Закат сквозь перья грифона

— Осторожнее, ваше высочество, горячо, — Лютик поставил рядом с девушкой тарелку похлёбки. Он понимал, что принцесса едва ли прежде принимала пищу вот так, сидя на борту тележки, и используя тот же бортик как стол и ела одно только блюдо, без всех привычных атрибутов королевских пиров, и старался как мог разрядить обстановку. А она не жаловалась и вообще держалась достойно. — Грибы делают любой суп нажористей. То есть, я хотел сказать — аппетитней! Оцените и убедитесь, что я старался над ним не зря! — Благодарю, Лютик. Не беспокойтесь обо мне. Поешьте и сами. М-м-м… суп и правда выше всяких похвал. Вы не только прекрасно играете, но и великолепно готовите. Угостите же и вашего друга-травника. Он явно ждёт, когда вы вернётесь к нему. Убедившись, что девушка справится с ложкой в своём не очень устойчивом положении на борту тележки Региса, поэт вернулся к вампиру. Они оба разместились со своим ужином прямо на земле. Из-за Таяны они не могли двигаться быстро, оба опасались, что её растрясёт на неровностях дороги и начнутся преждевременные роды, а это будет фатально как для неё, так и для малышки. Поэтому лишь к вечеру того же дня, точнее, уже почти на закате, только пересекли эльфийское кладбище и оказались неподалёку от гор, где отец Таяны и Ольды нашёл свою сильфиду, что стала ему женой. Но ещё далеко от каких-либо человеческих поселений. — Интересно, — начал было поэт, чуть обводя контуры гор, — они до сих пор прячутся там? Сильфиды? — Им приходится прятаться, — ответил вампир. — Как и многим другим созданиям, потому как люди склонны уничтожать всё, что возможно. Даже если оно приносит им пользу. — Это дурость или их суть? — Это факт, который нам остаётся только принять. Нам этого не изменить. *** Если бы зрение поэта было подобно глазам грифона, он бы увидел, что в горах, на которые он смотрел с таким интересом, возле тех самых трещин, что помнили первые свидания влюблённого короля и его сильфиды, вдруг забулькало, запенилось, а затем и хлынуло серебристое вещество, из которого затем встали три сильфиды. Точнее, четыре. Но четвёртую будто выплюнуло на землю чуть отдельно и превратило в королеву. Остальные три оставались похожи на полужидкие статуи из серебра, что росли из одной лужи. Королева кашляла и долго не могла отдышаться. Но вот справилась и даже сумела сесть, глядя на остальных «сестёр». — Ты остаёшься здесь, — проговорили три сильфиды вместе. — Здесь. Живёшь отдельную жизнь, как ты всегда хотела. Отдельную. От колонии. А мы пока подождём отделения от твоей дочери уже её дочери, что скоро придёт в этот мир. — Да! — королева пыталась стереть с тела последние капли серебристой жидкости, что и так стекали с неё, как вода. — Да, они в вашем распоряжении, берите их, берите их память, их обоих, только… позвольте мне и дальше жить отдельно! Я… не гожусь для колонии. Совсем не гожусь! Сильфиды синхронно повернулись, покачали головами. — Ты так ничего и не поняла. Не поняла. Мы никого не берём в колонию силой. Только по согласию. Они ещё раз посмотрели на уже вставшую женщину и снова убулькали в ту же трещину. Королева какое-то время смотрела туда, тяжело дыша и, кажется, ещё не до конца веря, что её отпустили. Потом добралась до известного только ей тайника, и покопавшись там, достала одежду и обувь, что осталась здесь с очень давних времён. Не зря она попросила выпустить её именно здесь. Из любого другого места пришлось бы идти совершенно голой, а такое в мире людей не принято. Тем более, для женщины, если она не хочет сразу нарваться на определённого рода неприятности. Платья, разумеется, слежались, но в целом ещё были годны. Как и всё прочее. Наверное, она была одной из немногих королев, что умела одеваться сама, и не раз делала это перед свиданиями со своим избранником. Вспомнив, как сильно он любил её, и как много дал, она даже погрустила о нём какое-то время. Как же жаль, что люди так недолго живут… Что-то подсказывало ей, что в своё родное королевство лучше не возвращаться. Король умер, да здравствует новый король. На троне наверняка уже есть кому сидеть. Её там не ждут. Нужно заново устраивать свою жизнь. Не имея ничего, кроме самой себя. Ну и ещё пары нарядов. И небольшого количества отложенных. Монеты того времени ещё ходили в употреблении и могли здорово помочь на первых порах. Ну так это уже немало. Однажды, имея гораздо меньше, она заполучила короля. Почему это не может случиться ещё раз? Королева отряхнулась и внимательно осмотрела себя. Утрамбовала оставшиеся вещи в плотный тюк. И пошла вперёд. Буквально через пару перевалов наткнулась на группу мужчин, охочих до одиноких путешественников. А тем паче — путешественниц. Они гнусно улыбнулись, профессионально беря её в кольцо, и спрашивая, что такая молодая и красивая делает тут одна и не нужна ли ей какая помощь, а то они с радостью. Ещё через пару минут по ущелью метались крики одного-единственного, что выжил. Головы остальных отделило от туловищ одним взмахом чего-то вроде серебристого щупальца, в которое превратилась её правая рука. Камни обрызгало алыми и серебристыми каплями. Последний выживший, на взгляд королевы, самый молодой и крепкий, стоял на коленях, подняв руки и трясясь всем телом: — Пощадите, госпожа! — Пощажу. Если поклянёшься мне в верности, будешь помогать и оберегать в дальнейшем пути. Парень едва соображал, глядя на ровнёхонько срезанные головы дружков, с которыми весело болтал вот только что, какая защита может ей понадобиться, но усерднейше кивал и клялся всем, чем только мог и не мог. — Отлично, — королева чуть потёрла правое запястье. Поморщилась. Всё же, она впервые перерубала кости и немного ушиблась. — Возьми мои вещи и следуй за мной. — Куда, госпожа? — Через горы, для начала. И упаси тебя боги, в которых ты веруешь, попытаться меня предать или обмануть. Руки-ноги отрублю и так помирать брошу. Запомнил? — Да, госпожа! Ни за что, госпожа! Буду предан до могилы, светлейшая госпожа! Не рубите только! — Но прежде… деньги у твоих приятелей были? Собери всё. И не копайся там! — Сей миг, госпожа… Ох… — он отвернулся и его вырвало. Королева подождала, пока всё закончится. Веление своё повторять не стала, только смотрела. Парень вытер рот предплечьем, чуть отдышался, и снова склонился над ближайшим, ещё тёплым телом недавнего товарища. На сей раз сумел вытащить кожаный кошелёк. *** — Переночуем здесь? — спросила принцесса. — Здесь. Разместив девушку со всем возможным комфортом на повозке, вампир и поэт принялись обустраивать ночлег на открытом воздухе. — Я пока не знаю, что мы будем делать с Таяной, — честно сказал Лютик. — Оставить в каком-нибудь храме, хоть той же Мелитэле? Это богиня-мать, которой поклоняются в Северных королевствах. Жрицы там специализируются на женщинах, родах и детях. Центром культа является храм в Элландере, возглавляемый верховной жрицей Неннеке. Ведьмак с ней в довольно неплохих отношениях, она не раз лечила да и по всякому выручала его. Довести и сдать на руки? А по дороге расспросить, что же там у неё было с королём, и как оно всё так получилось… — Не стоит. Ей нужно отойти от случившегося. — Всё время отходя от самого интересного, баллады не напишешь! — фыркнул Лютик. — Наоборот, нужно ловить чувства и эмоции пока они свежи! — Ты хотел написать про вампира и эльфийку, — напомнил Регис. — Напишу, не сомневайся даже! — Лютик чуть игриво ткнул Региса в плечо и чуть рассмеялся. — Пиши. И пой, — вампир оглянулся на девушку. Те с поглощала лютиков суп и смотрела исключительно в тарелку. — Ты хочешь путешествовать со мной наедине? — тихо спросил Регис. — Будто ты хочешь чего-то иного. — Таяна верно сказала. Двое мужчин, что оберегают беременную девушку, вызовут у людей больше симпатии и меньше вопросов, чем просто двое мужчин. Один из которых — известнейший на всю округу поэт, а второй… наделён вполне запоминающейся внешностью. Кто знает, какие слухи пойдут и чем дело кончится. Про храм Неннеке — неплохая идея. Пока туда доберёмся, ей уже может прийти пора рожать. Жрицы богини-матери в таком деле лишними не будут. А дальше — посмотрим по обстоятельствам. — Угу. Только в дороге нужно будет прикупить её какой-нибудь шарфик. Или накидку. Думаю, за пределами королевства мало кто знает, что означает узор, но камни, вживлённые прямо в кожу, могут вызвать множество ненужных вопросов. Но согласится ли Таяна закрыть последний оставшийся у неё символ её статуса? — Уверен, что да. Она умная девушка, сразу всё про нас поняла, предложила помочь. И из одежды ей понадобится не только шарфик. Да и нам. Значит, по дороге озаботимся заработком. Ты своим творчеством, я своим травничеством. Может, и принцесса что полезное умеет. — Словом, будем незаметны, как цыплята под наседкой. И никто нашу троицу не запомнит. Они посмотрели друг на друга. Лютик рассмеялся, Регис улыбнулся, а потом… — Лютик, посмотри, — вампир указал рукой на заходящее солнце. Точнее, не совсем на солнце. На холме, между ними и уходящим светилом, стоял грифон. Молодой, роскошный, сильный грифон. Существо из другого мира, что стало теперь частью этого. И заходящее солнце светило прямо между его крыльев, превращая этот вид в одну из тех картин, что не забываются до самой смерти. Вампир и поэт смотрели на это волшебное создание, что вроде сумело прижиться здесь, и думали… Лютик не знал, о чём думает вампир, но сам он думал, что и они тоже сумеют прижиться. Сжиться. Вдвоём и вместе. По крайней мере, очень постараются, раз уж встретились и не желают расставаться. Всё сложилось именно так, как оно есть. А ещё он думал о множестве рифм и песен. О множестве мест и королевств, что лежали перед ними. О том, что уже было между ним и Регисом и что ещё будет. Но потом Регис нашёл руку поэта и Лютик стал думать только о том, что чувствовало сейчас его сердце. Что видели его глаза, в этом прекрасном закате, сквозь перья грифона. — Надо поесть, Лютик, а то остынет, — сказал Регис, впрочем, не отводя взгляда от дивного вида. — Этот твой грибной суп и вправду выше всяких похвал. Воздадим ему должное. Конец.