На острие шипа

— .пап.? — голос мальчика сбил с чашки весов внутреннего спокойствия. Не забывая о мальчишке впредь, старший быстро порылся в столе, выискивая что-то. Вскоре перчатки стали перепачканы пылью — единственным свидетелем, который может с точностью описать тяжесть испытания временем, но это того стоило. Из шуфлядки вынырнула маленькая коробочка, совсем простая, белая. Такое ощущение, то она как-то случайно попала в это величественное поместье, где всё словно говорит: я- сама статность. Отец хитро прищурился, напоминая лиса, что наконец нашёл мышь в толще снега. — Сын мой, подойди. пожалуйста.- последнее слово было сказано неожиданно даже для него самого, чего уж говорить о обескураженном мальчике. Выждав положенные мгновения, пока Австро-Венгрия подойдёт, Империя неспешно, как-то растягивая момент открыл коробочку, и солнечный свет тут же заиграл, запрыгал искрами по семейной реликвии- брошь.Роза алого, почти кровавого оттенка, окаймленная «игрушечными» — настолько они были жалки- шипами —. Это ведь бабушкина брошь. — тихо, почти переходя на шепот произнес мальчишка. Это была та самая рубиновая роза, которую сам Священная Римская Империя подарил своей жене. Для юной немки это было не просто подарок а самые чистые признания в чувствах, ведь красная роза, подаренная своему возлюбленному, в этой стране считалась символом жаркой любви и не менее страстной романтики. Золотой стебель завял от времени и больше не мог сверкать на солнце также ярко, что не скажешь о бутоне. На удивление, камень не помутнел и все так же отражал свет пуская в разные стороны разноцветные лучики. Беря в руки такое маленькое, но не менее ценное сокровище, будущий наследник, с нескрываемой радостью в глазах, произнес тихое «спасибо». Эмоции взяли верх, что негоже было показывать по законам этики, и мальчишка, кладя ценную для семьи вещь на столик, потянулся ручками к отцу, обнимая того снова, и вновь пряча свое лико в отцовский мундир. Слишком много радостных вестей на ближайшее время. — Ну-ну, к чему излишние нежности? — голос прозвучал как гром средь ясного неба, казалось, что он недоволен, однако еле сдерживаемая улыбка говорила об обратном. Закалка времени и прожитого будто притупила возможность видеть прекрасное в каждой человеческой эмоции, особенно такой, как нежность, крупицы которой и так были редкостью в этой душе взрослого человека. На то он и взрослый, чтобы пытаться казаться тем, кем не является. Всё-таки мужчина обнял приемника, пусть и закатив глаза будто идёт на каторгу. В конце концов, не на виселицу же.Теплое личико парня, обладающее горячим уютом грудную клетку, навеяло теми семейными ценностями, о которых так толкуют пропагандисты с пеной на устах. Пусть мальчику пришлось стать на цыпочки, пусть акт ласковости был каким-то несуразным в контексте именно этого отца и именно этого сына, но разве это важно, если он всё-таки есть? Империя не задумывался, бездумно обнимал своё чадо как капельку света, которого в его жизни и так немного. Меж тем, худощавые пальцы заскользили по коробочке, потрёпанной временем, ухватились за брошь так, словно она вот-вот выпадет. Мало ли что. Свет тут же нашёл пути к каждому «стёклышку» изделия, зарябил колоколом по граням, расходясь почти черешневым оттенком в беспорядочные стороны. Мужчина бережно оттянул край ворота на наряде мальчишки, уходящего вниз на манер ворота пиджака, и еле заметно проколол ткань иглой броши. — .Просто будь счастлив, хорошо, мой мальчик? В конце концов, ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть? — Жестокая фраза, несомненно, но наверняка выбьет парня из омута ребячества хотя бы пару мгновений. Грубая ладонь с контрастной, шелковой перчаткой прошлась по голове младшего в самом ласковом жесте, на который АИ способен. Тревога была на его лице отпечатком прошлого, но и она сумела стать мягкой, как зефир на солнце. Это больше не тревога о том, а встретит ли он рассвет завтра. Теперь это было бытовое беспокойство- а хорошо ли села брошь?. Упрямо поправляя её из раза в раз, мужчина заметил только потом, как парень, трепетно ожидая и рассматривая с волнами восторга в глазах полученную мороку в виде броши — нужно ведь её умудриться не потерять, а парень в этом умелец- до сих пор стоял на носочках, уже переминая с ноги на ногу как мученик, явно устав от такого положения. Только теперь монарх прекратил елозить пальцами по вороту, умостив драгоценное изделие. Эти драгоценные камушки на булавке, казалось бы, просто частичка всего образа, но, черт возьми, она будто так и кричала, требовала внимания именно к себе. Дело либо в белоснежном тоне самого наряда, либо в красоте потрёпанной, но не утратившей своей очаровательной манимости реликвии. Мужчина опомнился только после, что на лице его застыла улыбка. К сожалению для его и так не шибко теплой личности, а к счастью для него самого, он тут же вернул себе бескрайне деловитый вид. — Ну-ка, беги к матери, сообщи о подарке. И только попробуй потерять брошь, я тебе.! , — одной карикатурной угрозы пальцем хватило, чтобы мальчишка скрылся за витражами дверей.- Ну беда на мою голову. Не будущий наследник, а облако в штанах, — на выдохе сказал монарх, оставшись один в словно вымершей комнате. Солнце почти скрылось за горизонтом, любезно отдавая свои последние лучи радости горизонту. Кажется, вот-вот оно скроется и никогда не вернётся. Зачем оно уходит, разве ему плохо тут, со всеми нами? Австрийская Империя почти задремал, грузно опуская голову вниз точно она вот-вот упадёт, отсохнет как головка растения после танцев пыльцы. Он не спал, нет. Наслаждался уходящей звездой, ударяющей в спину, пока где-то внизу, вглубь усадьбы, слышалась жизнь. Скоро прибудут гости. Празднование такой, казалось бы небольшой, но довольно значимой победы для всей империи. На этом мероприятии будут лишь, так сказать, первые лица. Несколько офицеров и их жены, командир кавалерии и по совместительству хороший товарищ монарха, не обошлось и без подружек невесты. В общей сложности небольшой банкет должен вмещать в себе не более двадцати человек. Само собой приглашение на такое скромное мероприятие досталось союзнику и верному соратнику АИ — Пруссии. Мужчины знали друг друга чуть ли не с самого детства, было бы невежливо оставлять его в стороне. Стало темнеть, а это значит, что скоро все начнется. Пока парнишка петлял по коридорам, боясь ненароком заблудиться, Венгрия уже принимала гостей. — Рада тебя видеть, дорогая. Как доехала? — пролепетала хозяйка, целуя щеку гостьи в жесте приветствия, та ответила тем же. —Мисс Венгрия, вы очень добры ко мне. Но не стоило присылать за мной вашу карету, не хотелось бы затруднять вас. —Ну что ты Вена, снова скромнишся? Ты ведь знаешь как ты важна для меня и для всей нашей страны. Рада, что у тебя нашелся свободный вечер для нас, проходи в гостиную. — нежное розовое платье украшало столицу придавая нежности ее натуре. Каштановые волосы кудрями спускались по спине а на затылке красовалась заколка из лепестков белой розы, естественно искусственной. Вскоре ее силуэт смешался с толпой. —Матушки! — вскрикнула женьщина, ведь неожиданнось и легкий испуг смешалось с один небольшой шарик, который запустили точно в сердце, что оно на миг точно пропустило удар. Это все потому, что мальчишка тихо подкрался со спины и неожиданно произнес достаточно громкое «мам». —Я тебя напугал? — в его взгляде читалось неуверенность, которой он пытался скрыть смешок, что у него получилось не очень хорошо. —Конечно же, мелкий негодник. Вроде бы взрослый а временами ведешь себя как ребенок. Него так пугать хрупких дам. — ее взгляд сперва упал на сам наряд парня, чем женщина гордилась и довольно открыто. Поправив его ворот она невольно увидела алую семейную брошь. —Кажется не только Я сделала тебе подарок, мог бы и приберечь ее до твоего дня рождения А потом подарить. Ты ведь не обижаешься, что получил подарки раньше положенного? — получив в ответ одобрительный кивок, женщина повела его ко всем, придерживая за плечо. Ее мальчик уже так вырос. Казалось только вчера он убегал от няни в одной сорочке, ведь не хотел одевать штаны, А сегодня впервые выйдет в свет ко гостям будучи наравне со всеми. Музыка всё гудела единым звоном по помещению. Порой казалось, что акустика настолько неправильна, что это придает даже особого шарма. В попытке различить звучание инструментов в чарующей мелодии, недовольно замечаешь, как всё больше наслаждаешься отточенным звучанием музыкальных инструментов. Дирижёр слышал подпорченные акустикой звуки как никто другой, бывало, даже доставал платок, стряхивал капли тревоги со лба, кратко оглянув гостей. Всё надеялся, что в первую очередь слышно умение музыкантов, а не проблемы со звуком. Тем не менее, мало кто из гостей был вовлечён в саму музыку. Все разошлись по группам по интересам. Кто-то жевал за обе щеки у стола с закусками и выпивкой, кто-то уже неспешно вальсировал в такт мелодии, а кто-то был вовлечён в разговоры и беседы о самом важно, как представлялось им самим. — .Вот так всё и закончилось., — наконец завершил самодовольный рассказ о тягостных днях военного часа Австрийская Империя. гордую улыбку так и не убрал с уст но на мгновение рассказа, чем вызвал где-то в толпе недовольный цык одного из гостей. — Приукрасил, добавил от себя, да и привознёс заслуги. Однако, суть передал, — вступил в разговор после недолгого молчания и Пруссия, ненавязчиво так усмехаясь. Он ни в коем случае не хотел подпортить репутацию или имидж своего товарища, нет, это было бы просто глупо. Скорее желание подстегнуть уж очень зазнавшегося АИ взяло верх, а как же он, внегласный провокатор всех и вся, промолчит в такой ситуации? У Пруссии всегда было так. Найдет за что зацепиться, и только следи за его лукавыми огоньками в единственном глазу, который пусть и один, а видит тебя насквозь. А спорить с ним никто и не станет- каждый знает, как быстро Королевство «садится на коня». И всё выучили наизусть, что когда Прусс становится подозрительно спокойным, даже не даёт язвительные комментарии, что-то явно не так и кому-то перепадёт по шапке. Австрийская Империя как-то беззвучно злился, сжимал кулаки и учащённо дышал, пытаясь что-то выдать ответное и непременно такое же колкое, но тут же махнул рукой и пошёл к подносу с выпивкой под всеобщие смешки. Всем известно, что как только он вернётся, всё уляжется, все будет на своих местах. АИ будет лестно рассказывать сказочки на ночь, Пруссия лукаво выжидать момента, удобного для своих фразочек, а толпа всё так же будет любить и жаловать этих двоих, несмотря на мелкие очаги негодования по тому или иному вопросу. *** Дети были отдельно от всех, то играли на улице, то выбегали аж к саду, совсем не боясь получить от старших — всё равно взрослые увлечены собой. Своими историями, своей особой. Ведь каждый из них, по их же мнению, непременно важен и нужен как та или иная буква в кроссворде. Малыши же резвились вовсю, позволяя себе порой слишком многое. Отдельно от них, пожалуй, была лишь прослойка отроков — тех, кто уже и побегать на лужайке во время бала не может, совесть не позволит, а поучаствовать в беседе взрослых им ещё не дозволено. Вот они и предоставлены сами себе, колоннам зала, большущим коридором. Кому угодно, лишь бы не родителям, которые хотят наконец отдохнуть, оторваться от бытовой мороки. А в какую же группу гостей входит тот молодой человек, который стоит вон там, сбоку от интереснейшего перформанса Империи, который уже рассказывает не десятую, и даже не сотую историю? По виду парень совсем молод, рубашка слегка большевата в плечах, однако поставленная мимика, жестикуляция и речь говорят о том, что он явно не пальцем деланный. Ещё не дорос до взрослого общества, а так гармонично смотрится среди всех этих взрослых, и лишь по характерной чуть лицемерной хитринке в глазах можно понять — он сын Пруссии, никак иначе. Но всё чаще меж слушания бойких диалогов — участвовать сам он ещё не осмеливался-, парень всё чаще поглядывал на женское сборище, в частности поглядывал с неприкрытым интересом на мальчонку, которого барышни выбрали как жертву усиления, словно это и не мальчишка вовсе, а беззащитный милый котёнок. Поглядывает, да с любопытством порой подолгу не отводя взгляд.