Между строк...

— Яша, — задумчиво-расстроенно произнесла Аня рядом, — я очень постарела за эти годы? Штольман открыл глаза и в изумлении посмотрел на Анну, сидящую рядом с ним на пледе и рассматривающую свою руку с обреченным видом. Неужели она говорит серьезно? — Ты задаешь довольно странные вопросы для женщины, которая почти час плавала в ночном озере, а потом вышла из него, утащила меня на одеяло и отпустила только сейчас! Если это старость, то всем желаю так стареть! Аня укоризненно посмотрела на него через плечо, оглядела с ног до головы, потом задумчиво подняла бровь и вдруг довольно улыбнулась. Серьезно грустить при виде голого Штольмана, растянувшегося на одеяле на берегу и освещенного лунным светом, не получалось. К тому же в логике ему не откажешь! Но сегодня настроение у неё было именно такое — грустливое, как называл его Алекс. В такие дни хотелось поныть, пожаловаться на житьё-бытьё, уткнуться кому-нибудь в плечо и рассказывать о несправедливости мира. Для этих моментов лучше всего подходил Яков, плечо которого за все эти годы ни разу не подвело, закалилось и всегда было наготове. Штольман завороженно смотрел, как Анна встала, отбросила волосы за спину и встала у кромки воды, рассматривая себя в отражении. Неверная серебряная луна освещала её сверху и отражалась от воды, создавая удивительно прекрасную картину. Анна подняла руки и принялась придирчиво оглядывать себя. Ну вот что он говорит? Конечно, она изменилась за эти годы! Штольман сзади остро сожалел, что волосы мешают ему разглядеть её всю. Ну и зачем она их за спину перекинула? — Яша! — Аня наконец повернулась, и Яков улыбнулся: теперь в его распоряжении была вся она. Он сел и приготовился её внимательно слушать. Но взгляда от груди не оторвал. Аня взгляд заметила, но решительно сжала зубы: мало ли почему он на неё смотрит. Хотя обычно так он смотрел на неё с совершенно определенной целью. Всё равно! Это было до того, как она обнаружила, что стареет! — Яша, — повторила она уже напористей. — Вот посмотри на мою кожу! — Смотрю, — согласился Штольман и скользнул по ней глазами вверх и вниз. Аня подумала, что только его взгляд может ощущаться ей как горячая волна. Она ни разу не ошиблась, когда он смотрел на неё где-нибудь из другого угла залы на приеме, например. Удивительно! Но так не пойдет! Она не будет отвлекаться на него! А то её тянуло наплевать на настроение и вернуться на одеяло. — Ну и что ты думаешь? — нетерпеливо спросила Аня. Штольман поднял бровь, посмотрел на неё и ухмыльнулся одной стороной рта. — Мне нравится! — довольно сказал он и вернулся к созерцанию её груди. Аня опешила. Что? Вот так просто? Он что, не замечает, что вот здесь появились морщинки, и кожа у неё уже не такая шелковистая, как даже два года назад? Вот что мужчины за народ за такой? Выражение лица Якова, однако, подтверждало его слова. Ей казалось, что только то, что она еще не закончила свою пламенную речь, удерживало его от того, чтобы встать с одеяла и заменить взгляд руками. Нет, ну это ведь неправильно! Неужели он ничего не замечает? — Ну, а талия? — возмущенно спросила она. — Ты же талию видишь? — Вижу, — Штольман был сегодня довольно покладист, поэтому перечить ей не видел смысла. — Прекрасная талия, мне нравится! Аня открыла рот. Тон его высказывания говорил ей, что он совершенно уверен в том, что говорил. Она на всякий случай провела руками по животу, проверяя об одной ли талии они говорят. Нет, всё было точно такое же, как с утра. Взгляд Штольмана стал заинтересованней, хотя и до этого отсутствием внимания он не страдал. Аня вдруг покраснела и руки убрала. Яков поднял бровь и посмотрел на неё, ожидая, что будет дальше. — А…а бёдра? — запинаясь, неуверенно уже спросила Анна. Она уже не хотела ничего спрашивать. Ответы на все свои вопросы она получила, посмотрев ему в глаза, но надо ведь было дожаловаться до конца! Осталась всего одна её часть, которая вызывала её сомнения! Нужно же ей было удостовериться. — Это ведь ужас что такое! — Да? — переспросил Яков, оглядывая то, что стало камнем преткновения. Нет, ну что за женщина? Откуда это берется в её голове? — Да! — несчастно сказала Аня. Штольман вдруг улыбнулся. Нет, оставаться тут он больше не может! Пора было от слов переходить к делу! Говорить он никогда не был мастак! Он встал, одним махом преодолел расстояние до воды и, положив ладони на её бёдра, притянул её к себе. Аня пискнула и схватилась за его плечи, чтобы не упасть. От ощущения его тела, прижатого к ней во всю длину, все дурацкие мыслишки и неуверенность расплавились и утекли в воду лунного озера. Она немедленно задышала коротко и часто и встала так, чтобы быть к нему еще ближе. Яков провел по её бёдрам и положил руки на её ягодицы, чувствуя, что она переступила ногами, радуясь ласке. — Ты самая красивая на свете! — сказал он, наклонившись к её уху. Аня немедленно выгнула шею и подставилась под его губы. — Сколько бы тебе ни было лет! Аня вздохнула так удовлетворенно, что Штольман подавил желание улыбнуться. Всё-таки женщины удивительные создания! Он провел кончиками пальцев по косточкам позвоночника, заставляя её выгнуться и откинуть голову. Добрался до волос, которые столько лет подряд были его наваждением. Поцеловал под подбородком — Анино слабое место, услышал довольный полувздох-полустон и, дойдя до места, где смыкаются ключицы, снова сделал вывод, что кожа его жены восхитительна, нежна и почему-то сладковата на вкус. Аня уже не задавала глупые вопросы. Ей было всё равно, как изменилась она за это время. Главное, чтобы его поцелуи никогда не заканчивались, а одеяло оказалось ближе, чем было сейчас. Зачем она вообще подняла эту тему? Штольман же за эти годы стал только притягательней для неё. Почему она думала, что для него всё по-другому? Под губами оказалась его грудь, она поймала в плен его сосок и обнаружила, что в один миг оказалась на одеяле. Яков смотрел на неё сверху, и кожа, бёдра и талия начинали гореть от одного его взгляда. Она вдруг улыбнулась и обхватила его ногами, притянув ближе. Его глаза стали почти черными, зеленоватая радужка сдалась в плен темноте зрачка. Её тонкое запястье оказалось рядом, и Штольман проследил губами синеватую жилку до самого плеча. Соображать становилось всё труднее, и летняя жара, не спадающая даже ночью, не шла ни в какое сравнение с жаром внутренним, кружащим голову и выжигающим все наносное напрочь. Когда она, раскрасневшаяся, тяжело дышащая с капельками пота на жемчужной коже, была рядом, всё отходило на второй план. Аня приподнялась, обняла его руками и ногами, прижалась изо всех сил и поцеловала за ухом. Только так, рядом с ним, отдающим ей часть себя и принимающим её любовь, всё было правильным…