Принцесса для чудовища.

      В зале, где арочные окна доходили до небесно-голубых потолков, украшенных синей лепниной, было по-зимнему холодно, хоть с утра слуги затопили все печи. Зябко кутаясь в накидку, обшитую мягким соболевым мехом, Иоганна внимательно вслушивалась в торопливую речь брата. Слова, которые он говорил, были вроде ей знакомы, но суть всё ускользала прочь, словно тень на паркете. — Что? — шёпотом спросила Иоганна, чувствуя, как бледнеют щёки. — Ты прослушала? — уточнил Максимилиан, складывая письмо. — Я сказал… — Нет, пожалуйста, не повторяй, — простонала Иоганна, касаясь ладонью виска. — Ещё одного раза я не вынесу. — Король Франции предлагает нам заключить соглашение, основанное на браке тебя, принцессы Баварской, и его брата — герцога Леви д' Аккермана. — Впервые слышу это имя, — задумчиво произнесла Иоганна, чуть склонив голову. — Разве у короля не один брат? le Frère unique du Roi? — принцесса, облизнув губы, глянула на Максимилиана. — Ведь Филиппа так и называют — Единственный брат короля! Кто такой этот Леви? — Уверен, во Франции ты получишь ответы на свои вопросы, — сухо ответил ей брат. — Во Франции? — её жёлто-карие глаза гневно вспыхнули, будто подсвеченные изнутри. — Значит, ты уже всё решил, не так ли? И когда мне отправляться в дорогу? Может, прямо сейчас?       Иоганна чувствовала, как сильно стучит пульс в висках, и начинает болеть в груди сердце. Происходящее сбивало её с ног и по-настоящему пугало. Она хорошо понимала, что сейчас пересекает черту, и подобный тон общения с курфюрстом не может закончиться в её пользу. — Вы забываетесь, — словно услышав её мысли, сказал Максимилиан. — Сейчас же прекратите общаться со мной в подобной манере.       Коротко выдохнув, Иоганна резко отвернулась, и пышная юбка покачнулась волной в такт её движению. Ей стоило держать язык за зубами. Счастье, что брат терпелив и добр к ней, позволяя такую наглость. Иной бы не стал даже слушать и тут же приказал бы запереть на замок за неповиновение и дерзость.       Впрочем, их отношения всегда были довольно близкие, и родственники позволяли слишком уж много неправильных вольностей: долгие споры, детские драки, спонтанные переходы на неуместное «ты». Ведь даже мать и отец звали друг друга исключительно на «вы», как и было положено для людей их положения. А здесь всё было куда сложнее: Максимилиан стал правителем курфюршества, а Иоганна была лишь его поданной. Фамильярность и неподчинение правителю воспринимались как фактическая измена. Можно было сколько угодно хмуриться, вздыхать и морщиться от тяжести на сердце — всё равно итог будет один. — Не делай из меня тирана, — печально молвил Максимилиан, смотря на гордую осанку принцессы. — Я бы многое отдал, чтобы ты никогда не слышала это письмо.       Иоганна, усмехнувшись, обернула голову и тихо спросила: — Но король потребовал бы больше?       В их мире всё было до омерзительного просто.       Маленькие герцогства играли по правилам больших государств. Иоганна, которая с детства обучалась истории и географии, хорошо знала, что их независимость — результат долгих войн и хитрой политики. Прошлым курфюрстам приходилось хитрить, маневрировать между огромными странами, чтобы сохранить Баварию. Союз с представителем Франции — это не просто брак, а долговечная надёжная защита родных земель. Как только Иоганна станет супругой таинственного брата короля, то у всех других правителей на длительный период отпадёт любое желание конфликтовать с Баварией.       Выйти замуж за человека, которого ты никогда не видела, ради родины и семьи? Не такая уж и плохая сделка.       Принцесс из аристократических родов растили во имя великой жертвы. Они никогда не считались настоящими людьми, способными на чувства или желания. Их целью всегда было только одно — укрепить позицию родной страны на политической карте.       Совсем скоро ради укреплений отношений между Мюнхеном и Флоренцией Виоланта выйдет замуж за принца Медичи, и за это в качестве приданого жених предоставил четыреста тысяч талеров наличными и столько же в виде ювелирных украшений. Отличное пополнение баварской казны. Одна свадьба — а сколько плюсов. Новые средства для родины, выгодное сотрудничество с могущественной семьёй, укрепление связи с влиятельным тосканским городом. Разве мечты шестнадцатилетней девочки важнее?       Какая романтическая глупость.       И Иоганна это понимала. Она тоже была принцессой и не портила себе голову наивными фантазиями. Это слуги и челядь могли влюбляться, планировать, отказываться. Она же всегда была просто пешкой в больших играх.       Но всё же Иоганна была слишком свободна духом и её терзали две вещи. — Разве я достаточно хороша для такого брака? — поинтересовалась она и, сверкая глазами, посмотрела на брата из-под опущенных ресниц. — В отличии от сестёр меня не готовили… — Это меня и пугает, — перебил её Максимилиан. — Твой французский всегда был ужасен.       Сжав пальцы в кулак, он тяжёл зашагал по овальному ковру. Длинный ворс заглушал его шаг, но никак не мог справиться с хриплым дыханием. Иоганна неловко сжимала пальцами прохладный мех накидки и, хмурив брови, следила за братом. — Это же такая немыслимая ответственность! Боже правый, будь моя воля, то я бы никогда не позволил этому случиться, — простонал он. — Мы же так сильно рискуем. Стоит королю узнать, что ты… — вздохнул, останавливаясь, внимательно осмотрел сестру. — Не совсем подходишь для подобного союза. — Считаешь меня слишком дурно воспитанной? — рассмеялась Иоганна, приближаясь к брату. — Нет, — качнул головой Максимилиан. — Что ты. У тебя прекрасное воспитание, как и у всякой принцессы из рода Виттельсбахов. — Но есть разница между воспитанием и готовностью к подобному браку, верно? — Иоганна ласково взяла тонкую руку брата в свои ладони и сжала. — Ты ведь и сам так считаешь. Недаром отправлял меня учиться. Признай же, что самого тебя пугает даже мысль о том, что бы я уехала. — Мария Анна готовилась к французскому браку с раннего возраста. Её обручили на дофине в восемь лет и с тех пор вся её жизнь была посвящена тому, чтобы выгодно предстать в Версале. И ты сама знаешь, чем это обернулось. Наша сестра категорически не нравится королю. — Вот, что тебя волнует, — выдохнула Иоганна, крепче сжимая руки брата. — То, что я опорочу честь семьи? Король разочаруется в женщинах нашего рода, и это будет политическое фиаско для Баварии?       Она подняла голову и посмотрела пристально Максимилиану в глаза. Только сейчас поняла, что они очень давно не оставались наедине друг с другом, и уж тем более не стояли так близко. — Может, Людовик даёт нам шанс всё исправить?       Максимилиан медленно моргнул и тут же устало засмеялся. — Никак не могу взять в толк, почему это вы утешаете меня?       Иоганна опустила взгляд и, ахнув, уткнулась головой в грудь брата. На мгновение растерявшись, он скоро взял себя в руки и с нежностью погладил её по мягким каштановым волосам. — Ведь это на тебе лежит вся тяжесть решения, — гулко произнесла Иоганна. — Я подчинюсь любому твоему слову. — Снова пытаешься быть покорной, — фыркнул Максимилиан. — Уж для меня можешь-то не стараться. Прибереги такие пируэты для супруга.       Иоганна шмыгнула носом и, проведя ладонью по бархатному камзолу брата, отошла в сторону. Ей не хотелось, чтобы он увидел её грустное лицо, и глаза, полные слёз. — После обеда приедет Йозеф Клеменс и поговорит с тобой и сестрой.       Усмехнувшись, Иоганна вскинула голову и посмотрела на искусно украшенные цветами стены. Розовые лепестки переплетались с тёмно-синими, нежная зелень обвивала овальные портреты предков. — Религиозные наставления перед браком? — Я пытался его остановить, — хмыкнул Максимилиан. — Но сама знаешь нашего брата. Может, даже какой-то стих почитает.       Услышав смешок в голосе Максимилиана, Иоганна сама повеселела. Несмотря на церковный сан, их брат, Йозеф Клеменс, был прекрасным поэтом и обожал искусство. Но любовь к творчеству не мешала ему быть ужасно занудным, когда дело доходило до наставлений. Однажды Иоганна выслушала двухчасовую проповедь от брата о том, как плохо лениться. Он заставил её слушать себя, а потом проверил, как она усвоила речь, отправив на кухню следить за работой прислуги. «Вот в чём было беззаконие Содомы, сестры твоей, и дочерей её: в гордости, пресыщении и праздности, и она руки бедного и нищего не поддерживала». Поразительная гибкость ума и жёсткость взглядов — абсурдное сочетание, если подумать. Да и к тому же, Йозеф Клеменс был на год младше Ионы, но всегда выглядел таким важным и уверенным, что она терялась на его фоне и тушевалась. — Знаешь, — улыбнувшись, начала Иоганна. — Всё-таки я рада, что приехала, как бы ты не осуждал мою вольность. — Увидев вас, милая сестра, я скорее испугался, — признал Максимилиан. — Мне было нужно больше времени, чтобы подготовиться к этим новостям. Но теперь я рад, что вы нашли силы принять вести с достоинством.       Иоганна почувствовала, как уголки её губ сардонически дёрнулись, но внутри всё горело от тоски и боли. — Я не смею поступать по-другому, — спокойно сказала она, обращая взгляд на портреты на стене. — Разве она бы простила мой каприз?       Максимилиан проследил за её взором — Иона смотрела на портрет их матери. Генриетта Савойская сидела в пышном горчично-жёлтом платье, чёрные волосы убраны в причёску, а взгляд обращён куда-то в сторону. На чуть полной шее была нить крупных, как перепелиное яйцо, бусин. — Она бы гордилась тем, какой мудрой женщиной ты стала, — заметил Максимилиан.       В ответ на это Иона лишь дёрнула плечом. Ей не хотелось, чтобы он продолжал счастливо нахваливать её за покорность, ведь внутри всё тряслось и кричало от желания немедленно убежать прочь и никогда больше не слышать об этом немыслимом браке.       Но да-да, оставалось ещё кое-что, что волновало Иоганну.       Кто же такой этот Леви д' Аккерман? И как же комично выглядит частица знати подле его фамилии.

***

— Ты охуел?       Услышав властный голос Аккермана, Людовик обречённо вздохнул и повернул голову. Невысокий мужчина, несмотря на сильную хромоту, стремительным шагом двигался по шахматному полу к нему через весь зал. — Опрометчиво так говорить с королём, мой друг. — Плевать, — мотнул головой Леви. — Что ты мне сделаешь? — серые глаза резко сощурились, хотя и без того были весьма небольшими. — Казнишь?       Король, вскинув брови, внимательно посмотрел на своего сводного брата, и, махнув рукой, ответил: — Какие глупости лезут вам с утра в голову. — А вам? — прямо спросил Леви, чувствуя, как скрипят зубы от злости. — Или маркиза де Ментенон что-то нашептала?       Людовик едва сдержался, чтобы не фыркнуть, но посчитал это слишком постыдным для себя поведением. Он лишь смерил Леви по-опасному строгим взглядом и отвернулся. — Франсуаза здесь не при чём. — Хоть где-то она не при чём, — выдохнул Леви и, подойдя к столу, достал из позолоченного отсека хрустальный графин. — Но такие браки — это идеи в её стиле. — С чего бы? — искренне заинтересовался король. — Считаешь, что я не способен на подобное? Или, может, слишком стар, чтобы решать судьбы родственников?       В его тоне была слышна властная насмешка, и Леви, хоть и был привилегирован общаться с королём весьма свободно, наплевав на свою безопасность, всё же решил не искушать судьбу и смягчился. — Дело в выборе кандидатки. — Он налил в высокий бокал немного авиньонского белого вина. — Ты заглядываешься на германские земли, это ясно давно, но почему именно она? — Снова ты о политике, — нахмурился король. — Не откажи мне в праве позаботиться о младшем брате, судьба к которому была не особо благосклонна. Я лишь пытаюсь сделать тебя немного счастливее. Мой союз с маркизой де Ментенон после долгих капризов судьбы, наконец, открыл мне глаза на действительность. Не интрижки и не любовницы скрашивают жизнь мужчины, а умная спокойная жена и философский диалог. — Тебе пятьдесят один год, — заметил Леви, поднося бокал к губам. От вина пахло сладкой гвоздикой, ягодами малины и орехами. — Неудивительно, что ты пришёл к подобным выводам. Но оставим подобные бредни для маркизы. Зачем тебе заключать такой союз? — Напомню, что союз заключаешь ты, — миролюбиво улыбнулся король.       Леви поморщился. Сколько угодно Людовик мог хитрить и использовать подданных, словно сменные механизмы, но с ним такое не выйдет. Леви провёл детство, как и сам Людовик, в вечных переездах из города в город, в побегах от опасности и окружённый битвами. Он, как мало кто, понимал и читал короля. — Союзы такого типа заключают правители, — упрямо продолжил Леви. — Я стану мужем для этой несчастной девушки, дам ей свою фамилию, и разделю ложе, но настоящее обязательство у тебя. — Покатав во рту кислый винный шарик, Леви глянул на короля. — Что ты дашь курфюрсту за сестру?       Людовик немного помолчал, приторно улыбаясь и смотря поверх тёмной макушки собеседника. А затем, выдохнув и опустив плечи, великодушно произнёс: — Не хочу обременять сей брак дурными мыслями. Женитесь с чистыми мыслями, друг мой, и будьте счастливы.       Разом осушив бокал, Леви поставил его на столик и скептически усмехнулся. Он уже давно понял, что счастье — это не его, а при таком раскладе даже сама идея вызывала иронию.       Он послушается короля — так было ясно с того момента, как письмо попало в его руки. Леви мог спорить с судьбой и дерзить врагам, но дисциплина вынуждала его быть верным королю. Острый язык и вредность делали его персоной, вызывающей много разговоров за спиной, но одного не отнять: Леви беспрекословно подчинялся монарху. Если Людовик считает нужным женить его, значит, так тому и быть.       Но быть счастливым — увольте.       Леви уже развернулся, чтобы идти к высоким дверям, заранее услужливо распахнутыми лакеями, но звучный голос короля остановил его. — Почему ты назвал девушку несчастной? Тебе что-то известно о ней?       Нерв на лице под ослепшим глазом слабо дрогнул. Леви опустил голову и, не поворачиваясь, сказал: — Брак с таким проклятым человеком, как я, уже большое несчастье.

***

      В залу внесли на серебряных подносах куропаток в брусничном соусе, томлённых в сливочном масле уток, белый пористый хлеб из каменной печи, парную морковь и кабачки, осыпанные укропом.       Иоганна проследила за слугами и, вздохнув, опустила взгляд в тарелку. Её кровяная колбаса была ещё цела, хоть с начала обеда прошло не меньше часа. После разговора с братом Иона некоторое время бродила в одиночестве по Нимфенбургу, переходя из одной галереи в другую, хотя по-настоящему одной здесь остаться невозможно: всюду незримыми тенями за ней следовали слуги, готовые в любой момент помочь принцессе. Одно слово… нет, даже не слово — взгляд: и они бы тут же сделали теплее вокруг, принесли бы ей другую накидку, достали бы лучшее вино, подготовили бы коня, если бы ей вздумалось отправиться на прогулку. Но Иоганне ничего не хотелось.       Вернее, ничего, что мог бы кто-то из слуг сделать.       Она хотела исчезнуть.       Мигнув, как звезда, раствориться в облачной дымке.       Но это было невозможно.       И почему в замке нет фокусника, что, накинув бы на неё атласную расшитую звёздами ткань, заставил бы исчезнуть в воздухе, словно какой-то ярмарочный предмет?       Иоганна приняла своё положение удивительно быстро, покорившись воле брата, но это был просто видимый обман, от которого на глаза наворачивались слёзы. Она не могла спорить с Максимилианом и прекрасно знала, что это не закончится ничем хорошим — лишь испортит отношения с братом, а подчиниться всё равно придётся. И ей не хотелось, чтобы дорогой человек страдал, зная, что вынуждает её идти на жертву.       Хотя… Иона усмехнулась, смотря в тарелку. О каких жертвах речь? У неё, что, были какие-то другие планы? Мечты?       Фу, какая гадость эта кровяная колбаса.       Да нет. Нет.       Она не мечтала ни о чём особенном, хотела провести жизнь спокойно, помогая брату и улучшая их быт в Нимфенбурге. Стала бы его тихой тенью, обустроила бы тут всё, чтобы Максимилиану было проще править, потом бы воспитывала его детей… Ох. Иоганна вздохнула, чувствуя, как щиплет глаза от слёз. Не мечты, а идеи старушенции. Неужели общение со старой баронессой довело её до этого?       Она, сжав зубы, на мгновение зажмурилась. Какие мечты грели её сердце, когда она была совсем крохой и не понимала все тяготы жизни представительницы династии Виттельсбахов?       Не успела подумать, как губы расплылись в улыбке: в детстве, всюду следуя за испанским священником, Иона почему-то очень хотела завести ворону. Большую-большую и громкую. Большую — чтобы могла летать с Иоганной на спине, громкую — чтобы раздражать Максимилиана. И почему в итоге, став взрослой, она даже буровато-зелёного зяблика не завела? Может, потому что поняла, что мечты — это детская игра? Хотя разве Виоланта не грезила о браке, и теперь это сбывалось? А Йозеф Клеменс не хотел получить сан, и ныне был епископом? Ведь мечты других людей сбывались, почему сама Иоганна отринула всё ради…       Она потянула руку за чашей и, случайно глянув на тарелку, вздрогнула.       На тарелке был узор — бело-голубая шахматка. Неплохое напоминание для наивной дурёхи.       Твои мечты — размазанная по тарелке кровь. Твои мечты ничего не значат.       Ты — женщина знатного рода, которую вначале хотели отдать в монастырь, чтобы откупиться за чужую мечту, а теперь отдают замуж.       Иоганна даже не заметила, что тихо смеётся, только навязчивое колыхание чего-то яркого и пышного сбоку, привело её в чувства. — Может, поделишься, что же тебя так развеселило? — угрюмо спросила Виоланта, дёргая её за рукав.       Повернув голову, Иоганна обратила внимание, что сестра встала со своего места, хоть и в пышном платье из синего бархата с тончайшими муслиновыми вставками серебряного оттенка, было сложно двигаться подле стола. — Вспоминала детство, — призналась Иона. — Самое время, верно?       В глазах Виоланты промелькнула лёгкая грусть, но, взяв себя в руки, девушка тут же повеселела. — Мы не должны печалиться, сестрица. Сегодня чудесный день, ведь больше таких не повторится.       Иоганна невольно дёрнулась, как будто её ударили изнутри, и, закрыв глаза, поморщилась. Может, если бы она получила весть о браке годами раньше, тоже была бы так легка, как Виоланта? Но ещё недавно Иона возвращалась сюда с желанием попрощаться с младшей сестрой и начать обживать дворец, а теперь приходилось обживаться с мыслью о скорой свадьбе. Как могла так лихо повернуться её история? — Ты, конечно, права, — она попыталась улыбнуться, но вышло очевидно плохо: Виоланта, цокнув языком, села на соседний стул. — Не могу поверить в то, что это наш последний день вместе. — А ты хотела до старости быть с нами? — строго спросила Виоланта и Иоганна качнула головой, шокированная тоном сестры. — Разве тебя не научили тому, что быть лёгкой на подъём и готовой к переменам — это важное качество для всякой женщины? — Виоланта… — прошептала Иоганна. — Знаю, что тебе грустно, — кивнула младшая сестра. — Прощаться всегда тяжело, но ведь ты и так жила последние три года вдали от семьи. К тому же, — Виоланта провела ладонью по блестящим волосам, приглаживая причёску. — В нашем случае прощаться надо с улыбкой на устах. Ты же не на битву идёшь, дорогая, а всего лишь замуж. Знаю, что события развиваются слишком поспешно и ты совсем не готова, но жених тоже не готов. Сыграй на этом. — Виоланта бросила на сестру лукавый взгляд и ухмыльнулась, подмигнув. — До твоей свадьбы минимум месяц. Занимайся французским, читай книжки, которые предпочитает твой будущий супруг, интересуйся его делами. И что важнее… — она оглядела зал и, убедившись в том, что братья заняты другим разговором, быстро прошептала: — Попробуй выяснить, почему он согласился на этот брак. — Вероятно, не посмел спорить с королём. — Хм, — Виоланта загадочно улыбнулась. — Не терзай меня, — ахнула Иоганна, хватая сестру за бархатный рукав. — Если тебе что-то известно о нём, прошу, скажи! — Ты совсем не знаешь своего жениха, верно? Впрочем, я ни капли не удивлена. Ты никогда не интересовалась стратегически выгодными партиями… — Виоланта задумчиво посмотрела в пространство перед собой, точно взвешивая свои будущие слова, а затем, собравшись, спокойно произнесла: — Ты, конечно, знаешь, что у короля есть брат — Филипп Орлеанский, le Frère unique du Roi. Единственный брат короля. Но, оказалось, что всегда был и другой брат. — Виоланта наклонилась и коснулась локтя Ионы ладонью. — Всем известно, что отношения Людовика XIII и Анны Австрийской были довольно прохладными… — Не продолжай, — взмолилась Иоганна. — Я даже слушать не желаю.       Виоланта нахмурилась и, встав со стула, подошла к сестре ближе. Властным жестом приподняла лицо Иоганны. — Как и все религиозные люди, ты потрясающе наивна, сестричка. Веришь в сказки о том, что им пришлось долго молиться и ждать, пока бог не благословил их наследником, — Виоланта усмехнулась и бросила взгляд в сторону брата. — Похожая история, не так ли? Но у короля перед смертью случился роман с другой женщиной. Твой будущий супруг — результат этого адюльтера. — Зачем тогда Королю-Солнцу считать его братом? — гневно спросила Иоганна. Ей не нравились такие беседы, а сомнительные слухи всегда вызывали злость. — И в чём смысл устраивать брак для внебрачного ребёнка своего отца? — Ну-у, — задумалась Виоланта, — это же король, ему виднее. Но там сложная история, я знаю лишь некоторые детали. — Кто же распускает слухи? — спросила Иоганна, чувствуя, что роль старшей сестры возвращается к ней, а лицо становится хмурым и серьёзным. — Кто-то из прислуги? — Вообще, Жедеон Таллеман де Рео, — просто ответила Виоланта и, услышав имя известного французского литератора и наблюдателя за королевской жизнью, Иоганна тут же ещё сильнее помрачнела. — Но ты права, это всего лишь слухи. Уверенна, в Париже ты узнаешь больше, ведь об этом Леви д' Аккермане достаточно разговоров в обществе.       Иоганна хотела зажать уши ладонью и убежать, но язык её не слушался. — Продолжай, — бледная, как скатерть, молвила она. — Хи, — счастливо кивнув, Виоланта затараторила: — Этот Леви — тот ещё фрукт. Он совсем не знаком с королевскими манерами, говорят, что ему дозволено тыкать королю. Он не танцует на балах и вообще ненавидит танцы. Плохо образован, потому что провёл детство вне надлежащего воспитания. Богохульник и солдат. Я слышала, что он лучший наездник во всей Франции, и сражается на шпаге так, словно она продолжение его руки. А ещё… — Виоланта перевела дух и вдруг замерла, не моргая смотря в жёлто-карие глаза сестры, будто весь запал закончился. — Что — ещё? — испуганно спросила Иоганна, которую уже изрядно напугал образ будущего супруга. — Он такой маленький, что его прозвали «коротышкой». А после войны он передвигается с большим трудом, поэтому всё чаще томится в своём замке. — Виоланта видела, как нервничает Иоганна, но уже не могла замолчать и, вздохнув, добавила: — Однажды он публично избил ногой молоденького солдата и выбил тому зубы. — Не выдержав, Иоганна прижала ладони к губам, и Виоланта, обняв её за плечи, сказала: — Тебе придётся несладко, дорогая, но в этом и заключается наша роль — нести тяжкий крест ради блага семьи. Не грусти и не плачь. Пожалуйста, наслаждайся сполна этим днём, ибо тебя ждёт брак с мрачным и опасным человеком.