Без единого слова

Ликс нахмурился. Очень хотелось спросить, что происходит, зачем этому парню снова Ликс сдался, что, в первый раз мало было? Как будто бы повторное столкновение не закончилось тем же самым — вмешательством старших, гёсунимов, сонсенимов, а потом и вовсе наказанием. И это с учётом-то того, что они всё ещё в здании университета находились, а не где-то снаружи. Хотелось. Но не моглось. Этот парень, как и все остальные, не понял бы. В конце концов, не все люди вокруг были Ли Минхо. Минхо-хён вообще был такой один. На весь мир. Вышеупомянутый Минхо-хён умчался куда-то на четвёртый этаж, в учебную часть, документы какие-то очередные оформлять. То ли на грант, то ли ещё что; Ликсу он просто сунул ключи от машины и предложил подождать его там, чтобы не маячить под дверью, как побитой собачке, а Ликс и не дошёл. И по сторонам не смотрел. Идиот. Этот парень подкараулил его в одном из полупустых переходов между корпусами, встал на дороге, перекрывая путь, и зло заговорил. Ликс даже почти не вникал, уже и так зная, что сейчас услышит. Что он урод, что его не должны были рожать, что он жалкий пидор, что… да много чего. Список, с некоторыми вариациями, всё время состоял из плюс-минус одних и тех же пунктов. Даже у родителей. Продолжая молчать, он так и стоял столбом, от всей души надеясь, что тот парень устанет первым и просто свалит — ну, или ещё что-нибудь случится и вселенная сама избавит его от очередных издевательств, но бесполезно. Крики все продолжались и продолжались, и Ликс устало закатил глаза. Мог бы — ещё спросил бы что-нибудь эдакое, но не мог. Бесило. Бесило-бесило-бесило. Хотелось домой, на любимый диван, под любимый плед, обнять любимого Минхо-хёна за талию и послушать, как тот притворяется независимым и гордым — ну и Суни под бок, разумеется. В общем, бытовухи хотелось. Рутины, а не вот этого всего. Оказалось, что рожи корчить не стоило — его толкнули в плечо. Со всей дури, так что Ликс вынужденно сделал назад несколько шагов, в очередной раз уже злясь на себя самого за то, что такой мелкий уродился — и спиной неожиданно влетел в кого-то ещё, словно в стену впилился. Странное. Ликс поклясться готов был, что здесь один. Ну, не считая того парня. — Что, уродец, — почти ласково спросили из-за спины, — не ждал, да? Ликс действительно не ждал и отскочил в сторону, тут же разворачиваясь. Оказывается, пока он тупил в потолок, сзади подкрался и замер один из дружков этого парня — и вот это уже окрашивало атмосферу разговора в куда более мрачный цвет. Один мелкий, хоть и увёртливый Ликс против двух «шкафов» ничего поделать бы не смог, особенно учитывая, что его вообще к стене прижали. Опять хотелось ответить. За неимением слов он поднял руку с вытянутым средним пальцем и остальными согнутыми в кулак — и показал. Вот что им стоило знать о Ликсе — что он никогда не сдаётся. Даже будучи загнан в угол, он будет кусаться до конца. Грызть тела врагов, чтобы выбраться на свободу. Что он боец. Бойцовую натуру пришлось показать почти сразу: чуть было не прилетело в голову. Привычно, словно на тренировке, уклонившись без малейшего труда, он напряжённо замер, переводя взгляд с одного соперника на другого, пытаясь просчитать, кто опаснее и кто кинется первым. Оба отчего-то медлили. То ли помнили, как он сопротивлялся в прошлый раз, то ли просто не могли решить, что с ним сделать. В любом случае, Ликс очень надеялся, что они атакуют одновременно и у него получится, столкнув их между собой, успешно сбежать. Ну а там, дальше, Минхо-хён поможет снова подать жалобу. Не повезло: левый — тот друг, что подошёл сзади — шагнул вперёд первым и снова попытался ударить в лицо, но тут уже просто так увернуться и отступить не получилось: сзади была стена, мешалась вот максимально, насколько это вообще было возможно. Вместо этого Ликс лёгким нажимом направил руку мимо своей головы в эту самую стену и, шагнув вбок, бросил тоскливый взгляд на открывшийся проход в пустой коридор: эх, не успевал. Правый — тот же парень, с которым он уже дрался — атаковал куда осторожнее, чем в первый раз, куда осмотрительнее, и ударил наверняка: в торс, не увернуться, ни заблокировать, ни шаг назад сделать. Даже отвести удар полноценно не получилось: руку сразу же свело в месте контакта, в середине предплечья, как будто и не тренировался никогда вовсе, не набивал мозоли на груше; по касательной прилетело в бок. Дыхание от боли тут же перехватило, и из-за этого Ликс потерял драгоценные мгновения, которые сам отводил на ответную атаку. Пропустил, как новичок. За эти мгновения сориентировался и вернулся левый, но поступил глупо: схватил за грудки и дёрнул на себя, сбивая с ног, но тем самым не дал правому ударить снова. С одной стороны, он получил необходимое пространство, с другой — оказался спиной к правому, и вот это было очень, очень опасно. В любое мгновение, пытаясь перекрутиться, вырваться, он ожидал сокрушительного удара, ломающего спину — но ошибся. Отвлёкшись ещё на мгновение, Ликс пнул левого в лодыжку, жалея, что остался сегодня в кроссовках, и вдруг задохнулся, когда на шею упала петля. Тут же накатила паника, и он потерялся сразу: схватился руками за эту петлю, попытался оттянуть её, дать себе хоть один отчаянный глоток воздуха, и не смог: правый не просто тянул, но скрещивал на его загривке эту петлю, тащил изо всех сих, задирал руки вверх, и Ликс в испуге захрипел, понимая, что ещё немного — и или он повиснет под собственным весом, или тонкие кости попросту хрупнут, кровоток окончательно перекроет, и, и… В висках застучало. Уши, конечно, заложило, и перед глазами всё расплылось, вместо цельной картинки всё вокруг помутнело — четким остался только центр. Только Ликса это уже не волновало — он просто беспорядочно дёргался и, не в силах сосредоточиться, беспорядочно бил ладонями по человеку сзади, уже понимая, что всё, что на этом окончательно всё, и домой, на любимый диван, он больше не попадёт. Не увидит, ни кота, ни Сынминни, ни Криса, ни Минхо-хёна, не сможет обнять их всех снова, а последнего — и поцеловать, потрогать снова, может быть, встать перед ним на колени, как он раньше хотел. Ничего этого не будет, всё, всё кончилось. Ещё и страшно было так, что поджалось всё. Буквально. Ликс, конечно, слышал, что при удушении, наоборот, всё расслабляется, но сейчас что-то не верилось. И вообще думалось о чем-то странном, потому что секунды растянулись, мучительно-долгие, длинные, словно жвачка, неприятные, больные, и… …и вдруг всё кончилось. Ликс упал на колени, чувствуя, как изнутри рвётся хрип, как болят, разворачиваясь под напором вдыхаемого воздуха, лёгкие, как отвратительно ломит и жмёт шею. В руках остался ремень — чёрный, блестящий, словно змея, и Ликс в отвращении дёрнул руками, отбрасывая его прочь, на пол. Было больно, но мозг, получив кислород, сразу же зашёлся эйфорией, впрыснул в кровь адреналина, и Ликс, игнорируя собственные ощущения, торопливо выпрямился и завертел головой — он же не один здесь был, этот правый парень! Где левый? И кто его спас? На его глазах Минхо-хён со страшным выражением лица налетел коршуном на пытавшегося подняться с пола правого парня, толкнул обратно снова и навис над ним, не давая шевельнуться, вжимая его в пол и на каждую попытку дёрнуться отвечая ударом в лицо с левой. Минхо-хён вообще-то обеим руками владел неплохо, так что удар у него тоже выходил неслабый — уже со второго нос свернуло набок и костяшки Минхо-хёна окрасились кровью. Ликс, словно заворожённый, но не удовольствием — ужасом, не мог глаз отвести и очнулся, только отвлечённый сдавленным звуком с другой стороны. Он медленно перевёл туда взгляд: Чанбин увлечённо месил левого парня, уже куда менее… надрывно, что ли? Не теряя себя? Тот ещё и приговаривал что-то иногда перед ударом, как будто объяснял, что противник сделал не так или за что тот бьёт его в этот раз. Ледяные ладони легли на плечи — сзади; Ликс в испуге вскрикнул, отшатнулся и вскинулся, защищаясь от возможной атаки, которой отчего-то не последовало. Только спустя несколько мгновений он позволил себе посмотреть — и то не туда, а на Минхо-хёна, который, услышав его вскрик, отвлёкся от противника и струной вытянулся, пытаясь понять, всё ли в порядке. И — поплатился за это. Правый парень, казавшийся уже бессознательным, выпрямился, рывком за плечо развернул Минхо-хёна к себе и нанёс ему, Ликсу показалось, сильнейший удар прямо в лицо. Ликс не плакал, когда его били. Ни разу, никогда в жизни. Ну, может, только когда совсем маленьким ещё был — насколько, что и не помнил себя в том возрасте. Но даже в школе, даже позже в универе, даже час назад, он не позволил себе проронить ни единой слезинки, только зло сжимал кулаки и терпел, если не мог дать сдачи. Сквозь боль и обиду терпел изо всех своих сил. Но только сейчас, увидев, как Минхо-хён рефлекторно дёргается в сторону, как морщится его лицо, как взлетает, защищаясь, рука, он не смог сдержать ни слёз, ни какого-то звериного вопля и почти рванулся туда: защитить, уберечь, моё, не тронь, не дам — как ладони на плечах, про которые он совсем забыл, снова сжались, удержали. Ликс забился, пытаясь освободиться, но вместо этого оказался в ещё более цепкой хватке, и неожиданно знакомый голос горячо зашептал на ухо: — Тише, Ликси, ну же, не мешай им, слышишь меня?.. Они справятся сами, ничего страшного, ты и так пострадал, айщ, ну не дёргайся ты так, я свой!.. На «айщ» Ликса включило, и он таки узнал этот голос: Хёнджин. Правда, узнавание ничего не поменяло, и он так и продолжил рваться из его рук прочь, раздражённо желая помочь Минхо-хёну хоть как-то. Опять слов не хватало: хотелось высказать Хёнджину… э-э-э, хёну? Хёнджину-хёну всё, что Ликс сейчас о нём думал — а думалось исключительно нецензурное и ненавистническое, аж самому стыдно было. Но всё равно на ум лезло. Как тот мог не понимать вообще, что Ликс ну никак не мог сейчас оставаться от Минхо-хёна вдали? Что это он обучен был удары принимать и от них уворачиваться, а Минхо-хён… К слову сказать, удары Минхо-хёна вообще-то выглядели достаточно внушительно и хорошо поставленными, да и, стоило тому пропустить раз, как ярость схлынула, и тот сразу принялся действовать куда осмотрительнее: скрутив руку правому парню, он сунул ему ещё раз куда-то в ребра для гарантии и уселся сверху, не давая даже шевельнуться под угрозой перелома. Так что, наверное, Ликс действительно переживал немного сильновато, да и слёзы лишними были… да ведь? Он тяжело осел в объятия Хёнджина и грустно завозился, обнимая его за талию. Притянув его к себе, Хёнджин погладил затылок, успокаивая резкую боль — о которой так-то Ликс и забыл вовсе, отвлечённый донельзя — и даже не дал оглянуться снова, когда кто-то где-то снова заговорил, возмущённо и в панике вскрикнул, и опять завертелась какая-то кутерьма. Единственный раз, когда Ликсу позволено было — да он и сам захотел — отлипнуть, так это когда, невзирая на собравшуюся уже неизвестно откуда толпу, на него налетел Минхо-хён и принялся щупать, проверяя, цел ли, жив ли, что с горлом и шеей в целом. А потом Минхо-хён обнял его сам, горячо притиснул к груди так, что Ликс весь тут же оплыл, расслабился и выдохнул. Правда, и от боли тоже — но кто ж виноват был, что не удержался, зашипел себе под нос? Сам, всё сам. Минхо-хён отстранился тут же, присел перед ним на колени и встревоженно уставился снизу вверх. — Где болит, Ликс-а? — выдохнул он. Глаза, ну конечно, от шеи не отводил, да и зубами скрипел — но не спрашивал, терпел, понимал, что если Ликс не на то среагировал вообще, то не в шее и дело. Хотя болело, конечно, сильно. И глаза пекло, как каждый раз после слёз. Фу. Плакса. Противно. Ликс показал ему на бок, и Минхо-хён тут же вздёрнул свитер, но тела — на коже уже синяк наливался, хотя Ликс даже не вздрогнул, привык по старым временам ещё — коснулся так аккуратно, будто произведения искусства. Пальцы Минхо-хёна легонько пробежались вдоль рёбер — и тут его попытались отстранить медики. Рефлекторно повернувшись, Минхо-хён прикрыл Ликса собой… и сконфуженно потупился. — Ну, ну, кыш! — махнула на него полненькая аджумма в синем медицинском халате. От неё явственно несло нашатырём; Ликс поморщился, но себя осмотреть дал. Минхо-хён, впрочем, далеко не отходил, да и Хёнджин с Чанбином тоже. В процессе и Джисон с Чонином подбежали — и оба захлопотали, засуетились, затревожились. И если панику Джисона, заметившего на скуле любимого Бинни царапину, объяснить было легко, то вот испуг Чонина и точно такие же аккуратные прикосновения к Хёнджину уже объяснялись меньше. Они же вроде… Минхо-хён говорил, что между ними двумя что-то было, да? Тогда почему Чонин настолько испугался? Хёнджин-хён же не хрустальный? Непонятно. Но тревожно немного. В больницу Ликса всё же потащили, как заведомо жертву, причём не одного, а с Джисоном — для пущего спокойствия Минхо-хёна, которого вместе с Чанбином и Хёнджином оставили ждать полиции и разбираться после уверения медицинской сестры, что серьёзных травм у них и нет. А вот с Ликсом сложнее было, опасность внутренних повреждений и всё такое. Без Минхо-хёна ещё страшновато было, тем более что опять Криса вызвали, потому что ненавистная Ликсу инвалидность опять сыграла против него. Однако, наверное, и к лучшему, что с ним рядом Джисон был — на него Крис почему-то вообще не злился. И как так получалось?.. С Крисом приехал и Сынмин и тут же, конечно, кинулся трогать, расспрашивать, и Ликс наконец-то с облегчением вскинул руки, делясь впечатлениями. Мог бы и с Хёнджином-хёном, но забыл просто поначалу, а потом уже и не до того стало. «Страшно было?» — спросил наконец Сынмин в конце концов. «Очень, — честно отозвался Ликс. Крису бы, может, и соврал, но не Сынминни. — Но Минхо-хён меня спас!». Имя «Минхо» пришлось показывать по буквам, но уже на второй Ликс сдался и просто «козу» сложил, прижал к груди, как что-то ценное: «любовь спасение». Грубо, но как уж есть. Не приспособлен был жестовой язык для большего. Сынмин тихо рассмеялся. — Рыцарь, — шепнул он. — Да? Ликс тихо закивал. Ну да, он-то рос на европейских, больше даже сугубо британских сказках, и Сынминни-то как раз об этом прекрасно знал. Минхо-хён на рыцаря тянул: ужасно красивый, сильный, заботливый… Ну ругается иногда, но не со зла же? Ликс за каждым его укусом всё равно видел любовь. И Минхо-хён так и говорил ему, и шептал каждый раз: саранхэ. Саранхэя твэ. Должен любить. Следует любить. «Тебя следует любить, Ликси, — шептал он как раз вчера ночью и двигался вниз по телу, оставлял поцелуи на животе, и внутри у Ликса всё замирало. — Тебе нужно дарить любовь вечно, как можно больше любви, котёнок. Ты разрешишь мне? Разрешишь быть с тобой рядом?». От воспоминаний опять стало томно в животе, но реальная злая жизнь, как всегда, обломала. — Ликси-я, ты в порядке?! — покончив с формальностями, бросился к нему всклокоченный Крис. Ну как будто не расчёсывался вечность. Будто с кровати сорвали. Хотя в это Ликс верил слабо, потому что слишком уж ухоженным выглядел Сынмин. Были бы вместе — так вместе и выглядели бы невыспавшимися, а не создавали контраст, как сейчас. Эх, хён, хён, что ты работаешь на износ, подумалось грустно Ликсу. Однако он сам уже всё равно ничего сделать с этим не мог, оставалось только в Сынминни верить. Хотя сейчас, конечно, и Сынминни-то явно мало что мог сделать, во время подготовки ко всяким новым альбомам и тому подобному. Никто не мог бы, наверное. Крис просто был собой и другим быть не мог бы, себя не ломая, да. Как и сам Ликс. Но, может, времени мало? Просто подождать надо было бы, и Крис бы домой начал раньше возвращаться, с Сынмином больше времени проводить? Ликс же тоже не сразу Минхо-хёна оценил. Но тот согрел его, заботился… Как же к Минхо-хёну захотелось — страх. И до сих пор не верилось, что — Ликс мысленно, аккуратно, ещё стесняясь, проговорил то, что уже писал даже пару раз, но Минхо-хён всё равно английский не понимал: my sweety boy — тот так ему верил. Сразу Ликс, вспоминая, ощущал себя незнакомо важным, значительным… всем, всей вселенной для Минхо-хёна, и впервые такая ответственность не пугала, а только грела. Крис до сих пор что-то бормотал — Ликс с перепугу вывалился из линии беседы и толком сейчас вслушался: тот как раз Сынмина про остальных расспрашивал, видимо, поняв, что от самого Ликса сейчас ничего не добиться было: — Хёнджин тоже? Бедный мальчик… — Так Ликс сказал, — Сынмин пожал плечами. — А что бедный-то? Мне он таким в последний раз не показался. «Ну до того ли тебе было?» — захотелось фыркнуть Ликсу, но ладно уж. Руки устали, вот. А не пожалел его. Да. Вот. — Да мало ему семейных проблем, — отвлечённо пояснил Крис, вдруг хмурясь и начиная выглядывать кого-то в конце коридора, — тут ещё и на учёбе проблемы. Ему и так платить нечем из-за этих сраных гомофобов, как бы теперь за участие в драке вообще не выгнали… Ликс навострил уши, но зря: оказалось, что Крис выглядывал доктора, который показался в другом конце коридора, держа в руках стопочки листов и тёмно-пятнистый рентгеновский снимок многострадального ликсового бока. Так что, подорвавшись с места, Крис, конечно, отвлёкся и с темы съехал. А жаль, Ликсу очень интересно было послушать про кого-то, оказавшегося в такой же ситуации, как и он сам. Или, наверное, скорее как Крис, но всё равно. По анализам оказалось всё неплохо. Трещинка в ребре — совсем малюсенькая, только корсет пару неделек, может, да и всё. Впрочем, Ликс всё равно надулся: уже заранее чуял, что Минхо-хён его в сексе ограничит. Хотя, может, минет?.. Ликс бы встал на коленки, облизал бы его всего… Ох, опять он залип. Сотрясения не было, да и с шеей ничего совсем уж страшного не произошло, но доктор, осматривая его, похохмил даже, что нечасто видит странгуляционную борозду на живом человеке, а потому удивлён непривычной симптоматикой. Но всё равно ремень Ликсу только синяки оставил. И в остальном, не считая ребра, без повреждений. Хорошая драка. Ликсу понравилась. Вся, кроме той минуты, когда тот парень осмелился его Минхо-хёна тронуть. Убил бы, и ни на секунду бы не пожалел. Ну, наверное. Домой Крис отвёз его сам, но на этот раз уже не пылал по дороге недовольством в сторону Минхо-хёна — понимал, наверное, что тот его брата буквально от смерти спас. Сынминни и вовсе даже сказал, что подниматься не будет — «чтобы не мешать», сказал. Ликс прямо удивился: чему мешать-то, и спрашивал, всю дорогу допытывался. Но Сынминни всё отмахивался. «Доедем — сам поймёшь», говорил он. Крис его сдал с рук на руки. Бледный Минхо-хён торопливо распахнул дверь, сияя красно-фиолетовым, переливистым синяком под глазом, и Крис, придерживая Ликса за талию, завёл его в коридор так, будто нянька ребёнка родителям после прогулки возвращала. И отчитался так же: где были, что делали, где накосячил… Ой, ну Ликс-то нигде. А вот сам Крис, задумчиво помявшись, Ликса обнял, коротко поблагодарил Минхо-хёна и даже поклонился ему, хоть и не любил эти корейские обычаи страшно. А потом вышел, и дверь за ним закрылась, оставляя их вдвоём в отчего-то тревожной тишине. Понял Ликс, что опять много себе надумал, почти сразу, когда Минхо-хён навстречу шагнул и вдруг опустился перед ним на колени, обнял аккуратно и, уткнувшись лицом в живот, выдавил какой-то малоразборчивый не то стон, не то вопль. Пришлось сразу передумывать и класть не знавшие, куда деться, руки, ему на голову, гладить волосы, пропуская сквозь пальцы пряди. Успокаивать без слов — как мог. Правда, Минхо-хёну — единственному в его жизни — хватало и бессловесного Ликса. Он и сам в основном молчал, особенно когда слишком много всего испытывал, и Ликсу ужасно нравилось проходить его через тот порог, когда звуки с его губ срывались снова — уже бесконтрольно. Да. Опять понесло. Тихо мыча себе что-то под нос, Ликс старательно выгладил ему плохое настроение и запоздалый испуг, пока Минхо-хён не позволил ему наконец разуться и не повёл за собой в спальню. Там уложил аккуратно и свернулся вокруг калачиком, сам словно тот ещё кот, и Суни на колени сразу пришёл, чтобы пустыми не простаивали. Так уютно было рядом с ними двумя, тёплыми и молчаливыми, так хорошо, что Ликс не выдержал отпустивших нервов и уснул. И пусть, конечно, ему пытались сниться кошмары, в которых кто-то злой пытался его удушить — всё равно кто-то как будто бы гладил его, успокаивая и защищая, и во сне Минхо-хён раз за разом прискакивал на белом коне и спасал, разрубая мечом всех монстров и злых людей. Рыцарь. Надёжный. Безопасный. Саранхэ.