Ты принадлежишь мне

━━━━━━◇◆◇━━━━━━

Ты не была уверена, что чувствовала после того разговора с Аластором и Рози. Что-то в тебе сломалось после него, и ты просто… Перезагрузилась. Какое-то время ты просто существовала. Ты ела, когда это было нужно, спала, когда это было нужно, и продолжала выполнять приказы Аластора, когда бы они ни отдавались. Ты существовала. Ты была жива. Но ты была не ты. Ты знала, что это плохо. Знала, что это беспокоило людей, которые заботились о тебе, и ты ненавидела это. Ты знала, что они хотели снова услышать, как ты говоришь, как ты смеешься, увидеть, как ты улыбаешься. Ты хотела того же, что и они. Хотела иметь возможность говорить, смеяться, улыбаться, снова что-то чувствовать вместо этой ужасной пустоты. Но ты не могла. Каждый раз, когда ты пыталась испытать какую-либо эмоцию, даже грусть, что-то в твоём сознании говорило оттолкнуть её. Быть спокойной. Быть хорошей. Что так будет лучше. Что больше ничего не причинит боль, если ты просто позволишь пустоте забрать тебя. И поэтому ты позволяла этой пустоте обернуться вокруг тебя удушающим одеялом, чего бы ты ни хотела. Это было настолько рефлекторно, что ты не смогла бы сопротивляться этому, даже если бы попыталась, а ты пыталась. Эти две недели абсолютной пустоты были для тебя не более чем размытым пятном. Ты не помнила бóльшую часть того, что произошло, кроме обычных прогулок с Аластором. Но ты помнила, что было потом. После пустоты пришла паранойя. Всякий раз, когда кто-то подходил слишком близко, дотрагивался до тебя, касался твоих волос, ты чувствовала, как нарастала паника, твои мысли кричали, чтобы ты боролась, бежала. Ты оказывалась быстрее, чтобы отступить или даже оттолкнуть руку. Твои мышцы оставались напряжёнными, как резиновая лента, натянутая до предела и готовая лопнуть в любой момент. Ты искала пути отхода, рефлекторно вздрагивала от любой протянувшейся к тебе руки, никогда никого не трогала и отказывалась позволять им прикасаться к себе. Ты вернулась к своим старым привычкам. Ты ходила как кошка по незнакомой территории. Осторожная, наблюдающая и прислушивающаяся ко всему. Ты оценивала каждую мелочь и всех, с кем вступала в контакт. Ты была именно такой, какой тебя описывал Люцифер. Осколки тёрлись друг о друга, проделывая новые дыры. Некоторые части практически стали пылью в этот момент. Тогда ты пыталась собрать себя по кусочкам, исправить, склеить их вместе. Тем не менее, после того инцидента ты не видела смысла снова пытаться собрать осколки. Не тогда, когда их забрали у тебя, бросили на землю и растоптали. Ты не была уверена, как долго это продолжалось, время всё ещё двигалось для тебя как размытое пятно. Ты помнила, что всё ещё видела Ниффти, Хаска и Рози, но не чувствовала себя рядом с ними. Было больше похоже на то, что ты парила позади своего тела, наблюдая, как оно тихо ходит, двигается, кивает, качает головой, редко говоря без необходимости. Неизвестно, как, неизвестно, когда это произошло, но тебе удалось протиснуться обратно в собственное тело. Медленно, но верно ты смогла говорить больше. Медленно, но верно ты смогла почувствовать что-то кроме пустоты, кроме паранойи. Ты знала, что это началось с Ниффти, когда она рассказала тебе о твоей регрессии, затем Хаск заставил тебя рассказать ему, что сделал Аластор, а затем Рози мягко уговорила рассказать о прошлом, даже если это была лишь его малая часть. Ты поняла, что ты не одинока, собирая осколки себя. Они тоже были рядом, помогали тебе. Они все разговаривали с тобой, помогали найти слова, помогали найти себя, помогали снова почувствовать себя собой. Это было нелегко, но ты знала, что именно благодаря ним ты смогла почувствовать себя более похожей на себя. Пустота и паранойя сменились лёгким намёком на эмоции. Некоторые были хорошими, большинство плохими, но это было намного лучше, чем то, что ты чувствовала до этого. Благодаря ним прикосновения меньше напоминали статические заряды, пронзающие тело булавками и иглами. А Аластор… что ж… никогда не было уверенности, что он мог чувствовать хоть какую-то вину за прошлые действия. Ты всегда думала, что ему всё равно, и, возможно, какое-то время это было правдой. И всё же один его маленький жест перевернул всё с ног на голову. Ты помнила, как изучала его лицо после того, как он поцеловал шрам, оставленный Воксом. Помнила, как ждала его панчлайн, какое-то оправдание со смехом и взмахом руки. Но ничего этого не было. Его улыбка была натянутой. Он изо всех сил старался не нахмурить брови, когда его глаза смотрели на твои шрамы. Уже по одному этому жесту, по тому, как он смотрел на шрамы, ты поняла, что он чувствовал что-то вроде вины. Что он действительно чувствовал что-то вроде вины за то, что случилось с тобой. Это могло показаться не таким уж значительным наблюдением, но для тебя это было всем. Он никогда не ждал, никогда не спрашивал разрешения, никогда ничего подобного не делал. Но с этим он ждал. Он действительно спросил разрешения. А выражение его глаз… это был его собственный способ сказать: «Мне жаль». Это заставило твою грудь сжаться, а сердце скрутиться, как выжимаемое полотенце. Аластор не признавал ошибок. Он всегда считал себя безупречным, пунктуальным, неспособным сделать ни единой ошибки в работе, словах или чём-то еще. Он не говорил, что облажался, или что ему жаль, потому что ему было всё равно. По крайней мере, таким он обычно был. Теперь ты была уверена, что что-то в нём изменилось, хотя ты не знала, когда и даже почему. Ты просто знала, что это произошло, и хотя он всё тот же Аластор, с которым ты была хорошо знакома, он также настолько, настолько другой. После той ночи следующие несколько недель стали для тебя намного яснее. Мир стал не столько размытым цветом и приглушенными звуками, сколько хаотичным нагромождением ярких огней, неоновых вывесок и кричащих пешеходов. Твой голос стало легче найти, и, в свою очередь, твоё остроумие. Вновь обретя голос, остроумие, ты снова обрела уверенность. Огонь в тебе вновь зажёгся, с каждым днём разгораясь всё ярче и смелее. Как это было раньше. По крайней мере, отчасти, но не полностью. Стремление найти свой голос и уверенность в себе пришло к нахождению уверенности не говорить больше. Не просто в целом, а не рассказывать о себе другим. Ты не могла много сказать, воспоминания о прошлом были слишком болезненными, чтобы говорить о них за один присест, но ты справилась. Рози понимала это лучше всех. Ты не уверена, благодаря ли тому, что она прошла через что-то подобное, её обширному сочувствию или смеси того и другого. Казалось, что у неё просто была эта способность поддерживать тебя в состоянии покоя. Она следила за тем, чтобы твой голос не терялся во время ваших разговоров, и всегда спрашивала тебя, не хотела ли ты остановиться, когда рассказ начинал становиться слишком тяжёлым. Потребовалось некоторое время, но тебе удалось поговорить с ней об отце. Что он сделал. Это было непросто, но у тебя получилось. Ты низко опустила голову, когда говорила, прислонившись к ней для поддержки. Ты никогда не видела мрачного, злого лица Рози, когда говорила о том, что делал с тобой твой отец. Однако ты чувствовала, как её хватка сжималась крепче, защищая тебя. После того конкретного разговора Рози, казалось, держала тебя ближе к себе, когда ты была с ней. Её объятия, её рука вокруг тебя… казалось, что Хаск обнимал тебя крылом. Как покров защиты… любви. Это заставляло тебя чувствовать себя в безопасности, она заставляла тебя чувствовать себя в безопасности. Хаску пришлось тяжелее. Как и у тебя, эмоции не были его сильной стороной. Однако его сильной стороной было терпение. Он был терпелив всё время, пока ты изо всех сил пыталась заговорить. Он по-своему заверил, что ты могла не спешить, остановиться, когда захочешь, что ты не обязана продолжать, если не готова. Он держал крыло вокруг тебя, чтобы не давать захлёбываться в воспоминаниях, чтобы ты чувствовала себя в тепле и безопасности. Однако он не был так искусен в скрывании своего гнева. Его шерсть взъерошилась, делая его больше. Хвост дёрнулся и ударил по дивану. Его лицо было искажено смесью боли и ярости. Его крыло вокруг тебя прижимало тебя к себе, словно пытаясь спрятать. Ты не знала, что он сказал после откровения, так как это было на другом языке. Хотя ты была уверена, что всё, что он сказал, было какой-то формой угрозы смерти для твоей семьи. С тех пор ты начала замечать, что он присматривал за тобой более внимательно и гораздо более покровительственно, когда вы находились рядом с Аластором. В этом не было необходимости, поскольку ты знала, Аластор не сделал бы того, что делал твой отец, но этот жест всё равно был ценен. Что касается Ниффти… ну, сначала ты не знала, что ей сказать. Она была такой милой, такой заботливой, что ты не была уверена, что будет хорошей идеей рассказать ей хотя бы часть своего прошлого. Но она была твоей… твоей подругой… она и сейчас являлась твоей подругой. Она видела тебя в лучших и худших проявлениях. Она протянула тебе руку, и пришло время тебе принять её. Она заслуживала знать. Ты потратила день, чтобы посидеть с Ниффти в её квартире, чтобы рассказать ей о своём прошлом. Просто маленький кусочек. С участием твоей матери, игл, её дергания за волосы. Ты по-прежнему чувствовала эмоциональное истощение, говоря об этом, всё ещё изо всех сил пыталась говорить об этом — образы до сих пор были такими чёткими в твоей голове, — но с каждым разом становилось всё легче. Ниффти была нехарактерно молчалива, когда ты взяла паузу в рассказе. Когда ты закончила, в воздухе повисла ужасная тишина, которая заставляла тебя чувствовать себя немного неуютно. Когда ты собралась сказать что-то, чтобы заполнить тишину, она обняла тебя. — Это не твоя вина. Неважно, как сильно это ощущается, неважно, сколько бы раз они ни говорили, что это твоя вина, это не так. Понимаешь? Ты не знала, что эти слова были чем-то, что ты хотела услышать, что ты должна была услышать. Ты даже не знала, что плакала, пока не моргнула и не почувствовала, как слёзы катятся по щекам. Ты сидела так с ней какое-то время, нерешительно потянувшись, чтобы удержать её, пока она обнимала тебя, позволяя тебе не торопиться, чтобы собраться. Остаток дня ты провела, учась у неё готовить, чувствуя себя немного легче, чем раньше. Каким-то образом ты подсознательно знала, что эти трое поймут. Хотя было трудно говорить, с ними об этом было легко говорить. Ты была так благодарна за то, что сейчас в жизни был кто-то вроде них. Какая уморительная ирония в том, что из всех мест ты находила что-то вроде счастья, безопасности и, честно сказать, новой и лучшей семьи в аду. Оставшись с одним человеком, с которым можно поговорить, ты бы солгала, если бы сказала, что не боялась этого хоть немного. В конце концов, это был Аластор из всех демонов. Человек, который смеялся в лицо плачущим жертвам и упивался чужой болью и страданиями. Но он явно чувствовал вину за то, что произошло так много месяцев назад — куда только ушло время? — и вы оба пытались заставить всё наладиться. Медленно, но верно оба пытались склеить осколки ваших отношений. Хотя ты признавала, что была шокирована тем, что Аластор вообще пытался, сам по себе этот жест всё равно казался приятным. Теперь, если бы ты только могла найти подходящее время, чтобы по-настоящему рассказать ему об этом. Ты была уверена, что просто замолкнешь, говоря об этом, и сначала не знала, почему. Ты корила себя за то, что была открыта с Хаском, Ниффти и Рози, но так нерешительна с Аластором. Но потом ты напомнила себе, что Аластор совсем не похож на них. Эмоции для него были непостоянны, не нужны — он не любил чувствовать ничего, кроме радости. Но тебе пришлось снова напомнить себе, что это было чем-то совершенно новым для вас обоих. Ты говорила о своих прошлых обидах и принимала их. Аластор чувствовал и принимал новые, чуждые ему эмоции. Рози, Хаску и Ниффти было легко, потому что они понимали твою боль, потому что каждый из них проявлял эмпатию в разной степени. У Аластора её не было. И каждый раз, когда ты думала о том, чтобы сказать ему, ты трусила и держалась особняком. Прежде чем ты это осознала, эти месяцы существования, поиска себя и открытости (почти) всем превратились в год. Пришло время очередного истребления. Как обычно, ты сидела с Аластором в его старой мастерской. Засохшие пятна крови, старинные медицинские принадлежности и орудия для пыток были самым приятным зрелищем, которое можно было снова увидеть. Первые пару минут ты потратила на то, чтобы всё осмотреть. Потребовалась всего одна чистка снаружи, чтобы ты соскучилась по старым окровавленным стенам и сломанному радио в углу. Это было знакомо. Это было безопасно. Воспоминание о том ангеле, пронзившем тебя своим копьем, вспыхнуло в твоём сознании, и ты вдохнула через нос, медленно выдохнув. Аластор искоса взглянул на тебя, в его глазах читалось любопытство, но он ничего не сказал и продолжил читать свою книгу. Правила всегда были одинаковыми, они не собирались меняться и в этом году. Молчите, пока не станет безопасно выходить на улицу, не издавайте даже самых тихих звуков. Ты села удобнее, тихо дыша и убеждая себя, что ангел больше никогда тебя не увидит. Здесь ты была в безопасности, и пока ты молчала — ангелы тебя не найдут. Уже чувствуя беспокойство после того, как просидела всего час, ты посмотрела на книгу, которую читал Аластор. Чем больше ты читала, тем спокойнее становилась. Обстановка, ощущения: всё в этой комнате было знакомо, даже чтение через плечо. Ещё один роман ужасов с оттенком мистики. Твои глаза уловили лёгкое движение, и ты увидела, как Аластор немного шевельнул рукой. Ты вдруг вспомнила давние события, как Аластор начал наклонять книгу в твою сторону, чтобы было удобнее читать через его плечо. Ты заметила, что теперь он делал это почти автоматически. От старых привычек действительно трудно избавляться. Этого было достаточно, чтобы вызвать призрак улыбки на твоём лице, и ты наклонилась немного ближе, чтобы продолжить чтение. Ты прочитала не очень много, прежде чем твой разум снова начал блуждать. Со временем твои глаза стали просто смотреть на страницы, видеть буквы, но не складывать их в слова. Ты думала о том, как Рози сказала не торопиться с подготовкой к разговору с Аластором о прошлом. Хотя, пока ты тянула время, ты знала, что не могла ждать слишком долго, иначе никогда не заговоришь об этом. Из-за того, что ты мешкала, как сейчас, становилось труднее даже думать о разговоре. Так что вместо того, чтобы пытаться спланировать время, когда ты, наконец, что-то скажешь, ты ждала, пока Эон вернётся к вам двоим и сообщит Аластору, что истребление окончено. Ты ждала, когда Аластор закроет книгу. Она исчезла в клубе чёрного дыма, а он вскочил на ноги. Он шевельнулся, собравшись предложить руку, но передумал и отошёл от тебя, чтобы дать встать на ноги, но ты не шевельнулась. Это заставило его голову наклониться, и ты знала, что он всегда так делал, когда ему что-то было любопытно. — Дорогая, тебе трудно стоять? Только не говори мне, что у тебя затекли ноги от столь долгого сидения неподвижно! Ха-ха! Ты поджала губы, вздохнула. — Я хочу поговорить с тобой. Ты пришла к выводу, что сейчас не время говорить об этом. С тем же успехом можно было бы сейчас сорвать лейкопластырь. Он моргнул, его голова наклонилась в другую сторону. Твой тон заставил его ещё больше заинтересоваться, что можно было понять по его позе. Без сомнения, его до сих пор шокировало то, что ты на самом деле разговаривала с ним, особенно что-то большее, чем просто ответы или ворчание. Конечно, ему было очень любопытно, что ты скажешь. Ты выдохнула, плечи опустились. — Тот день. Год назад. Когда я ударила тебя. — Гримм выскользнул из твоего рукава и опустился на колени, издавая мягкий воркующий звук. Ты почесала местечко между его рогами. — Ты же знаешь, почему я это сделала, да? Аластор потёр подбородок указательным пальцем, хмыкнув: — Конечно же, моя дорогая, — одна рука оставалась за его спиной, в то время как другая жестикулировала, пока он говорил: — Тянуть себя за волосы оказалось спусковым крючком, который заставил твой организм запустить эту реакцию «бей или беги». Тем более, в твоём случае, «бей и беги». — Да, — кивнула ты, — но… Ты знаешь, почему это вызывает такую реакцию? Этот вопрос несколько озадачил его. Одна только мысль о том, чтобы снова поговорить об этом, уже вызывала у тебя приступ изнеможения. Но ты преодолела это и продолжила: — Я не против того, что люди трогают мои волосы. По крайней мере, те, которым я доверяю, — ты продолжила гладить Гримма, находя утешение в их мурлыканье. — Но… Дёргать их… это… возвращает меня в… старые времена. Несчастливые времена. Твоя грудь сжалась, и ты начала дышать медленнее, медленнее. Аластор хранил гробовое молчание, демонстрируя терпение, которое он продолжал практиковать для тебя. Только для тебя. Он ждал, что ты продолжишь, не тыкая, не подталкивая. Ты сглотнула: — Моя… моя мать… — И это заставило его вытянуться по стойке смирно, как будто кто-то ударил перед ним линейкой. — Она дёргала их. Часто, — ты почесала руку. — Часто использовала иголки. Наркотики. Экспериментировала с ними. Я… действительно не знаю, почему. Не интересовалась и до сих пор не волнует, если честно. В груди стянулся узел. У тебя перехватило дыхание. Ты глотала воздух, сосредотачиваясь на дыхании. Дышать. Просто дышать. Всё в порядке. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Дышать. Теперь сорви лейкопластырь. Ты тихо спросила: — Ты знаешь, что… у меня очень высокая устойчивость к боли… верно? Тон Аластора был другим, когда он кивнул: — Я заметил… — Когда ты подняла взгляд, то заметила, что его улыбка натянута, а брови слегка нахмурены. — Это… из-за моего отца. Он… — Слова застряли в горле. Ты всё ещё не могла сказать это полностью. Не сейчас. У тебя были проблемы с тем, чтобы сказать Рози, и ты даже не смогла сказать Хаску. Вместо этого ты показала. Ты… могла бы сделать то же самое для Аластора. Ты взялась за указательный палец левой руки, сделала вдох и вывихнула его. Отвратительный треск разнёсся по всей комнате. Это почти не причиняло боли. Ты сделала паузу, снова вздохнула и крепко сжала палец. С большим опытом — даже слишком большим опытом — ты вернула палец на место и медленно согнула его. Ты взглянула на Аластора, надеясь, что он понял, что ты пытаешься ему донести. Ты не ожидала увидеть такое выражение его лица и опасный, тёмный блеск в остекленевших глазах, когда он смотрел на твои руки. Его собственные были сжаты в кулаки, и было практически слышно, как скрипят его зубы. Его рога тр-трещали, и у них выросла новая ветвь. Тени становились беспокойными, их шёпот эхом отдавался в комнате, в твоих мыслях. Ты слишком хорошо знала из личного опыта, что означал этот остекленевший взгляд его глаз. Он вспоминал что-то из собственного прошлого. Ты сглотнула. — Аластор? Сначала он не отвечал. Только когда ты снова окликнула, тише: «Аластор?..», он моргнул несколько раз. Закрыл глаза, медленно дыша. Шёпот стих, и он прочистил горло. Он поднял веки, и теперь глаза были гораздо яснее. — Я понял. — Его тон по-прежнему был отстранённым, скрывая за собой что-то более тёмное. Возможно, гнев? Он выглядел так, будто хотел что-то сказать, но не мог найти нужных слов. — Ты не… тебе не нужно ничего говорить, Аластор, — ты медленно поднялась на ноги. Гримм сел к тебе на плечо. — Я только… хотела тебе сказать. Я подумала, ты должен знать… зачем я вызвала тебя той ночью. Почему… я реагировала так, когда… когда ты дёрнул меня за волосы. Аластор долго-долго ничего не говорил. Вы оба стояли, смотря друг на друга, читая друг друга. Наконец он, кажется, нашёл слова, которые искал: — Моя дорогая… пойми, что эти люди никогда больше не тронут тебя даже мизинцем. До тех пор, пока я буду рядом, — он протянул руку в молчаливом предложении. — Слова пусты, если они не сопровождаются действием. Но знай, что я клянусь тебе: если когда-нибудь представится шанс, что они найдут нас или мы найдем их… я сделаю так, что их окончательная смерть будет ещё более мучительной, чем их первая. Сама мысль о том, что ты снова увидишь своих родителей в аду, была темой, которая, ты знала, рано или поздно была бы поднята, и от этого у тебя по спине побежали мурашки ужаса. Увидеть их снова было последней вещью, которую ты когда-либо хотела. Ты скорее встретишься лицом к лицу с ещё одним ангелом, чем снова увидишь своих родителей. Ты скорее столкнешься с Воксом без своих сил во второй раз, чем снова увидишь своих родителей. Это заставило страх, о котором ты почти забыла, снова подняться, стискивая сердце и заставляя грудь медленно сжиматься. И всё же слова Аластора… они… не казались пустым обещанием. То, каким он был: открытым, с протянутой к тебе рукой, менее натянутой улыбкой и блестящими правдой глазами — это заставило тебя думать, что он имел в виду то, что сказал. Хотя ты всем своим существом надеялась, что никогда больше не увидишь своих родителей, ты чувствовала, что даже если это случится — Аластор будет рядом. Этого было достаточно, чтобы страх, сжимавший твоё сердце, немного ослаб. Ты протянула руку и крепко сжала пальцы Аластора. Сглотнула ком в горле, глядя на него. На твоём лице медленно появилась улыбка, маленькая, но настоящая. Узел медленно-медленно распутывался, и ты обнаружила, что могла дышать лучше. Ты глубоко вдохнула через ноздри и тихо выдохнула через рот. — Спасибо, Ал… я… Я думаю, мне нужно было это услышать. Его собственная улыбка стала ещё твёрже, и он наклонился достаточно медленно, чтобы ты могла остановить его, если бы захотела. Но ты этого не сделала. Он запечатлел целомудренный поцелуй на твоей руке, став выше, чем раньше. Затем он сделал смелый шаг, протянув руку и ущипнув тебя за щеку. — Только самая лучшая и самая честная правда для моей любимой правой руки! По привычке ты шлёпнула его, но не потому, что его прикосновение вызвало у тебя статический заряд вдоль тела. Ты сделала это просто потому, что это… было чем-то, что вы всегда делали друг с другом. — Я твоя единственная правая рука, Ал, — беззаботно заметила ты. — И я надеюсь, что ты продолжишь делать свою работу достаточно хорошо, чтобы это так и оставалось! Ха-ха-ха! — Аластор развернулся на каблуках и направился к лестнице из подвала. — А теперь пойдём, моя дорогая! Я действительно считаю, что мы провели здесь достаточно времени, не так ли? — Да… Да, — ты последовала за ним, узел всё больше и больше развязывался с каждым шагом. Пока Аластор держал дверь открытой, чтобы ты вышла из дома первой, ты почувствовала, будто груз наконец-то свалился с твоего сердца. Как и в тот раз, когда ты разговаривала со всеми остальными, тебе стало легче, когда ты шла с Аластором. Это чувствовалось… приятным — наконец-то снова поговорить с ним. Возможность снова немного довериться ему. Для вас обоих время всё равно будет идти медленно. Это всё ещё будет путь проб и ошибок, чтобы попытаться исправить то, что было сломано. Но того, что у вас с ним есть прямо сейчас — знания, что он также помогает собирать осколки тебя… этого достаточно. И видя улыбку на его лице, видя, насколько она теперь была менее натянута и более искренна, ты понимала, что и ему этого достаточно. Во время обычной прогулки к торговому центру Рози с целью первым делом проверить её, ты подошла к Аластору немного ближе.