Патронус

      На следующий день, на уроке трансфигурации, Гермиона пыталась сосредоточиться на лекции. Не глядя на жестикулирующую МакГонагалл, что чётко и без капли раздражения уже третий раз объясняла Финнигану, как важно быть сосредоточенным при произношении заклинания, она вновь и вновь возвращалась глазами к учительскому столу, где вчера она стояла с Гарри. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что патронус влюблён в неё. В голове всё ещё звучала симфония его голоса и глубоких, прерывистых вдохов, что сдавливали грудь от волнения и восторга.       «Это так… прекрасно чувствовать всё это внутри».Если бы он только знал, как в тот момент её собственные, переполняющие грудь чувства мешали дышать. Такое сладкое смущение от касаний взгляда зелёных глаз. Никто и никогда на неё так не смотрел — прямо, открыто, с точным пониманием, чего хочет. С нежностью, но без навязчивого напора. Совсем не так, как обычно смотрят неопытные, но нагловатые подростки. Под взгляд Гарри хотелось подставляться, как выгибающейся кошке под ласкающие пальцы хозяина. И его красивое лицо, что было так близко.       Кончик языка невольно очертил влагой губы, что так желал ласкать Гарри. Внизу живота приятно защекотало. Гермиона невольно качнула головой, часто заморгала, пытаясь прогнать иллюзию, что вырисовывала другой вариант развития событий, решись она поддаться чувству, а не разуму. Захотелось застонать от досады, съехать вниз под стол и забыть о том, что она лучшая во всём, пример для подражания. Она сделала глубокий вдох, выпрямилась, кинув взгляд на доску, машинально заскрипела пером по пергаменту, переписывая магическое заклинание.       Суматошливые мысли вернули её в недалёкое прошлое, продолжая наносить удары в сердце глупым сравнением. Гермиона вспомнила свой первый поцелуй с Кормаком, а позже с Роном. Если после МакЛагена её навязчиво преследовал запах сладкого сиропа от кашля, то с Роном, несмотря на увлечённость им и понимание, что она получит желаемое, девушка отчего-то разволновалась. В тот вечер Грейнджер смогла сосредоточиться только на пухлых губах Рона и его действии умело вовлекать в поцелуй. Даже в этом её дисциплинированность заставила не расслабиться и насладиться моментом, а сосредоточиться на парне. И это было ещё хуже, чем с Кормаком, тот вызвал хоть какие-то ощущения, а Рон — ничего.       Сдавливающая грусть напомнила то окрыляющее чувство, что возникало при касании патронуса серебряными губами кончика носа. Будь у неё второй шанс, поддалась бы она соблазну? И не захотела бы большего от него? Всего раз. Всего один лишь раз.       Требующие внимания возмущённые глаза МакГонагалл вернули Грейнджер в настоящее. Девушка мутным взглядом посмотрела на декана.       — Я готова, профессор! — ничто не мешает ей оставаться лучшей и иметь свои тайны.       После урока гриффиндорка подошла к МакГонагалл и переспросила, не вспомнила ли та, кого ей напомнил патронус, но профессор только потёрла виски и отрицательно покачала головой, будто это размышление приносило ей боль.       

***

      Остаток дня Гермиона провела в библиотеке за учебниками. На оправдывающуюся и извиняющуюся подругу девушка не сердилась. В конце концов всё обошлось, но то, как Гарри и Джинни удалось выйти из Выручай-комнаты, она обсудит с патронусом.       Неприятность в этот день доставил профессор Снейп. Сегодня он казался особо мрачным, требовательным и раздражительным. Сложилось впечатление, что он провёл бессонную ночь в какой-то борьбе и теперь особенно напоминал возмущённо каркающего ворона. Тёмная мантия, как беспокойные крылья, вздымалась вверх вслед за резкими движениями рук. За каждую ошибку он вычитал с каждого ученика по десять баллов, и к концу урока по Защите от тёмных искусств даже Гермиона чувствовала себя глупой, неумелой и подавленной. Сердиться на декана Слизерина она не могла, ведь все придирки Снейпа были более чем обоснованными. И когда, покинув кабинет Снейпа, сокурсники не постеснялись обругать профессора, Грейнджер не сдержала порыва съязвить, уточнив, понимают ли они вообще, с какого урока вышли и что в будущем пробелы в знаниях по этому предмету могут стоить кому-то жизни?       Ближе к закрытию библиотеки, когда почти никого не осталось, к ней подсел Забини. Рука скользнула в карман, туда, где находился флакон с кровью патронуса. Гермиона знала, что слизеринец пришёл именно за этим.       — Добрый вечер, Грейнджер, — сдержанно поздоровался Забини. — Всё получилось? — он наклонился ближе к ней, чёрные глаза заблестели неподдельным интересом.       Не отрываясь от учебника, она сжала флакончик, что казался намагниченным и таким личным, будто это её собственная кровь. Юной ведьме всем сердцем не хотелось расставаться с частичкой Гарри. Отяжелевшей рукой она всё же отдала слизеринцу обещанное. Уговор есть уговор. Тем более оживить Гарри получилось именно благодаря подпольному делу Забини.       — Я уважаю умных, думающих людей, Грейнджер, — не кривя душой, проговорил Блейз, рассматривая флакончик.       — Я тоже, — Гермиона подняла на него глаза. Во рту пересохло. Её охватил внезапный приступ паники, ей катастрофически не хватало патронуса. — Ты ответишь мне, если я спрошу, для чего она тебе?       Забини упёрся локтями в стол и, задумавшись, почесал подбородок.       — Сначала проведу исследования, действительно ли эта кровь такая особенная, как я думаю, а потом, может, и отвечу на твой вопрос, Грейнджер.       Гермиона состроила гримасу, язвительно подумав, что оживший патронус — это же в порядке вещей. Глаза впились в ладонь Забини, в которой он держал флакон. Очень опасно отдавать кровь чужаку. Её успокаивал только внутренний голос, что подсказывал — умный патронус сам согласился на это.       — Если будет, что отвечать, — усмехнулся Блейз и поднялся из-за стола. Лишь на секунду задержавшись, он наклонился к ней. — Никому не говори о том, что ты мне дала. Мало ли придётся вновь что-то обменять у меня.       Ничего не ответив, Гермиона вновь уткнулась в учебник. Она сжала руку в кулак. Даже с такой мелочью, как флакон с кровью Гарри, оказалось не так легко расстаться. Настроение резко упало, будто всю радость поглотил дементор. Она даже не была уверена, что смогла бы вызвать патронуса при таком упадке сил.       — Ты всё ещё здесь, — хмыкнул Рон, подсаживаясь к Гермионе. — Кто это был? — он ухватился за крышку стола и отклонился назад, но лишь увидел, как дверь за слизеринцем захлопывается. — Забини? Что хотел?       — Без понятия. Что-то почитать, — соврала девушка, пожав плечами. Она опустила руки на колени, ощущая усталость после бессонной ночи и поедающую тоску по Гарри. — Рон, — уткнувшись ему в плечо, простонала Гермиона. — Я идиотка!       — Гермиона, ты чего?! Ты… Ты самая умная во всём Хогвартсе! — он приобнял её и погладил по плечу.       — Я ненормальная! Я хочу то, чего нельзя.       — И чего же?       — Я слишком правильная! Ненавижу себя! — Ей нужен был человек, который слушал, но не слышал её. Рон для этого идеально подходил.       — Герми, — он хотел приподнять её подбородок, но она отвернулась. — О, Мерлин. Только не говори, что это кто-то из Слизерина, — Рон вновь попытался посмотреть ей в глаза и образумить. Взгляд скользнул к двери за которой скрылся Забини. — Ты влюбилась в слизеринца? — он скривился и покачал головой.       — Нет, конечно! Это какая-то зависимость, — она обняла себя руками. Навалившаяся тоска сильнее проделывала брешь в сердце. Гермиона убеждала себя, что её чувство противоестественно, это то же самое, если бы Рон любил Коросту, но так хотелось к Гарри.       — Я не представляю, чтобы вот так от кого-то зависеть, — признался Рон. — Хотя я удивлён твоей сдержанности. Знаешь, говорят, что «домашние девочки», вырвавшись из-под родительской опеки, пускаются во все тяжкие, а ты не такая. Твои любовники — книги! А это знаешь, как бесит, — усмехнулся парень.       Гермиона еле сдержалась, чтобы не оттолкнуть его. Сильные руки удерживали, Уизли удавалось своей глупой болтовнёй отвлекать её от гнетущих мыслей, но удручённость не проходила.       — Родители меня ни в чём не ограничивали. Это мой выбор — быть собранной и сдержанной, Уизли! Уверенно идти к своей цели! — уперев в него строгий взгляд, ответила Гермиона.       Он расхохотался и растёр её плечо, словно согревая.       — Так почему же с таким настроем ты не возьмёшь того, по ком сходишь с ума? — он хитро сощурился.       — Потому что я всё делаю правильно, — те цели никогда не приносили ей душевных терзаний, всегда были практичными и достижимыми, стоило лишь приложить усилия.       — Ты слишком заморачиваешься по мелочам. Живёшь не настоящим, а прогнозами «что если…».       — Он бы сказал, что каждый выбор состоит из мелочей. Именно они ведут к последствиям, — и тут она была полностью согласна с Гарри.       — Но не он сейчас с тобой! Живи настоящим и ни о чём не сожалей. Вот я расстался с Лавандой и ни о чём не жалею, — он убрал волосы с лица Гермионы, любуясь ею. — Потому что впереди много чего неизведанного, — Рон наклонился к её уху, коснувшись кончиком носа.       — Поцелуй меня! — выпалила Гермиона.       Взгляд карих глаз тяжёлой тучей давил на Уизли, только он не придал этому значения. Его не волновал вопрос, почему она попросила об этом. Наоборот, это будоражило молодую кровь. Наконец Грейнджер проявила другую эмоцию, помимо холодной сдержанности.       Его не пришлось просить дважды. Пухлые губы накрыли сжатый в узкую полоску рот. Жадно вовлекая девушку в поцелуй, Рон обнимал, прижимал к себе, требуя ответной ласки языка, но её не последовало. Гермиона отстранилась. Верхняя губа пульсировала от укуса, а в груди была пустота. Не то, не тот. Эксперимент с Уизли провалился.       Услышав недовольный возглас позади себя, Гермиона почувствовала боль в затылке. Разъярённая Лаванда тянула её за волосы, стаскивая с лавки.