Между строк...

Анна проснулась в холодном поту, рывком вынырнув из сна. Сердце колотилось в горле, рука ныла, а слёзы сами собой текли из глаз. Ей снова снилась та декабрьская ночь, когда она пробудилась одна посреди гостиничного номера, и единственным доказательством того, что ей не привиделась их горячечная головокружительная близость, были его запах на подушке и лихорадочный жар, рождающийся в теле всякий раз, когда она думала о том, что произошло. Тот, кто не испытал величайшей радости и не лишился её мгновение спустя, не сможет понять отчаяние Анны в тот момент. А уж крах мироздания, когда она поняла, что она никогда не узнает, что же случилось с ним на самом деле, был словно разверзшаяся под её ногами земля, поглотившая её юность, наивность, безмятежность и уверенность в том, что жизнь прекрасная штука. Умерла неискушённая и бесхитростная Аня, а родилась почти бесчувственная тень, переродившаяся в крепко держащую внутри себя все эмоции и глубоко несчастную женщину. Она научилась так жить, но цена была заплачена слишком высокая. Повернув голову, Анна увидела, что Штольман лежит рядом, держа её за руку и чуть хмурясь. По обыкновению, даже во сне он старался чувствовать, что она близко — тоже сказывалось многолетнее выжигающее душу одиночество и ощущение нереальности того, что они наконец безусловно вместе. Женщина пошевелилась, и Яков машинально сжал пальцы, ощущая сквозь сон, что что-то не так. Аня вдруг улыбнулась: даже так он старается её оберегать! Какое счастье, что то, что увидела, было не по-настоящему! Он рядом, не пропал, не исчез, не страдает. Его никто не забрал и не увёз от неё силой. Его не ранили и не пытали, не держали там, где холодно, сыро и темно. До него можно дотронуться, и он не рассыпется в прах, как в тех сновидениях, которые мучили её годами. Он был живой, тёплый, осязаемый. Пульс перестал рвать вены, дышать стало легче, противный комок прекратил царапать горло. Но слёзы никак не прекращали течь по щекам. Нужно было убедиться, что всё по-настоящему! Опираясь на локоть, Аня будто в первый раз смотрела на родные черты. Штольман явился ей во сне ещё перед их настоящей встречей. Тогда она не сумела разглядеть его хорошо, лишь походка и неизменные котелок с тростью были её ориентиром. Но она его узнала. Узнала и впустила в себя. Настолько глубоко, что и сама того не ожидала. Анна прикоснулась к его губам, желая удостовериться, что она всё же не спит. От ставшего таким знакомым вкуса слёзы вновь набежали на глаза — всё реально, это не сон. Губы Якова дрогнули, ответили на поцелуй, и он проснулся. Аня не спит, готова заплакать, её слегка трясёт. Что случилось? Он не успел испугаться, жена его прижалась ещё теснее и прошептала: — Яша, обними меня. Мне сон приснился, что я опять проснулась, а тебя нет! Штольман тут же растерял остатки дремотной пелены. Знал он этот кошмар. Знал он, и как просыпаешься после него, желая вернуться и увидеть ещё раз то, что предшествовало нескольким последним минутам, и стремясь одновременно никогда больше не переживать острый нож под рёбрами из-за осознания того, что на самом деле произошло в реальности. Ещё, вероятно, первичное потрясение от происшествия с Гастоном спало, и Аня осознала, что могло произойти, если бы всё вышло не так удачно, как случилось. Горя желанием утешить жену, Штольман прикоснулся к её губам и мгновение спустя уже прижимал её к постели, ощутив внезапно страстный ответ, движение бёдер навстречу, прохладные пальцы на мочке уха. Боже, эта женщина подходила ему как никто другой! Никогда нельзя было предугадать, какая она будет в следующий момент. Секунду назад почти плакала, жалась к нему, нежная и уязвимая. Сейчас жалит поцелуями, почти кусает, здоровая рука сжимается на талии и ползёт вниз. Яков помотал головой: только что проснувшийся мозг требовал повышенного притока кислорода, но рассчитывать на это не приходилось — кровоснабжение решало совсем другую задачу. А Аня злилась на то, что больная рука лишает её возможности погладить Штольмана, как следует. Она недавно прочитала, что волки кусают свою пару под горло, оставляя совершенно очевидный для других особей след, говорящий, что они принадлежат друг другу. Она чувствовала, наверное, в первый раз в жизни, что тоже хочет оставить на нём свою метку, чтобы её отметины недвусмысленно показывали, что он — её. «Так вот что он ощущает, когда на меня смотрят другие мужчины!» — мелькнуло в голове Анны. «Теперь я его понимаю!» Проведя носом у него за ухом, Аня с упоением вдохнула его запах. Кельнская вода почти не ощущалась, зато его собственный горьковатый, очень яркий аромат вышел на первый план и заставил её крепче сжать руки на его талии. Поцеловав его за мочкой, она там же его и укусила. Штольман дёрнулся, простонал, чуть ли не рыча, и заглянул ей в глаза чёрным, почти пьяным взглядом. Перед её губами оказалось его запястье, и она, ощущая внутри эту ликующую женскую силу, укусила его и за него тоже. Этого Яков перенести уже не мог. Запустив руки ей в волосы с двух сторон от лица, он принялся её целовать, не давая вырваться и не позволяя больше кусаться. В этом было что-то первобытное, а Штольман был не уверен, что его обнажённые перед ней душа и тело смогут вынести ещё один такой порыв. Аня отвечала так, будто кислород ей нужен не был, а дышала она исключительно его поцелуями. Впрочем, возможно, всё так и было на самом деле…