Быть любимыми

      Дилюк заходит в погружённую во мрак комнату с тяжёлым вздохом. Сегодня было много бумажной работы: оформление заказов и поставок. Усталость ещё не закрывала веки, но чувствовалась острая необходимость расслабиться после тяжелого дня в одном сидячем положении.       Только возле распахнутого окна горела свеча, освещая небольшой кусочек стола своим тёплым светом. Кэйа, склонившись над мебелью, что-то старательно писал и читал. Было слышно, как медленно перелистывал страницы то одной книги, то другой, а вместе с тем перо почти не переставало наносить что-то на бумагу. Так увлечён, что даже не реагирует на вошедшего. Оборачивается, вздрогнув, лишь на скрип половицы у самого порога. Его крылья дернулись, но после вновь прижались к спине, когда всё же различает в проходе знакомый силуэт. — А, это ты, Дилюк. Как видишь, я был так увлечён, что не заметил тебя, — издаёт смешок, вставая со своего места, расставляя множество закладок в книгах, чтобы не потерять нужное место.       А после идёт навстречу Дилюку, обнимая его не только руками, но и крыльями, которые щекотали лицо и руки своими мягкими перьями. Следовало быть аккуратным, потому что длинные павлиньи перья между ними были достаточно хрупкими и легко их аккуратный вид становился потрёпанным. — Смог выпросить у Лизы несколько книг из запретного отдела, — довольная улыбка слышалась даже по голосу. — Но она обещала превратить меня в горстку пепла, если я как-то их испорчу.       Смеётся, вспоминая это угрожающее лицо, когда она давала это предупреждение, всё же рискнув позволить взять несколько книг, но лишь по старой дружбе и из-за того, что знает о его положении, пусть и случайно, но теперь достаточно. — А у тебя что? Рассказывай, я весь во внимании, — ухмыляется, отстраняясь от теплого тела. — И раздевайся уже. Как тебе не жарко? Смотрю на тебя и самому становится тепло. И понимай это, как хочешь.       Почти урчит это, не сдерживая смешка, когда видит чужой недовольный взгляд, который всем своим видом спрашивает «Ты серьёзно сейчас?». Но Дилюк всё же снимает часть особенно объёмных вещей, в которых обычно бывает на улице, это всё же личные покои. Постепенно остаётся лишь в одной рубашке с брюками. Неуверенно смотрит на перчатки, которые уже почти срослись с ним. Снимать их было некомфортно. Они и внешне выглядели достаточно жутко, в них не осталось почти никакой нежности кожи или аккуратности. Тренировки и вечные битвы сделали своё дело. Но Кэйа не даёт зациклиться на воспоминаниях, связанных с ними. Он подходит и аккуратно, трепетно снимает их, складывая на тумбу к остальным вещам. А после вновь аккуратным движением касается рук, старых мозолей, шрамов. Предельно осторожно, потому что собственные острые когти могут легко повредить кожу. Пускай и подточили, но риск есть. — Садитесь, господин Дилюк, сегодня я буду Вам доказывать, что я неплохо помогаю расслабляться и без алкоголя или сомнительных приключений, — хитро улыбается, усаживая Дилюка на кровати.       Сам же начал что-то искать в своей сумке, побрякивая стеклом. В какой-то момент был выужен достаточно громоздкий флакон с чем-то густым, а следом и более изящный с каким-то маслом. Кэйа стянул с собственных рук перчатки, а после, совсем неожиданно, сел на колени перед пиро мечником, аккуратно взяв его руки в свои, поставив флаконы возле ног. — Даже если ты постоянно занимаешься, заботой не стоит пренебрегать, а то все девушки разбегутся. Состаришься так раньше срока, — усмехается, начав аккуратно массировать кисти. — Кэйа, это бесполезно, — Дилюк закатывает глаза, но всё же чужие пальцы так приятно поглаживают грубую кожу. — Дилюк, — Кэйа поднимает взгляд, смотря уже достаточно строго и холодно, безапелляционно. — Это не просьба, это факт. Я тоже на многое говорил «Это бесполезно», а ты игнорировал меня, ещё и фыркал. Да-да, я про тот остров!       Дилюк с трудом сдержал смешок, смотря на это недовольное лицо. И помнит ведь всё. Улыбку сдержать не получилось. Кэйа театрально отчаянно вздыхает, но в следующее мгновение лица тоже касается улыбка. Как давно не видел таких эмоций на этом лице, как давно они не были так близки. Им понадобилось время, чтобы дойти до таких отношений, даже после всей правды, открывшейся во сне, они не сразу смогли привыкнуть друг к другу. Они слишком сильно отдалились, чтобы мгновенно сойтись. Понадобился месяц, чтобы разобраться со всем, чтобы привыкнуть к компании друг друга, чтоб постепенно восстанавливать доверие. Всё ещё временами проскакивали осадки старых обид, но они почти смогли вернуться в то далекое прошлое, когда они были беззаботными юношами, любящими друг друга так нежно и искренне. Но время это всё же прошло, отношение изменилось, но всё еще отдавало мягким теплом и заботой. Дилюк и Кэйа подзабыли за столько лет, как каждый из них мог быть заботлив и нежен к другому.       И теперь Кэйа неспешно открывал баночку с мазью. От неё сразу запахло чем-то травянистым, но аромат был мягким, обволакивающим, а не резким. Мечник дернулся, когда почувствовал, как прохладная масса коснулась измученной кожи. Её мягко втирают, распределяют по всем мозолям, рубцам, шрамам и загрубевшей коже. Тихий мотив убаюкивал вместе с этими нежными прикосновениями. Кэйа смотрел на руки, обрабатывая всё со знанием своего дела, но вместе с тем проскакивали заботливые поглаживания, небольшой массаж.       Дилюк знал кое-что о Кэйе и это заставляло смотреть на ситуацию иначе. Крио мечник никогда не вставал ни перед кем на колени по своей воле. Раздавленный, разрушенный, но всегда хранил остатки гордости. Поставить на колени его можно лишь насильно, но потом тот, кто это сделал получит месть в двойном эквиваленте. Но сейчас он сидел возле ног, обрабатывая кожу, пускай и не просили об этом. «Ты всегда будешь для меня особенным», — Кэйа сказал это так давно, в далёкой юности, смотря в глаза с такой преданностью и любовью. И, видимо, ничего не изменилось с годами. И от этого сердце защемило. Ради него он поступался своими принципами. — Может, сядешь на кровать? Думаю, тебе будет так удобнее. — Хах, а тебя смущает моё положение? — Кэйа усмехнулся, прижимаясь щекой к колену. — Не волнуйся, мне комфортно, я же говорил тебе, что ты особенный. Перед тобой я не против побыть на коленях.       Улыбается с лёгкой хитрецой, вкладывая подтекст в это простое предложение. Дилюк фыркнул, закатив глаза, но щёк всё же коснулся еле заметный в темноте румянец. Кэйа смеётся и целует руки, наплевав на крем, замирая так на несколько долгих секунд. Как он скучал по таким вечерам. Вспоминались ночи, когда обрабатывал его раны после очередной тренировки или стычки с разбойниками, мазал кремами, а потом затягивал бинты, чтобы потом хвалить за храбрость и обнимать на этой постели со всей нежностью, на какую был способен. — Я хочу заботиться о тебе. Ты сделал для меня слишком много. Я должен отплатить в ответ тем же. И нет, это не вынуждено. Я просто хочу заботиться о тебе также, как и ты заботился обо мне, когда мы были юны. Ты всё ещё та самая трава-светяшка, которая меня вела. Ха-ха, не смотри на меня так, это от всего сердца, никакой лести, — улыбается, смотря в чужие глаза. — Думаю, я бы потерял себя, не встреть тебя. — Пробило на нежности? — лёгкое смущение скользит в голосе, но он больше удивлён такому порыву, такой откровенности. — Есть немного. Ты мне с детства напоминал солнце и я тянулся к тебе. И ты сам ведь протянул руку, не отпускал меня, тянул за собой. Кто из нас ещё к кому больше привязан? — Каждый из нас по-своему привязался. Не подумай, я не имею ввиду, что кто-то меньше, а кто-то больше, — на секунду заполошился, вызывая у Кэйи смешок. — Я про то, что мы оба привязались друг к другу, но по разным причинам. Ты тянулся ко мне, как к свету, а я тянулся к тебе, как к концентрированной жизни. Я вначале хотел помочь тебе, ты был так напуган и потерян, опустошен. Я не мог не протянуть тебе руку. А потом я увидел, как ты расцвел во всей этой заботе. И я уже не хотел никогда отпускать твою руку. Я хотел, чтобы ты всегда был таким счастливым. И, признаюсь, наверное, это очень эгоистично… Но я хотел, чтобы ты продолжал шутить для меня, веселить и рассказывать все эти легенды твоей неизвестной для меня тогда родины. Я хотел, чтобы ты продолжал быть возле меня, позволяя впитывать весь этот неожиданный запал жизни и энергии. — Это не эгоистично, Дилюк, я хотел быть с тобой, хотел, чтобы ты давал мне всю эту любовь и заботу. Нам было друг с другом комфортно тогда. Нет ничего осудительного в том, чтобы хотеть для себя чего-то. Ты ведь ни к чему меня не принуждал. Расслабься, ты сделал достаточно, чтобы получить меня всего, — Кэйа усмехнулся, касаясь грубой кожи рук, втирая остатки крема. — Я так скучал по таким вечерам. — Я тоже, Кэйа, я тоже. Прости за то, что произошло в тот день. Я не смел говорить тебе таких вещей. Я посмел поднять против тебя меч… — Чш, Дилюк, посмотри на меня. Посмотри в мои глаза. Давай, вдох, а теперь выдох. Медленно. А теперь послушай меня, — кладет чужие руки на свои щеки, положив свои поверх. Смотрит глаза в глаза. — Я не белая овечка в этой ситуации. Я не невинен. Я выбрал ужасное время, чтобы рассказать такую правду. Должен был догадаться, что ты прореагируешь резко. Может, если бы я знал о ситуации с Ордо Фавониус, я бы рассказал позже. Но случилось то, что случилось. Просто поклянись мне в том, что это больше никогда не повторится. Пообещай, что мы не скрестим оружие, как враги, что ты больше не будешь делать поспешных выводов. — Конечно, Кэйа, я обещаю, что ситуация не повторится. — Вот и славно. Я же пообещаю тебе больше не лгать, чтобы точно ничего такого не произошло. Я больше не хочу быть один. Я боюсь повторения этого одиночества, — сам не контролирует, как руки сжали сильнее чужие на собственных щеках, угрожая оцарапать когтями. — Ты никогда не будешь больше один, обещаю. Я никогда не покину тебя. Мы с трудом вернули утерянное и я не позволю ничему на этом свете это разрушить вновь. Ты — всё, что у меня осталось. — Взаимно, Дилюк. А теперь отпусти меня, я должен закончить, а то твои руки так и будут наждачкой, как к тебе ещё девушки липнут. — Кэйа! Вообще-то это ты меня держишь. — А…       Кэйа убрал свои руки, немного смутившись, он и не заметил, как вцепился в чужие. По щекам еле-еле мазнул румянец. Пытается отвлечься, сразу продолжая обрабатывать грубую кожу пахучим маслом, втирая его. Комната наполнилась запахом шелковицы и глазурных лилий. На секунду Дилюк удивился этим ароматам, они ведь чисто в Ли Юэ встречаются, но решил оставить вопросы на потом. Сейчас момент стал вновь слишком интимным. Кэйа начал целовать запястья, шрамы, которые жуткой сетью оплетали руки от и до, покрывая собой чуть ли не каждый кусочек кожи, выделяясь на бледной коже. — Кэйа? — Что-то не так, Дилюк? — улыбается привычно нагло, но во взгляде столько нежности и любви, словной в ней можно захлебнуться. — Нет, всё в порядке, — вздыхает и позволяет делать всё, что вздумается, вряд ли он сможет ему сказать «нет».       Кэйа начал расстёгивать пуговицы снизу вверх, открывая для себя постепенно голую кожу, всё также усеянную шрамами и рубцами, некоторые из них совсем ещё свежие, недавние. Пальцы ласково проходятся по ним, почти не касаясь, не надавливая. Лишь лёгким холодном отдаваясь на коже. Руками вверх, приспуская рубашку с плеч, но Дилюк сразу её снимает, чтобы ткань не мешалась. Он чувствовал, к чему всё идёт, и не имел ничего против этого. У них ничего не было до этого момента. Да и личная жизнь в общем за эти годы расставания почти умерла. Он был слишком занят, чтобы найти себе партнёра или партнёршу. Даже разовый секс не мог себе позволить. Несколько раз с теми, кого он почти не помнит уже. На этом всё. Он не чувствовал желания. Но сейчас тело словно вспомнило, что такое близость и возбуждение, резко реагируя на прикосновения и такую незначительную ласку. Теперь из-за элемента Кэйи контраст температур ощущается ещё чётче, чем много лет назад только из-за огненного элемента.       Поцелуи, неспешные и нежные, посыпались на живот, лаская старые шрамы, которые он сам обрабатывал ещё в юности. Замечает новые грубые рубцы, не забыв и их одарить лаской и заботой. Пальцы становятся ощутимо холоднее, медленно поднимаясь с живота к груди, еле-еле поглаживая кожу. Мурашки появились против воли от этого перепада температур. Холод и тепло. Судорожный вздох срывается с губ, и Дилюк ловит на себе внимательный взгляд. Уже отвык от этой привычки Кэйи смотреть на его лицо во время близости. — А ты заметно подкачался, Дилюк. Неудивительно, видя со стороны, как ты обращаешься с двуручным мечом, сложно поверить, что ты вообще человек. Гора мышц. Хах, опять меня обошёл. — Тебе это не нравится? — М, не-а, мне всё очень нравится. Я всё равно ловчее.       Дилюк расслабляется, когда видит в чужом взгляде лишь заинтересованность, никакой обиды или зависти. И в эти слова он верил, сразу вспоминалась юность. Да, он был сильнее, зато Кэйа всегда был проворнее, быстрее, реагировал резче. И всё же слабаком никогда не был, просто не было нужды в такой силе, его одноручный меч нуждался в цепкой хватке и скорости. — Пододвинься к изголовью. Мы же не хотим, чтобы кто-то случайно свалился с постели, — Кэйа фыркнул, что-то вспомнив. — Это было давно и единожды! — Да-да, Дилюк, ты как всегда прав, — улыбается с иронией. — Но пододвинуться стоит.       Пока мечник устраивался ближе к подушкам, Кэйа потянул за ленты, которые держали рубашку на спине. Застёгнутая спереди, она разошлась сзади, освобождая полноценно крылья и перья между ними. Небольшое потягивание, пока встаёт в полный рост. Крылья раскрылись, заняв собой почти всю ширину комнаты, а потом, чуть дернувшись, сложились обратно у спины. И Дилюк смотрел за этим заворожено. Он считал это одним из самых красивых явлений, которое ему довелось увидеть. Особенно красиво с утра, когда силуэт этих крыльев на фоне окна, в котором видно рассвет с пёстрым небом. Они переливаются в свете первых лучей солнца, пока Кэйа жмурит глаза, вдыхая полной грудью воздух, пропитанный запахом винограда и свободы. Произведение искусства.       Кэйа нависает сверху, еле-еле касаясь когтями груди, чувствуя биение сердца под кожей. Наклоняется ниже, целуя желанные бледные губы. Всё ещё больше любви и нежности, чем слепой необузданной страсти. Не закрывает глаз, сохраняя зрительный контакт, пускай Дилюк и чувствовал себя немного смущённо от этого. Он уже отвык от всех этих привычек Кэйи. Забыл, как ему важен зрительный контакт и возможность видеть эмоции партнёра. Когти медленно скользят по груди, чуть царапая, но не оставляя после себя даже красных полос. И так до живота, который поджался под холодными пальцами, стоило только удобнее устроить руку, а не дразнить когтями. Медленно расстёгивает брюки, стаскивая вместе с нижним бельём, отвлекаясь лишь на это да и то, чтобы сложить вещи более-менее, а то выслушает потом пару ласковых за помятый вид.       И в этот момент, когда поцелуй прервался, Дилюк увидел серьёзный старый ожог, идущий по животу и немного заходя на грудь. Было видно, что тогда, когда он появился, о нём никто не заботился и он зажил грубо и криво. Он смотрел на этот ожог и постепенно память заставила вспомнить причину его появления. Их битва, когда он сорвался и поднял против Кэйи не только меч, но и направил на него элементальную магию. Огненный феникс оставил это жуткое напоминание о моменте, когда пути их разошлись. И сейчас вина начала накатывать с новой силой. Рука сама тянется к ожогу, аккуратно касаясь, словно опасаясь, что стоит надавить сильнее, то кожа под пальцами треснет и рассыплется пылью. Кэйа ловит этот виноватый взгляд, полный боли и сожалений. — Прости, Кэйа, я не знал, что… — Он уже не болит. Это напоминание о том, почему мы должны слушать друг друга. Смотри на меня, это прошлое, сейчас ты никогда не дашь этому повториться. — Хорошо, давай продолжим.       Кэйа хмыкнул, целуя бледную щёку, пока одна рука неудобно, но обхватила член. С когтями было достаточно проблем, но Кэйа решителен. Пальцы медленно двинулись вверх-вниз, чтобы приноровиться, но смазки не хватало. Гениальная идея озарила мысли. Флакон с маслом открыли вновь, выливая немного содержимого на член и руку. Тщательно распределяет его и повторяет прошлое движение. Смазанная кожа позволяет скользить, потирая так приятно головку без малейшего ощущения раздражения. Дилюк тяжело дышит, выгибаясь в руках, чувствуя, как кровь всё сильнее приливает к паху. Это только начало, но он готов поклясться, что долго не продержится при такой незначительной стимуляции. — Дилюк, у нас небольшая проблемка. — Мх, что ещё? — Мои когти. Я не смогу тебя растянуть, если ты захочешь побывать снизу. Но можешь единолично побыть сверху, пока остатки проклятья не спадут. — Нет, сегодня я буду снизу, а в следующий раз будешь уже ты. — О, даже так? Всё, что захочет господин Дилюк. — Не обращайся так ко мне. — Как скажешь, господин Дилюк.       Дилюк раздраженно бьёт его в плечо, но мечник лишь смеётся, пускай и правда больше не пытался к нему так обращаться. Был обязан хотя бы раз поддеть его. Целуются вновь, отдавая в этот поцелуй больше страсти. Вторая рука скользнула по сильной груди, аккуратно касаясь сосков. Почти никакого контраста температур, его просто аккуратно трут и мнут, заставляя внизу всё сжиматься на очередную такую ласку. Резкий щипок заставляет шикнуть, но в следующее мгновение с губ срывается удивлённый стон. Раскрасневшегося, налившего кровью соска коснулось что-то невероятно холодное, сжимая. Словно льдом провели по чувствительной коже. — Всё же в элементарной магии так много своих плюсов, согласен со мной? — О Архонты, как ты вообще такое придумываешь? — Талант, Дилюк, талант, — усмехается, опускаясь поцелуями на шею. — Тебе же всё равно нравится, я тебя хорошо знаю. — И я временами об этом сожалею.       Но разговор прервал очередной стон, стоило холодными пальцами провести до самого паха, пару раз проведя ладонью по головке. Кожа ощущалась горячей по сравнению с чужой холодной. Эти прикосновения почти что обжигали, но в следующее мгновение мороз сменился обычным теплом рук. Дилюк дернулся, стоило Кэйе начать опускаться ниже поцелуями. И ни одного укуса, лишь мягкие поцелуи и ласковые прикосновения, дразнящие, но всё такие же нежные. И ведь оно всегда было таким. В юности просто не могли оставлять друг на друге следы, их бы заметили на очередной тренировке, но сейчас в этом не было нужды. Но эта нежность будоражила сильнее, чем если бы Кэйа повёл себя грубо.       Дилюк дышит тяжело, пока поцелуи опускаются ниже. Руки сами тянутся к волосам, чтобы распустить хвост синих волос. Пальцы касаются шеи, даря ей тепло от эти прикосновений и так ниже по спине, но там уже длинные павлиньи перья и мех, который начинается у самого основания шеи. Неуверенно чешет кожу под ним и слышит блаженное мурлыканье. Кэйа закрыл глаза, выгнувшись под это движение. Повторяет действие, пока второй рукой, ставшей благодаря магии почти горячей, гладит шею, опуская её иногда на грудь. — Вот, а говорил, что не будешь так использовать свою элементарную магию, — лёгкий стон сорвался с губ, продолжаясь почти что урчанием.       Крылья, которые были сложены на спине, немного раскрылись, чуть подрагивая. Дилюк смотрел на это в удивлении и… восхищении. Тоже любит перепады температур, но уже скорее тянется к теплу в противовес своему элементу. Поцелуй в шею, нащупывая ускорившийся пульс. Кэйа лишь еле-еле двигал рукой на члене, позволяя Дилюку экспериментировать с его телом и его реакцией. Он и сам ещё плохо знал, как его частично изменившееся под действием проклятья тело себя поведёт на ласку. Зубы еле-еле сжимаются на коже и мечник вновь жмурит глаза, судорожно выдыхая. И Дилюк чувствует, как в этот момент пульс вновь ускорился. — Прикуси, если хочешь, я не против. — Тебе будет больно. — Мх, буду рад хотя бы одному напоминанию о нашем сексе. Давай, Дилюк, пожалуйста.       Мягко лижет тёплым языком чуть прохладную кожу, придерживая с другой стороны шею рукой. Кэйа специально, наклонил голову, открывая чуть больше пространства, давая своё разрешение на эту вольность. Стоило зубам сомкнуться на шее, как чужая рука на члене сжалась, чуть дернувшись, заставляя судорожно выдохнуть и рефлекторно прикусить сильне. Кэйа тихо простонал, чувствуя лёгкую боль, незначительную после стольких лет битв и тренировок, но это другое ощущение. Это приятная боль, отзывающаяся новой волной возбуждения. Это будет сладким напоминанием и отпугнёт посторонних. Пусть там их разорвёт от вопросов, но слухи сделают свою работу и к нему больше не будут подходить знакомиться. Временами он любил эту человеческую натуру с её сплетнями, иногда они шли на пользу. Дилюк отстранился, видя, как на коже расцвёл пока ещё красный след от зубов. — Хах, идём против правил юности. — Так это был бунт? — Ага, как тебе? — Как малый ребёнок.       Вздыхает обречённо под чужой смех и ещё один чувственный поцелуй в губы. Не за это ли он полюбил его? Уставший, травмированный, сейчас он был живым по-настоящему, без всех этих масок. Аккуратно убирает прядь тёмных волос с лица за ухо, чтобы видеть эти глаза. Улыбка сама трогает губы. Он поглаживает чуть холодную кожу щеки, немного выравнивая дыхание. Кэйа расслабился, позволив себе прикрыть глаза и чуть потереться о ласкающую ладонь. Как он скучал по этой нежности и любви. Единственный, кто может утолить его жажду. Единственный, кто может наполнить бездонный сосуд, желающий любви, поддержки и заботы. — Кэйа, где масло? — М? А, да, у меня.       В руку лёг холодный флакон, уже наполовину опустошённый. Но этого должно хватить. Просьбу отодвинуться исполнили мгновенно. Кэйа перестал нависать, спустившись к самым ногам, вместе с тем начав стягивать с себя брюки и бельё, краем глаза наблюдая за тем, как Дилюк перевернулся на живот, выливая себе в ладонь масло, согревая его своей магией. У них двоих давно уже ничего не было, всё ощущалось почти также, как в давней юности, когда они пробовали делать что-то такое в первый раз. Но сейчас Кэйа был беспомощен, когти не позволяли ему даже попробовать помочь. Он лишь может смотреть на сильную спину, всё также исполосованную шрамами и грубыми рубцами. Да и у него самого ситуация не лучше. Стоило снять полностью рубашку, как видна стала сетка шрамов, покрывающая живот и часть груди. Особенно досталось рукам, и пускай кожа кистей была мягкой, по ней тоже пролегли шрамы и какие-то старые мелкие ожоги. Жизнь их помотала знатно. — Помочь? — Сам справлюсь.       Это слетело с губ рефлекторно. Дилюк разучился просить кого-то о помощи, привык всё делать сам от и до. Но это, прозвучало, наверное, слишком грубо. Он оборачивается на партнёра, но видит на его лице лишь улыбку. Кэйа не обижается на такие слова. — Ах, как грубо, господин Дилюк. Но не волнуйтесь, я не обижен. — Кэйа. — Пф, прости-прости. Больше не буду, обещаю. Насчёт твоей непреклонной самостоятельности… У нас ещё будет время над этим поработать, не волнуйся.       Дилюк улыбнулся, чувствуя облегчение. Он верит этим словам. А пока медленно заводит руку за спину, начиная медленно растягивать себя. Тело отвыкшее, слишком тугое. Первый палец входит всего на одну фалангу и это отзывается дискомфортом, но продолжает разминать стенки, подготавливая себя. У него нет уверенности, что всё получится, но есть упорство. Холодные ладони касаются спины, заставляя выгнуться. Они поглаживали кожу, твёрдые мышцы, очерчивали позвоночник. Коготь поддел резинку, стягивая её и роняя в многочисленные складки постельного белья. Алые волосы рассыпались по спине и плечам, ложась на белые простыни. Очередная игра контрастов, завораживающая своим видом. Волосы мягко перебирают, накручивая редкие пряди. Волосы были слегка жестковаты, но для Кэйи они всегда будут самыми мягкими, самыми дорогими. Поцелуй коснулся самой макушки, а одна из рук, немного направляя, заставила войти глубже. Расслабившийся Дилюк поддался, ощущая, что дело действительно пошло проще. — Используй свой пиро навык, так будет легче.       И он слушался, нагревая собственную руку. Мягко двигает пальцем внутри, постепенно растягивая себя. Ощущение было таким забытым, непривычным, но дискомфорт постепенно уходил. Чужая рука вновь коснулась члена, начав его медленно надрачивать, иногда обжигая нежную кожу холодком. И каждый раз с губ почти срывался стон, но вместо него выходили лишь сиплые выдохи и мычание в подушку. Он чувствовал себя не совсем уютно от осознания, что его такого уязвимого видят со стороны. И это сдерживало голос. Им предстоит ещё много работы. — О Архонты, Кэйа, медленней. — Ничто не мешает тебе кончить сейчас. Давай, расслабишься как раз.       Рука ускорилась, иногда зацикливаясь на одной чувствительной головке, потирая её, мешая масло и смазку, доводя до сиплых редких стонов. Палец двигался внутри почти без какого-либо дискомфорта. Дилюк медленно протолкнул второй, чувствуя эту странную наполненность острее, ощутимее. На секунду напрягается, сжимая собственные пальцы до легкого дискомфорта, но рука на члене не дала зациклиться, отвлекая на это настойчивое удовольствие. Весь пах жгло от предчувствия скорого оргазма, который заставлял судорожно толкаться в ласкающую ладонь, такую контрастно прохладную в некоторые моменты. — Двигай пальцами, не волнуйся, всё остальное я сделаю сам. Ты можешь довериться мне.       Дилюк с трудом и мысленными уговорами самого себя позволил себе попытку расслабиться, отдаваясь этим движением, медленно растягивая себя сзади, чувствуя отчаянное сопротивление. Но стоило ощущениям в паху обостриться, отдаваясь мелкими колючими искрами удовольствия, как стало легче, мышцы начали то напрягаться, то расслабляться. Оргазм был резким, обжигающим внутренности. Стон утонул в подушке, но не дрожь, пронзившая тело. Его мягко гладили по спине, пока мышцы блаженно сокращались, а стимуляция продолжалась, словно из него выдаивали всё до последней капли. Слишком много стимуляции, но вместе с тем хотелось ещё немного. Сквозь вату слышит просьбу продолжить растягивать себя. Пальцы не слушаются так, как надо, но Дилюк пытался, ощущая, как расслабились мышцы, позволяя с большей лёгкостью разминать себя. — Хватит, — голос срывается, но он знает, что его слышат. — Хорошо, Дилюк. Всё, что пожелаешь.       Звучит с лёгкой иронией, но рука исчезает мгновенно, перемещаясь на ягодицу, еле-еле касаясь её когтями, заставляя немного сжаться, чтобы потом ощутить лёгкий прилив возбуждения. Но пока нужен небольшой перерыв. Впервые рад тому, что не помнит, как именно его растягивал Кэйа, доставляя вместе с тем удовольствие, потому что по ощущениям его бы разорвало на мелкие кусочки, если бы и это отзывалось волнами удовольствия после такого быстрого, но желанного оргазма.       Постепенно растяжка подходила к концу, в какой-то момент внутрь вошёл и третий палец, пока по спине, по шрамам, начали рассыпать мелкие нежные поцелуи, словно извинения за то, что когда-то был не рядом, за то, что позволил им появиться. Кэйа мурчал какое-то нежности, чувствуя от этой картины смесь возбуждения и благоговения, благодарности. Ему открыли спину, позволили вести. Он догадывался, как тяжело Дилюку дается это. Они вдвоем разучились доверять кому-то, тем более открывать спину. Это всегда сулило им проблемами и болью. Но сейчас они вспоминали прошлое, начинали всё с чистого листа, стараясь подпустить себя друг к другу, как когда-то давно. Из-за этого не спешили, отдаваясь этим чувствам, давая друг другу привыкнуть. — Я готов.       Дилюк вынул из себя пальцы, чувствуя неприятную опустошённость после вечного ощущения заполненности. Он приподнимается, вставая в коленно-локтевую, приподнимая с простыней грудь. Кэйа устроился удобнее сзади, аккуратно укладывая одну руку на талию, ощущая крепкие мышцы под кожей, а другой сначала убрал пылающие в темноте комнаты волосы на одну сторону, чтобы потом положить ладонь на ягодицу, стараясь ничего не задеть когтями. Медленно целует шею, аккуратно пристраиваясь в этот момент, направляя член внутрь. Неспешно, боясь ранить или как-то навредить. Головка входила туго, с лёгким чувством дискомфорта для Кэйи. Тело под ним напряглось, сжимаясь лишь сильней, стоило войти лишь так. Мышцы задеревенели под руками. — Дилюк, тебе больно? — Нет, Кэйа, двигайся. — Ай-яй-яй, Дилюк, мне казалось, ты всегда был со мной честен, — тон под конец становится жестким, сменяя шутливость на серьёзность. — Повторяю, тебе больно? — Терпимо. Кэйа, прекрати этот допрос, просто двигайся. — Нет.       Дилюк резко обернулся на этот голос, пропитанный уверенностью и холодом. Головка члена покинула тело, а сам Кэйа сел сзади него, смотря почти осуждающе, словно его как-то лично задели. Он аккуратно, стараясь не оцарапать, оттянул края входа, ощущая, как мышцы мгновенно сжались даже на такой жест. Флакон масла отыскали на ощупь, выливая внутрь почти все остатки содержимого, чтобы последнюю порцию вылить на член, лучше смазывая его. — Давай ещё немного подождём и получше растянем тебя. Я не хочу быть злодеем и вредить тебе. — Кэйа, я и так слишком долго и заставляю тебя ждать, — в голосе проскользнула обречённость. — Что? Ты серьёзно?       Плечи Дилюка резко опустились и он весь стал выглядеть так, словно пытался стать меньше и избежать удивлённого взгляда. Кэйа вздохнул и ласково провёл по плечу ладонью, вместе с тем целуя лопатки, шею. — Дилюк, послушай, ты не должен вредить себе ради меня. Мне не сложно подождать. Я же дождался нашего воссоединения. Так что давай сейчас просто исправим небольшую ошибку. Не лги мне только. Ложь нас опять выведет к ссоре. Давай, три пальца. Туго?       Дилюк вздохнул, стараясь собраться, но нежные прикосновения подталкивали к принятию, видимо, у Кэйи опыта было больше, либо помнил лучше их робкую юность с первыми попытками. Аккуратно проталкивает внутрь сразу три пальца, ощущая, как туго стенки обхватили их. — Да, туго. — Ну вот, давай, медленно разводи их. Если больно будет, то начни медленно все вместе их сгибать в одну сторону.       Дилюк послушно следовал указаниям, чувствуя, как постепенно стенки поддавались под аккуратными движениями и обилием масла. Кэйа сзади закопошился, меняя положение, но оборачиваться не хотелось, пока когти не коснулись бёдер и их внутренней стороны. И вместе с тем тяжёлое дыхание обожгло пах. Не успел даже дернуться или как-то воспротивиться, а язык уже коснулся головки, потом мягкие губы. И их холод заставил вновь выгнуться, сжимаясь вокруг пальцев. — Что ты вообще… — Чш, мне не сложно. Потом будем тебя отучивать считать, что ты всего не достоин. — Делай, что хочешь. — Ха, не стоит мне так сильно развязывать руки.       Губы скользили по стволу, не беря полноценно в рот, зацеловывая нежную кожу, обводя языком заметные вены. Чередует тепло тела и холод элемента, заставляя вздрагивать всем телом, а живот поджиматься. Облизывает головку по кругу, подразнивая чужое желание. Член крепко стоял, обжигая прохладную кожу своим жаром. Аккуратно берут в рот, принимая постепенно всё больше и больше, но больше половины не получалось. Рвотный рефлекс стал преградой, головка уперлась в стенку горла. Смаргивает неожиданные слёзы и берёт меньше. Лучше уж так, чем давиться и испытывать дискомфорт. Мягко посасывает, сжимая в этом мягком плену из языка и губ.       Дилюк дышит тяжело, загнанно, но всё же стоны срываются с губ от такой стимуляции. Уже и забыл, что у Кэйи никогда не было трудностей с подобным. Иногда складывалось ощущение, что ему вообще не знакомо слово «брезгливость». Третий палец двигается свободно, мышцы спокойно расходились под их давлением, иногда отзываясь каким-то забытым удовольствием. И всё это слишком быстро вело к новому оргазму. — Стой! Я готов. В этот раз точно.       Кэйа в последний раз лизнул головку, наблюдая за тем, как член дёрнулся на такой незначительный жест, но всё же отстраняется, выползая из-под Дилюка, хотя положение между его бедёр ему понравилось. Вновь пристраивается сзади, аккуратно проталкивая головку, чувствуя, как его легко пропускает внутрь. Теперь никакого дискомфорта, никакого напряжения. Лишь сиплый, почти синхронный выдох от них двоих. Аккуратно движется, погружая член всё больше и больше, внимательно следя за реакцией партнера, судорожно сжимая руку на талии, не ощущая какого-то напряжения. Оно было, но осадочное, не такое, как в прошлый раз. Просто от непривычки.       Входит так до самого конца и блаженный стон срывается с губ, вместе с мягким поглаживанием ягодицы. Кэйа всегда всё делал на показ. Ему не стыдно быть шумным, не стыдно стонать в голос, показывая, как ему хорошо. Это смущало и вместе с тем приятно поражало. Потому что Дилюк бы понял фальшь, но это были искренние звуки. Никак не ограничивает себя, словно стараясь отыграться за всё, пытаясь доказать, что в этом нет ничего такого. И не важно кому, самому себе или партнёру.       Первые толчки были аккуратными, медленными. Выходил немного и толкался обратно. Крылья напряжённо раскрылись, подрагивая. Кэйа не мог передать по-человечески, как ему хорошо, но они вполне открыто обо всём говорили, только вот этого никто не видел. Дилюк позволил себе несколько стонов, когда угол проникновения сменился. Что-то внутри начали стимулировать, и это было такое странное чувство. На секунду появилось желание дать по тормозам, но решает привыкнуть, приноровиться к нему. Не больно, но непонятное ощущение, смесь удовольствия и чего-то странного. Но второе почти что с концами потерялось, стоило почувствовать руку на члене, начавшую медленно надрачивать, иногда зажимая у основания, каждый раз оттягивая оргазм и близкое к нему чувство, после которого всё становилось в разы чувствительнее. — Сменим позу?       Дилюку хватило сил лишь кивнуть, помогая перевернуть себя на спину. И он сразу же понял, как рад этому. Он видит этот блеск в чужих глазах, эти раскрасневшиеся губы, взгляд, полный любви, вожделения и обожания. Судорожно поднимающаяся и опускающаяся грудь и эти напряжённые крылья, величественные и мощные в таком положении. Они подрагивали и изредка двигались, словно собираясь сделать взмах, но вместо этого опускаются ниже, будто стараясь оградить от окружающего мира. Поцелуй получается смазанным, член легко входит полностью, выбивая сиплый выдох с губ. И Кэйа вновь начинает поддерживать зрительный контакт. И уже это немного смущает и провоцирует отвести взгляд. Но Дилюк смотрит в ответ до последнего, стараясь бороться с этим желанием. Ведёт руками по такой же истерзанной, как и у него самого груди, касаясь шрамов и этого ужасного ожога, но, приложив усилие, не зацикливается на нём, поднимаясь вверх до плеч, чувствуя, как мех начал щекотать руки.       Толчки начинают ускоряться и Дилюк позволяет себе чуть более громкие стоны, притягивая Кэйю плотнее к себе руками и ногой, закинутой на его поясницу. Кончить хотелось невозможно, но чужие прохладные руки, пускай и ласкали тело, но одна из них пережала член, не давая закончить так скоро. Тут уже хотелось просить, но не в его стиле так легко сдаться. Да и видно было, что мечник тоже уже был на исходе своих сил, он ведь так долго ждал того момента, как сможет войти внутрь. Но всё ещё никаких укусов или грубых действий. Быстро, местами резко, но никакой боли, лишь непривычное удовольствие, разливающееся под кожей уже ядом от этого отсутствия возможности закончить. Пах горел от этого невыносимого желания. Пару движений и всё, пытка закончится, но Кэйа оттягивает, заставляет дождаться себя. Глупо и романтично, но это почти принцип, традиция. И сам когда-то делал что-то подобное в его сторону, но раньше, в юности. Видимо, возвращает должок, с его-то памятью. — Всё помнишь же. — Такая работа, Дилюк. От этого так устаешь, но сейчас это маленькое исключение.       Целует открытую шею, пока Дилюк запрокидывает голову, оглушая комнату звонким стоном. Это для него уже почти слишком. Стимулируют спереди, двигая рукой только у самой головки, иногда щекоча когтями живот и грудь, прихватив сосок. И вновь холод обжигает шею и пах. Играется с температурой даже в такой момент. Крылья закрыли собой всё пространство, оставляя их словно в полном одиночестве в этом мире. И множество смазанных поцелуев и стонов, где уже сложно разобрать, где чей. Но и это удовольствие не может длиться вечно.       Кэйа ускорился, завершая всё последними толчками, вместе с тем убирая руку от чужого члена. И этого было достаточно, чтобы Дилюк впился в чужое плечо, издавая задушенный стон в поцелуй. Ещё пара движений и Кэйа изливается на его живот, позволяя себе такой же чувственный стон. Рагоряченные тела, которые ещё не покинула дрожь пережитого удовольствия, прижимались друг к другу, как в последний раз. И Дилюк увидел в этот момент, как крылья дернулись, расправляясь и делая резкий взмах. Несколько перьев полетели на постель вместе с потоком воздуха. И пиро мечник был готов поклясться, что это было самое красивое, что он видел. Это лицо, полное удовольствия, напряжённое тело и крылья, распахнутые, даже в темноте комнаты словно поблескивающие всеми оттенками синего.       Кэйа с трудом свел крылья, складывая их за спиной. Они всё ещё мелко дрожали, пока тело уже постепенно успокаивалось, пускай было всё ещё слишком разгоряченным. Аккуратно укладывается рядом, обнимая и вместе с тем утыкаясь лицом в изгиб шеи, вслушиваясь в пульс, что постепенно приходил в норму, возвращаясь к размеренному ритму. Дилюк чувствовал себя опустошенно. Марево оргазма ещё не покинуло его, но всё тело ощущалось одновременно расслабленно и словно налившимся свинцом. Теперь точно невыносимо хотелось спать. Но смесь чужой и собственной спермы на животе давала понять, что сначала его ждёт ванна. — Кэйа, отпусти, мне надо всё это отмыть. Тебе бы желательно тоже. — М? Хочешь, я тебя понесу? — Ну, — Дилюк замялся, ему бы хотелось, сил совсем не было, но. — Не в этот раз. Я сам. — Хорошо, я тогда тебя подожду и схожу после.       Не в этот раз, но когда-нибудь позволит себе полную слабость, позволит себе отдать кому-то контроль и побыть ведомым хотя бы в постели. Поочереди сходив в душ и поменяв постельное белье, они вернулись к кровати. Кэйа мягко вычесывал запутавшиеся волосы, перебирая яркие даже в темноте пряди. Ласково заплетает слабую косу, вспоминая далёкую юность. Вот они ещё юнцы, сидят на этой же постели, заплетая друг другу косы, смеясь с результата. Тёплая улыбка расцвела на лице. Всё повторяется, словно ничего не произошло, и это грело сердце. Вот только собственные волосы в своё время он почти до конца срезал, остался только небольшой, но длинный хвост из нескольких прядей. Истерический порыв, о котором сейчас жалеет. Но не время для грустных мыслей, да? Нельзя быть слабым, нельзя вываливать на него свои проблемы и переживания, ему и так тяжело. Хотя бы не сейчас, когда они наконец-то расслабились, открылись чуть больше. — Как в юности, верно? — Верно, не думал, что ты это помнишь. — Не мог забыть ту прическу у тебя, — Кэйа смеётся, завязывая ленту на косе. — Это было что-то с чем-то.       Тихий смех в тишине комнаты. Дилюк откинулся на грудь Кэйи, выдыхая с чувством всепоглощающего спокойствия и комфорта. Хотелось лишь лечь спать. Он укладывается на подушки, раскрывая руки, словно для объятий. И этот жест заставил внутри Кэйи всё сжаться, а глаза защипать. Слишком интимный жест из прошлого. Он укладывает голову ему на грудь, прижимаясь к почти обнажённому телу. Вслушивается в биение сердца, чувствуя покой и безопасность. Как давно он так себя не чувствовал. Тёплая рука гладит по крыльям и перьям между ним, так аккуратно, боясь повредить их. Мягкий поцелуй в волосы, и Кэйа кусает губу в попытках сдержать слёзы. Он вновь любим спустя столько лет. — Спасибо, — тихо и хрипло.       Дилюк смотрит на макушку, чувствуя дрожь чужого тела и слыша тихий всхлип. Его сильнее сжимают в объятиях, когти прошлись по боку, но никак не поцарапали. Вздох срывается с губ, он подтягивает одеяло, укрывая Кэйю, а потом просто продолжает поглаживать его по спине и шее, зарываясь в мех. Шептать утешение глупо, тут стоит просто дать волю слезам. — Ты никогда не будешь одинок. Я всегда буду рядом.       Засыпают они в таких крепких объятиях, чувствуя себя на своём месте, там, где им лучше всего. Когда-нибудь боль отпустит, но я пока они продолжат помогать друг другу с последствиями прошлого.