Научу его чему-нибудь

      Он ждёт. Сидит, уперев руки в подобранные колени, и смотрит в стол. Как верный пёс у порога, ей богу. И… Я чувствую раздражение. Оно поднялось и растворилось среди неразобранного хлама на дне моей души, но я успел заметить. Когда Рюноске злится на меня, это закономернее и лучше подходит нашим отношениям. А сейчас он слишком лоялен к моим действиям. Это моё взрощенное пренебрежение к нему даёт о себе знать? Обычно я отношусь к проявлениям взаимопонимания между нами спокойно, мне это даже нравится, но именно сейчас меня это смущает. Я ожидал, что он будет заниматься своими делами, а когда я выйду, поспешит вежливо меня выпроводить.       Может, тогда это раздражение от разрушенного ожидания, а вовсе не от его действий?       Если бы я не знал, что на самом деле мы оба понимаем, какую игру затеяли, я бы не ввязался в наставничество. Значит, меня не должно раздражать то, как сквозь привнесённую злость в нём проявляется изначальное уважение ко мне. Я в глубине души тоже его уважаю.       Я понял, что уже несколько секунд пялюсь сквозь его глаза. У него острый, внимательный и немного агрессивный взгляд. Захотелось убрать руки в карманы, но на мне не было плаща. Я переступил на месте, поворачиваясь. Надо было посмотреть вглубь комнаты, откуда я вышел, в зеркало.       Я мальчишка.       Я выгляжу как мальчишка. Особенно без плаща. Неужели и мой разум детский? Не отрицаю, что это возможно. И надеюсь на то, что когда я стану взрослым, я буду вспоминать себя нынешнего с нежной иронией. Но верится с трудом. — Хочу есть. — Скоро будет завтрак, — немедленно отзывается Рюноске у меня за спиной. Через зеркало я вижу, что он снова упирает взгляд в стол, правда теперь его фигура стала ещё напряжённее. — Хочу кофе.       Воздух пропитан неловкостью. Я мог бы разрядить обстановку, но не хочу. Но и оставлять, как есть, не хочу. Поэтому я перестаю контролировать то, что говорю. Спонтанность как раз для таких случаев. Что выйдет — то выйдет.