Янтарный горшочек и пустота

Это было странное чувство. Когда Денеш увидел янтарный горшочек на ладони Дорис, его накрыло чувство нереальности происходящего. Ему показалось, что он смотрит на сцену из жизни незнакомого человека. Почудилось, что он видит Юлю и Дорис впервые в жизни, что никогда раньше он не был с ними знаком. Но это было только на миг. Денеш зажмурил глаза и встряхнул головой. К нему вернулись нормальные ощущения, только осталось какое-то непостижимое чувство грусти внутри. А Дорис тем временем рассказывала: — Мой папа в Дании коллекционировал всякие уникальные предметы каменного века. У него было куча древностей в коллекции, какие-то каменные статуэтки женщин с огромной грудью, диоритовые диски и ещё в его коллекции был вот такой же янтарный горшочек. Я его видела, когда была совсем маленькой. Двадцать лет назад коллекцию папы украли и так никогда и не нашли. — Такой же? — спросила Юля. — Или может, это и есть горшочек из коллекции вашего папы? — Очень может быть! — сказала Дорис, тщательно осматривая предмет. — Сколько вообще на свете может быть горшков из янтаря? Это очень странная вещь, может, единственная в своё роде. Горшочку папы было шесть тысяч лет и это был, наверное, самый редкий и дорогой предмет в его коллекции. Хотя, точно не знаю. В детстве я не интересовалась, сколько что стоит. Меня гораздо больше интересовало то, насколько это красивый и в то же время непрактичный предмет! — тут Дорис рассмеялась. Она поставила горшочек на стол, они с Юлей распаковали и другие коробки и увидели в них другие изделия из янтаря. Денеш в этом не участвовал. Хотя чувство нереальности всего происходящего прошло, ему по-прежнему было не по себе и не хотелось ничего делать и ни с кем разговаривать. Дальнейшие события Денеш воспринимал через призму безразличия. В середине ночи священник привёл в бандитское логово полицию. Затем все они большой толпой отправились на ферму, где их опрашивали и составляли какой-то протокол. Там Денеш встретился с Густавом, у которого был перевязан бок. Общение вышло совершенно несодержательным: Густаву было тяжело разговаривать и он всё время кашлял, а Денешу всё было безразлично. Первым с острова отбыл катер с медиками, на нём увезли Густава и Копчёного. Полиция задержалась дольше. Они дождались рассвета и ещё обследовали логово бандитов в утренних сумерках, но ничего интересного не нашли. Священник что-то рассказывал профессору Ноябрёвой, Юля стояла рядом и тоже слушала, но Денешу не хотелось даже подходить и узнавать, о чём они говорят. Его безразличие и отчуждённость стали проходить только, когда из-за восточного горизонта показался краешек солнца. В тот момент они все были на берегу и провожали полицейский катер. Юля отплыла с острова ещё ночью, чтобы быть в больнице вместе с Густавом. Теперь на полицейском катере отбывал и Харыбан де Бравар. Вместе с ним была Штукатурка с больной лапой, её Харыбан намеривался вернуть хозяйке. — Вам точно не нужна никакая помощь? — настойчиво спросил священник. — Нет, пожалуйста, не беспокойтесь, — отвечала ему профессор Ноябрёва. — Мы с моим учеником Лебедевым соберём всё, что осталось от нашего лагеря и вернёмся на нашей лодке. — Ну хорошо, — полицейский катер отчалил. В свете утреннего солнца Денеш и Дорис стали собирать палатку и перетаскивать все вещи в лодку. С такой работой было уже не до безразличия. Денеш вспотел, размялся и полностью пришёл в норму. Даже не смотря на то, что он не спал всю ночь, он чувствовал себя свежим и бодрым. Все вещи и палатка были уложены в лодку. И тут Денеша ждал новый удар. Молчаливая Дорис велела ему садится в лодку и уплывать одному. — Ты с ума сошла? — изумился Денеш. — Как ты будешь добираться в деревню без лодки? — У Анатолия и Марины Евгеньевны есть лодка, они собираются плыть в Порт-Перабера сегодня после обеда. Я поплыву с ними. — Что за чушь? Чем тебя не устраивает наша лодка? — Меня не устраиваешь ты! — яростно выкрикнула Дорис. — Ты признавался мне в вечной любви, а на самом деле, в течении всего этого похода ты трахался с Юлей! — Не в течении всего, — начал оправдываться Денеш, сложив перед женщиной руки в молитвенном жесте. — Это было всего раз. Ещё до того, как я сказал тебе о своих чувствах. Густав тоже с ней трахался. Причём, началось всё с того, что мы чуть было не занялись с ней сексом втроём. — Ах, даже так! — Дорис потеряла дар речи на целую минуту. — Я к тому, что с Юлей не было ничего, кроме секса, никаких чувств, никакой любви! Я люблю только тебя! Реакция Дорис была совершенно неожиданной для Денеша; он ещё никогда не встречал женщины, которую бы настолько сильно разозлили слова «я люблю тебя»: глаза Дорис просто полыхнули испепеляющей яростью от этих слов. — Скотина! — воскликнула она и, подняв руку, ткнула пальцем — как ему показалось, с намерением пронзить и убить — в его грудь. — Неужели ты думаешь, что я хоть когда-нибудь теперь поверю твоим словам? — Милая моя Дорис… — начал было он, намереваясь объяснить, как сильно он желает загладить свою вину Однако то, что последовало, заставило его прикусить язык. Это случилось так молниеносно, что он даже не заметил, откуда был извлечён револьвер, дуло которого было не просто направлено на него, но вплотную прижато к его животу. — Милая моя Дорис… — снова попытался начать он. — Я не желаю разговаривать с вами, — перебила она его. — Садитесь в эту дурацкую лодку и уплывайте. А на большой земле больше никогда не смейте приходить ко мне или в университет. Больше никогда не попадайтесь мне на глаза, пожалуйста. А теперь уплывайте. Денеш снова открыл было рот, но, почувствовав, как больно уперлось в живот дуло револьвера, так ничего и не сказал. — Если вы ещё когда-нибудь заговорите со мной о любви — клянусь, я позабуду всё святое! — я убью вас! Денеш пытался сохранить последние остатки достоинства и делал вид, будто сесть в лодку одному вовсе не является для него более болезненным, чем для Густава было его сломанное ребро. Вытягивая из мокрого песка нос лодки, он подметил, как хорошо ветерок шевелит камыши. И дует прочь от острова, по направлению к деревне; значит будет подталкивать во время гребли. И будет не жарко на солнце. Оно уже поднялось над деревьями и нежно сияло; вся природа вокруг была свежа и радостна. Это могло бы быть началом совершенно райской прогулочки на лодке, если бы только Дорис не прогоняла его. Денеш уже занёс ногу, чтобы сесть в лодку, как вдруг услышал рыдание, заставившее его остановиться и повернуть голову. Дорис стояла, опустив оружие, и плакала. В один миг Денеш очутился рядом с ней и участливо дотронулся до её плеча. Женщина вздрогнула от его прикосновения и, отшатнулась, с укором посмотрев на него сквозь слезы. Денеш пожал плечами, как бы говоря, что совершенно не понимает её необъяснимую смену настроений, и снова повернулся было к лодке, но следующие слова остановили его. — Ты… — начала она, запнулась и тяжело вздохнула, — ты бы мог хоть поцеловать меня на прощанье. Денеш сообразил, что всё, что только что наговорила ему женщина, было сказано на эмоциях. Денеш глубоко вдохнул, выдохнул, смирился со своего абсолютной неспособностью понять стоявшее напротив человеческое существо, и сказал: — Дорис, я люблю тебя. Она не стала его убивать. — Давай, исполняй свою клятву! Дорис опять заплакала. Денеш подошёл ближе, чтобы обнять. Она снова подняла револьвер, но Денеш выхватил оружие из её ослабевших рук и выбросил в траву, она стала колотить его в грудь ладонями, но Денеш обхватил её и прижал к себе стальной хваткой. — Моя родная Дорис, только не плачь, пожалуйста. Я никогда в жизни больше не сделаю ничего, из-за чего тебе пришлось бы плакать. — Я не в состоянии держать никаких клятв, точно как ты, — прошептала Дорис с досадой. Денеш погладил её по волосам. — Мы так похожи. Мы просто созданы друг для друга! — Обращайся со мной хорошо. И никогда больше не обижай. — Никогда. Дорис наступила ему на ногу, причём хорошенько и от души. Денеш зашипел от боли. Но объятий не разжал. Какое-то мгновение Денеш был в полной растерянности, а потом прижал женщину к себе ещё сильнее и был награжден за это страстным поцелуем в губы, а затем, окончательно повергнув его в полное изумление, Дорис уронила голову ему на плечо и разразилась потоком ещё более сильных слёз, чем прежде. Когда Дорис всё-таки, наконец, успокоилась, они оба сели в лодку. Денеш оттолкнулся от берега и течение понесло их. У Денеша не было ни сил, ни желания грести. Он сел рядом с Дорис, обняв её за плечи. Затем они оба легли на дно лодки. Весь окружающий мир скрылся за деревянными бортами. Осталось только небо. — Ветер сам нас донесёт до берега, — сказал Денеш. — Но ведь у нас нет паруса. — А он неспеша. Два часа они просто лежали в объятиях на дне лодки, которая плыла сама по себе. Они то дремали урывками, то просто переплетали руки и слушали дыхание друг друга. — Какое же небо огромное, — прошептала Дорис. — И как смешны ему наши проблемы. Хочу быть такой же вечной, как небо. Денеш взял её руку в свою, поднёс к губам и поцеловал её милые драгоценные пальцы. Сообразив, что последний раз они ели ровно сутки назад, они решили позавтракать. — Я проголодалась довольно-таки серьёзно! — заявила Дорис. Они порылись в вещах, с трудом вытащили из как попало сложенной груды сумку с продуктами и приготовили салат. Резать овощи на качающейся лодке и в тесноте было нелёгкой задачкой, но Дорис справилась. Овощи были залиты большим количеством растительного масла. Таким большим, что почти плавали в нём. Сначала каждый съел по баночке тушёнки, а потом они долго и медитативно уплетали салат, поглядывая на простор утреннего озера вокруг. Такого громадного, что казалось, это было всё мироздание. Мне чудится, что мы рядом с божественной красотою, разделённые лишь водою, водою, в вечном движенье, мы — незнающие покоя. Дорис прошептала эти строчки и, как ни в чём не бывало, подцепила на вилку кусочек морковки и сунула в рот. — Что это? — спросил Денеш. — Это стихи, которые я написала в детстве, — ответила она. — Мне было тринадцать лет и я второй раз в жизни очутилась в открытом море. Денеш задумался о своих встречах с морем, подцепил большую порцию салата, когда Дорис завопила: — Смотри! Денеш повернулся в том направлении, куда указывала Дорис. Там, на далёком берегу, скрытый в туманной дымке, виднелся город. Сначала вид города показался ему нереальным, слишком сказочным, будто средневековым. Но приглядевшись получше, он увидел блеск стеклянных зданий и другие приметы города современной эпохи. — Мы, похоже, совсем не туда заплыли! — взволнованно проговорила Дорис. — Там ведь не должно быть никакого города. — Да как же не туда? Посмотри, вон Порт-Перабера, а вон Низкое Мраково, — Денеш показал в другом направлении, в том, в которое толкал их ветер. Дорис посмотрела на далёкий берег в направлении, указанном Денешом, и вынуждена была согласиться, что всё правильно. — Но там-то не должно быть никакого города! — удивилась она. — Ой. Там уже не было никакого города. — Исчез... Денеш достал из кучи вещей бинокль и осмотрел горизонт. Там, где они только что видели большой город на берегу, теперь располагался обычный лес. — Странно. Мы оба видели город и теперь его нет, — сказал парень. — Наверное, это мираж, — предположила Дорис. — Я как-то читала в одном журнале, что в атмосфере может так преломить свет, что будет близко видно город, до которого на самом деле сто километров. — Наверное, — Денеш пожал плечами. — Красивое явление, — сказала Дорис очень медленным голосом. — Есть в этом что-то мистическое, волшебное. Денеш посмотрел на Дорис. Её взор словно потерялся в том направлении, в котором исчез город. Глаза приобрели магический и ленивый вид. — Ты волшебная, — не удержался от того, чтобы сказать, Денеш. Дорис встряхнула головой и перевела взгляд на него, уже обычный и по-доброму насмешливый. Она неспешно доела остатки салата в своей чашке. — Тебя когда-нибудь посещало ощущение, что у тебя были прошлые жизни? — спросила Дорис. — Нет, — Денеш покачал головой в энергичном отрицании. — Даже близко ничего подобного не испытывал. — А мне иногда кажется, будто у меня была прошлая жизнь. А может и нет. Я не уверенна. — Я совершенно не верю в прошлые жизни. По моему, идея реинкарнации — полная чушь. С чего вселенной так всё усложнять и устраивать перерождения из одной жизни в другую? — Не знаю, — покачала головой Дорис. — Непонятно даже, для чего одна жизнь существует. — Вот-вот. — Просто многим людям кажется, будто когда-то они уже жили. — Моя мама увлекалась таким вещами. Когда нам с Густавом было года по три-четыре, и мы только научились говорить, она расспрашивала нас, пыталась вытащить из нас какие-нибудь воспоминания о прошлых жизнях. Ведь говорят, что именно маленькие дети хорошо помнят предыдущие жизни. Но как мама не старалась, она ничего интересного из нас не выудила. Она рассказала нам про это, когда мы уже выросли. Сам я не помню тех расспросов. — Жаль. Нам не хватает таких мам. Если бы все так спрашивали, мы бы смогли накопить статистических данных. Солнце поднялось высоко и начало припекать. Дорис стало жарко, она расстегнула несколько верхних пуговиц на своей рубашке. Вид полуобнажённых холмиков Дорис мгновенно заинтересовал Денеша. Медленно и со вкусом он расстегнул все остальные пуговицы и распахнул рубашку. — Давай сделаем детей и расспросим их про прошлые жизни? — предложил Денеш, игриво пробежав пальцами по плечу Дорис. — Ну нет! На такие жертвы ради науки я пока ещё не готова! — засмеялась Дорис, отталкивая его руку. Денеш лёг рядом с ней, обнял, упёрся щекой в её голову. Вода и горизонт исчезли из виду, скрывшись за бортами лодки. — У меня появилась идея недавно, — неспеша сказала Дорис, трепая в пальцах уголок рубашки Денеша. — Идея, доказывающая, что прошлые жизни всё-таки существует, но не так, как мы привыкли об этом думать. — А как? — Помнишь вашу с ребятами болтовню у костра о том, что такое «Я»? Вы тогда пришли к выводу, что «Я» — это чистое сознание. А воспоминания — это внешний по отношению к «Я» предмет. — Угу. — Но скажи, если сознание полностью очистить от всех воспоминаний, то как можно отличить моё сознание от твоего? Ведь не останется никаких индивидуальных черт, никаких различий. А если взять рыб под нашей лодкой и убрать все их рыбьи воспоминания, оставив только чистое сознание, то чем их сознание будет отличным от нашего? Может ли быть так, что внутри меня и внутри тебя и внутри рыб и даже внутри крабов — одно и то же сознание? Денеш задумался над этим и сказал: — Но между моим сознанием и твоим, и сознанием рыб и крабов нет никакой прямой связи. Я не могу читать твои мысли, а ты не можешь читать мои, и мы оба не можем посмотреть на мир глазами рыбы, в смысле, подключиться к её органам чувств. Наши сознания явно совсем разные и отдельные друг от друга явления. — Верно, — грустным тоном произнесла Дорис. — Хотя, знаешь, вот огонь может гореть в костре, в печке, на свечке и в лампе, но где бы он не горел — это везде один и тот же огонь. Просто огонь как таковой. — Ты хочешь сказать, что сознание есть не моё, не твоё и не крабье, а просто есть сознание как таковое? — Да. — Радикально. Слишком радикально, — засмеялся Денеш. — Ну от чего же? Мне часто приходило в голову, что я не какая-то там маленькая Дорис, — а что я жизнь как таковая, Жизнь Вообще. Тогда получается, что нет никакого моего сознания. Есть только Единое Мировое Сознание. И сейчас оно привязано к телу Дорис и смотрит из него. И в этот же момент оно привязано к телу Денеша и смотрит из тебя. И нам только кажется, что мы что-то разное, а на самом деле — мы одно. — Это уж чересчур! Тогда получается, что мы одно так же с Лё Крашем и Копчёным. А ещё мы когда-то были такими ужасными людьми, как Адольф Гитлер и Пол Пот! — Так и есть, — убедительно заявила Дорис. — Все грехи, когда либо совершённые на Земле — мои грехи. Но и все добрые поступки так же мои поступки. Каждое убийство на Земле совершила я. И я так же была той, кого убили. Я — каждое живое существо. И кого бы я не встречала в жизни — я встречаю лишь саму себя. Денеш долго думал, глядя в бело-синее небо. Слушал плеск воды о борта лодки и вдыхал аромат сладкой лени в тёплом и влажном воздухе. Он испытал парадоксальное чувство: попытавшись представить себя всеми живыми существами, Жизнью В Целом, он, вместо того, чтобы ощутить себя огромным и присутствующим повсюду, ощутил, как весь мир исчез и осталась только эта лодка, на дне которой лежали они с Дорис. Ему почудилось, что они плывут в озере, у которого нет берегов, что водная гладь тянется на миллионы километров и есть только небо и вода. И они на своей лодке плывут из ниоткуда в никуда. Это было необъяснимо. Денеш попытался зацепиться за что-то объяснимое и сказал: — Есть знаменитые слова Будды: «никто никогда не рождался и никто никогда не умирает». Наверное, суеверные крестьяне-деревенщины три тысячи лет назад услышали про эти слова и решили, что он говорит про то, что у человека есть душа, которая после смерти одного тела перепрыгивает в новое тело, вселяется в новую утробу и снова появляется на свете младенцем. Но Будда вовсе не это имел ввиду. Он сказал, что никто не рождается и никто не умирает потому, что душа не индивидуальна. Она — всеобща. Она — одна и та же во всех живых существах. Душе не нужно никуда перепрыгивать после смерти тела. Она и так уже находится во всех телах одновременно. — Ага. Моё сознание тождественно Мировому Сознанию. А значит нет ни рождения, ни смерти. Только смена форм. — Но ведь это недоказуемо! Как это проверить? — озадачился Денеш. — Не знаю, — прошептала Дорис задумчиво. — Но ведь если подумать, то в этом нет ничего мистического или эзотерического. Что тут доказывать? Это же просто другой способ смотреть на уже известные и общепринятые факты! Я и ты — просто часть явления Жизни в Целом. Это несомненный реальный факт. И если я говорю, что «Я» — тождественен Жизни в Целом, то это просто другой способ говорить о себе и воспринимать себя. Никаких новых и фантастических фактов о реальности я не открываю, я лишь вижу уже известные под другим углом. Но как значительно это изменение точки зрения! Больше им не хотелось ни о чём говорить. Ветер совсем утих и, похоже, они больше совсем никуда не плыли. — Пора брать в руки вёсла, — вздохнула Дорис. — Да нет, какие вёсла. Не надо, — возразил Денеш. — К вечеру в любом случае приплывём. Куда нам спешить? Дорис согласилась, что спешить им действительно некуда. Однако без ветра на дне лодки стало совсем жарко. Дорис распахнула свою рубашку ещё больше. Созерцать её полностью обнажённую грудь и ничего не предпринимать для Денеша было уже совершеннейшей провокацией и вызовом, перед которым невозможно устоять. Склонившись над женщиной, он стал по очереди целовать её соски. Денеш долго ласкал их влажным языком, затем плавно перешёл ко всей груди. Слегка запрокинув её голову, ласкал языком стройную шею, а затем снова вернулся к груди. Дорис прикрыла глаза, погрузившись в удовольствие. Денеш не проронил ни слова. Теперь его язык блуждал по её плоскому животу, а она просто таяла под ласками парня. — А-а-ах! — вырвалось у Дорис, внезапно ощутившей сладостный спазм в своём лоне. Денеш коснулся её там, но лишь на мгновение. Теперь его внимание уже привлекали её дивные бёдра. Вот он целует её стройную ножку — и ласкает ртом каждый пальчик по очереди. Дорис вздохнула. Впервые в жизни она занималась любовью не под защитой стен комнаты, а под открытым небом, прямо под палящими лучами солнца, на деревянном полу покачивающейся на волнах лодки. И это было здорово. Денеш оставил ножки Дорис в покое. Он освободил её всю от одежды и разделся сам. Одежда была брошена на дно лодки в качестве подстилки. Взяв в руку свой член, Денеш принялся нежно тереть им её влагалище. Член был твёрд — парень мучительно хотел её. И он читал ответное желание в её взгляде. Опираясь на локти, Денеш склонился над женщиной, касаясь губами её лица — вначале скул, затем уголков рта, и, наконец, самих губ… Сердцу его было тесно в груди. Оно чуть было не выпрыгнуло из грудной клетки, когда его руки сомкнулись вокруг её тела, когда её хорошенькие округлые груди коснулись его груди, и когда он проник в неё. — Денеш... — вырвался из горла Дорис хриплый шёпот. Инстинктивно Дорис сомкнула стройные ножки вокруг его талии, чтобы дать ему возможность проникнуть еще глубже. Он застонал и погрузился в неё на всю глубину, подобно несчастному тонущему в зыбучих песках… Он принялся двигаться в ней, поначалу неторопливо, затем со всё возрастающей быстротой… Её лицо горело страстью. На миг она открыла свои карие глаза, потом снова прикрыла. Все внутренности переполнял восторг. Дорис почувствовала, что не может больше просто лежать на дне лодки. Она активно двигала бёдра парню навстречу, но этого было недостаточно. Ничего не говоря, она обняла Денеша, повалила его на деревянный пол, от чего лодка угрожающе сильно закачалась, а затем, заставив его занять её собственное место, оседлала его сверху. Её бёдра пустились в страстную скачку. Наконец-то и её наполненным энергией мышцами нашлась работа. Позиция для Денеша была непривычной. Но он мгновенно осознал все её преимущества. Словно самая тайная и желанная мечта воплотилась в жизнь: он созерцал восседающую на нём Дорис, её дикие растрёпанные волосы; с закрытыми глазами женщина двигалась в экстатичном любовном танце. Он обхватил её плечи. Член в её влагалище уже был готов достичь верхней точки напряжения и излиться. Дорис наклонилась и прильнула к его губами. Денеш обхватил руками её спину, крепко прижимая женщину к себе, сплетаясь с ней в одно целое. — Денеш, я люблю тебя, — выкрикнула она, прежде чем оргазм накрыл её. Несколько секунд она изгибалась и дрожала всем телом в судорогах удовольствия. Денеш кончил с ней одновременно. Дорис расслабилась, вытянула ноги и блаженно растянулась на его груди, глубоко дыша. Через десять минут они как ни в чём не бывало оделись. И только тут догадались посмотреть, куда их принесли течение и ветер. Их уже почти прибило к берегу. Но это не был берег рядом с деревней, вдоль этого берега тянулись нескончаемые камыши, а за камышами шелестел листьями дремучий лес. — Думаю, мы на пару километров мимо уплыли, — сказал Денеш. — Ничего, — сказала Дорис, приводя в порядок свою причёску. Дорис села рядом с парнем и они обнялись. Из кармана рубашки женщина достала янтарный горшочек. — Ты украла его из под носа у полицейских? — удивился Денеш. — Что значит украла? Я же сказала тебе, что это мой горшочек. Я отошлю его папе в Данию. Ты сам предложил мне спрятать его в кармане. — Я не помню этого. — Как это ты не помнишь? — возмутилась Дорис. — Ты мне предложил забрать его, а теперь говоришь, что я воровка? Не газлайть меня! — Где ты таких слов понабралась, моя любимая клептоманка? — Денеш шутливо напал на неё и принялся щекотать бока. — Это мой горшочек!!! — завопила Дорис, отбиваясь. — Он принадлежит моей семье! После небольшого сражения, которое закончилось длительным поцелуем, Денеш взялся за вёсла и погрёб вдоль камышей в сторону Низкого Мраково.