Запреты мертвого клана

Лагерь сопротивления живет своей яркой жизнью. Казуха не любит такую суматоху. Ему по душе одиночество природы, но он должен быть здесь, должен помогать этим людям в обмен на свое спасение. Конечно, генерал Горо не согласен с ним. Казуха, говорит он, ты волен идти туда, куда хочешь. И улыбается. Казуха хотел бы пойти туда, куда хочет, только вот незадача — он не знает, куда он хочет. Он свободен, полностью и безоговорочно, его не держит ничего в этой стране, но он все равно упрямо остается в лагере сопротивления, помогает им. Некоторые называют его героем. Некоторые — ронином, который заслужил право на свою месть. Генерал Горо зовет его птичкой и улыбается. Постоянно улыбается-улыбается-улыбается, а у Казухи в груди странно все замирает. Он тянется к Горо, сам того не понимая. В его клане на такие вещи смотрели свысока. Мужчине позволено заниматься таким с юнцом, но род — превыше всего. Казуха сейчас не понимает толком, чего именно хочет, но правила своего дома чтит и боится, что это именно то, что разрешается только мужчине и юнцу. Горо ничего не боится. Он планирует диверсии, первый выходит на поле боя, сражается с войсками Баал и иногда буквально выгрызает зубами победу. Казуха рядом с ним похож на спокойное ровное пламя, когда сам Горо — яркий магический огонь. Казуха засыпает, вспоминая, как случайно коснулся голой поясницы Горо кончиками пальцев, а просыпается, смотря в хитрые глаза генерала. Горо будит его иногда и тянет из палатки перед самым рассветом. Лагерь спит, только часовые отдают честь генералу и его спутнику. Горо, тем не менее, старается обходить их стороной. Он ловко забирается на дерево, ведет пушистым хвостом и протягивает Казухе руку. Казуха ее принимает, хотя мог бы с помощью сил анемо забраться и выше одним прыжком. Они смотрят на рассвет, подрагивая от влажного тумана. Природа пробуждается вокруг них, а Горо протягивает закатник Казухе и улыбается. — Знаешь, Казуха, — тихо говорит Горо, щурясь на поднимающееся солнце. Казуха украдкой любуется его вздернутым носом и едва заметными веснушками, — Каждый день я боюсь, что это наш последний рассвет. Казуха молчит и кивает. Он тоже этого боится. Но больше он боится увидеть, как поблекнут веснушки на мертвой коже. Совсем рядом короткой трелью заливается птица. Мимо пролетает жук, медленно и важно. Горо хихикает, наблюдая за ним, а потом находит руку Казухи, накрывая ее своей мозолистой от тетивы ладонью. Казуха задерживает дыхание. — Знаешь, Казуха, — в голосе Горо дружеская насмешка смешивается с невообразимой нежностью, — Каждый день я боюсь, что я не успею. «Что не успеешь?» — хочет спросить Казуха, но получается только коснуться большим пальцем чужой ладони. Они молчат. Лес вокруг живет, не волнуясь о исходе войны. Горо шевелится, поворачивается и горячо выдыхает на покрасневшую щеку Казухи. У того горло сжимается, когда он чувствует чужие губы на своих. Поцелуй Горо похож на его самого. Он любопытный, немного неловкий и приятно-влажный. Казуха отвечает, прикрыв глаза. Его пальцы крепко сжимают чужие. Ветка под ними трещит, когда Горо изворачивается и придвигается чуть ближе. Ему всегда недостаточно, а Казуха только хочет успеть коснуться чужой поясницы до того, как солнце окончательно поднимется. Казуха помнит, что такие вещи возможны только между мужчиной и юнцом. Но Казухе сейчас все равно на запреты мертвого клана.