Paradise Circus

Ран ловит его в коридоре - зажимает в полумраке угла, мягко, с уважением к чужому труду, забирает бумаги из рук, прячет свою ухмылку в его волосах. Коко слишком уставший, двигающийся на автомате в сторону спальни после бесконечных расчётов и отчётов, своих и чужих, не может даже сопротивляться, упираясь рукой в грудь даже не столько, чтобы оттолкнуть, сколько чтобы не потерять равновесие. Хайтани проводит носом ниже татуировки, по коротко выбритой части головы, ловит запах дорогого парфюма, что-то вкрадчиво шепчет, прежде чем скользнуть языком по краю ушной раковины. Он напирает ближе, прижимая собой Хаджиме к стене, целует за мочкой уха, спускаясь губами ниже, на шею, едва прихватывая ими кожу, свободной рукой поглаживает спину. - Может хоть до спальни дойдём? - Коко тянет к земле и сну намного больше, чем к мужчине рядом, но уставшее тело всё равно отзывается на чужое тепло и ласки, а сонливость расслабляет обычно раздражённый и скептически настроенный ум. Этот эффект похож на алкогольное опьянение, и они оба это понимают, прикрывая этим объяснением то, что происходит такими вечерами - когда Коконой позволяет себя довести в чужую спальню, чтобы расслабиться под чужими ласками, забыться в близости с чужим человеком. Хайтани ведёт его в их общую с братом спальню, обычно пустующую, а потому никто не задаёт здесь лишних вопросов. Братьям досталась одна из самых больших комнат в доме, что объяснялось тем, что они решили занимать её вдвоём; Ран оставляет его у входа, успевая скользнуть рукой с талии на ягодицы, и отправляется к кровати, чтобы включить приглушенный свет. Красный томный свет попадает только на одну её половину; кровать невероятно огромная, как презрительно называет её Санзу - "траходром", поэтому для полного её освещения приходится зажигать две лампы с каждой стороны. Коко медленно проходит ближе, расстёгивая ремешок от часов на руках, предпочитая ближайшие несколько часов (сна, конечно же), не слышать никаких звуков; небрежно кидает их на пол, отправляя вслед за ними украшения и часть одежды. Хайтани словит его за плечи, зарываясь носом в волосы, горячо дышит его запахом; Хаджиме глазами находит документы, которые взял с собой, и которые у него заботливо отобрали и положили на комод. Он закрывает глаза, удостоверившись, что всё в порядке и старается забыться от работы, сосредоточившись на пальцах, массирующих его плечи, которые напоминают когти, выпущенные кошкой, чтобы умять себе местечко. - Ложись, - шепчет ему Ран куда-то в затылок, помогая избавиться от остатков одежды, и Коко ныряет на огромную горизонтальную поверхность, обнимая одеяло под собой с довольным стоном. Хайтани устраивается на его бёдрах сверху, заботливо собирая разбрызганные по спине пряди в один хвост, очищая себе холст для творений; кожи касается тёплое масло и длинные пальцы пробегаются вдоль всего позвоночника, стараясь равномерно распределить его. Хаджиме сложно понять, в какой момент правила игры установились таким образом: чем больше днём несносное трио доводило его до белого каления, тем старательнее и заботливее старший Хайтани будет пробовать сделать ему хорошо ночью. Или следующей ночью, а может быть и днём, в зависимости от распорядка дня Коко и его загруженности. Ран не был мастером массажа, но после напряженного сидения за компьютером, финансовый гений просто таял под этими прикосновениями, довольно постанывая и заводясь от ощущения расслабленности. Ноющие мышцы сдавались под напором чужих ладоней: плечи, лопатки, поясница, прикосновения к которой вызывали мурашки где-то в низине живота, и ягодицы, как приятное окончание массажа и переход к сексу. Пока Хайтани мнёт его задницу, Коко уже настроен на продолжение, подставляется под его руки, ёрзает, стараясь потереться о штаны Рана, зная, что и тот уже давно готов. Расслабленность и сонливость смешиваются в гремучую смесь, раздвигая границы дозволенного; Хаджиме старается найти опору в собственных руках под резким, нетерпеливым темпом своего партнёра, но они бессильно разъезжаются на гладком пододеяльнике. Ран переворачивает его с живота на спину почти заботливо, лишь укусом в плечо компенсируя эту заминку, заставляя недовольно выдохнуть; закидывает одну ногу себе на плечо, продолжая движение. Смотреть в лицо ему тяжело, но и отвести взгляд невозможно: на губах старшего Хайтани его лёгкая, фирменная полуулыбка, под едва прикрытыми веками видно фиалковые глаза, которые прожигают желанием и похотью в ответ. Коко плохо себя контролирует; в конце концов, он пришёл сюда именно за тем, чтобы перестать всё контролировать; ищет рукой чужие пальцы, чтобы положить себе в рот и слегка прикусить; стонет в голос, иногда грязно ругается, когда ему совсем хорошо. Ран целует его лодыжку, не разрывая зрительного контакта; долго, нежно, в контраст страстного темпа, задаваемого собственными толчками. Едва кончив, Хаджиме наконец засыпает без всех мыслей, устало вырубая сознание в расслабленном и довольном теле. Ран мягко перекладывает его с одеяла на простынь, укутывает, осыпая долгими поцелуями спину и плечи; поднимает с пола одежду и вещи, складывая их рядом с бумагами на комод, выключает свет и тихонечко выходит, оставляя Коко отсыпаться одного. А через несколько дней можно будет подловить его где-нибудь на кухне, по-хозяйски устроив ладонь на заднице; сунуть ему в рот пальцы, напомнить об этом вечере, подразнить, чтобы его тёмные глаза сузились от злости, почти напоминая кошачьи.