Сказание о Свитке Бессмертного Неба

      Железный пол намертво прилип к плотной ткани штанов. Если бы не одежда, то с каждой кочкой или ямой лоскутами бы отрывалась кожа, причиняя невыносимую боль. С того момента, как дверцы металлической тюрьмы захлопнулись, прошло не менее пяти часов. За это время повозка дважды останавливалась. Впервые спустя час пути, когда Люмин вгрызлась в палец агента Фатуи. Блондинка до сих пор чувствовала отвратительный вкус крови и сырого мяса во рту, откусив фалангу пальца подонка, а в ушах эхом звучал его болезненный крик. Расплата не заставила себя долго ждать. Огромные мужские ноги десяток раз встретились с внутренними органами девушки, насколько позволяли кандалы, она закрывала лицо и виски. Запястья и шею жгло от трущейся о кожу стали. Девушка выплюнула фалангу пальца на пол, смотря на то, как Фатуи просит о помощи и долбится в переднюю стену, в попытках привлечь внимание кучера. Лошади остановились, где свет ударил в глаза в последний раз.              Люмин была измождена, поэтому сидела в углу повозки, всматриваясь в темноту. С каждым часом всё больше казалось, что дело не в отсутствии окон или щелей, а в том, что она сама была слепа. Связаться с самым лживым и бесчестным из предвестников Фатуи, заведомо зная о том, какой он. Глупо и наивно. Как и было полагать, что она способна изменить того, кто никогда не хотел меняться. Обаятельная улыбка и глаза цвета тёплых морских волн затмили разум, вытеснив из него здравый смысл. Её слепота была подобна детской непосредственности. Словно ребёнок, она позволила себе руководствоваться первым импульсом, желанием и эмоциями. Аякс же был подобен незнакомцу, который протягивает ему конфету, ведь, все любят сладкое, не так ли? Но сладкое не всегда значит полезное. Сложно сказать, что скрывается под яркой оберткой. Необходимо снять ее, а затем попробовать. Конфета, которую Люмин с радостью съела, была со вкусом заботы и внимания. Приторно сладкая и до омерзения вредная. Рыба была на крючке. «Иронично», — подумала Люмин, вспоминая об увлечении Аякса. Так или иначе, какой бы не была «наживка», она не вечна. Рано или поздно, наступает послевкусие, и оно всегда имеет кислотный, пустой привкус, а вместе с ним спадает и пелена.       Повозка снова остановилась. Надзиратель, не рискнувший больше тронуть девушку, предупредил:       — «Не вздумай рыпаться, бешенная».       Как бы сильно не хотела сбежать девушка, она не смогла бы этого сделать. Руки и ноги одеревенели от холода, а вес кандалов не позволит убежать далеко. Она зажмурила глаза и наморщила лоб, когда перевозная тюрьма наполнилась ярким светом. Крупицы запекшейся на щеке крови посыпались на пол. После нескольких часов, проведённых в полной темноте, даже свет от свечи мог доставить дискомфорт. Минуту спустя она приоткрыла глаза, привыкая к свету. Рядовой Фатуи потянул цепь, заставляя пленницу встать. Это оказалось не так просто. Кожа в некоторых местах примерзла к железу вместе с тканью.       —«Вставай», — приказал мужчина, а затем снова одернул цепи. Люмин зашипела от боли. Медленно она начала отрываться от пола. Не выдержав нерасторопности девушки, амбал схватил её за талию и резким движением поднял на ноги. Снова шикнув, блондинка проверила не осталось ли на полу кусков ткани ли кожи. Хвала Архонтам всё было цело.       Люмин, по всей видимости, стояла во внутреннем дворе здания цвета лазурной бирюзы с многочисленными белыми колоннами с золотой лепниной на них. Архитектура была не похожа на что-либо, что ей доводилось видеть в Тейвате. Но размышлять об особенностях градостроительства в Снежной, ей не хотелось. Возможно, при других обстоятельствах, девушка бы восхитилась изысканностью цветов и точеностью каменных фигур на крыше, но не сейчас. Главной заботой являлось выживание. Люмин еле перебирала ногами, идя вслед за мучителем, норовя упасть в снег.       — «Я сам отведу её в камеру. Ты можешь быть свободен», — в уши ударил знакомый приказной тон предвестника. Должно быть, они приехали раньше. Люмин слышала как во время второй остановки передний экипаж продолжил движение. Решил сделать ещё больнее? Лично плюнуть ей в лицо, захлопывая решётку?       Люмин без стеснения волком смотрела на Чайльда. Рядовой сделал лёгкий поклон головой командиру, а затем передал цепь в его руки. Краем глаза предвестник заметил в окне силуэт Родриги, всё ещё пытающейся уличить парня во лжи. Он демонстративно потянул за собой цепь, заставляя блондинку сделать пару-тройку неуклюжих шагов. Парень шёл было, пока не убедился в отсутствии слежки. В этом дворце даже у стен были уши, но, к счастью, всё, что говорилось в подземелье, оставалось в подземелье. Люмин же, обременённая тяжестью оков, едва ли успевала за предвестником. В сухом и тёмном подвале дворца было тихо, лишь треск факелов изредка протыкал тишину.       — «Что с ними?», — спросил Аякс. Вопрос предвестника возмутил девушку, но ещё больше удивлял тон. Он заметно смягчился. Словно не было ни побоев, ни мерзких слов, ни истязаний. Люмин сохраняла гордое молчание. К тому же, у неё просто не было сил на разговоры.       — «Они в порядке? », — повторил он, заводя девушку в камеру.       Снова молчание. Блондинка оглядела свою новую тюрьму. Каменные стены и жёсткая кровать без матраса, напоминающая постамент для гробов, которые она видела в ритуальном бюро Ваншэн. Всё в лучших традициях сказочных темниц. По крайней мере, здесь было тепло.       Предвестник усадил её на кровать, а сам принялся внимательно осматривать лицо и тело девушки на очевидные повреждения. Рана на щеке, гематомы, видневшиеся из под разорванного свитера, а рот был в крови. Страшно было представить, что с ней происходило в дороге В глазах читалось искреннее беспокойство, однако, Люмин восприняла это не иначе, как очередную уловку. Она ловко увернулась, когда Аякс пытался удержать её подбородок.       — «Посмотри на меня. Умоляю».       Чайльд дёрнулся, словно его ударили током, осознав, что любимая по-прежнему в кандалах. Мысленно он проклинал себя и всю Снежную за то, что под рукой не было ничего, что могло бы служить отмычкой. Короткий диалог с самим собой был прерван открывшейся тяжёлой дверью подземелья. Предвестник встряхнул головой и закричал:       — «Отвечай!», — было ясно, что он хотел, чтобы его крик наверняка услышали. Люмин вздрогнула. Ещё ни разу он не позволял себе подобное, если человек, которого она знала вообще стоял перед ней.       — «Повторяю. В сотый. Раз! Где он?», — всё его тело напряглось, а лицо покраснело, словно он пытался выдавить из себя злость, как лицедей на сцене. Если даже злость и была притворной, она нагоняла на Люмин не меньше страха, чем настоящая.       В приближающихся шагах, отчётливо различался стук каблуков Родриги. Звук её обуви пленница узнает из тысячи.       — «Где он, тварь?», — голос буквально срывался, а затем он занёс руку над головой. Люмин взвизгнула и закрыла глаза, а когда услышала характерный звук удара по коже, не почувствовала боли. Удар пришёлся на вторую ладонь Чайльда. Он не собирался её бить. Однако, добавил новый вопрос в список.       — «Кончай. Её Величество готово принять тебя», — сказала подруга, ухмыляясь при виде, оставленного ею подарка на бледной щеке узницы.       Аякс сделал вид, что разочарован прерваным весельем, но послушно направился к выходу. Удар по ладони явно причинил боль. Неизбежную боль. Не важно кто зашёл в подземелье, важно, что каждый в этом проклятом дворце должен думать, что ему плевать.       Захлопывая решётки он произнес:       — «Мы ещё не закончили».

****

      Длинные золоченые коридоры до приёмной Царицы тянулись бесконечно. Сердце Аякса колотилось так же быстро, как сменяются мондштадтские ветра. Желудок скрутило в нервозной узел. Парня тошнило. Каждый шаг усиливал ощущение конца. Гарантий, что Архонт поверила рапорту и поверит теперешним его словам не было. Больше всего волновала судьба Люмин. В тысячный раз он проклинал себя за трусость. Предвестник знал, что расправиться с Родригой и десятком прихвостней не составило бы труда, используй он Глаз Порчи. Однако, после его использования, уйти удалось бы не дальше, чем до садовой калитки. Поэтому пришлось снова играть роль мерзкого номер одиннадцать из Фатуи. Одной лишь Селестии было известно насколько ему противен собственный существовани титул, имя и само существование. В глазах Аякса, Люмин ненавидела его и это было более, чем заслуженно. Он мог объяснить ей всё, с самого начала, но имело ли это смысл? С большей долей вероятности, что бы не сказал предвестник, Люмин не простила бы напарника, а если бы и простила, то делать вид, что всё хорошо не смогла. Единственное, что было в голове Чайльда — изувеченное когтем Родриги лицо Люмин. Шрам, который, безусловно, останется на белой щеке, станет вечным напоминанием малодушия и лживости предвестника.       Кроме того, блондинка так и не ответила на вопрос. Она поняла, о ком именно спрашивал предвестник, но смолчала, оставив его в не ведении. Чайльду не было известно о том, в безопасности ли его родные, от этого тревога покоряла новые высоты.       Стук каблуков впереди раздражал слух. А то, что эти каблуки принадлежали именно Родриге, провоцировало желание наброситься на неё и сделать с ней всё, что вздумается. По кусочку снимать с неё кожу, обливать кипятком или исполосовать её кинжалами, но даже это казалось недостаточным, чтобы заставить её страдать больше, чем страдает Люмин. Но прямо сейчас, убийство предвестницы представлялось невозможным и даже неразумным. До тех пор, пока он не убедится в том, что родным ничего не угрожает, их надо было вывезти из Снежной.       Тем временем, до встречи с судьбой оставался лишь один поворот. Память сыграла злую штуку. Сон, в котором на коленях перед Царицей стояла его семья. Сон, в котором Родрига перерезала горло матери на глазах у детей. Сон, в котором он ничего не мог сделать. Предвестник крепко стиснул зубы, поджав губы в тонкую линию. Ноги, словно ватные, цеплялись за дорожку багрового ковролина. Аякс никогда не обращал на него внимания, но припоминал, что раньше он был много цвета. Зная то, сколько трупов выносили из этого зала, немудрено, что он насквозь пропитался кровью.       Предвестники остановились возле двустворчатой двери из белого дерева. Родрига сделала два стука, означающих, что они готовы войти. Но готов ли был Аякс к самой большой лжи в своей жизни, от которой зависела судьба всего, что он старался сберечь? Двери распахнулись. Чайльд не был уверен произнёс он слова в слух или они так и остались в его голове, но полный решимости он сказал:       — «Я готов».