Труп в анатомическом театре. Глава "Радости и горести"
26 июля 2021, 07:37
…Оторваться утром от Ани было решительно невозможно. Осознание того, что они вдвоём так любили друг друга, что сотворили новую жизнь, что-то в нём перевернуло. Штольман не относил себя к людям, которые романтизируют появление детей. Он знал, тысячи новых человечков рождаются на белый свет по случайности, а то и вовсе против воли матери. Знал, что для многих лишний рот был обузой, что детей не хотели, не любили и не ждали. Это, к величайшему для него сожалению, было истиной, с которой он сталкивался на своей службе повсеместно.
Самих детей он любил. Ему было жаль тех, кто оставался без поддержки и любви родителей. Тех, кто пробивался в жизни самостоятельно, уча законы мироздания на улице или в приютах. Он сам рос, меняя школы, но он хотя бы знал, каково это — быть любимым, знал, что такое дом, семья и ощущение защиты. Многие были этого лишены. Для своего ребенка он сделает невозможное, если понадобится. Штольман не знал, как сложится их дальнейшая жизнь. Он не знал, что ждёт их впереди, но знал, что чудо сотворено, и теперь его путь в вечность не закончен.
Именно поэтому для него сегодня всё изменилось. Мир перекроился. Поменялся бесповоротно и окончательно. Всё теперь будет по-другому. Что-то собственническое проснулось в нём, и Яков не мог сегодня отпустить эту женщину, его женщину, далеко от себя. Каждый её вздох, стон, движение отдавалось в нём сегодня особенно остро. Она была его. И теперь в ней была часть его самого.
Раз за разом он целовал её живот, чуть выступающий над косточками таза. Любил, нежил, ласкал, обладал, всё постигал заново…
***
Штольман держал Аню в объятиях, прижимаясь к её спине. Он не мог перестать её касаться, не мог остановиться, не мог отпустить. А Аня не добавляла ему желания прерываться: льнула к нему, плавилась от ласк, руки свои поверх его ладоней положила и пальцы его поглаживала. Голова Якова от этого туманилась, и ему казалось, что Аня недостаточно близко. Притиснув её к себе сильнее, он поцеловал её в шею, втянув аромат лимонной вербены, разгорячённой кожи и острый, бьющий в голову аромат их любви. Аня голову откинула, застонала. Сегодня всё было слишком пронзительно…***
Аня перекатилась на живот и нависла над Штольманом. Он лежал с закрытыми глазами и пытался отдышаться. Анна так его любила сейчас, что сердце заходилось и начинало гулко биться в груди. Женщина подтянулась выше и прижалась к губам Якова. Губы дрогнули в ответ, и поцелуй вновь затянул их, хотя сегодняшнее утро должно бы было уже лишить остроты подобные моменты. — Не могу тебя отпустить! — пожаловалась Аня, целуя Штольмана в подбородок. Яков поднял руку и, не открывая глаз, провёл ладонью от Аниного бедра до плеча, вновь наслаждаясь нежностью её кожи. — Прости, — слегка улыбнувшись, сказал он. — Я не могу пошевелиться! В ближайшие полчаса я могу только лежать и поддерживать функцию дыхания, как ты говоришь. Аня хихикнула. Но оторваться от него не смогла. Штольман с удивлением почувствовал, как Анины губы прикоснулись к его груди прямо под сердцем и начали свой путь вниз. Оказалось, что двигаться он всё же может.***
… завтрак они пропустили, и время близилось к половине одиннадцатого, когда Аня, которая была занята самым пристальным изучением мышц его живота — хотя, казалось бы, всё было изучено множество раз и даже проведен контрольный тест — вдруг подскочила и завопила, испуганно глядя ему в глаза: — Сегодня четверг?! После финального теста Штольман не был уверен, что он способен назвать хотя бы год. Под давлением фактов он вынужден был сознаться, что да. Анна нависла над ним, нос к носу, голубые глаза сверкают: — Яша, в 12 я должна быть на курсах! И я опаздываю! Чмокнув его в нос, она унеслась одеваться. Штольман пытался собраться с мыслями, но мысли отказывались приходить…