шею. - Папа пришёл! – щебечет Костя, вжимаясь пухлой щекой в щеку мужчины. Таня тихо посмеивается, глядя на это всё со стороны входа в комнату. Мальчик незамедлительно замечает женщину и вскрикивает от восторга. - Мама! Мамочка! – он тянет руки к ней, находясь в объятьях отца. Татьяна подходит ближе, и Дмитрий сгребает её в охапку, приобнимая за плечи. Костя оказывается в кольце любящих рук. Мальчик улыбается, целуя мать в щеку. Она отвечает на его нежность поцелуем в курносый нос. Затем они идут на кухню, где Костику сообщают новость о том, что отец возьмется его переучивать с левой руки на правую. Мальчишка чуть не подавился было супом, но возразить ему не дал долгий и подавляющий всякое желание противиться взгляд родителя. Косте оставалось лишь молча кивнуть, опуская глаза. Так началась эпопея длиной в месяц. Первые три дня длилось отчаянное сопротивление. Мальчик возвращался из школы домой, шагая по улице так, будто его ведут на расстрел. Нос клюёт вниз, глаза полны суровой упрямости, надутые губы, выдавали смятение и обиду. Приходя домой, он молча садился за стол и послушно ожидал, когда отец вернётся с работы. А затем, когда родитель таки приходил домой начинался кошмар. Костя упорно пытался писать правой рукой, а Дмитрий упорно терпел всплески эмоций изредка возникающих у сына. В основном слезы и гнев. Костя кидался тетрадями, перьями, чернильницами, плакал, оставляя на тетрадных листах мокрые отпечатки. Мужчина забирал у него тетрадь, пережидая бурю, состоящую из тихих истерик. Сеченов старший не кричал, не ругался, он просто смотрел с легким разочарованием, заставляя мальчика сильнее плакать. Затем было затишье. Паренёк стал тише, а Дмитрий мягко и нежно поощрял такое поведение и поглаживая его по голове и целуя в лоб. Мальчишка наконец начал понимать, чего от него хотят добиться и стал гораздо усерднее. Теперь он не только старался писать, но и рисовать, и есть правой рукой. Глядя на это, Таня начинала улыбаться, а Дима гордо поднимал подбородок и кивал. Костя видел это, и осознание потихоньку поступало в его юный разум. Он делал всё верно. Мальчик улыбался им в ответ. В школе и на предприятии тоже замечали изменения. Первым кто обнаружил, что мальчик пишет правой рукой, был Челомей, который успел сильно сблизиться с Костей. Мужчина долго нахваливал паренька за его трудолюбие и напористость, заставляя мальчугана светиться от счастья. Затем как ни странно перемены заметил и Захаров. Не смотря на их с Костей конфронтацию мужчина неожиданно подметил, что у паренька неплохо получается писать правой. Шалопай естественно огрызался, но похвалу принимал с улыбкой, вызывая диссонанс в голове ученого. Дьяволёнок в свою очередь начал плотно интересоваться его научными трудами и открытиями, что крайне льстило Харитону Родионовичу и тешило его самолюбие. Он с удовольствием и с воодушевлением и большой гордостью рассказывал мальчишке о своей работе, не забывая при этом придумывать пацану новые клички, так как считал, что «дружок-пирожок» себя исчерпала. Теперь Костика называли «цыпленок», ибо уж больно смешно он ходил то за своим отцом, то за другими учеными, словно потерявшийся цыпленок, ищущий наседку. Он и выглядел также, поэтому кличка, по мнению Захарова, села, как влитая. И наконец Мария Ильинична стала замечать улучшения. Костя действительно через месяц стал писать правой рукой. Не просто писать, а выделывать такие вензеля, что учительнице казалось, что она вновь очутилась во времена Российской Империи. Витиеватые буквы появлялись только в начале работы, словно роспись и насмехательство. Мол: «Посмотрите, как могу!». Лопухова смотрела и видела в этом издевательство, но молча принимала это, наблюдая затем за аккуратными буквами написанными правой рукой. Теперь она действительно была спокойна. Она никогда не узнает маленькую тайну младшего Сеченова… Эти вензеля писались левой рукой!