War of hearts

Геральт не спал. Внутри него сжалась тугая пружина, и чувство вины, словно тиски, сжало сердце. «Это неправильно… Это неправильно…» — Геральт нахмурился, проводя ладонями по лицу. Во сне Цири прижалась к нему, касаясь оголенной кожей его тела, он слышал, как колотится ее сердце. Пепельные волосы были разбросаны по его плечу. Ее ресницы слегка подрагивали, а губы были приоткрыты. Ведьмак отвернулся и снова посмотрел куда-то в ночь. Он не верил, что она вот так вот спит на нем, как маленькая девочка.       Дыхание сбилось, и знаменитый Белый Волк прикусил нижнюю губу, так умело сдерживая себя. Умело ли…? Он мог заставить себя успокоиться, отключиться, впав в привычную медитацию. Вопреки всем громогласным упреком в его голове, он не захотел этого делать. И он вспомнил.       Вспомнил ее горячие влажные губы, пальцы, что обжигали кожу и оставляли царапины на его спине. Вспомнил, как целовал ее, как был в ней. Ему на мгновение показалось, что его щеки тронул румянец. Внутри него начал разрастаться настоящий конфликт — между тем, что желанно, и тем, что запретно. » Я не должен это испытывать»       Для ведьмака лишь Цири всегда была тем единственным человеком, по-настоящему близким ему. Он не мог понять когда, девчушка, что любила шалить и бегать с Ламбертом, корчить забавные рожицы с Эскелем, и дралась с тряпичной куклой, выросла и стала для него чем-то большим, чем-то за гранью понимания. Его львенок успокаивал его, когда он был зол, лишь ей одной удавалась это без каких-либо усилий, хитростей и уловок. Она заботилась о нем, понимала с полуслова. Геральт не заметил, что стал ловить с жадностью каждый игривый взгляд, отвечать улыбкой на улыбку, трепетать от плена нежных тонких рук. Но почему? Ведь это было неправильно! Он зашел слишком далеко.       Белоголовый резко поднялся и сел, едва ли не скинув с себя Цири. Девушка продолжила безмятежно спать, а мужчина наспех натянул брюки, сунул босые ноги в холодные кожаные сапоги и отошел в самый дальний угол, к единственному в этой комнате окну. Будто таким способом он мог бы сбежать от всех трудностей и мыслей о юной ведьмачке. «Иногда наши влюбленности бывают до безумия странны и абсурдны». Мужчина мучился от мысли, что, будучи ее опекуном, он натворил множество непростительных ошибок и глупостей и с радостью вернул бы все назад, исправил ошибки. Вернулся в то время, где она была его принцессой, та чистотой, которую, как он думал, не имел никогда. — В чем дело? — тихо спросила Цири, обнимая со спины мужчину, и он ярко ощутил сквозь тонкую, изношенную рубаху тепло разгорячённого юного тела и твердость двух горошин. Тонкие руки цинтрийки обхватили его торс. Теплая ладошка болезненно нежно коснулась мужской груди, задевая сосок. А затем соблазнительно медленно скользнула вниз и заставила мужчину вздохнуть. — Цири, — так же тихо позвал Геральт, пытаясь хоть как-то прервать девушку, но та упрямо не позволила, лишь сильнее вжалась в могучую спину и продолжила. — Что ты такой хмурый? — ведьмачка все так же игриво водила пальцами по шрамированной груди, животу мужчины, без стеснений спускаясь ниже. — Я гожусь тебе в отцы, ты мне как дочь, — выпалил как на духу. — Ну, с учетом всех тобой прожитых лет, то плюс-минус ты годишься мне в деды, нежели в отцы. Математика. — Не так важно. — Ты довольно неплохо держишься для старичка, — Цири хитро улыбнулась, куснула наставника за плечо и нежно сжала его возбужденную плоть. — Зараза… — прошипел Геральт и развернулся.       Цири мгновенно подняла голову и заглянула в давно знакомые, любимые глаза. Изумруд встретился с янтарем. В этот раз она победила. — Ты хочешь соблазнить мутанта на пол века старше тебя? — изогнул бровь Геральт. — Нельзя так просто приручить львенка, потом выбросить, как котенка, Волк.       Она привстала на цыпочки, крепко обхватила мужскую шею и поцеловала. Выстраиваемый барьер Геральта разлетелся на маленький кусочки как от арда. Вожделение заполнило разум густой дымкой. Подхватив львенка из Цинтры на руки, ведьмак с лёгкостью приподнял ее за бедра, вынуждая обвить свой торс ногами. Ведьмак терзал губы девушки с отчаянием понимая, что больше не может противиться порыву, позволяя темному желанию обрушиться на него. Белый Волк медленно погружался в омут потаенных желаний с каждым ударом сердца, с каждым прикосновением к нежной коже, с каждым вздохом. Он вкладывал в поцелуй всю копившуюся страсть, горечь и сожаление. Цири победоносно улыбнулась сквозь поцелуй. Мужчина потерял голову, когда кончик ее языка болезненно-медленно проводил по его верхней губе, словно пробуя его выдержку на вкус.       Геральт, словно юнец, тяжело задышал. Низ живота скрутил тугой узел, и брюки навязчиво сдавили пах. Тогда он понял, что пропал. Сдался точно и безповоротно.Что с ним делает эта девчонка! В пару шагов ведьмак преодолел расстояние, отделяющие пару от еще не потерявшей тепло постели. Положив на нее девушку, ведьмак лег сверху, вжимая ее в матрас тяжестью своего тела, решительно стянул с княжны белоснежную камизу. Положил руку на ее правую грудь, легонько сжал, ощущая всю ее мягкость и упругость. Едва ощутимо провел пальцами по розовому сосочку, отчего тот затвердел, четко обозначившись. Затем оставил на этом месте невидимые поцелуи и повел влажную дорожку по животу Цири прямиком к сокровенному месту. Коснулся языком набухшей чувственной плоти, и цинтрийка издала протяжный стон, хватаясь за простыни. Устав от сладкой пытки пепельноволосая недвусмысленно обхватила бедра наставника, и Белый Волк не заставил себя ждать. Ладонь зацепила бедро, зрачки вспыхнули известной только для нее одной искрой. Львенок изловчилась и заставила наставника лечь на спину, уперлась тонкими, покрытыми легкими шрамами руками в его грудь. Она начала слегка привставать, а потом опускаться, создавая небольшие, но глубокие толчки. Геральт зарычал, ему было безумно приятно, но при этом не нравилось, что княжна правит им, и он снова с остервенением сжал ее талию, перевернул и яростно впился в губы. Омут порока затянул его целиком, без шанса на спасения. Один глубокий толчок и ведьмачка выдает громкий стон.       Казалось, что нервы оголились, повышая чувствительность кожи. Цири обвила шею мужчины руками и, найдя губы, поцеловала. Ведьмак то ускорял темп, то замедлял но лишь на короткий миг, чтобы его плоть могла выйти и погрузиться вновь. Девушка прикрыла глаза, его же глаза были открыты, ведь он хотел запечатлеть в своей памяти каждую секунду, проведенную с ней. Запомнить, как она приоткрыла губы, издавая стон, и как нахмурила брови, когда он задел самые чувственные точки.

***

Цири проснулась от давящей тесноты. Ее грудь вздымалась с трудом из-за чего-то, что крепко держало ее, приковывая к кровати. Это была его рука. За окном было темно, лишь узкая полоска зари виднелась на горизонте. До подъема оставалось еще несколько часов. Девушка улыбнулась самой себе, ощущая тепло мужчины, слушая его мирное, спокойное дыхание. Щеки немного покраснели от едва ощутимых касаний его груди, когда Геральт делал вздох, возвращая ее мысли к совсем иным нежным касаниям. Княжна не сдержалась и повернулась к бывшему наставнику лицом, изучая его. Кто они теперь друг другу? Друзья? Напарники? Любовники…       Ровное дыхание мужчины обожгло кожу, а разбросанные по подушке белые волосы щекотали лоб. Острый нос, широкий лоб весь в шрамах и губы, слегка шершавые и потрескавшиеся от ветра, самые нежные на свете. Они целовали ее в лоб в моменты печали, нежно касались век и страстно сминали ее собственные губы. Она могла сосчитать каждую его морщинку, хотя и не обладала ведьмачьим зрением, она знала каждую из них наизусть. Весь он казался таким родным и нужным ее сердцу, словно без него она сама перестала бы существовать — без его взгляда, однобокой улыбки.       Ведьмачка хотела, чтобы они не разлучались, хотела защищать его, прикрывать спину, перевязывать раны и смеяться над запекшейся кровью, пить горячий глинтвейн в корчме, совершенно не зная, что ждет их завтра. Она мечтала расчесывать его волосы, постоянно взъерошенные и непослушные, слушать его истории и смех, делить с ним хлеб и дурачиться, чувствовать себя просто живой. Ничего в жизни цинтрийка не ждала так, как минут, проведенных с ним.       Тонкие пальцы девушки прикоснулись к лицу Ведьмака, аккуратно погладила колкую щеку, коснулась шрама, пересекающего часть лба и заканчивающегося под левым глазом. Эта отметина на удивление украшала его, делая опасным и неукротимым. На последок девушка очертила линию губ, Геральт резко распахнул глаза. — Все хорошо, Ласточка? — Вполне. Золотые глаза смотрели на Ласточку с такой нежностью, какую он никогда и никому не мог передать. — Ты не спал, верно, — тихий голос Цири звучал спокойно и мелодично. — Не спал, — подтвердил Белый Волк и крепче прижал девушку к себе, позволив ей уткнуться в грудь. Цири почти мгновенно заснула. Уткнувшись носом в макушку девушки, Геральт тоже вскоре задремал.       Вся комната была залита ярким полуденным светом, что исходил из окна. Мужчина приподнялся на локтях и огляделся. Цири сидела рядом, расчесывая влажные после ванной волосы. Уголки его губ чуть приподнялись, а в янтарных глазах снова пробудилась трепетная нежность и забота. Он был готов на все лишь видеть ее такой, ее белое красивое лицо и искреннюю улыбку. Особенную улыбку, что она дарила лишь ему. Изумрудные глаза, искрящиеся любовью и безграничной преданностью. Геральт едва различимо застонал и прикрыл глаза. Он сразу почувствовал обжигающие дыхание на своем лице и запах ее кожи — вербена и кардамон. Девушка была всего в нескольких сантиметрах от него и, казалось, слышала все его мысли и тревоги. Мужчина открыл глаза, медленно, как крылья бабочки и коснулся ее взглядом. Ведьмачка томно опустила взгляд на губы Белого Волка, дразня и не решаясь целовать его первой. Зараза. Два — ноль.       Геральт обхватил лицо Цири руками и быстро притянул к себе. С его губ сорвалось непроизвольное глухое рычание. Может, все же он лев, а не волк. Мужчина ласково коснулся приоткрытых полных губ, не желая быть с ней грубым, только не с ней. Он никого так не целовал, и не желал целовать подобным образом, передавая всю гамму чувств. Йенифер всегда целовала первой и страстно, сжигая все мосты. Трисс подчинялась его страсти, животному порыву, сгорая до углей. Все другие поцелуи были столь незначительны, что просто стерлись из памяти ривийца. Ни одна женщина не дарил ему истинный поцелуи, полный нежности и сладости.       Цири отстранилась, и Геральт потянулся за ней, к ее губами, снова захватывая их в плен. По телу девушки пробежала мелкая дрожь и гурьба волнующих мурашек. Все чувства били по разуму кувалдой, раз за разом обрушиваясь на него с неимоверной силой. Раз — трещина. Два — отлетают осколки. Третьего удара не выдерживает. «Моя и больше ничья». — Доброе утро, Ласточка. Девушка удобно разместилась у Ведьмака на коленях, руки мужчины бережно поддерживали ее тонкую талию. Он снова прикоснулся к ее губам, трепетно углубил поцелуй, чувствуя как ладошки Цириллы охватили его крепкие плечи, а тонкие пальцы быстро пробрались меж прядей волос. Геральт крепко прижимал свою княжну к себе, целуя теперь ее шею и проводя дорожку поцелуев к мочке уха. Это становилось невыносимо. — Нам нужно поговорить, — начал мужчина. Ведьмачка посмотрела на Геральта с беспокойством, ожидая того, чего боялась больше всего. Его ухода за дверь их спальни, и ту неизвестность, что осталась бы наедине с ней. Белый Волк отвел взгляд и уткнулся носом ей в шею. Это конец, он не может даже в глаза мне посмотреть. — Я больше не смогу так… — сердце Ласточки замерло и готово было раскрошиться в пыль. — Я больше не смогу без тебя. Я пытался.       Цири молчала. Все, чего она ожидала, далеко не стояло с этим. Она готовилась к длинному разговору о глупом предназначении и тирад о том, как это все плохо и неправильно, даже молчаливого исчезновения в стиле Геральта. Но мужчина сидел с ней и сжимал в объятьях и говорил все то, что она так давно желала услышать. И ей было плевать, что он говорил это Йен, Трисс, да хоть Лютику. Сейчас каждая ее частичка понимала, что она может быть с ним собой. Ей нравилось быть рядом с ним, быть желанной, любимой и не отверженной. Все это приносило эйфорию. — Я люблю тебя. — И я тебя люблю.