"The Shadow of the Prominences"

      В то злосчастное утро Минги где-то пропадал, и я решила позавтракать в общей столовой в гордом одиночестве.       Едва мы с Сонхва вошли в здание Семьи, как его сменили безликие безмолвные провожатые, следующие за мной по пятам, как две тени. С раннего утра я была на ногах, заботясь о пациентах в госпитале: некоторые из них уже свободно могли передвигаться и раны их стремительно затягивались. Я разрешила реджиме со сломанными рёбрами, которые практически срослись, вернуться домой и с оговорками продолжить лечение уже там. Он был рад услышать эту новость и минуты три благодарил меня ещё, пожимая руку и улыбаясь: суровое лицо, выщербленное морщинами, приобрело непривычное выражение дружелюбия, но я старалась принимать это как должное. Под конец, уже уходя, пожилой реджиме бросил на моих наблюдателей неприязненный злой взгляд, и краем глаза я заметила, как двое молодых стражей за моей спиной неуютно поёжились. Словно они знали его и уважали, и им была неприятна такая реакция на порученную Доном работу.       Я проигнорировала, тем более, что многие из моих посетителей смотрели на приставленных ко мне реджиме с плохо-скрываемой злобой — пусть молча и исподтишка — но смотрели. Так что я просто продолжала заниматься новоприбывшими пациентами, заполнять журналы и делать выписки: после обеда мне надлежало — уже привычно — отправиться с отчётами к господину Хёну.       Без Чонгиля в лазарете стало непривычно пусто и отчуждённо: белая плитка стен колола глаза холодными бликами, не было тихих переругиваний и бесед моего ассистента с пациентами, и потому тишина сдавливала неприятным мокрым ледяным коконом. Мой новый ассистент — бесшумный, равнодушный, с тёмными мутными глазами, будто чуть на выкате, напоминал скорее какого-то глубоководного — жителя из зловещего проклятого городка Иннсмут, нежели человека…       Словом, угнетало меня в подземном лазарете почти всё.       Так вот, когда настало время позднего завтрака, и мой желудок напомнил о себе тихим урчанием, я решила сделать перерыв. Оставив своему новому ассистенту — я всё никак не могла запомнить его имя, — краткие необходимые инструкции, я направилась в столовую.       В то злосчастное утро Минги, с которым мне нужно было поговорить, где-то пропадал, и я решила позавтракать в общей столовой в гордом одиночестве.       Под конвоем я неспешно зашла в столовую, сразу направляясь к стойке повара. Разговоры и гомон моментально поутихли с моим появлением и множество взглядов оказались направлены на меня — я ощущала себя знаменитостью в самом плохом из смыслов: все разглядывали меня, будто пытались найти тот самый несуществующий изъян, который — а они были уверены! — во мне был.       Часть реджиме отвернулись, молча склоняясь над миской: их угрюмые лица не выражали ничего. Часть сидящих за скамьями смотрели на меня с недоумением, на моих сопровождающих — с недовольством. Однако большая часть мужчин в столовой провожали меня неприязненными и даже злобными взглядами.       Я сделала то единственное, что могла в своём положении — не оглядываясь и игнорируя происходящее, невозмутимо прошла к стойке принимаясь собирать себе на поднос скромный перекус. В конце концов ароматный пуктяй, с утра приготовленный Сонхва, достаточно насытил меня и полноценный обед мне был не то чтобы нужен. Скорее, это была отличная возможность попытаться подловить Минги для разговора и одновременно с этим узнать какие нынче слухи витали среди рядовых членов Семьи.       И скоро чуть поутихшие разговоры вновь начались: зашумели похлёбки и ложки, раздался гомон, заскрипели скамьи, а я, присев за уже излюбленный столик, принялась кушать и слушать.       За столиком неподалёку мнения троих реджиме моментально разделились, и они переговаривались в попытках переубедить каждого и доказать свою точку зрения.       — Чу. Действительно под надзором… Вот те на… — раздался хриплый голос одноглазого реджиме.       — Девчонка? Дон серьёзно думает, что она могла что-то там намутить?! — хохотнул тот, что был с лисьим прищуром.       — Ну, она химик, да же? — неуверенно пробормотал юный реджиме.       За длинным столом дискуссии шли не менее ожесточённые:       — Она этого не делала. Зачем докторше убивать? — изгибал брови некто, настроенный скептически.       — Так ей не убийство шьют… — чей-то тихий шёпот зашелестел подобно змее, проскользнувшей в камышах. — Пособничество…       — Ты думаешь она механика надоумила… того? — понизив голос спросил первый реджиме, уже куда менее скептично. Скорее, обеспокоенно.       — Чёрт его знает… Да только это личное… очень личное… — ответили ему.       На этом моменте я внутренне напряглась, гадая что за спектакль разыгрался в стенах кабинета Чона Боксунга и насколько кровавым было это действие.       — Харе болтать. — грубо оборвал некто грузный, тяжёлым лающим басом. — Дону виднее — Дон и разберётся.       — Так-то оно так. Да только если из крайних мер у нас теперь импровизированная гарда для одной единственной девчушки, то Дону следует уже думать, что будет с Семьёй и её верхушкой…       Я украдкой глянула в сторону безбашенного реджиме, который рискнул заговорить о перевороте в самом сердце Семьи, среди своих сотоварищей. И некоторые из них не осадили его, а лишь мрачно промолчали: глаза их исподлобья горели волчьим алчным огнём — такие способны на любую жестокость по собственной прихоти.       Что же, дела у Дона в скором времени и вправду могли пойти плохо. Ровно как предсказывала госпожа Аканэ Оранари.       "Я бы на твоём месте нашла крысёныша и поскорее. Где одна нора — там и другая."       За другим столом пожилые реджиме более высокого положения вполголоса обсуждали итоги допроса младшего босса: похоже он тоже присутствовал при разговоре с механиком. У меня сжималось сердце от каждой фразы, которую мне удавалось за общим шумом разобрать.       — Он не любитель забирать трофеи. — пояснил сиплым прокуренным голосом один из реджиме.       — Значит, обыскивал Инквизитор? — уточнил пытливо второй.       — Исходя из оговорённого ранее его не пытали. Допрос был, но толку-то, если он в дурачка играет… — вновь вмешался первый реджиме, едва не перебив внезапно вступившего в беседу третьего.       — Говорят, Лидер отложил пытки ввиду личной привязанности к нему.       Вкрадчивый тон его и намекающая интонация точно не сулили ничего хорошего.       — Сантименты? — вскинул бровь второй, непритязательно сморщившись.       — Нет. Пытки просто отложили. Ищут второго. — поспешил "отбрехаться" первый, суетливо оглядываясь.       — Думают, был второй? — снова спросил второй мужчина, нервно покручивая зубочистку в толстых кривых пальцах.       — Это предположение чисто Инквизитора, а Пак Сонхва его подтвердил. — многозначительно заявил третий реджиме, с важностью промакивая губы салфеткой.       — А что младший босс? — теперь уже и первый реджиме заинтересовался, и они оба ждали, что скажет третий участник беседы.       Тот с пыхтящей помпезностью, витиевато произнёс:       — Говорит, что чушь и убийство на почве… мхм… как это называется?       — Трений. — коротко отрезал второй, мрачно зыркая исподлобья. — Убийство на почве трений. Они никогда не ладили.       Затем за столиком реджиме ненадолго воцарилась зловещая наполненная чем-то страшным тишина, но затем третий мужчина всё же не удержался и пафосно изрёк, поднимаясь со своего места:       — В любом случае искать второго сейчас, во всём этом безобразном сумбуре, — всё равно, что идти в Сеул искать господина Кима. Я не призываю ни к чему, но, если меня спросят: голосую — убить.       Я с трудом заставила себя проглотить чай, который за мгновение до этого страшного вердикта, рискнула выпить. И пока все трое пожилых реджиме, как ни в чём не бывало, направились к выходу из столовой, сердце у меня в груди заныло сильнее прежнего.       Мне надо было спешить больше, чем я думала.       Наспех закинув в рот остатки еды и запив их чаем, я быстро поднялась, убрала за собой грязную посуду, отнеся её к мойке и кивнув двум своим надзирателям, поспешила прочь из столовой. У меня пока не было чёткого плана действия, однако несколько туманных вариантов уже маячили на горизонте сознания…       Однако уже на выходе из столовой, меня едва не сбил с ног, тут же подхватывая за плечо внезапный и взмыленный Сон Минги.       — Ты уже слышала новости?! — вместо приветствия обратился он ко мне.       Мои провожатые напряглись, но я улыбнулась и качнула им головой, как показывая, что всё хорошо, а повернувшись — встретила пугающе-взволнованный и встревоженный взгляд беловолосого реджиме.       — Ты имеешь ввиду то, что в кабинете господина Боксунга убили кого-то и это расследуют? — как можно спокойнее и осторожнее заключила я, мягко положив руку на его пальцы, как бы призывая не сжимать моё плечо слишком сильно. — Ты и так видишь, что всех подняли на уши, так что… — однако я не успела договорить.       Минги отдёрнул руку и, выпрямившись в свой полный немаленький рост, нахмурился.       — Ты не поняла меня. — мрачно пробормотал он и добавил, уже иным, почти бесцветным, но жутким тоном: — Убили Чона Боксунга.       Всего за один миг вся кровь в моём теле будто заледенела: первый импульс был застыть на месте и раскрытыми глазами в шоке пялиться на Сона Минги, как на призрака прошлого Рождества, однако вторым…       Я дёрнулась в сторону, и тут же оказалась повторно поймана другом.       — Мне нужно в карцер. — отчеканила я, едва шевеля губами и глядя ему в глаза — в них стояло отражение того же ужаса, что был в моих.       — Постой! — воскликнул Минги, и тут же понизил голос, с подозрением оглядываясь. — Да… Я тоже об этом думал. — признался он негромко. — Однако, ты серьёзно думаешь, что нас так просто пустят туда? — Минги иронично изогнул бровь, взывая к здравому рассудку, и я была вынуждена с ним согласиться. — Консильери не согласится выбить встречу, так что я не… — он стиснул зубы, осекаясь и с отвращением пялясь на мыски своим ботинок. — У тебя есть кто-то, кто может подсобить в этом вопросе? — он вскинул голову, находя мой взгляд, и уже с надеждой добавил: — Твой куратор ведь — младший босс?       Представить себе господина Сана, радушно выдающего мне право на один приватный разговор с заключённым после того, что случилось вчерашним утром я не смогла. Однако в голове всплыло другое имя.       — Вообще-то есть кое-кто, кто точно сможет нам помочь. — уверенно кивнула я.       И пока мы вдвоём направлялись наверх к нужному кабинету, я про себя думала об этом.       Два убийства. Два члена семьи. Повар и капореджиме. На первый взгляд это никак не связано, но… я уже точно знала, что связь была. Но вот какая? Чон Боксунг отвечал за вербовку новых членов Семьи, за их обучение и назначение на последующие должности. У него был полный список живых и мёртвых участников Семьи. Повар… Он просто принимал поставки и готовил еду для всех реджиме, а так как никто из них не умирал от отравлений и не жаловался мне, как врачу, на плохое самочувствие после тарелки супа…       Суп. Чесночный суп, который он ел.       На мгновения я застыла, получив непонимающий взгляд со стороны Минги. Кажется, он ещё что-то спросил у меня, но я не слушала, вновь зашагав и молча переваривая эту смутную догадку.       Может ли быть так, что моё первое подозрение там, в подземном морге, было верным? В мёртвом теле действительно со временем увеличивается количество калия: чем больше времени прошло с момента смерти — тем больше калия будет в результате начала процесса разложения. Но что если большое количество калия появилось в теле не в результате того, что мёртвое тело доставили ко мне не сразу? Что если его отравили и замаскировали это под несчастный случай? Талантливый химик, способный сделать первосортный героин, точно сможет достать сукцинилхолин и… им же лечат сердечников…       В момент, когда я постучалась и положила руку на ручку двери я была практически уверена в своих выводах.       Если повар погиб от отравления сукцинилхолином, то значит его отравили с помощью еды и укола — но тогда почему я не нашла следов инъекции? — а капо Чон Боксунг мог что-то заподозрить и его убрали следом. Мне осталось найти лишь одну разгадку.       Куда сделать инъекцию так, чтобы следов от неё не нашёл ни один медэксперт?       — Войдите, — раздался мягкий приятный голос из-за двери.       Я кивнула Минги, показывая, чтобы он ждал меня в коридоре, и шагнула за порог вместе с моими надзирателями.       Господин Хёну увидев меня тут же мягко улыбнулся, приглашающим жестом показывая мне на стул.       — О. Йерин, ты уже с отчётами, — проговорил он, возвращаясь к подписыванию очередного документа.       Я учтиво поприветствовала капо и протянула ему тонкую папку. Господин Хёну отложил ручку и незамедлительно принял из моих рук документы: он шустро пролистал колонки и показания, ловко выцепляя взглядом нужные данные, и с довольством кивнул на итоги.       — Всё точно зафиксировано вплоть до последнего пункта. — наконец закрывая папку и откладывая её проговорил господин Хёну, награждая меня тёплой отеческой улыбкой. — И ты сегодня раньше обычного. Все идут на поправку?       — В госпитале полный порядок, часть тяжело-раненных пациентов уже выписана, — доложила я предельно ясно и вежливо.       Господин Хёну постарался скрыть светлую грусть в своём взгляде, направленном на меня и снова одарил меня улыбкой.       — Это замечательные новости, Йерин, — тихо заключил он.       — Однако я здесь не только по вопросу лазарета, господин Хёну, — поспешила добавить я, глядя на капо настороженно, с волнением и надеждой.       Господин Хёну вновь задержался взглядом тёплых карих, как коричный шоколад, глаз на моём лице, чуть пощурился, словно сквозь очки высматривал мои эмоции.       — Понимаю, — в конце концов кивнул капо. — Я тоже слышал про судьбу Чона Юнхо.       — Он не виновен! — едва не воскликнула я на опережение, и тут же поклонилась, извинившись за свою несдержанность.       Господин Хёну качнул рукой, показывая, что всё в полном порядке, но посмотрел на меня уже иначе.       Внимательно, пытливо, явно высматривая настоящие мои эмоции.       — Тогда ты не знаешь, почему он не сказал, где провёл предыдущие сутки? — тихо и вкрадчиво спросил господин Хёну.       Мой сбитый с толку вид был ему ответом.       — Вот оно как…— спокойно протянул господин Хёну, задумчиво кивнув.       Я стиснула руки на коленях в кулаки и вдохнула, чтобы набрать побольше решимости для своей просьбы.       — Господин Хёну, — твёрдо начала я, истолковав вопросительный взгляд капо как разрешение продолжить. — Вы не могли бы оказать мне… услугу?       Господин Хёну наклонил голову чуть-чуть в боку, линзы очков его блеснули, на краткий миг пряча его глаза от меня.       — Мне нужно увидеться и поговорить с Юнхо, — на одном выдохе онемевшими враз губами попросила я.       На долгие мгновения в кабинете капо повисла тревожное молчание: Ха Хёну не двигался, рассматривая меня, каждый сантиметр моего лица, — то ли изучая, то ли размышляя над решением. Я ждала, затаив дыхание и не смея отвести взгляда. Наконец, господин Хёну моргнул и очень тяжело вздохнул, выпрямляясь на своём кресле и, — клянусь, — раньше, чем он заговорил, я уже знала, что он мне ответит.       — Йерин, я бы рад помочь — правда, — он посмотрел мне в глаза своими ясными глазами сквозь блестящие очки в чёрной оправе. — Однако я… не обладаю подобными полномочиями. На такое разрешение тебе потребуется человек с особыми привилегиями. Либо кто-то, кто тоже завязан в этом деле.       Я кивнула, поспешно поднимаясь, и поблагодарила капо:       — Всё равно спасибо вам, господин Хёну, — я поклонилась, сдержанно улыбнувшись, хоть это и далось мне нелегко. — Хорошего дня.       — Хорошего дня, Йерин, — ответно пожелал мне господин Хёну и я, провожаемая его печальным взглядом направилась прочь.       Едва выйдя в коридор я оказалась встречена разнервничавшимся и уже не находившем себе места Минги: по одному выражению моего лица он понял, что затея не увенчалась успехом. Он расстроенно выдохнул, вцепившись в свои волосы у корней и болезненно поморщился, смежив веки.       Однако в моём поникшем сознании внезапно вспыхнула на краю отчаяния неспроста обронённая господином Хёну фраза.       "На такое разрешение тебе потребуется человек с особыми привилегиями. Либо кто-то, кто тоже завязан в этом деле."       И так уж вышло, что одного человека точно задействованного в этом деле я знала.       — Мин, — осторожно позвала я, привлекая внимание друга. — Пока не впадай в отчаяние. Кажется, есть ещё кое-кто, кого я могу попросить о помощи.       Минги вопросительно приподнял бровь. Я силясь заглушить тревогу, улыбнулась ему дрогнувшими уголками губ и достала телефон из кармана. Пара мгновений — я поднесла трубку к уху, немного отойдя в сторону от кабинета и слушая протяжные заунывные гудки.       Один, два, три…       Трубку резко взяли, и я скороговоркой выпалила в гудящую тишину:       — На этаже Дона у лифта. Это срочно.       В трубке несколько чудовищно-долгих секунд молчали, а моё сердце в этот миг пыталось пробить клетку рёбер.       — Пять минут. — вкрадчивый бархатистый голос, который мне нравился. — Будь там.       После этого телефон щёлкнул, обрывая соединение.       — Ну, как? — как чёртик из табакерки подскочил Минги, стоило мне повернуться к нему.       — Иду говорить, — ответила я.       Минги кивнул и уже готов был последовать за мной, как я осторожным жестом остановила его.       — Если можешь — подожди меня в лазарете, — попросила я аккуратно. — Если я преуспею — отправимся в карцер вместе, если же нет… — я замялась, но Минги прервал мои сомнения.       — Я хочу пойти, — уверенно произнёс он, на миг прикусывая нижнюю губу. — Не могу ждать и оставаться в неведении — это сплошное…       — … мучение, — договорила я за него, с болью также прикусывая губу и кивая.       Я прекрасно знала, как он чувствовал себя сейчас — сама ощущала тоже самое в первые дни после смерти Чонхо. Не иметь возможности на последний разговор, постоянное прокручивание в голове вариантов диалогов, того, что хочешь сказать, щемящие сердце воспоминания…       Послав Минги ласковую улыбку, я, вдохнув и выдохнув, чтобы чуть сбросить напряжение, направилась решительным шагом наверх.       Мы поднялись на лифте на нужный этаж и застыли у небольшого окна: мои надзиратели, пусть и с недовольством, но по знаку Минги отошли на несколько шагов, оставаясь поодаль и оттуда бросая на меня хмурые сердитые взгляды. Однако возражать не посмели — видимо слухи о возможном приемнике консильери всё же успели немного расползтись.       Мучительное ожидание в тревоге, страхе и неведении поглощало меня с каждым мигом всё больше: умом я понимала, что и трёх минут ещё не прошло, однако в такие моменты каждая секунда будто превращается в нервущуюся постоянно растягиваемую резину или моток горячей карамели.       Наконец невдалеке хлопнула дверь и в противоположном конце коридора возникла… знакомая долговязая фигура в чёрном пальто, которое он никогда не застёгивал. Я с замирающем сердцем, силясь скрыть радость от его появления, ждала, когда он приблизится.       Сонхва быстрым уверенным шагом пересёк пространство ярко-освещённого коридора и остановился в двух шагах от нас, разглядывая меня и беловолосого реджиме. Золочёные глаза вспыхивали привычными уже янтарными искорками и пытливо осматривали нас обоих: Сонхва не проронил ни слова, и мрачный непоколебимый вид его не помог определить в каком он был настрое. Его белоснежное всегда бывшее очень бледным лицо на сей раз застыло неподвижной не выражающей ничего маской.       Я сделала робкий шаг навстречу ему, приоткрыла рот и вдруг заледенела под его янтарным равнодушным взглядом. Сердце в моей груди мучительно затрепыхалось, и от ощущения болезненной сжатости в лёгких, я едва не задохнулась.       Вчерашний вечер и сегодняшнее утро вдруг показались мне чудесным сном — фантомное видение, не имевшее ничего общего с реальностью.       — По телефону ты сказала, что это срочно? — бархатный чёткий голос, ни единого признака сочувствия или волнения.       Только леденящая кровь непоколебимость и каменное равнодушие.       Я сглотнула, пытаясь собраться с силами, и посмотрела в ответ также — непреклонно и строго.       — Да, верно. Я хотела попросить об услуге. — честно призналась я, почти нутром ощущая, как Минги беспокойно дёрнулся, вздрогнув за моей спиной. — Мне нужно поговорить с заключённым и осмотреть его.       Я всматривалась так пристально, что заметила — теперь мне это и вправду давалось легче! — под левой скулой дрогнули мышцы. Маска Сонхва не была безупречной. Он скрывал волнение. Я сдержала улыбку, дабы не выдать себя.       — Есть причины полагать, что он получил травмы? — строгим тоном отчеканил Сонхва, для остальных присутствующих оставаясь непоколебимым, точно мраморное изваяние.       Я сдержанно качнула головой и посмотрела на Сонхва уже с плохо-скрываемым отчаянием.       Он ответил мне пугающе равнодушным взором, сверху-вниз. Ситуация накалялась, я нервничала и понимала, что ещё чуть-чуть и мы с Минги останемся вовсе без шанса хотя бы увидеть Юнхо.       И поэтому я предприняла последнюю попытку.       — Пожалуйста, Сонхва. — прошептала я, без капли чувства собственного достоинства склоняя голову. — Я умоляю тебя.       Сонхва даже не взглянул в мою сторону — будто я значила для него меньше пыли. Он несколько секунд хранил мрачное молчание, однако затем решительно вскинул голову.       — Жди здесь. — коротко отрезал он, так и не посмотрев на меня, и, резко развернувшись, направился по коридору дальше. Видимо к кабинету Дона.       Я, растерянная и озадаченная, осталась стоять у окна, наблюдая как низкое пасмурное небо взирает на Сеул с бескрайним безразличием. Внутренне я понимала, что в здании Семьи повсюду были уши и глаза, и дабы не скомпрометировать меня и себя, Сонхва вынужден был вести себя со мной в этих стенах сдержанно и… даже холодно. Однако это всё равно было больно, особенно учитывая, что я уже видела другую сторону этого мужчины.       Я знала и чувствовала, каким деликатным и нежным по отношению ко мне он мог быть.       Я старалась успокоить себя, тем более, что значительно более ободрённый и посветлевший Минги стоял рядом, и, пользуясь тем, что подоконник был не слишком широк для нас двоих, прижимался своим плечом к моему. Как бы показывая, что он рядом и поддерживает меня.       Двое моих шокированных надзирателей смотрели на меня осоловевшими взглядами — так обычно смотрят либо на умалишённых, либо на кудесников, — но обсуждать ничего не рисковали. Я послала им мягкую неиздевательскую улыбку, чтобы успокоить, но, кажется, это мало помогло, больше вводя их в ступор.       Через некоторое время — минут десять, которые мы провели как на иголках, дверь кабинета неподалёку повторно хлопнула и к нам вновь направился знакомый силуэт.       Сонхва, куда более мрачный и бледный, остановился в двух шагах от нас с Минги, едва не подскочивших: золочёные глаза смерили меня непроницаемым тяжёлым взглядом.       — У тебя есть разрешение лишь на одну беседу. — чётко и негромко произнёс он, словно вбивал эту простую истину на подкорку моего сознания. Сонхва протянул мне вчетверо сложенный лист, и я послушно взяла его, не рискуя касаться руки, облачённой в чёрную кожаную перчатку.       Затем я медленно кивнула, сглатывая несуществующую слюну и вежливо поклонилась, благодаря уходящего мужчину:       — Спасибо, господин Сонхва.       Вчетвером мы в тишине загрузились в лифт и отправились вниз, на мой этаж. Там, уже на входе в лазарет, Минги рискнул улыбнуться и прошептать:       — Не знаю, как ты это сделала, но это впервые, когда я видел у него такую реакцию.       Я постаралась не придавать этому значения, но проверяя свою аптечку я то и дело ловила на себе любопытствующие взгляды друга. В итоге я решила их просто проигнорировать. Найдя небольшую бутылочку из-под перекиси водорода, я тщательно промыла её набрала и в неё воду, после вытащила небольшой контейнер, в который ранее положила немного еды и крошечную пластиковую вилочку, и — пока никто не видел, — спрятала его в потайном отсеке своего рюкзака.       После мы направились на этаж господина Уёна. Минги активировал карточку-пропуск, и мы прошли внутрь. Идя знакомым маршрутом, я нервничала, однако внешне старалась держать лицо и выглядеть максимально собранной и решительной. Минги шёл быстрым уверенным шагом — явно бывал здесь чаще меня, возможно по делам консильери. Он хорошо ориентировался в стенах этого здания.       — Сюда. — за очередным поворотом тихо пробормотал он, указывая мне на окончание ярко-освещённого коридора.       Огромная железная дверь и двое охраняющих её реджиме как бы намекали, что это было особенно-жуткое место. Одиночный карцер.       Дойдя до пункта пропуска, я выступила вперёд и тут же была остановлена сразу обоими мужчинами, однако я не спорила и не ругалась: я вежливо поздоровалась с ними, кратко поклонившись, чем ввела в ступор сразу обоих, а затем развернула лист. Один из мужчин неуверенно принял приказ из моих рук, вчитываясь в каждое слово. Я учтиво ждала, слыша, как они между собой шёпотом переговаривались, явно удивлённые происходящим. Однако подпись Дона внизу приказа не оставила у них повода для сомнений.       Один из них неловко кашлянул, но после обратился ко мне:       — Это… Мы вас пропустим, если такова воля Дона, но только вас и… — н чуть понизил голос, как бы испытывая ещё большую неловкость. — Это… Досмотреть надо будет — таковы правила, мэм.       — Конечно, — я кивнула с готовностью отдавая аптечку и поднимая руки. Один из мужчин принялся рассматривать содержимое рюкзака, второй — водил металлоискателем и руками по моей одежде. Потом проверил подошву ботинок, попросил снять серьги, ремень, выложить мелочь типа ключей: он всё это записал и сложил в верхний ящик комода под ключ. Я старалась не показывать нервозности вовсе, особенно когда содержимое моего рюкзака-аптечки начали извлекать. Один из реджиме пощупал и похлопал её на предмет потайных отсеков, однако я карман в своём рюкзаке ловко сделала — прямо в утолщении дна. Обнаружить его, не зная о нём, было практически невозможно.       И всё равно я про себя выдохнула окончательно только тогда, когда аптечку со всем содержимым вернули мне. Я вежливо поблагодарила реджиме и закинула рюкзак на плечо: один из мужчин приглашающе указал рукой.       Я обернулась к Минги — тот выглядел грустным, но собранным и значительно более спокойным, чем был наверху.       — Дальше мне идти нельзя. — сказал он негромко. — Йерин, я… — он запнулся, но видимо смирившись также тихо докончил свою речь: — Прошу расскажи, как Юнни… как он там.       — Конечно. — кивнула я. — Я передам ему, что ты переживаешь.       Минги посмотрел мне в глаза столь тоскливо и неприкрыто печально, что у меня защемило сердце.       — И передай ему, что я всегда был его другом и останусь им. — наконец сморгнув грусть твёрдым точно железо голосом признался он. — Этого не изменит ничто.       Я вздохнула, сильнее стискивая лямку своего рюкзака-аптечки.       — Ты не думаешь вытащить его оттуда? — наконец совсем тихо, едва ли не шёпотом спросила я.       Уголки губ Минги окончательно опустились, и он медленно — будто в некоем траурном похоронным жесте — покачал головой.       — Но что если он невиновен?! — с восклицанием прошептала я быстро-быстро, стараясь переубедить друга.       — Даже если так… — Минги посмотрел мне прямо в глаза и с оглушительно жестокой честностью произнёс: — Из карцера живыми не возвращаются. Это — камера смертников. Иди, Йерин.       И когда он уже было отвернулся, собираясь отойти и ждать меня дальше по коридору, я перехватила его за рукав рубашки.       — Минги… — он вопросительно-удивлённо поглядел на меня, и я закусив губу исправилась: — Мин-Мин. Я… прошу прости меня, пожалуйста.       Минги недоумённо качнул головой, и на лице его явственно обозначилось непонимание.       — Сонхва рассказал мне. — призналась я открыто, и на сей раз недоумение сменилось запоздалым осознанием, и пока у меня был шанс я продолжила: — О твоём алиби. О том, что ты не мог… Прости меня, пожалуйста. — вновь извинилась я, морщась от болезненности того, что дальше должна была сказать: — За то, что подозревала тебя в смерти Чонхо.       — Йерин… — начал было Минги поднимая руку, но я перебила, силясь признаться и не заплакать:       — Я, правда…       — Нет. — вдруг резко оборвал меня Минги и посмотрел строго. — Не надо. — покачал он головой. — У тебя было полное право сомневаться в… каждом чёртовом члене Семьи. Ты шла по следам подозрительного — я был подозрителен, я это осознаю.       Я кивнула, но всё равно посмотрела на него с сожалением.       — Это не оправдывает того, что я сделала то, что может разрушить нашу дружбу. — наконец тихо проговорила я.       Минги помолчал несколько секунд, но затем шагнул ближе ко мне, так что я вынуждена была вскинуть голову, чтобы посмотреть в его глаза.       — Ты позволишь мне решать? — спросил он, чуть вздёрнув уголки губ       — Конечно. — я поспешно протёрла мокрые ресницы и посмотрела едва не с признательностью. — Да, конечно.       — Тогда я скажу, что не хотел бы потерять такого друга. — на сей раз Минги улыбнулся уже полноценно — солнечно, до ямочек в уголках губ, как в день нашего знакомства. — Во мне нет обиды или злости в отношении тебя и если… если ты также хочешь сохранить… это… — Минги с нажимом произнёс, чтобы подчеркнуть важность нашей дружбы, и посмотрел уже сосредоточенно. — "Это" между нами — я согласен.       Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить его слова, однако затем я едва сумела сдержать затопивший меня восторг. Все эти светлые эмоции переполняли нас обоих, находящихся на грани тревоги, отчаяния и страха, и от того, их теплота и значимость ощущались сильнее.       — Спасибо, Мин. — с трудом сумела проговорить я, и уголки губ у меня дрожали, когда я улыбалась ему.       Минги приподнял один уголок губ в такой понимающей улыбке, но после наклонился ко мне — долговязая тёплая фигура — и сгрёб в дружеские утешающие нас обоих объятья. У меня перехватило дыхание, — даром, что в лёгких воздуха было предостаточно, — но я незамедлительно обняла его в ответ, вжимая ладони в твёрдые мышцы его спины и утыкаясь носом в плечо друга, когда глаза опасно заслезились. Я задышала чаще, стараясь успокоиться и привести себя в максимально-собранное состояние, стиснула ткань его рубашки на лопатках пальцами и проморгалась.       Минги мягко выпустил меня из объятий именно тогда, когда я была готова. Он улыбнулся мне — спокойно, уверенно, печально, — но сказал твёрдо, с убеждением, словно давал напутствие, и кинул последний серьёзный взгляд:       — А теперь ступай.       И дверь карцера со скрипом начала открываться…