III. Кошмары

«Всё, чего я только могу сейчас и желать, так это чтобы после моего ухода все начатые мной дела достигли своего завершения, и Россия процветала... Я смотрю на нашего дорогого Александра и вижу в нем того человека, который способен продолжить благие эти дела... И особенно греет мне душу, что стольким прекрасным качествам его мы во многом обязаны вам, сударь... Вы были с ним рядом с детства, способствовали развитию лучших наклонностей его ума и сердца. Я позволю сказать себе даже, что вы были ему отцом... И я буду искренна с вами, сказав, что я рада этому. Моральное и физическое состояние моего сына давно и безнадежно расстроено. Я перестала тешить себя иллюзиями о том, что здесь что-либо возможно изменить к лучшему... Теперь, когда Александр женат и я могу надеяться на продолжение этого счастливого союза... я думаю об одном, что еще не дает мне покоя... без чего я не могу быть уверена в наших планах...» — Господин де Лагарп… — взволнованный голос Александра заставил учителя обернуться. Он стоял и смотрел на ливший сплошной стеной дождь и, погрузившись в мысли, даже не сразу понял, что молчит уже несколько минут. Александр сидел за столом и вопросительно смотрел на него, подперев щёку рукой. Выражение его лица было спокойно и почти безмятежно, но именно искренность и чистота, которые видел сейчас в лице и взгляде воспитанника Лагарп, сами требовали нарушить это спокойствие. «Боюсь, что Вы переоцениваете степень моего влияния на Александра Павловича, Ваше Величество. К тому же мне, как и Вам, особенно дорога порядочность его ума и сердца. Нарушить которые означало бы предать всё то, чему я учил его эти годы...» Ваше Высочество, — Лагарп отошёл от окна и присел рядом с молодым человеком. — Мне надо сообщить вам, что наши уроки подходят к концу. До нового года ещё нам с вами трудиться... А после... Александр выпрямился, с лица его мгновенно сошла благодушная расслабленность. Он встревожился, весь напрягся. — Но от чего? Почему вдруг… Я думал… — Ну, вы человек семейный теперь. Взрослый, — улыбнулся он. — Вам другие уроки надо учить. И других учителей... — Других учителей? Я не желаю никаких других учителей! — Александр вдруг вскочил и притом так резко, что даже стул, на котором сидел он, упал. — Вы хотите уйти? Ответьте мне... Я заметил, что что-то происходит... — взволнованно произнёс молодой человек. — Все эти дни вы как будто расстроены... Кто вас обидел? Кто? Иногда обстоятельства складываются… — он не докончил, потому что Александр внезапно упал на соседний стул и, закрыв лицо руками, заплакал. Лагарп замолчал, не пытаясь ни утешить его, ни упрекнуть за эту слабость, не подходящую его возрасту. — И Вы… И с Вами тоже… Я Вам не верю! Должна быть причина! Или я Вам не нужен? Я Вам надоел? — всхлипывал он. — Вы знаете, что это не так. — Я вижу, как все изменилось. После моей свадьбы. Вы это заметили? А я ведь всё тот же... От меня что-то скрывают! Это невыносимо — жить с постоянной оглядкой... Я не могу так... Если вы уйдёте... Что... Что мне останется? Что я без вас? Лагарп, искренне тронутый такой неподдельной печалью, положил руку на плечо Александру, дружески пожимая. — Для меня счастье быть рядом с вами. Но что тут поделать, если в моих услугах теперь не нуждаются... — Кто так решил? Это бабушка? Если она, то я пойду к ней и попрошу, чтобы Вас оставили рядом со мной... И он действительно встал, чтобы идти к двери. Мужчина еле успел его удержать и снова усадить за стол. — Ваше Высочество, есть более важное дело, чем мой уход. Есть нечто, о чем мне с вами необходимо поговорить. Без этого дела… я не могу быть спокоен…

***

— Она меня использовала... Она просто использовала... — твердил Александр, сидя на полу возле кровати в комнате брата. Рядом на ковре стоял полупустой бокал и бутылка красного вина, которую где-то достал Костя. Александр пил второй раз в жизни. Первый раз — на собственной свадьбе и совсем чуть-чуть. Но теперь он хотел напиться и знал, где мог это сделать. Он рассказал брату всё, что открыл ему Лагарп. Всё это время, когда его мучило ощущение, что происходит что-то за его спиной, что он участник какого-то тайного процесса, интриги — всё оказалось правдой. Она меня женила, чтобы через меня лишить отца престола... И просила Лагарпа меня уговорить на это согласиться... Использовать своё влияние... А когда он дал понять ей, что не станет в таком участвовать, ему дали понять... что и в его услугах больше не нуждаются... От вина шумело в голове, и говорить и думать было трудно. Александру казалось, он десять раз повторил одно и то же. А может быть, он говорил всё это про себя? Он вспомнил всё, всё с самого начала... Он ведь не хотел жениться... И если бы он знал, ЗАЧЕМ нужна была эта свадьба, то никогда б на это не пошёл. А что отец? Он думает, что он с ней заодно? Вот отчего он был так странно холоден с ним все эти полтора года! И это она подослала к нему Екатерину Николаевну... Как к отцу когда-то свою фрейлину. И забрала его ребёнка. Александр вдруг с ужасом подумал, что было бы, если бы Екатерина Николаевна после той ночи родила. Как бы он после этого смотрел бы всем в глаза? Ведь все знают... знают о них наверняка! И над ним смеются... — Она и со мной всё это сделала... Всё то же самое... — он сжимал и разжимал кулаки. — Я говорил тебе, что она такая... Она на всё пойдёт. На всё! — Сидевший рядом Костя вскочил. Вино, к которому он пристрастился последние полгода, ему, напротив, как будто бы давало сил. — Саша! Поехали! Сейчас поехали! — Куда? — В Гатчину! Уехать? Да! Уехать! Тогда он так не смог... Но теперь всё будет по-другому. Александр вспомнил лицо императрицы, всегда с улыбкой, лаской и теплотой во взгляде, обращённом на него, и его охватила такая боль и ярость, каких он никогда прежде не испытывал и даже не представлял, что мог бы чувствовать. Да! Ехать! Сейчас ехать! Уехать от неё! Она всё им испортила! Всё из-за неё! И то, что с Лизой у них теперь всё так... совсем не так, как он надеялся... Всё это — это её вина! Её интриги! А он — игрушка, он пешка в её руках! Костя вышел в коридор и крикнул, подзывая своего лакея, и потребовав немедленно закладывать им лошадей. На испуганные возражения слуги, что сейчас уж ночь и он такое без разрешения императрицы не может сделать, брат замахнулся на него в такой ярости, что Александру пришлось вмешаться и отдать приказ, чтобы снаряжали его личный экипаж. В этот момент он рад был, что вместе с женитьбой он получил возможность иметь свой личный двор и слуг, которыми мог распоряжаться. Лакей после его слов бросился исполнять приказ, а заодно тайком будить Протасова. — А Лизхен... Подожди... Я должен ей сказать, что уезжаю! Александр бегом бросился из дворца на улицу и оттуда через сад побежал к их дому. Сказать ей или не сказать? Он вдруг засомневался. Она может испугаться, расстроиться, попросить взять ее с собой, а это долго... Нет, лучше ничего не говорить. На полпути замедлив шаг, он остановился, постоял немного и пошёл обратно. Приблизившись к дворцу, он увидел на площадке стражу с факелами, запряженную лошадьми карету и Протасова, растрепанного, в халате и ночном чепце. Он выговаривал что-то Константину. Увидев Александра, Протасов бросился к нему и, схватив за руку, пробовал куда-то начать тащить. — Ваше Высочество! Что Вы творите?! — Пусти! — он оттолкнул его. — Мы едем в Гатчину. — Ночь теперь... Нельзя... Вы что... О, Господи! Государыня разгневается... Без разрешения... — Он в ужасе принюхался. — Да... да Вы пьяны! — Разрешения?! — в ярости крикнул Александр, вновь почувствовав этот огонь внутри, который затух за время его бега. — Мне не нужно ее разрешение, вам ясно? Я взрослый человек! Куда хочу! — он топнул ногой. — Туда и еду! — Да! Он теперь женатый, он сам по себе! — крикнул Константин. — Он больше ни перед кем отчитываться не обязан, ясно? Он сам себе хозяин! Слова брата опьянили сильней вина. Александр подумал, какой смешной Протасов в этом чепце, ночной рубашке, толстый, нудный старый ханжа! — Хотите, бегите к императрице и ей жалуйтесь! — Он открыл дверцу и залез в карету. — Мне плевать! Мы едем! — Утра дождитесь! Ваше Высочество! Меня накажут! — в отчаянье кричал тот. — Плевал я на тебя! — крикнул Александр и ощутил такой триумф... Он наконец-то высказал ему всё то, что так давно хотел. Плевал! Плевал на всех!! На Протасова, на Салтыкова и даже... на ИМПЕРАТРИЦУ! Протасов в ужасе посмотрел на кучера, который с непроницаемым лицом хлыстом ударил лошадей. Кучер, как и двое охранников-гвардейцев, все принадлежали лично Александру. Ему оставалось только беспомощно взглядом проводить карету.

***

Николай Иванович Салтыков был разбужен стуком в дверь, причем барабанили с такой силой, что он перепугался, уж не пожар ли случился во дворце? Распахнув дверь, граф увидел на пороге всклокоченного, в ночном наряде Александра Яковлевича Протасова, который с воем бросился к нему. — Уехали! Уехали! Его Высочество Александр Павлович и Константин… Не смог удержать! Бес вселился… Николай Иванович! — Не ори! — прикрикнул сам на него Салтыков, на ходу запоясывая халат. — Весь дворец перебудишь! Куда уехали? — В Гатчину! Как с цепи сорвались... Салтыков слушал с хмурым видом, раздражаясь при этом больше на Протасова, чем на своих воспитанников. — Вернуть надобно! Утром хватятся... С меня шкуру сдерут! А Сашенька... — вдруг произнёс Протасов. — Сам не свой! На меня накричал! Ногой топал... — Пьяные они, сам говоришь... Тьфу ты, Господи... — вздохнул он. — Да ты не голоси, как баба... Не в бордель же они к девкам поехали... К родителям. — Да Господи, не о том я... Николай Иванович! Ночь глухая! Великий князь и княгиня ни сном ни духом... Спят ведь... А там, в Гатчине, этот новый сумасшедший комендант... Никого без доклада и пропуска! Да ночь! Не дай бог решат, что мятежники какие... А Константин Павлович... пьяный... в гневе... Не дай бог что выйдет! И, придя в ужас от собственной фантазии, Протасов схватился за голову, дергая остатки редких седых волос. Салтыков зажёг свечу, сел за стол и задумался. Протасов — дурак, конечно, раз никакого авторитета у него давно уже перед воспитанниками не имеет. Но императрица, если узнает… — Что за новый комендант? Он взял лист бумаги и перо. — Так Аракчеев... Слыхали? Зверь, а не человек! Не пропустит! Салтыков же, услышав это, расплылся в улыбке. Он быстро обмакнул перо в чернила и написал записку. — Да ведь точно! Аракчеев? Аракчеев пропустит… — он протянул записку своему слуге. — Отнесёшь Ивану. И передай, чтобы сейчас же седлал моего коня. Пусть Гермеса возьмет… Он быстрее всех… И пусть скачет немедленно в Гатчину. И отдаст это коменданту Аракчееву от моего имени… Затем повернулся к кусавшему губы Протасову. — Нам бы до обеда дожить. А если государыня хватится… Мы Елизавету Алексеевну попросим делу помочь. Скажет пусть, что супруг её крепко почивает после совместной бессонной ночи. — Он усмехнулся. — Она рада будет это услышать.

***

Минут через двадцать езды карета вынуждена была остановиться — Александру стало плохо. Константин невозмутимо наблюдал, как брата тошнит в канаву, и с видом бывалого только произнёс: — Это укачало с непривычки. Щас пройдёт.. Кое-как вытерев рот платком, который он тут же выбросил, молодой человек забрался обратно в карету, потеряв с излившимся из него вином и половину всей решимости. Идея уехать в Гатчину среди ночи уже не казалась такой потрясающей. И думал он уже не столько о реакции государыни, сколько о том, что скажет отец, когда их увидит. Но поворачивать теперь назад при Константине было стыдно, поэтому он только забился в угол кареты, укрывшись пледом, и постепенно задремал. Проснулся он от шума. Было ещё темно. Выглянув в окно, Александр понял, что их карета остановилась у ворот на въезде в Гатчину. Из-за темноты было почти не видно, что происходит там, снаружи. Он только слышал шум, видел огни и слышал громкие голоса. Костя вышел из кареты, и донёсся его голос: «Ну чего застряли? Пропускай!» Александр закрыл глаза, внезапно захотев, чтобы их теперь вот развернули, отправив обратно, но ещё через минуту услышал знакомый громкий лязг и скрип отворяемых ворот. Они на территории отцовского имения! Александр в изумлении видел через окно знакомые очертания того, что не так давно выглядело как поселение, а теперь… Теперь он видел настоящий город! Карета проезжала мимо строительных лесов, каких-то башен и каменных домов, на замощённых улицах было светло — горели фонари. Он не был здесь всего лишь год, но ему казалось, что город, город вырос! Что всё тут поменялось с тех пор, как он здесь был в последний раз. — А это кто? — Где? — Там, позади... на лошади... — Александр высунулся в окно. — Там всадник сопровождает карету. — Я никого не вижу. А Александр был уверен, что видит позади на черной лошади какого-то мужчину в форме. Учитывая, что об их приезде никто не знал, было загадкой, кто теперь их встретил и сопровождал карету до дворца? По мере приближения к цели его вновь охватили озноб и тошнота. Костя тоже притих и, протрезвев, молчал. Карета остановилась у дворца. Александр видел несколько караульных с ружьями, похожих на статуи людей, которые стояли, не шевелясь. То, что их приезд прошёл так незаметно, удивило его. Они вылезли из кареты с братом и боязливо огляделись. Где-то вдалеке светлело на рассвете небо, и было невероятно тихо. Казалось, даже воздух спал. — Смотри! Там свет! К их изумлению, в окнах дворца и впрямь появился свет — на верхних этажах и на самом первом. Александр первый пошёл к двери, которая отворилась перед ним прежде, чем он хотел в неё стучать. Он не заметил, кто открыл, так как в холле у лестницы было темно. Потом послышались шаги, и к ним вышел с фонарем камердинер. — Ваше Высочество! С приездом! Идёмте! — он это так сказал, как будто здесь их ждали. Александр обернулся вновь на дверь, и ему показалось, что он увидел рядом с ней очертания человека, который ехал за их каретой ко дворцу на лошади. Но как он мог успеть очутиться тут внутри и отпереть ещё им? Они поднялись наверх, прошли по тускло освещенным залам. Слабый свет свечей, пустота парадных залов, тени на стенах, гулкий звук шагов — всё это наполнило душу Александра страхом. И невыразимое облегчение он испытал, когда они остановились возле кабинета матери и увидели её саму. Великая княгиня в домашнем платье стояла на пороге комнаты, держа в руке свечу. Неужели отца нет дома? Или он спит? В любом случае, Александр рад был видеть мать, которая, несомненно, ругать их не будет. — Саша! Костя! Какое... ужас... что вы делаете тут? — когда она так волновалась, то по-русски говорила сразу плохо. Они приблизились, и Александр хотел уже броситься к ней, обнять и попросить не говорить отцу сейчас об их ночном приезде. Но мать внезапно отошла чуть в сторону, и оба брата остановились резко. Из-за полумрака за ее спиной в халате вышел Павел.