The flower that I saw bloomed that day

Журнал экспериментов 14 — 22:46 . Предварительное исследование путешественницы из другого мира завершено — и хотя, казалось бы, результаты его должны были принести ответы на вопросы, образец ДНК на бутылке показал, что ее слюна не идентична со слюной жителя Тейвата. Вопросов стало лишь больше. Это, безусловно, вызывает недоумение. Как может существо, не принадлежащее к этому миру, быть настолько внешне и физически похожим на людей, рожденных на почвах Тейвата, но все же настолько чуждым по составу? Как я уже проинформировал путешественницу и ее плавающего спутника (я помечу, что Паймон тоже надо изучить, но я еще не получил ее согласия), это действительно чудо, что она может жить и дышать как обычно. Она росток, выросший на чужой земле, но не склонившийся перед её законами. Хотя она состоит из жизненной силы, которая не от мира сего, вместо того, чтобы увядать, она процветает, … хотя, возможно, не совсем в той степени, в какой она развивалась бы в своем доме. Чтобы не вызвать ненужной паники и беспокойства, я держал неожиданные результаты в секрете от нее — как бы мне ни было противно прибегать к обману. Даже если бы я сообщил ей о результатах, я мало что мог бы ей объяснить. И хотя наше совместное время, к сожалению, было недолгим, я могу сказать, даже по нашему кратковременному сотрудничеству, что она хороший человек. Мне еще многое хочется узнать — о ее происхождении, ее биологии, ее психическом состоянии. И я буду продолжать внимательно изучать ее… если она позволит. А до тех пор я утолю свое жгучее любопытство, набросав список вопросов, которые я хотел бы задать ей при следующей нашей встрече… и я, конечно, надеюсь, что это произойдет в ближайшее время.

***

Альбедо отложил свой блокнот и посмотрел вверх, в темное ночное небо. Глаза резал блеск. Отблески золотых звезд, освещающих своим светом в остальном однообразную, тускло-белую снежную местность Драконьего Хребта, привлекли его внимание. Альбедо вспомнил, как глаза одной чужеземки мерцали таким же золотистым оттенком. «Но это, конечно, должно быть просто совпадением, » — рассуждает он про себя. Сходство есть только до поверхностного уровня: до цвета ее волос и глаз. Ни больше, ни меньше. Он человек науки, истины и фактов… И хотя в путешественнике было что-то жутко загадочное, что вызывало любопытство гораздо чаще, чем обычно к какому-либо человеку, Альбедо отмахивался от навязчивых мыслей о лице блондинки простым покачиванием головы. Это был долгий день. Ничего не выйдет путного из мыслей от усталости.

***

Журнал экспериментов № 19 — 17:13. Углубленный дополнительный анализ мисс Путешественницы начался, и хотя мне еще предстоит сделать какие-нибудь новаторские выводы, которые еще не были установлены в предыдущих журналах, мы, по крайней мере, добились некоторого прогресса в организации исследований. Она согласилась посещать мою лабораторию каждые две недели, и по крайней мере один медицинский осмотр должен проводиться в конце каждого месяца, чтобы контролировать состояние ее биологической формы. Я искренне сомневаюсь, что увижу какие -либо радикальные перемены, ведь она жила и процветала в Тейвате так долго. По крайней мере, я мог бы помочь ей справиться с любыми незначительными недугами или ранами, которые она получает во время своих путешествий. Это самое меньшее, что я мог сделать в обмен на ее сотрудничество. По поводу ее путешествий… Она также только что поделилась со мной причиной своего пребывания здесь. Или, скорее, причиной, по которой она оказалась в ловушке этого мира… И известие о ее тяжелом положении только укрепило мою теорию о том, что то, что она все еще жива, это не что иное, как чудо. Я бы расспросил ее ещё о природе ее утраченных способностей и ее брате, но я счел это неуместным, учитывая, что эта тема, казалось, доставляла ей некоторый дискомфорт. Я всегда стремлюсь обеспечить безопасность и благополучие моим подопытным.

***

Журнал экспериментов № 25 — 18:31. Исследования идут быстрым темпом, хотя и не без происшествий. Как я и предвидел, все результаты тестов оказались до боли обычными. Даже ее генетический состав, судя по тем немногим образцам волосяных фолликулов, которые мне предоставили, показал обыкновенные результаты. Это, конечно, ни в коей мере не плохо. Но с каждым полученным обычным результатом аномалии становятся все более причудливыми и тревожными, и мой разум не может не вернуться к осадкам, образовавшимся из флакона, из которого пила Люмин. Возможно, более…назойливые тесты не помешают… хотя я боюсь просить больше, чем она уже предложила мне. Как ни странно, это первый раз, когда я колебался, спрашивая у кого-то образец крови. Интересно, почему. Для менее научных заметок (даже если это плохо подходит для экспериментального журнала, это все еще касается путешественника. Поэтому я обязан не только как исследователь, но и как ее псевдодоктор записать их по мере того, как вспомню, для дальнейшего использования. Хотя я сомневаюсь, что забуду многое из того, что она мне говорит, но это не имеет значения). По словам Люмин, ее физическое мастерство и навыки владения мечом были результатом тренировок, отточенных с детства, и, если верить ее показаниям, ее брат тоже обладает подобными навыками и сверхъестественными способностями (даже если их сейчас у него отняли). Я засомневался, думая, что эти способности давали ей какую-то форму телепатической связи с ее братом, на что она просто ответила смехом и заявила, что «хотела бы», чтобы это было так. Я не уверен: мой ли вопрос так развеселил ее, но что-то в звуке ее голоса, когда она смеялась, заставило меня… Нет, я сомневаюсь, что это вообще имеет отношение к моим исследованиям о ней. Поэтому я не буду вдаваться в подробности. Однако я внезапно вдохновился сделать набросок, вспомнив выражение ее лица…

***

Журнал экспериментов № 31 — 16:15. Первое физическое обследование субъекта завершилось, и я с приятным удовлетворением сообщаю, что все в порядке (за исключением, конечно, случайных порезов и синяков на ее руках и ногах, для заживления которых потребовалось не более чем обычная мазь). Я думал, что буду более разочарован результатом… но, возможно, я беспокоился о ее благополучии гораздо больше, чем думал. И хотя у меня все еще есть сомнения в отношении ее физической стабильности… и все еще очень реальна возможность того, что законы Тейвата на самом деле могут подавлять ее биологические системы, я с большим облегчением отмечаю, что это значительно уменьшилось после более тщательного изучения. Шансы на то, что здоровье Люмин со временем ухудшится, на данный момент близки к нулю. На самом деле, с ее крепким телосложением и хорошо подтянутым телом, я бы сказал, что она гораздо меньше подвержена риску каких-либо изнурительных физических проблем, чем средний человек этого мира. Тем не менее, я, однако, недавно выдвинул новую теорию, которая, возможно, немного более сложна. Если несколько физических аномалий, обнаруженных путешественницей, на самом деле не являются результатом ее биологического происхождения, то, возможно, ее уникальность проявляется в чертах, которые невозможно реально измерить физическими параметрами, такими как интеллект и физические показатели. В конце концов, то, что не поддается качественной оценке в цифрах, также влияет на жизнь, как и те, которые могут быть измерены в цифрах. Как ветер… или солнечный свет. Да, вспоминая об этом сейчас… мой объект-обычная женщина во всех физических отношениях, это я установил несколько недель назад… Средняя по биологии, средняя по менталитету. Тот факт, что у нее гораздо более запоминающаяся внешность, не имеет значения. И все же я не могу не испытывать к ней влечения по какой-то причине. Таким образом, ее аномалия должна заключаться в неизмеримом. Рекомендуются тесты и вопросы психологического и философского характера. И хотя я обычно не интересуюсь темой вещей, которые не имеют прямого отношения к исследованиям, если это полезно для того, чтобы узнать больше о загадке моего испытуемого, я чувствую себя… не обращайте внимания.

***

— Итак, мы сегодня снова отправляемся на поле? — раздается голос Люмин, легкий и воздушный, как весенний ветерок, от которого на короткое мгновение у Альбедо перехватывает дыхание. И на мгновение он снова теряется в мерцании ее медовых глаз, прежде чем прочистить горло. — Нет, на самом деле. Все наши сегодняшние тесты можно провести в лаборатории. — О… — Альбедо клянется, что слышит намек на настороженность в голосе светловолосой чужестранки, и это заставляет его грудь пульсировать. — Тебе… тебе снова нужно взять немного моей крови? — Ах, нет, я уже говорил тебе раньше, что мне больше не нужны твои биологические образцы, — быстро отвечает он, закрывая бирюзовые глаза, чтобы скрыть от Люмин облегчение на лице. — У меня всего несколько… вопросов, которые я хотел бы задать вам на сегодня. — Ох, ладно. «Что во мне такого, о чем Альбедо еще не спрашивал, — подумала про себя Люмин. — По мимо всего, что не имеет отношения к происхождению и утраченным способностям, конечно, но это, очевидно, были темы, которые не имели никакого отношения к исследованиям». Не имело значения, что делало ее такой непохожей на остальной мир. Именно поэтому у нее не было причин полагать, что Альбедо когда-нибудь заинтересуется этими тривиальными деталями. До сих пор он задавал ей только вопросы, необходимость которых она более или менее понимала. Но сдерживать свое личное любопытство к молодому гениальному алхимику к настоящему времени стало чем-то вроде привычки. Чем-то, что она хотела продолжать. Это было привычно, пока Альбедо жестом не пригласил ее сесть на диван и не уселся не, как обычно, за свой стол, на котором на высоте талии возвышались книги, валялись пустые флаконы и лежал перевернутый держатель для карандашей, а рядом с ней. Его близость была такой же неожиданной, как и мягкость его взгляда, когда Альбедо, кажется, всего мгновение изучал мириады эмоций, промелькнувшие на ее лице. От неуверенности, превратившейся в замешательство, расцветшее затем в волнение, которое проявилось в ярком румянце на ее щеках. Пытаясь скрыть это, блондинка откинула голову в другую сторону. Внутренне Альбедо задавался вопросом, стоит ли отмечать эту милую реакцию в своем журнале экспериментов. — Итак… гм… ты хотел задать мне вопросы? — Ну… да. В голосе Альбедо слышалась неуверенность, из-за которой Люмин повернула голову, чтобы посмотреть на мужчину. Скорее всего, всё это из-за беспокойства, которое еще более озадачивает, чем его решение сесть рядом с ней. Он никогда не колебался, никогда не сомневался в себе. Что удерживало этого человека науки от поиска истины, которую он так отчаянно хотел получить от своего простого подопытного? Альбедо снова прочистил горло, поднося руку в перчатке к губам, и, наконец, раскрывает их, чтобы заговорить. — Мне просто было интересно… Какой твой любимый цветок в Тейвате? Она замолкает и ее глаза расширяются, когда она ошеломленно смотрит на мужчину. Секунда казалась мучительной вечностью, в течение которой Альбедо позволил ей отвести взгляд от стола, подальше от его собственного пронзительного взгляда. Люмин не ожидала такого вопроса — вопроса, который не только не имел никакого отношения к ее месту рождения, ее физическому или биологическому здоровью, но и вопрос, который был о ее предпочтениях в чем-то. В чём-то, что, как она точно знала, не имело абсолютно никакого отношения к исследованию, которое Альбедо проводил на ней. Или, возможно, так оно и было: возможно, изучение ее любимого цветка было важнее, чем она думала… Люмин, конечно, не могла утверждать, что следует логике гения. И, возможно, вынужденная отвечать жгучей болью в ее сердце, от его биения в тишине, блондинка заикнулась в своем честном ответе, будучи не в состоянии даже начать задавать вопросы или ответить ложью. — Эм… ну… Я думаю, что неравнодушна к ветряным астрам. Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы ответить, и еще несколько секунд, чтобы Альбедо ответил одобрительным кивком. — Это так…?» — он размышлял, и голос его затихал. Люмин вдруг возненавидела дрожь, пробегающую по ее спине от его голоса. — Д-да. Опять это желание…. это желание нарисовать. Альбедо молчаливо боковым взглядом отметил, что его альбом для рисования лежал вне досягаемости на металлической столешнице. Он бы попросил Люмин подать его, но мысль о том, что она каким-то образом случайно заметит многочисленные наброски, которые он нарисовал. сводила с ума. — Это прекрасный цветок. Я могу понять, почему тебя так тянет к нему. В его глазах горел огонь, и этот блеск бирюзового, когда он говорил что-то с такой серьезностью, настолько жег её сердце, что Люмин не могла заставить себя встретиться с ним глазами. И поэтому она опустила взгляд на свои колени, пальцы сжали подол. Она чувствовала, как жар от ее щек распространяется до кончиков ушей. — П-почему ты спрашиваешь? Снова наступила молчаливая пауза, и Люмин, наконец, решается поднять голову, чтобы посмотреть на Альбедо… только чтобы обнаружить, что его обычно бледное лицо чуть краснеет на переносице, когда он смотрит на нее сверху вниз. — Мне просто было любопытно, -ответил Альбедо, — Я задаю те вопросы, которые меня интересуют. И ты, как я полагаю, больше, чем кто-либо другой, осознаешь моё желание раскрыть тайны неизвестных мне вещей. Она не находит в его ответе ни намека на ложь или обман да и он никогда не давал ей и повода полагать, что он был бы тем, кто лжет.Но его болезненно откровенная искренность сделала его вопросы еще более запутанными для Люмин. Действительно ли это было простое любопытство? Было ли это всего лишь вопросом, утоляющим его любопытство? Она вспомнила времена, когда разговоры с другими заставляли Альбедо отдаляться, а его ответы были такими резкими и холодными, что на мгновение он напоминал владельца винодельни «Рассвет» в своем хладнокровии. Несмотря на то, что в Мондштадте есть вещи, которые так же неизвестны главному алхимику, и люди, почти, как и она сама, Люмин, однако, не могла представить, чтобы он проявлял хоть каплю интереса к кому-то другому. Это первый раз, когда она слышала, как Альбедо спрашивал кого-то, каковы их вкусы в чем-то. Первый раз, когда он смотрел на кого-то с тем детским любопытством в глазах. И тот факт, что первый раз в обоих важных случаях был результатом ее воздействия, а не кого-то другого, кого он, возможно, знал дольше, заставляли гордиться, и тревожиться. Ее щеки пылали так ярко, что это почти причиняло боль. Люмин могла только представить, какой глупой она, должно было, казалась в глазах стоящего перед ней Альбедо. — О-о, — протянула Люмин и мысленно ударила себя по голове за то, что не смогла придумать менее обескураживающий ответ. — Я… есть ли… тогда ты хотел бы еще что-нибудь спросить обо мне? О, ощущение, как у него екнуло сердце, было ощущением тепла, собирающегося у Альбедо на лице, в голове, в груди… цвета ее лица (удивительно завораживающего оттенка) идеально сочетался с золотистыми волосами. Альбедо смотрел на нее так, словно хотел запечатлеть это зрелище в памяти, и, почти ошеломленно кивнув, он улыбнулся Люмин и продолжил: — У меня есть еще несколько вопросов, если вы будете так добры, то давайте продолжим. Его альбом для зарисовок наверняка пополнится к концу ночи необычайно длинным описанием экспериментов и подробным наброском раскрасневшейся инопланетянки с ветряными астрами в волосах.

***

Журнал экспериментов № 43 — 19:24. Ненормальное сердцебиение в груди, повышенное потоотделение и приток крови к голове. Теперь у меня нет сомнений в том, что, как бы неловко это ни было признавать, мой подопытный начал влиять на меня так, что я не могу в здравом уме списать это просто на разовую аномалию. Это… сродни болезни, которая только ухудшается с увеличением времени, которое мы проводим вместе. Результат ее еще не обнаруженной аномалии? Вряд ли… Похоже, это не влияет на других рыцарей Фавонитус, которые вступали с ней в контакт. Я предполагаю, что это, скорее всего, связано с тем, что мы родственные существа, но тогда… Родственные мы в том, что состоим из вещества, которое еще предстоит полностью определить… или это тот факт, что мы существуем в состоянии одиночества в этом мире, даже когда нас окружает море лиц? Мы более похожи, чем я первоначально предполагал. И это сходство простирается далеко за пределы даже того, что я способен выразить словами. Это тепло, фамильярность, близость, в которой всё кажется таким реальным, и все же никоим образом не осязаемо и не измеримо с помощью какой-либо науки или цифр. Является ли это чем-то похожим на явление магнетизма? Она не рождена из мела, как я, ведь в этом я убедился. Если бы она была такой же, я бы понял это в тот момент, когда мы встретились. Эта любовь не от природы, а взращена какой-то неизвестной силой, которая ускользает от меня. Я нахожу поддержание социальных отношений обременительным, не говоря уже о том, что это отнимает слишком много времени, которого у меня и так мало. И все же идея поддержания отношений с Люмин не из тех, которые мне кажутся рутиной… и мысль о том, чтобы поддерживать с ней контакт, тоже не кажется мне назойливой. Во всяком случае, мысль об обратном пугает меня. Я много раз думал о том, что произойдет, когда она найдет своего брата, и поскольку я считал, что это не имеет отношения к исследованию, я никогда не спрашивал ее об этом. Но должна ли она покинуть этот мир после достижения своих целей. Если она вернется туда, где ей было место, и у нее не будет способов вернуться… Ну, я бы потерял самого ценного испытуемого, я полагаю. Но это и не мое право требовать от нее обязательств… Этот журнал экспериментов стал немного более не по теме, чем мне бы хотелось. Мне достаточно сказать, что еще есть над чем поразмыслить, и я не уверен, что мой обычный метод записи моих размышлений полезен для организации моих мыслей.

***

Журнал экспериментов № 57 — 14:47. Что отличает эту аномалию от других моих исследований? Что такого есть в этой женщине, что так взволновало меня, ведь я даже не могу ни понять, ни объяснить это? У меня есть свои теории… но они не подкреплены ни доказательствами, ни вещами, которые я мог бы в достаточной степени начать проверять — по крайней мере, напрямую. Я подумал спросить Сахарозу об этом вопросе, но так и не хотел полагаться на опыт другого, если даже я и не могу придумать разумный ответ. И хотя я и ожидал получить от ее ответа мало полезной информации, я все разочарован выводом, к которому она пришла. Разочарован… Или просто не хочу смириться с потенциальной простотой проблемы? Я признаю, что у меня есть плохая склонность все усложнять. Правда о моем происхождении не совсем помогает, и я могу только продолжать задаваться вопросом, просто ли невозможно для меня функционировать в рамках той же эмоциональной работы, что и любой другой человек, или нет. Ибо как я, алхимик, могу согласиться с тем, что ответ на эту великую тайну-нечто необъяснимое фактами или доказательствами? Как я, человек, рожденный из ничего, могу обладать способностью чувствовать нечто столь сложное, как то, что предложила Сахароза? Благодаря этим экспериментам я начал находить в себе больше вопросов, чем у меня есть ответов… И я начинаю отклоняться от своей первоначальной цели-раскрыть правду, стоящую за аномалиями Люмин. Хороший исследователь-это тот, кто может признать свои собственные недостатки, хотя это и не значит, что я перестану упорствовать в своих исследованиях. Я хочу узнать больше. Со временем я продолжу узнавать о ней больше.

***

— Хорошо, я думаю, что теперь зелье должно быть достаточно очищено, — Альбедо сказал громко, не поворачиваясь. Он продолжил присматривать за булькающей смесью. Скоро он протянул обтянутую перчаткой ладонь, делая огонь меньше. Необычные яркие цвета перемешивались и блестели под светом лампы. Он не услышал ответа от блондинки, хотя и не задумывался об этом, и начал наливать смесь во флакон размером с ладонь. Потом он закрыл его крышкой и поставил зелье на стол, чтобы дать ему остыть. Альбедо стоял спиной к Люмин достаточно долго, так что не заметил, как она задремала. И когда он, наконец, повернулся, чтобы посмотреть на неё, Альбедо позвал ее отрывисто, а его глаза наполнились удивлением. Люмин сидела на своем обычном месте на диване, слегка наклонив голову вперед. Но этого было недостаточно, чтобы скрыть, как ее золотые глаза, обычно яркие и широкие, теперь скрылись под закрытыми веками и тонкими длинными ресницами. Алхимик отказался устно признать, что он неоднократно замечал, как она хлопала ими. Альбедо осмелился подойти к ней, двигаясь медленно и осторожно, чтобы не разбудить Люмин ото сна. Он даже не задался вопросом, почему он не хотел, чтобы она просыпалась… В конце концов, разве ему не нужно было, чтобы она проснулась, чтобы она попробовала зелье, которое он сварил? Тем не менее, он воспользовался возможностью наклониться ближе, чтобы он мог… наблюдать (изучать) каждую мельчайшую деталь ее внешности, как если бы это был всего лишь мимолетный цветок, готовый увянуть. От тонкости ее ресниц до легкой розовой пыли на ее щеках и блеска ее губ, когда они едва приоткрыты, едва слышно выдыхая теплое дыхание, которое он может слышать сквозь жужжание лабораторных ламп. И хотя он пытался отвести взгляд в другое место, после двух неудачных попыток Альбедо позорно признает, что он просто не может. Что его глаза прикованы к ее плюшевым губам со жгучим любопытством, которое в прямом смысле был всепоглощающим, парализуя его рациональность и сдержанность настолько, что, казалось, это было все, что он мог видеть и о чём думать. Он молча размышлял о том, какими теплыми будут ее губы, насколько мягкими они могут быть. Альбедо бы, предпочтительно, протестировал их сам, как и каков был бы на вкус кончик ее языка, если бы он украдкой лизнул его. Будет ли это так же сладко, как астры, которые, как она утверждала, так любит? Сможет ли он ощутить затяжную соленость ростбифа, который они разделили на обед в этот день? Альбедо надеется, что это подтвердит его гипотезу, и этот вкус будет уникальным, только её? Будет необычным ароматом, который он уже узнает, и сможет сказать еще до того, как попробует еще раз, к которому он был бы зависим. Раскрыть тайны мира, сделать все неизвестное известным — если бы это было самой большой страстью Альбедо в жизни, то, возможно, он бы не преувеличил, если бы сказал, что сейчас Люмин ощущалась всем миром. Он бы даже поверил, если бы кто-то утверждал, что это так, потому что у Люмин была аура, не похожая ни на какую другую ауру, которую он когда-либо встречал во всем мире. Её аура сияла звёздами, исполняющими желания в небе, сияла сиянием солнца всякий раз, когда она улыбалась. Ее походка напоминала шелк морского бриза, столь же завораживающая и грациозная, сколь и пугающая, когда она становилась порывом ветра, уносящим ее врагов прочь. Не только цвет ее глаз и волос напоминал ему о чистом золоте, но и сама ее душа. Все эти вещи были неоценимой ценности, но все же теми качествами, которыми он восхища. Прошло много времени с тех пор, как его разум был так заинтригован необычным человеком… такой благоговейный трепет от присутствия кого-то, кого он изначально считал таким средним и ничем не примечательным, поражал его. В его нерешительных, любопытных бирюзовых глазах облик этого золотого цветка был похож на то, как будто все тайны миров, которые он когда-либо хотел раскрыть, были раскрыты перед ним. И кто он, чтобы отказывать себе в том, чего он жаждал раскрыть больше всего на свете? Альбедо наклонялся все ближе и ближе, пока его лицо не оказалось на расстоянии волоска от лица Люмин. Он почувствовал, как жар ее дыхания коснулся его губ, влажных из-за того, что покусывание их помогало ему думать. И все же, как раз тогда, когда он собирался полностью удовлетворить свое любопытство по поводу губ своего подопытного, Альбедо увидел, как ее глаза распахиваются. Её золотые глаза ошеломлены и смущены, и она в замешательстве уставилась на мужчину. — Аль…бедо? — Люмин тихо позвала его по имени, и он вздрогнул. Не чувствуя сил отстраниться, он продолжил нависать над ней, но, даже выйдя из ступора, он так и не сдвинулся. — Ха? Альбедо? Что ты… Он не отстранился, и их губы продолжают находиться критически близко. Если бы в нем не осталось ни капли силы, он, возможно, выбросил бы всю сдержанность в окно и проигнорировал потенциальные последствия, чтобы утолить его информационный голод… его потребность. Но ему удается… И он никогда не чувствовал себя более виноватым в том, что был рациональным, чем в тот самый момент. Он пытается не казаться разочарованным, когда отстраняется, прищурив глаза, отчасти забавляясь цветущим румянцем на ее лице. Он прошептал: — Ты проснулась? Я закончил варить для тебя зелье, но ты крепко спала. — О-о-о! Я… я… Мне очень жаль, — Люмин начала суетливо говорить, но голос все же хрипел, и Альбедо еле подавил желание сказать: «Это не ты должна извиняться» и ответил с кивком головы: — Не стоит. Все в порядке. Ему требуется вся его сила, чтобы оторвать от нее взгляд и повернуться обратно к столу, где в течение последних нескольких минут стоял забытый флакон с зельем. И хотя Альбедо не позволил Люмин взглянуть в его глаза, они были полны сожаления и вины, которые он позже вылил на тщательно детализированный рисунок углем ее спящей фигуры, сидящей среди подушки из мягких и пушистых облаков.

***

Назвать это журналом экспериментов было бы предательством для всех тех усилий, которые я вложил в изучение… нет… в то, чтобы смириться с моими чувствами. С каждым днем я замечаю все больше и больше. Я долгое время задавался вопросом, можно ли считать имитацию жизни подлинной формой жизни самой по себе. Оглядываясь назад, ответ может показаться самоочевидным, но это было то, что я, к сожалению, изо всех сил пытался принять… я полагаю, из-за страха быть неправым. Изучение Люмин вдохновило меня на развитие моей алхимии — и, как бы скоротечно это ни было, цветок, распустившийся из семени, которое я держал в кармане, был прекрасным –всем, что напоминало мне о ней. Даже если она не из этого мира, даже если цветок, распускание бутона которого мы видели в тот день, не был одним из детей земли, он все равно был достоин признания, заботы… и любви. Почему же тогда я колебался? Почему мне потребовалось так много времени, чтобы смириться с тем фактом, что я чужой, чуждый и механический во всех смыслах этого слова, каким бы я ни был… тоже смогу испытывать такие сложные, противоречивые эмоции? Я думал, что сначала мы были единомышленниками по нашей биологии… но потом я слепо захотел разделить это с Люмин. Я хотел, чтобы наше взаимно разделяемое одиночество было смягчено, и глупо объяснил, что это просто ненормальность по ее вине. По правде говоря, ответ был намного более простым, чем этот. Я не приблизился к истине о ее природе ближе, чем был в начале своих исследований, и, осмелюсь сказать, я пришел к пониманию того, что во Вселенной есть гораздо больше того, о чем я не знаю, чем я первоначально думал. Но я не возражаю против этого. Я даже благодарен за это. Люмин открыла мне глаза… и именно благодаря правде, которую она мне даровала, я открыл для себя самый неосязаемый, непостижимый и упрямый факт этого мира. Истина, которая останется загадочной, независимо от того, сколько раз я над ней размышлял.Тайна, которая будет продолжать бросать вызов разуму. Эмоция, которая превосходит все законы: земли, мела, этого мира. Цветок, который одновременно и самый красивый, когда он в цвету… но и самый колючий, когда он вне вашей досягаемости. Независимо от того, какая форма жизни рождается в мире, любовь обязательно последует за ней. Ты заставила меня понять этот факт, Люмин. Ты показала мне истину этого мира, которую я не смог постичь до того, как встретил тебя. И хотя мне больно думать о предмете, который, возможно, навсегда останется вне досягаемости науки и алхимии… Я рад, что именно ты показала мне, что значит любить. Мой подопытный. Мой напарник. Моя подруга. Моя прекрасная Сесилия. Я наберусь смелости, чтобы однажды показать вам эту запись… и множество, множество картин, которые я нарисовал с вас. По крайней мере, этого должно быть достаточно, чтобы показать мою искренность и глубину моих чувств. И когда я это сделаю, я надеюсь, что ты сможешь пощадить этого невежественного человека и даруешь мне свой ответ… даже если он не будет благоприятным для меня.

***

Как цветок в цвету… или дерево, пустившее глубокие корни в почве, Люмин почувствовала, как тугие кольца обвиваются вокруг ее сердца с каждым словом в альбоме для рисования. Подушечки ее пальцев с тоской обводят каждый нежный штрих карандаша, каждый намеренный курсив ее имени. Жар разливается по ее лицу, и это примораживает ее к месту, казалось, навсегда. Но даже не отрываясь от страниц книги, она чувствовала, как пара бирюзовых глаз прожигает дыры в ее черепе. Ей очень хотелось, чтобы обладатель этих глаз не оставлял такой искренней просьбы на последней строчке. Потому что теперь она не могла и подумать об отказе. Даже несмотря на то, как раскраснелось ее лицо, и как прерывисто она дышала, когда открывала свои золотистые глаза от страниц альбома для рисования, Люмин, наконец встретила с Альбедо глазами. — Ну и что? Как он мог говорить так беспечно и выглядеть таким спокойным, когда она изо всех сил пытается удержаться от того, чтобы не вспыхнуть прямо здесь и сейчас? Даже когда Люмин сидела на слишком знакомом диване в лаборатории, она чувствовала, как дрожат ее коленки. Ей пришлось отложить альбом для рисования на колени, прежде чем трепетание бумажных страниц выдало бы ее нервозность, хотя у нее было смутное подозрение, что это уже произошло. Люмин совсем не ожидала, что ей дадут письмо с признанием, замаскированным под экспериментальные результаты, когда пришла на их запланированную встречу. Также она не ожидала увидеть Альбедо, который всегда казался таким бесстрастным и твердым в своих доводах, приветствующего ее яркой лучезарной улыбкой и букетом ветряных астр, которые, как он утверждал, сам собирал. Если бы это было всего день назад, Люмин бы удивилась, почему он потратил свое время на сбор цветов вместо того, чтобы посвятить себя экспериментам, как он обычно делал. Тогда мягкость и искорка интриги, которые светились в его глазах, к которым она так неловко привязалась, снова показались бы результатом не более чем чистого научного любопытства, которое ему нужно было удовлетворить. Она говорила себе это самое долгое время, чтобы избавить себя от разочарования. Но здесь, у нее на коленях, лежало подтверждение их неловкой скромности и невежественности. Ей никогда не дарили любовного письма, не говоря уже о том, чтобы получать от кого-то столь недостижимого, как Альбедо. И в течение нескольких долгих мгновений она не могла даже подумать о том, чтобы заговорить, поскольку внутренне задавалась вопросом, не было ли это просто жестокой, фантастической детской мечтой. Потому что просто не могло быть такого, чтобы такой умный, красивый и талантливый мужчина, как Альбедо, мог влюбиться в нее, не так ли? Даже если бы все звезды в мире встали в ряд, говоря с ней, Люмин не смогла бы найти в себе ни одного аспекта, который был бы наравне с ним. Она чувствовала себя недостойной его уважения, понимания, поддержки и, тем более, любви. Люмин укусила внутреннюю сторону щеки и поморщилась.Она была одновременно совершенно сбита с толку, но также испытывала облегчение. Поняв, что это не сон, она поняла, что это именно Люмин, она сама (!), в замешательстве сидит напротив парня, в которого она влюблена очень долго. Теперь он смотрел на нее так, словно она самый редкий, самый красивый цветок во всех мирах, которые она пересекала. — В тот раз… — ее губы шевелились, и она даже не задумывалась, ведь, возможно, все еще слишком потрясена для рационального мышления.Она могла быть только благодарна Альбедо за ободряющую улыбку. — Хм? Ее голос был едва слышен, когда Люмин говорила, все еще боясь, что подсознательно может проснуться в любой момент: — В тот раз… когда я заснула здесь… И ты был… очень близко ко мне… Ты пытался поцеловать меня? У нее, конечно, были подозрения. Люмин могла быть кем угодно, но она определенно не была безмозглой… И в то же время, вопреки ее здравому смыслу, это было фактически самое первое, к чему пришел ее разум, увидев его губы… всего в нескольких дюймах от ее собственных. И когда Альбедо отвечает ей решительным и твердым кивком головы, она почти тает лужицей на месте. — Т-т-тогда… почему… почему ты этого не сделал? — Разве это не очевидно? Я не поцеловал тебя потому, что испугался, — начал объяснять Альбедо, опускаясь на колени, чтобы встретиться с ней взглядом. Его руки сжали подлокотники по обе стороны и заключили блондинку между ними. Ее единственное спасение — это опустить взгляд вниз, на слова, которые Альбедо написал, чтобы Люмин смаковала их снова и снова. — Я испугался твоей реакции. К тому же в то время я не был до конца уверен в том, чего хочу. — Значит, теперь ты не боишься? Альбедо замолк, и уязвимость, вспыхнувшая в его глазах, обжигает ее. — Я все такой же. Но я смирился с этим…. Теперь я понимаю, чего я хотел, и поэтому у меня нет причин убегать. «Таков путь Альбедо», — Люмин внутренне рассмеялась про себя. Такова была всего лишь одна из его черт характера, в которую она так влюбилась. В одно мгновение Альбедо бы уклонился от физического прикосновение, а в следующее мгновение он был здесь, прижимаясь к ней так, как будто зависел от нее. Альбедо зависел от ее света и тепла, словно цветок.Он держал свое сердце в руках, передавая ей так, словно это был его последний день на земле. — Если бы я поцеловал тебя тогда… — начал меловой принц, и Люмин, наконец, нашла в себе мужество встретиться с ним взглядом. — Ты бы этого хотела? В ее блестящих глазах, в глубине ее глубоких золотистых оттенков, Альбедо увидел распустившийся цветок. Он почувствовал аромат весны, когда она приблизилась. Ощутил тепло весны там, где кончики ее пальцев слегка коснулись его щеки. И на его губах появился привкус тайны… аромат, который неизвестен и необъясним, но не неприятен. Аромат, который он стал называть уникальным, светлым, ненаучным и детским, как бы странно вместе это ни звучало бы. Люмин смакует это: закрывает глаза и представляет в глубине своих век цветение поля Сесилии. Он наклонил голову и почувствовал, как его пульс учащается, когда Альбедо прижимается к нему ближе, чтобы углубить их первый поцелуй. Поцелуй закончился, как только начался, длился целую вечность, но все равно мимолетен и недолговечен. И у всех вещей, которые подходят к концу, есть оттенок меланхолии, заставляющий его грудь сжиматься, когда они медленно и неохотно отодвигаются друг от друга. Но Альбедо почему-то улыбается, когда открывает глаза. И его встречает румяный оттенок щек его Сесилии и обожание в ее глазах, смотрящих на него снизу вверх. — Я бы… хотела, чтобы ты меня поцеловал. Но ты этого не сделал, — наконец шепчет Люмин, надув губы, и Альбедо раздраженно хмыкнул. — Тогда, пожалуйста, позволь мне загладить свою вину, — чуть слышно сказал Альбедо, прежде чем снова сократить расстояние. Его губы захватывают губы принцессы цветов. Он наслаждается ощущением ее рук, обвивающих его шею как будто в отчаянии и умоляющих его никогда не уходить. И он никогда этого не сделает, если таково было ее желание… Ибо она была той, кто, несмотря ни на что, заставила его любовь распуститься.