Принцесса для чудовища.

      Через три дня в Страсбурге стало ясно, что жених так и не соизволит явиться. И ни один из его представителей не возник на горизонте, окружённый помпезными фанфарами и цветами, желая поприветствовать невесту. К подобному унижению Иоганна отнеслась с изящным прагматизмом и, сцепив зубы, приказала передать обеим сторонам — и брату в Баварию, и королю — в Версаль: она с места не сдвинется, пока ей не окажут должную честь. Получив письмо первым, Максимилиан Баварский послал сразу же трёх гонцов: одного — в Париж к королю, другого — к жениху сестры, что позволил себе такую дерзость, третьего — к самой Ионе, чтобы вразумить гневную девицу. Людовик же, утомлённый делами, уехал на юг Франции, и письмо так и не получил, а конверт был перехвачен в золочённых коридорах Версаля ловкими руками кардинала. — Как это понимать? — устало спросил Эрвин, распахивая тяжёлые занавесы из красного бархата.       Дневной свет полоснул по пушистому ковру и мягко лёг на высокую кровать. Леви, сидевший на ней, лишь поморщился. — Какого дьявола ты вламываешься ко мне? — прохрипел он, чувствуя, как саднит в горле. — Кто тебе позволил? — Я сам, — спокойно произнёс Эрвин, погладив пальцами крепкую столешницу из красного дерева. — Сам пришёл узнать, не покинул ли известный герой Франции наш бренный мир, иначе, как ещё объяснить это недоразумение… — Какое? — нахмурился Леви, вставая.       Ночь была ни к чёрту. Луиза, сославшись на мигрень, не приехала, пришлось прозябать в одиночестве. Между ними, конечно, не было ни капли любви, но, оказавшись наедине с собственными мыслями в темноте, Леви вдруг осознал, как сильно ему хочется перевести всё раздражение в низменную механику: трогать податливое горячее тело, слышать ответные стоны, не контролировать себя, точно зная, что эта женщина способна принять всё. Но Луиза не приехала, и Леви полночи провёл в кресле, рассматривая вздрагивающее пламя свечи и думая о насущном, а потом спал, просыпаясь от каждого шороха. — Брат короля не явился встречать невесту, — тихо напомнил Эрвин, и лучше бы он кричал, потому что строгий бархатистый голос гулко разнёсся по комнате, и Леви невольно поморщился. — Чем ты это объяснишь? — М, — Леви прищурил серые глаза, — полагаю, своим нежеланием участвовать в ваших играх. — Играх? — вскинул бровь Эрвин. — Что ты под этим подразумеваешь? — Это, — Леви, будто брезгливо, пошевелил пальцами, — ваши с Людовиком интриги. — Снова за старое? — вздохнул Эрвин и, расправив ярко-красную мантию, сел в кресло. — Полагаешь, что я и Его Величество король Франции ночами не спят, всё думают, как бы пристроить твою персону? — Лично мою — нет, — спокойно отозвался Леви. — А вот брата короля — да. — Леви, — мягко начал Эрвин, но мужчина прервал его, предупредительно вскинув руку. — Не начинай, прошу тебя. Мы оба прекрасно знаем, что сам я вас никогда не волновал. Очнись, Эрвин, король только недавно узнал обо мне.       Эрвин немного помолчал, обдумывая сказанное. Но, когда заговорил, голос его был крепок, словно сухое вино, а речь, как полагается для кардинала, пьянила. — Мне понятны твои суждения. И более того — я полностью их разделяю. Долгие годы ты скитался, жил в нужде, тебе приходилось сражаться за каждый прожитый день. Не знаю, что тебя вывело к свету — сила воли или божий промысел, — глаза Эрвина сверкнули, — но в итоге ты получил то, что заслуживаешь. Ты можешь возразить: ведь всё это… и замки, и шелка, и положение в Версале, и даже Луиза — результат исключительного везения, а не твоя заслуга. Да, стоит признать, что ты это получил по праву рождения, но разве у тебя не было сотни шансов не дожить до этого мига? Но ты выжил во тьме, и судьба вывела тебя на самый верх. А здесь, наверху, — губы Эрвина дрогнули в улыбке. — Свои правила и законы. Некоторые мы можем игнорировать, с другими — спорить, но есть те, над которыми даже я не стал бы потешаться. Леви, — голубые глаза посмотрели прямо и строго, будто выносили приговор. — С королём не спорят. Вот — это правило. Да, ты можешь возмутиться, топнуть ногой и хлопнуть дверью. Но приказ короля, каким бы он не был, ты выполнить обязан. К тому же, — кардинал расслаблено откинулся в кресле. — Ты же ничего не знаешь об этой девушке. Вдруг она тебе понравится? — Сомневаюсь, — бросил Леви. — Меня не интересуют такие, как она. Точнее… — он дёрнул уголком рта. — Меня не интересует брак. — Я это уже понял, — мягко улыбнулся Эрвин. — И всё-таки?.. — А ты такие упоительные речи только для меня готовишь? — прошипел Леви, вынимая из шкафа белоснежную рубашку с широкими манжетами. — Или короля тоже балуешь? — Иногда, Леви, стоит быть немного дипломатичнее. — Что ж, — выдох. — Вот как ты называешь свои манипуляции.       Эрвин наблюдал за тем, как Леви облачается в лёгкий камзол, и, скрестив пальцы, заметил: — Знаешь, я дам тебе шанс всё обдумать. У тебя как раз будет время: граф де Лакран — мой старый приятель и важный человек для Людовика — недавно сообщил мне, что в его провинции завелись вооружённые бандиты. Не мог бы ты съездить и проверить, так ли это?       Леви замер у шкафа и обернулся к другу, задумчиво вскинув бровь. — Съезжу, — бросил он, плохо скрывая раздражение. — Наконец-то свалю подальше от твоих чёртовых интриг.

***

      Зоэ пила тёплое молоко, наслаждаясь видом из чудесной беседки, когда слуга принёс ей поднос с конвертом. — Срочно из Парижа, маркграфиня Ханджи. — О… — она удивлённо покосилась на конверт. — Кажись, навела наша девочка шороха, — усмешка тронула полные губы, но взгляд остался обеспокоенным. Такие письма сейчас не предрекали ничего хорошего.       Когда слуга удалился, Ханджи тут же взяла письмо и, заметив на нём печать кардинала, вздрогнула. Неужели это из-за её исследований? Но как… Кто мог проговориться? Нет, это исключено. Она была весьма осторожна и доверялась только самым надёжным людям. — «Маркграфиня Зоэ Ханджи! Пишу я вам с самыми благими…» — начала читать она, удерживая дрожащую бумагу двумя руками, — «…намерениями. Потому что у нас с вами сейчас может быть только одна цель, и я, ваш будущий друг и союзник, искренне надеюсь, что не ошибся в этом.       Главная наша задача — создать прекрасный мир, в которой Франция и Бавария будут близкими друг другу странами, и не только географически. Наши земли всегда многое связывало. Я бы мог утомить вас огромным списком событий, что разделили и Франция и Бавария, но пока обойдусь лишь одним — грядут сложные времена. Не вам ли, столь умной и прекрасно образованной женщине, это более чем известно? Разве не проще будет нам, французам, вступить в них, зная, что рядом верный друг? А баварцы не будут ли счастливы, уверенные в столь сильном союзнике, как Франция?       Да, я верю в то, что союз наших стран принесёт мир и благость каждому жителю. Но, к сожалению, этот союз невозможен без другого — благословлённого церковью.       Все мои мысли сейчас вокруг двух людей, что ещё не понимают, как важны для будущего. Они молоды и непосредственны, но мы с вами ведь прекрасно знаем, как жестока бывает эта пора. Молодость бунтует, но в итоге время наказывает её наивность.       Маркграфиня, я прошу вас. Нет, я умоляю: образумьте её Высочество принцессу. Этот брак должен состояться. Нет ныне на земле ничего важнее для наших стран, чем союз Иоганны фон Байерн и Леви д' Аккермана. Уверен, только ваша мудрость способна поставить заблудший ум на истинный путь.       Верю в вас и в ваше благоразумие.       P.S. пока вы наслаждаетесь своими первыми днями во Франции, позволю себе дерзость и предложу вам посетить бал, который даёт граф де Лакран. Поверьте, это поистине незабываемое событие!       Сердечно ваш, кардинал Франции, Эрвин Смит».       Ханджи, усмехаясь, сложила письмо. — Ох и ловок!       Она, будучи женщиной действительно умной и талантливой, прекрасно знала, как рискованно её положение. Даже мужчины, нашедшие себя в науке, ощущали себя неуместно на этом пиршестве мракобесия. А что уж говорить об одинокой даме, что не могла похвастаться ни покровителем, ни удивительным талантом оказываться в нужный момент незаметной? Понимая, что вряд ли сумеет быстро скрыться, Ханджи решила проблему иначе: она наводила справки о тех, кто мог её придавить.       Персоной номер один всегда был этот кардинал — Эрвин Смит — иностранец, что сумасшедшим вихрем взобрался на фееричные высоты французской власти. Он был сыном английского графа и дочери тулузского барона, — альянс был странен и осуждался в обеих странах, но девица оказалась капризна и избалованна настолько, что грозилась монастырём. Детство и юность Эрвин провёл в Англии, где тяготел сперва к военному делу, а затем, отчего-то нашёл себя в стезе довольно странной для человека его склада ума — в духовенстве. Читая обрывки его биографии, Ханджи поражалась тому, как странен был выбор. Об Эрвине все говорили одно и тоже: высокий, широкоплечий мужчина, истинный воин, наделённый тонким умом. Однажды Ханджи, стоя в толпе во время церковного праздника, видела его во главе процессии, и… могла полностью согласиться со всеми пунктами, кроме, разумеется, последнего, хотя разве глупый человек смог бы так высоко подняться?       И сейчас, прочитав его письмо, Ханджи не могла с неким удовольствием отметить, что всё, сказанное об Эрвине Смите, было правдой. Он чертовски умён.       Ханджи несильно закусила нижнюю губу и, улыбаясь, посмотрела на то, как золотистое солнце опускается за кипарисовые кроны. Похоже, ей повезло, и оппонент попался опасный. Что ж, игра предстоит интересная, и ведь не стоит расстраивать столь высокопоставленных господ.

***

— Бал? — сонно спросила Иона, усаживаясь в кровати. На фоне белых, словно облака, взбитых подушек и одеяла, она казалась совсем юной и невинной. — Какой ещё бал, Ханджи? — Какой-то, — дёрнула плечом женщина. — Я сама не особо их люблю, но, думаю, вам стоило бы немного развлечься. — Исключено, — выдохнула Иона, печально опустив плечи. — Это будет прежде всего унизительно. Только представьте: бедная принцесса, которую не встретил даже лакей, пришла на бал. Я не выдержу ни секунды, ей-богу. — Ты права, — улыбнулась Ханджи, усаживаясь на край кровати. — Но это не просто бал, а бал-маскарад. Ты можешь быть кем угодно. — Но… — нахмурилась Иоганна, пытаясь найти причины не идти, но, честно говоря, после утомительно долгой дороги и тоскливых дней на чужбине ей стоило хоть немного повеселиться. — Думаю, тебе не повредит часик веселья. — Я не могу пойти, — опустила взгляд Иоганна. — Это прежде всего неприлично. Разве он дал мне разрешение?       Смотря на то, как тускнеет взор девушки, Ханджи испытала прилив ярости. — Он даже вас не встретил, — жестоко напомнила она. — Так что какая разница на его разрешение? Мы идём на бал, принцесса. Сейчас вам правда очень нужно немного расслабиться.       Иона, поджав губы точно маленький ребёнок, отвернулась к стене. Ей не хотелось веселиться и уж тем более выходить куда-то. Она чувствовала себя втоптанной в грязь. Господи, какой позор! С ней, Иоганной Мандаленой Софией, принцессой из дома Виттельсбахов, герцогиней Баварской, правнучкой короля Генриха IV, поступили как с блудливой девицей! Да даже дочка самого несчастного и обедневшего виконта никогда не была столь дерзко опозорена. Ах, если бы Максимилиан был столь же беспощаден к врагам, как их воинственные предки, то, отбросив все договорённости, он бы выдвинулся в Париж с целым войском. Но такие недостойные мысли Иоганна сразу же отметала. Какое войско, боже?.. Что может сделать её прекрасная Бавария с огромной и могущественной Францией? Да и закалённый Король-Солнце, любивший устраивать сражения почти так же, как и балы, будет только рад такому развитию событий. Нет-нет, не стоит даже думать о подобном! Иоганна мотнула головой так резко, что каштановые пряди упали ей на чуть опухшее от рыданий лицо. Надо будет написать ещё пару писем и убедить брата, что сейчас не время для волнений. Да, с ними поступили ужасно, но ведь могло быть оправдание? Вдруг жених (Иона содрогалась при мысли, что, даже так унизив её, этот человек сохранял сей статус) попал в беду? Вдруг случилось непредвиденное?..       Иоганна опустила ноги на пол, чуть поёжившись от холода. Непредвиденное — что?! Что может случиться с братом короля в мирное время? Объелся эклеров на балу? Иона понимала, что пытается найти ему оправдание, чтобы скрасить своё плачевное положение, но реальность была жестока: нарушив все правила, её жених не явился на встречу и даже не отправил своего представителя, а значит, Иоганна не была передана французской стороне. Этот казус мог привести либо к громкому скандалу, что вполне грозил либо войной, либо к её личному изгнанию. Иоганна понимала, что брат теперь вряд ли сошлёт обожаемую сестру в монастырь, скорее даже обрадуется и оставит её в родовом замке, где Иоганна, как когда-то и желала, встретит старость, прячась от всего света. Но это было прекрасно только в мыслях. Брошенная невеста, если конфликт не уладить и не найти ему достойного оправдания, была словно прокажённая. А Иоганне, хоть к браку она никогда и не стремилась, вовсе не хотелось получить столь тяжкий статус. Поэтому, нахмурив брови, она кивнула Ханджи. — Я пойду на бал. Но прежде, прошу, сделайте для меня три вещи.       Ханджи никогда не общалась с семьёй близко. Она всегда считалась той самой невыносимой родственницей, что живёт где-то далеко, иногда навещает и рассказывает невероятные рассказы, приправляя их дивными подарками. Будучи наследницей приличного состояния, она никогда не нуждалась в чьей-то помощи, а живой ум и самодостаточность скрывали её от одиночества. Поэтому свою племянницу Ханджи знала плохо. Так, несколько раз видела на приёмах. По рассказам Максимилиана, Иона была прагматичной и пылкой девушкой, готовой на всё ради семьи. Она искренне любила Баварию и желала ей самого лучшего, — честно сказать, Ханджи понимала горячее желание курфюрста оставить Иону. Да, желание эгоистичное и жестокое по отношению к молодой женщине, но вряд ли кто-то из иноземных девушек смог бы столь отчаянно полюбить зелёные холмы Баварии, хвойные высокие леса, сквозь которые всё же проходил медовый солнечный свет, шпили дворцов и каменистые тропы...       Но, узнавая принцессу чуть лучше, Ханджи не уставала удивляться. Иоганна показывала себя весьма разнообразно. Во-первых, её умение быстро брать себя в руки и смелость — да ещё какая! Уговаривая её пойти на бал, Ханджи и не верила в успех, прекрасно понимая, как разбита девушка. Испытав такое унижение, она должна была ещё долгие месяцы прятаться во мраке покоев, но Иоганна, проплакав два дня и немного поупрямившись, казалось, пришла к какому-то выводу и успокоилась. Она не только согласилась посетить бал, но и…       А тут были эти три просьбы, и Ханджи, словно присев за партию весьма интересного преферанса, гадала, что же принцесса задумала.       Отправить письма всем братьям и сёстрам Иоганны, заверив их, что ничего ужасного не случилось. Приготовить ей платье для бала и маску… (Тут Ханджи невольно хихикнула в кулак, приятно удивлённая юмором племянницы). И — что удивляло сильнее прочего — позвать священника для исповеди.

***

      На Иоганне было пышное платье из плотной парчи. Подол выглядел чуть смятым, чтобы создать образ девушки из не особо богатой семьи; рукава шли массивными воланами, сужаясь к запястью. У самой кисти была тоненькая кружевная оборка, такая же украшала и квадратный вырез спереди. Плечи были оголены, а не шее красовалось широкое золотое украшение. Цвета наряда Иоганна выбрала отлично, точно зная, как оттенит шампань тон её кожи, а лиловый подчеркнёт тёмные волосы. И цвета раскрывались в наряде с потрясающей хитростью: на первый взгляд платье было почти белое, но с лёгкими отблесками бежевого, но, когда Иоганна шла, один слой на подоле расходился, приоткрывая, точно кулиса, лиловый шёлк, расшитый фиолетовыми цветами. Волосы Иона приказала уложить в скромную причёску и заплести тонкую косу вокруг головы. Весь её образ должен напоминать о миловидной девушке, что случайно оказалась в высшем свете. Маску Иоганна выбрала самую классическую из всех — матово-чёрную, скрывающую половину лица. Никаких украшений или блеска. Скромность и достоинство. — Жаль, не хватает ангельских кудрей Изабеллы Андреини, — с деланной грустью вздохнула Иоганна, разглядывая себя в зеркало. — Андреини! — ахнула Ханджи, испугав принцессу. — Точно! А я всё пыталась вспомнить… — На кого я так не похожа? — усмехнулась Иоганна. — Нет, — качнула головой Ханджи. — Я же совсем далека от всего этого, — она покрутила ладонью, изображая типичный театральный жест, — но Андреини, конечно, у всех была на слуху. — Надеюсь, тётушка, на балу все окажутся столь же умными, как вы, и узнают мой образ. Впрочем, я не стану жаловаться, если мне придётся каждый раз называться.

***

      Леви поморщился, чувствуя себя пойманным на крюк. Снова Эрвин, этот старый хитрый лис смог сманипулировать им так, что Леви это понял далеко не сразу.       Потратив два дня на бестолковые разговоры с местными служителями порядка, а затем изучив местность вокруг, Леви понял, что его сослали в ловушку. А, когда граф де Лакран, пуча глаза, заверил его, что ни о каких разбойниках он и не слыхивал, Леви окончательно убедился в том, что попал в капкан. Вот только… какого рода? Неужели Эрвин отправил его подальше от Парижа, чтобы провернуть свой очередной трюк за спиной? Или это попытка отдалить его от сомнительных отношений с Луизой?.. Но какая же чушь!..       Леви уже собирался немедленно требовать коня и мчаться в Версаль, чтобы сказать этому светловолосому наглецу всё, что он думает, как вдруг граф де Лакран огорчил его новостью — нынче бал. Ежегодная традиция, герцог. И они почтут за честь, если брат короля…       Леви вспомнил слова Эрвина, что граф важен для Людовика, и отказывать было опасно — сам д' Аккерман был плох в политических делах и всё же в этом доверял Эрвину. Но разве это не было очередным крючком, чтобы заманить его сюда? Леви нахмурил тонкие брови. Разумеется, было. Нет, так не пойдёт: Эрвин может сколько угодно плести интриги, но уж увольте, Леви не желает с этим возиться. И, наблюдая за тем, как лицо графа бледнеет, он холодно отказался от предложения и потребовал немедленно седлать ему коня.       К чёрту Страсбург. К чёрту Эрвина и его планы. К чёрту эти балы! Надо скорее вернуться в Париж, сбросить стресс от поездки в постели с чудесной Луизой, а затем свалить подальше от всех этих интриг.       …Он покидал замок графа поздно вечером, и гости уже съезжались на бал-маскарад. Торопливо, несмотря на хромоту, чеканя шаг, чтобы его никто не увидел и уж тем более не узнал, Леви пересёк вымощенный камнем двор и щёлкнул, подзывая слугу. — Мой конь готов? — нетерпеливо спросил он, не фокусируя взор, смотря на мерцающие огоньки. — Д-да, — закивал слуга. — Веди сюда. — П-простите, Ваше… — запнулся. — Месье, — буркнул Леви, — этого достаточно. Впрочем, — он глянул на подъезжающие кареты. — Обойдёмся без болтовни. Где мой конь? — Месье, понимаете, — вздохнув, начал слуга, — случилась неразбериха, гостей так много, и дорога, ведущая к конюшням, сейчас занята. Умоляю, подождите, пока мы освободим проход.       Недовольно цокнув, Леви раздражённо выдохнул: — Только недолго. Ненавижу ждать.       Слуга кивнул и быстренько скрылся, боясь высокородного господина в гневе, а Леви от нечего делать прислонился к стволу дерева и стал наблюдать за входящими в замок гостями. Провинция давала о себе знать: они были слишком шумными, безвкусно выряженными и даже с расстояния Леви чуял тяжёлую смесь парфюма, пудры и пота. Подле крыльца одна карета сменяла другую, на улицу выходили уже изрядно повеселевшие гости, с шумом, какими-то дикими хлопками и объятиями они встречали друг друга и быстро поднимались по каменной лестнице.       Леви прикрыл глаза, желая немедленно скрыться отсюда. Его утомляли даже идеальные балы Версаля, а от калейдоскопа провинциального безумия совсем разболелась голова. Он хлопнул по карману в поисках портсигара, но ощутил только пустоту. Задумчиво поморщился: неужели забыл?       Вздохнув, Леви торопливо вернулся в замок, — благо он знал, что ход для прислуги всегда открыт, и не придётся толкаться с оживлённым ряженным людом. Миновав кухню и коридор, Леви чуть обрадовался тому, что прошлая жизнь научила его быть в меру незаметным и искать везде тайные пути. Занятые торжеством слуги внимания на него не обратили, а гости веселились в бальном зале, лишь изредка попадая в коридоры и тут же в спешке их покидая. Что ж, даже на маскараде никому не хочется быть в стороне.       Леви уже дошёл до конца длинного коридора, скудно подсвеченного лишь по краям, как вдруг услышал сзади шаги. — Мсье! — раздалось за спиной, и Леви даже не обернулся.       Если это заблудившийся гость, то д’Аккермана это ни капли не волнует. Он просто вернулся за портсигаром и не собирается ни с кем нянчиться. — Мсье! — повторилось настойчиво.       Леви обернулся: по коричневому ковру к нему шла невысокая девушка в светлом платье, что словно меняло цвет при каждом её шаге. Леви удивлённо склонил голову. — Заблудились? — быстро спросил он, нагло игнорируя всякий этикет. — Окликните прислугу.       Девушка резко остановилась. Даже на расстоянии и в полумраке Леви прекрасно видел, что по её лицу пробежала тень удивления. — О, пожалуйста, простите меня, — ахнула она, прижимая руки к груди. — Я просто… я подумала, что вы и есть слуга.       Леви, поджав губы, усмехнулся. — Сделали такой вывод, лишь встретив меня в этом коридоре? Тогда, что же делаете здесь вы? Разносите подносы с паштетом?       Он заметил, что издёвка её уколола, но девушка лишь мотнула головой, словно прогоняя свой гнев. — Признаю, что была не права, мсье, и поторопилась с выводами. Но, поймите и меня: этот коридор находится далеко от главного зала, а судя по запаху, здесь недалеко кухня. Разве мои суждения глупы?       Леви кивнул, признавая её правоту. — Что ж, вы меня убедили. Но в следующий раз вам стоит быть аккуратнее, мало ли кто попадётся в темноте коридора.       Он не хотел, чтобы слова звучали как угроза, но его холодный тон и тембр с лёгкой хрипотцой делали своё дело, и девушка невольно сделала шаг назад. — О, бросьте, — устало выдохнул Леви. — Нашли время пугаться. Так, зачем вы искали прислугу? — Я заблудилась, — честно призналась девушка. — Мы только приехали, а моя тётушка куда-то ушла… — А вы либо слишком несостоятельны, чтобы провести пять минут без компаньонки, либо тянетесь к приключениям на собственную задницу.       Это было слишком. Леви мотнул головой, понимая, что в Версале за такие слова любая бы смертельно оскорбилась, а дама с титулом ещё бы наябедничала королю. Но эта особа только пискнула что-то вроде «да как вы смеете!» и заткнулась, задохнувшись от гнева. Он устал и вёл себя слишком дерзко, такое поведение могло выйти боком даже брату короля. Девушка, наверное, весьма напугана, раз стерпела подобное. — Я слышу у вас акцент, — вдруг сказал Леви. — Вы не местная? — Какая разница? — неожиданно перешла в атаку незнакомка. — Пусть вы и не слуга, но ведёте себя как нахал! Да, мсье, я не местная, и у меня на родине мужчина бы никогда не позволил себе…       Леви сделала шаг к ней, и свеча над его головой осветила вначале чёрные волосы, затем серые глаза, окружённые тёмными синяками от недосыпа. Девушка, ахнув, опустила взгляд, невольно рассматривая чёрный наряд собеседника и белоснежный платок вокруг шеи. Наверное, его вид был слишком мрачен, потому что, внезапно стушевавшись, она чуть склонила голову. — Наверное, мне не следует ругаться с кем-либо в чужой стране. Прошу простить мою грубость. — Не извиняйтесь, — фыркнул Леви. — Вы говорили, что думаете, а это большая редкость.       Она неуверенно кивнула, будто не зная, стоит ли как-то реагировать. И Леви снова окинул её взглядом, отмечая тёмный блеск аккуратно причёсанных волос и матовость кремовой кожи. В последнее время он видел только идеально белые лица, покрытые тонной пудры, встретить кого-то на тон темнее, было дурным признаком: ты либо в деревне, куда ещё не дошла мода, либо помутнело в глазах. Правда, может, виновато плохое освещение коридора, и незнакомка бледна также, как и все прочие?.. Леви на мгновение прикрыл глаза. — Так… куда вам надо? — Я ищу тётушку, — быстро напомнила она. — И буду вам очень признательна. — Да-да, — задумчиво кивнул Леви. — Пойдём, выведу вас отсюда и передам графу. Пусть поможет. — Да, — облегчённо выдохнула она, радостная тем, что не придётся дальше общаться с этим невоспитанным человеком. — Это бы мне очень помогло, мсье… — Ривай, — сказал он и нахмурился, не понимая, почему представился ей именно этим именем. — Зовите меня Ривай. — А я Изабелла, — выдохнула она очень тихо, и Леви непонимающе качнул головой. — Вы не уверенны в своём имени? — Это же бал-маскарад, — пролепетала она, смотря в пол. И Леви точно видел, что это не смущение: девушка о чём-то очень быстро и взволнованно думает. — Я выбрала образ Изабеллы из комедии Дель Арте. Вы же знаете, — в её голосе появилась насмешка, — всякие коварные происки врагов и жизненные путаницы разлучают двух влюблённых… — Глупая комедия, — цокнул Леви. — Не интересно. — А ваше имя… — она вдруг неловко покачнулась и, подняв голову, упрямо посмотрела на Леви. — Это же не образ, да? Вы действительно тот самый Ривай? Мне недавно о вас столько рассказывали!..