Лондонский мост крепко стоит.

Стабильно раз в месяц все в молодой семье Краучей становится с ног на голову, но даже в таком положении ей удавалось сохранять равновесие. Барти Крауч-младший зарабатывал на их прекрасную жизнь должностью солиситора Верховного суда Великобритании . Оказался он там по воле своего отца, главного судьи, и сильно не протестовал. Недолго радуясь холостячеству, Барти женился, как он полагает, на любви всей его жизни и осел в Кенсингтоне, в квартире одного из тех чудесных домов, услаждающих глаз со времен Викторианской эпохи. Стараниями Барти-младшего все в их семейной жизни было идеальным, ведь он сам вырос законченным идеалистом. Один день походил на другой: безупречно выглаженные костюмы, на которых не найти и пятнышка кофе, также безупречного на вкус, поездка на новеньком автомобиле до Вестминстера, работа (не совсем любимой, но он не жаловался — все-таки она приносила крупные деньги, престиж, а также дарила уверенность в завтрашнем дне). Возвращение в уютный дом, где его непременно ждали жена, кошки, горячие ужин и ванна. Жизнь шла по четкому расписанию, до атома выверенной методике, и даже часы Биг-Бена не тикали с такой точностью, с какой скрипела кровать в доме Краучей ровно дважды в неделю, ни больше ни меньше. Если что-то своевольно выбивалось из планов, на этот случай у Барти всегда имелась запасная стратегия. Он любил учитывать все, будь то засорившаяся в выходной день труба или спустившаяся на центральной магистрали шина: в его толстых блокнотах и ежедневниках, на тысячах стикерах, которыми было увешано рабочее место, бесконечными символами кричали самые разные напоминания. Например, пригласить на чай школьного друга, владельца ремонтного бизнеса, или проверить пригодность запасных шин. Вообще, Барти любил все проверять, и это мягко сказано. При проверках всего, чего только можно, он чувствовал спокойствие и даже счастье; все детали его маленького мира раскладывались на ладонях и могли ускользнуть. Перед знаменательным днем, что наступал раз в месяц, все проверялось особенно досконально. Для этого самом важном ящике рабочего стола существовала отдельная записная книжка, красная, в которой Барти сверялся со списком самых важных покупок и стадией выполнения самых важных дел. Потому что этот День любил воткнуть все возможные палки в колеса, а Барти дорожил своей воображаемой колесницей и изящно сопротивляться любым напастям. Традиционно ужинами, ваннами и кошками (а также галстучными узлами и вкусным кофе) заведовала жена Барти, весьма трудолюбивая домохозяйка и любящая партнерка. Однако раз в месяц с ней, как и со всеми здоровыми женщинами, случалась менструация, ужасно болезненная, стоит заметить и подчеркнуть. И если на второй день бедняжка кое-как могла справиться с недужным состоянием, то в первый без того, чтобы не лишиться чувств, у нее не выходило добраться и до туалетной комнаты. Долгие часы она проводила в муках на кровати или холодном ободке, не в силах себе помочь. Больше, чем все проверять и проживать идеальные дни, Барти любил свою жену. Поэтому если ее страдания (специально подстроенно Дьяволом) выпадали на будний день, он собирал на работе свои бесконечные юридические бумаги и оставлял заявление на день работы из дома. Или два заявления, если на тот момент в нем было достаточно смелости и желания не оставлять жену в одиночестве. Проводя большую часть времени с ней, он жертвовал качеством работы, отчего его заявки принимались с все бóльшим и бóльшим скрипом. Но Барти не боялся того, что однажды их перестанут принимать совсем — один из стикеров напоминал почаще справляться о делах родителей, влияние которых всегда шло его жизни на пользу. Вечером, предшествовавшим одному из Дней, Барти заплел жене волосы, чтобы не мешались наутро, и уложил спать, а сам отправился на финальную перепроверку необходимых завтра. Иначе не сомкнуть ему глаз до самого утра. На прикроватной тумбочке с его стороны стоял заготовленный поднос с графином, наполненным чистой водой, и тремя стаканами — на случай, если первые два разобьются. Также там лежала блистерная упаковка с обезболивающими таблетками, самыми безвредными и прошедшими не одну личную проверку. В холодильнике ждал своего часа нежирный суп, который Барти сам варил после работы (единственное блюдо, которое у него получалось съедобным), в ванной — не меньше пяти пачек гигиенических средств, разных, учет их запаса велся в самом начале красного блокнота. Кровать сторожил маленький тазик, предназначавшийся для утренней или ночной рвоты, ведь Барти не всегда успевал проснуться и донести жену до туалета. В тазик успела залезть одна из пушистых кошек — Барти укоризненно ее выгнал, заперев в гостиной вместе с пушистой желтоглазой мамой и еще более пушистым и желтоглазым братом. Закончив все дела, он наконец-то лег спать. В такое время сон его был всегда беспокойным: боясь обнять жену слишком крепко, так, что она не сможет выпутаться из его хватки, Барти контролировал каждое свое движение и едва ли не вдох. По привычке он бодро распахнул глаза в без пяти седьмой час. Жена все еще спала, сопя и морщиня нос, так что Барти покормил бегающих по квартире кошек, перенес в постель стопку юридических документов и принялся за работу. — Доброе утро, дорогая, — сказал он, когда дорогая жена попыталась принять сидячее положение. — Доброе утро дорогой, — кожа ее лица уже приобрела бледно-зеленоватый оттенок, и Барти настороженно отложил бумаги, готовясь действовать. — Кажется, я умираю. С этими словами она перегнулась через кровать и звучно застрадала. Барти быстро переметнулся на ее сторону: одной рукой он подхватил скатившуюся по плечу косу, а второй — болезненно отяжелевшие к менструации груди, беспощадно растягивающие мышечные связки. Капельки, попавшие мимо тазика на бумажную тряпочку, заблаговременно расстеленную на ковре, напомнили, что количество этих самых тряпочек подходит к концу. — Ты хочешь воды? — спросил Барти. Она покачала головой и склонилась еще ниже, почти ложась на кроватный край. Этим пришлось воспользоваться и все равно наполнить стакан. Второй — первый от спешки выскользнул из руки. Так или иначе, скоро ей предстоит принять лекарство, терять время ни к чему. — Ебаное дерьмо, дорогой, я скоро разрожусь самим Дьяволом, — ее крупно трясло, она обхватила низ живота. Как помнил Барти, в этот раз боль должна была сосредоточиться справа, а не слева. — Это невыносимо! Протяжно застонав, едва ли не плача, она свернулась в дрожащий клубок. Следовавший своим внутренним памяткам Барти лег вплотную к ее спине, прикладывая широкую ладонь туда, где лежала ее поменьше, а второй убрал за уши выбившиеся пряди. — Я никуда не денусь, даже если придется воспитывать самого Дьявола, — пальцем он стер остатки рвоты с ее обкусанных губ. — Может, все-таки попробуешь выпить обезболивающее? — Нет, ох, оно сразу же пойдет назад, — между стенаниями ответили ему. — Чуть позже.. Вскоре он перенес свою жену в туалет, вместе с тазиком и тапочками, чтобы у нее не замерзли ноги. Пока она держалась за ускользающее сознание, с нее сняли белье и принесли новое — прошлое не удалось спасти от протечки. Барти держал это в секрете, но ему нравилось, как пахли прокладки из зеленой упаковки, так что когда ему приходилось их переклеивать, он брал именно зеленые. В этот раз нужных в шкафчике не оказалось. Очередной незапланированный недочет, но Барти не унывал: в Дни унывать непозволительно, ведь полагаться совсем не на кого — кто, если не он, разрешит навалившиеся проблемы? Когда его жене стало немного лучше и она смогла принять таблетки, Барти утихомирил разбушевавшихся в скуке кошек, их пожизненно маленьких детей. Потом разогрел еду, которую способна переварить его страдающая жена, и отнес в спальню вместе с приборами, которыми будет ее кормить. — Остались просто спазмы, — вымученно сказала она и дернула за цепочку. — Можно обратно. — Просто спазмы… Он помог ей надеть чистое белье и пижамные штаны, а потом подхватил на руки и как можно скорее отволок в спальню. Будучи офисным работником, развитостью мускулатуры Барти не обладал, но не особо горевал по этому поводу. После долгого приема пищи и после того, как Барти помыл посуду и лицо своей жены, еще несколько часов они лежали среди теплых одеял и подушек. Барти грел мягкий живот рукой и лишний раз не двигался, чтобы ничего не беспокоить. В другие дни, в поисках отвлечения от боли, она могла попросить рассказать незамысловатую историю, но сегодня был не такой день. Сегодня любовь его жизни даже отказалась от сладкого и попросила не гладить ее и не целовать, что сказалось на Барти немного удручающе. Перемежая хлипкий сон с бодрствованием, спустя время она все-таки заснула, и Барти с горящим хвостом бросился разруливать адвокатские дела своих подопечных. Все бы закончилось гораздо быстрее, не будь он помешан на перепроверках, но ведь именно благодаря им представлялась возможной гарантия вечного успеха. Под конец дня его жена, выпившая почти все таблетки в блистере, смогла ходить самостоятельно и выпить чаю с печеньем. Мяуканье кошек тоже ее не так раздражало, как и обхаживания мужа, вроде клевков в щеки и лоб или дыхания в макушку. Хотя она все же, не сумев отрегулировать громкость телевизора соответственно своему тонкому чувству, разрыдалась и отшвырнула пульт. Разлетевшиеся части спугнули явившихся за ласками кошек, а к тряпочкам, зеленым прокладкам и обезболивающему Барти добавил поход в магазин техники. Закончив с документацией до девяти часов вечера, Барти сам организовал и ужин, и ванну. Если бы не вымотанность, он бы обожал эти дни, полностью посвящавшиеся заботе о дорогой жене, всей душой. И потому одновременно ждал и страшился того времени, когда она станет носить плод их любви (пусть даже Дьявола), ведь тогда эти дни растянутся на недели и целые месяцы. А ведь ему точно не подпишут заявление об удаленной работе на целую неделю и особенно месяц.