Притяжение

***

      Всё ощущается гранями. Излишним сюрреализмом и острой реальностью. Сейран тяжело оседает на диван и с маньячной въедливостью отматывает репортаж снова и снова рассматривая каждую деталь и отчаянно пытаясь не нервничать, как советовал врач.       Советы врача катятся к чертям, потому что пульс подскакивает до наверняка опасных мерок. Только подгоняясь каждым словом Ферита.       Ноготь с отросшим маникюром глухо стукается об экран планшета отматывая смазанное интервью к началу.       Вот Халис-бей тяжело идёт из главного офиса компании смотря на всё и на всех из-за насупленных бровей. Ястребом его маленькие, чёрные глаза, что когда-то казались ей оплотом мудрости и справедливости, теперь стреляют в парочку журналистов, хиленькой толпой собирающихся вокруг небезызвестных Корханов.       Ферит, осунувшийся и бледный, но уверенно подталкивающий Кайю к краю, дальше от их общего дедушки.Чтоб встать по правую его руку. Жирно подчёркивая иерархию даже таким простым жестом.       — Господин Халис, добрый вечер, очень много событий произошло, не могли бы вы прокомментировать кое-что? Ваша семья сейчас проходит не самые лёгкие времена.       — Конечно, — с тяжёлом, будто вынужденном вздохом, старик останавливается и вальяжно опирается на трость, выпрямляясь на фоне красивой вывеске холдинга.       Позже Эдже отметит, практически вскользь, что удачный ракурс и формулировка вопросов выглядят слишком уж слажено. А Сейран увидит, как на руках всех троих мужчин красуются часы, кольца или цепочки новой коллекции Корханов.       — Господин Халис, недавно был поднят скандал на свадьбе вашего… — многозначное молчание репортера, что длится несколько секунд, подталкивает хоть кого-то обозначить истинное родство Кайи и остальных, но Халис выдает лишь шипящее, но приправленное по-старчески мягкой улыбкой «дорогого родственника», — Да, разумеется. Но на знаменательное событие приехала ещё и девушка, что как выяснилось, беременна ребёнка господина Ферита…у вас есть какие-то комментарии к этому?       Словно вся картина сгущается от чуть недовольного и прямо-таки наполненного ложным стыдом главы семьи. Ферит резво подаёт голос и с явным лукавствам отвечает за деда.       — У меня есть, господин, — его улыбка умасливающая и так и сквозящая очарование чертёнка, — Думаю, лучше мне ответить на этот вопрос, — он чуть смущённо смеется, обнажая идеально ровные зубы, — В конце концов, этот вопрос напрямую связан со мной и находится в моей зоне ответственности. А я не из тех мужчин, что её избегают.       Слушая репортаж в первый раз Сейран даже не поверила ушам. Но увидев спокойное и ничуть не смущённое откровенной ложью лицо Ферита отрицание быстро перешло в негодование.       — Так вот, госпожа Пелин, девушка, что приехала за своим дядей на свадьбу, действительно вынашивает моего ребёнка, — она эфемерно ощущает удар под дых, даже слушая комментарии далеко не впервые. — У нас были отношения до моей свадьбы, а после она уехала в Лондон для учёбы. Это были сложные отношения для нас обоих, но мы смогли расстаться на хорошей ноте. После я…обрёл счастье и любовь в лице моей жены Сейран, но как оказалось ситуация в разы сложнее, чем она казалось.       Было видно, как Ферит всегда легко орудующий языком путается и теряется, но с каждым косым взглядом, вскользь брошенным на деда, он словно глотал уверенности.       — Но мы не отказываемся от ответственности и ни в коем случае не бросаем девушку на произвол судьбы, — отмечает дед, приглаживая седые усы рукой с ярко блистающей печаткой, — Хотя, конечно…мой внук по неопытности и горячности крови проявил некоторую безответственность. Но все совершают ошибки, правда?       — Правда, — с готовностью отвечает репортёр, — Также ходят слухи, что Госпожа Сейран ушла от господина Ферита и в университет теперь добирается на автобусе, а не с личным водителем. Не могли бы вы прокомментировать и этот факт?       Лицо Ферита меняется. Неопытному человеку это будет и не понятно, но Сейран видит. Видит и впитывает с ужасающей жадностью как темные, непомерно густые брови чуть хмурятся, а губы поджимаются, словно в неудовольствии. Глаза наливаются болезненный усилием и некоторой потерянностью. Ферит молчит дольше, чем принято брать на раздумья.       — Наша невестка очень расстроена случившимся, — говорит Халис с неодобрительным взглядом на внука. Все больше верится, что всё это лишь маскарад и каждый вопрос был передан заранее, чтоб придумать подходящий ответ, — Несмотря на то, что…мой внук состоял в отношениях лишь до брака и также был шокирован объявлением Госпожи Пелин, Сейран, к сожалению, не дала ничего толком объяснить. Устроила скандал и убежала из дома так, что потом её привез вообще не знакомый человек.       — Дедушка, — Сейран не столько слышит шипение Ферита, сколько видит по губам.       — Очень жаль, что их чудесная история любви, что так неожиданно началась в Антепе, теперь омрачается фактом прошлых ошибок, — заканчивает Халис и смотрит исподлобья на репортера.       — То есть госпожа Сейран не знает, что господин Ферит не имел иных отношений в период их брака?       Халис Корхан смотрит на Ферита фирменным взглядом и внук, колеблясь секунды, все же отвечает: — Я пытался объяснить ей и я чётко обозначил, что никаких измен в нашем браке не было и я всегда был верен ей. Мои душа, сердце и тело, — Ферит усмехается моложавой, чуть смущённой улыбкой, на которую каждый старший человек лишь умилится, — принадлежали только ей и ей одной с нашей первой встречи. Это правда. Никого дороже Сейран у меня нет и единственное чего я желаю, это ее возвращения в наш дом… Но она, к сожалению, не готова меня выслушать или даже встретиться.       Бедняжка.       Каков ангел. Сама невинность. Словно не он лгал ей неделями, а то и месяцами. Словно не он заявил ей быть спокойнее и принять ситуацию.       Сейран чувствовала, как в груди рождается злость. Бессильная ярость. Пробуждающее желание закричать или разломать что-то. Желательно хребет муженьку.       — И разумеется, её негодование понятно, но и мы тоже ничего не знали и хотели бы, чтобы молодые решили все непонимания между собой, как взрослые люди, — подытоживает Халис с неведомой ему мудростью и рассудительностью. — Я всё же надеюсь, что моя невестка Сейран, что стала нам всем дочерью и истинной семьёй, подумает ещё раз и даст шанс своему мужу хотя бы на объяснение.       Снисходительность в тоне её добивает, заставляя с гневом откинуть планшет на другую сторону дивана и с силой поколотить подушку.       Ее выставляют импульсивной дурой.       Незрелой идиоткой, что только готова хлопать дверьми.       Словно Фериту не дали объясниться. А он невинен, словно младенец.       И как никому из репортёров не пришло в голову осведомиться о сроках? Что они женаты почти год, а ребёнок всё ещё в животе у матери?       Сейран зубами вцепляется в несчастную подушку и глухо кричит в плотные комки пуха. Слёзы, которые она поклялась больше никогда не иметь на своих веках, снова появляются, подталкиваемые тяжелом, почти болезненном комом в горле.       Внутри словно колет пустотой и болезненным спазмом одновременно, а недавний ужин угрожающе поднимается в желудке обратно по пищеводу. Она ощущает себя маленькой птичкой колибри, что бессмысленно бьётся о стенки клетки.       — Были слухи об ухудшении вашего здоровья, Халис-бей…       Смехотворное интервью продолжается, но самая интересная часть для неё уже прошла. Сейчас Халис Корхан скажет, что конечно, события стали невероятным стрессом для него, но он все равно решил во что бы то не стало появиться на ежегодном собрании акционеров и директоров, как глава бизнеса.       Потом репортер задаст неудобный вопрос о будущем компании и Халис с убеждением скажет, что бизнес перейдет в надёжные руки его сына, а после внука и с благословением Аллаха семья Корханов не будет знать бед.       А с проклятий Сейран они потонут в них.       По рукам идёт мелкая дрожь, но часть ее думает, что это плод воспалённого воображения. И её тело, что привыкло быть в стрессе, просто добавляет ещё, что завершить её ночное открытие полноценной истерикой и слезами.       Но восьмом выдохе, глубоком и шумном, как учила сестра, становится не легче, нет, скорее терпимей. В конце концов, что ей Ферит сейчас? Он предавал её столько раз, чего ожидать сейчас, когда Корхановская святыня, их так сильно охраняемая репутация, оказывается под риском быть обрызганной ими же затоптанной грязью.       Через полчаса она уже на кухне, сонно зевает во весь рот даже не прикрываясь. Левую руку жжёт горячим фарфором, где кажется будто и не планирует остывать чёрный чай. Часть ее думает взяться за рисование, раз уж сон не идёт. Но в последнее время из-под карандаша выходит только нечто уродливое и сюрреалистичное. Обида и злость, что остаются в ней из-за Ферита влияют на неё всю. И бесит это до чёртиков.       Ни Фериит, ни один другой из Корханов не заслуживает ни капли её мыслей. Так как же избавиться от всего? Как выбросить всё из головы и унять обиду подлым червячком сьедающую изнутри?       Месть?       Хорошее дело для падших душой людей. Для самых отчаянных и потонувших в злости. Но не такая ли она сейчас?       Даже святой обозлился бы, забери у него всё привычное в жизни, растопчи и опозорь его самый близкий и доверенный человек, что уж говорить о смертной Сейран?       Сознание рассекают стремительные, но почти ленные мысли.       Как же ей избавиться от этого?       Игнорировать и идти дальше?       Позволить встречу с Феритом и забить его кулаками?       Прийти на развод под руку с каким-нибудь однокурсником и дать ему погрязнуть в ревности?       Или принять предложение об интервью и опозорить его на всю страну?       Вывалить всю правду, разрушить репутацию Корханов, не тая ни семейные связи, ни реальность происходящего за высоким резным забором? Напомнить о сроках беременности и дате их свадьбы? Тут уж не отделаешься.       А заодно раскрыть отца и его побои, чтоб в случае чего всю вину сразу скинули на него.       Сейран беспокойно встаёт и нервно вышагивает четыре круга по маленькой кухне, больно задевая стол бедром. Мысли шебуршат неровным роем в голове, как атомы в молекуле при нагревании, разгоняясь до невиданных скоростей.       Не она первая это начала.       Но сколько же можно рассказать…как можно вывернуть факты и горсткой слов опрокинуть великую семью Халиса.       Ферит не хочет развестись с ней? Ищет встречи и надеется вернуть? Сейран поднимет столько шуму, что муженьку останется только мечтать избавиться от нее быстрее.       Сейран сидит до утра на тесной кухоньке в студенческой квартире и так и не смыкает глаз той ночью. Фразы, контекст и примерный список вопросов так и крутятся в беспокойной голове. Маленькая искра женской ярости под славным эффектом домино начала собой пока ещё маленький пожар.       Но одно ясно точно: Корханы, что посеяли сквозной, пробирающей до мурашет ветерок, скоро будут пожинать чистейшую и неумолимую в своём разрушении бурю.

***

      Следующая новость ощущается пощёчиной, что сбивает с толку и отзывается глухой обидой.       Суна идёт искать горничную, что убиралась в комнате Пелин, чтоб собрать ее базовые принадлежности. Сама она ни в жизни не прикоснется к ним.       И горничную она находит. Очень занятую просмотром видео прямо посреди коридора.       Она почти окликивает ее, когда слышит знакомое сочетание имени и фамилии. Когда слышит набор фраз, что пока вызывают только недоумение.       — Госпожа Суна! — девушка взвизгивает и отскакивает на пару шагов, выронив телефон. — Аллах, у меня чуть сердце не остановилось… Госпожа, это не…я…прошу вас…       — Извини, Айшен, — она спокойна, пока просто любопытна, — Что это?       — Видео, — быстро отвечает девушка и тянется к гаджету, почти касаясь ее руки, — Это…это репортаж или интервью…вышло недавно.       — Могу я…? — она уже тапает по сенсору…       Это ничто иное, как фарс.       Очевидный маскарад, где заказаны, а вернее проплачены, каждая минута и каждое слово.       И всё ради одной цели: удержать Корханов на плаву.       Врут и изворачиваются, как только можно.       Всё, что угодно лишь бы остаться в выигрыше.       Сейран выставляют круглой дурой и невозможной истеричкой. Ферита святым и недопонятым. А Халиса сердобольным, но истощенным проблемами семьи стариком.       А Кайя… Суна чувствует…неудовлетворение и раздражение, перетекающее в злость.       То, как Ферит отталкивает его, чтоб встать по правую сторону, с каким превосходством оставляет его топтаться на месте позади в недоумении, прежде чем пристроиться слева. Как некто запасной и не важный. Явно не как рассматриваемый в серьёз. И уж никак не один из наследников компании. Проценты, что Нюкет всё же смогла получить, которые вселяли в Суну надежду кажутся совсем уж незначительными. И ничего не меняющими в отношении позиции Кайи.       К Кайе отнеслись лишь как к «дорогому родственнику». Перед репортёрами, общественностью, самими Корханами.       С языка Халис сорвалось слово «доля». Но какова она и что значит в сегодняшних реалиях?       Кайе не дали сказать ни слова, к нему даже ни разу не обратились. Ни из любопытства, не из вежливости. Халис и Ферит были под светом сафитов. Лишь самый младший из Корханов выглядел или же был представлен как значимая фигура.       А ещё она узнает обо всём из третьих рук.       — Госпожа? — Айшен звучит ближе и обеспокоенной.       — Всё в порядке, — на автомате отвечает Суна. Пелин и ее вещи уходят на второй план, пока она марширует обратно в комнату, где её, вероятно, уже заждались.       Кайя сидит на диване в их комнате и бездумно отбивает ритм ногой.       — А где вещи? — спрашивает её муж с недоумением, поднимая глаза.       — На выходе из компании вас подловили репортёры.       Лишь предельное внимание позволяет ей заметить, как легко он вздрагивает. Как секундно задерживает дыхание, прежде чем нервно облизнуть губы и потереть подбородок ладонью.       — Откуда ты знаешь? — он держится спокойнее, чем ожидалось.       — Айшен смотрела его в коридоре и я услышала, — Суну чувствует легкие мурашки по телу и смесь необъяснимого волнения. — Как…как давно это было?       Часть ее чувствует, что момент сейчас необъяснимо важен.       — Несколько дней назад, — расплывчато отвечает Кайя переступая с ноги на ногу. — Когда Халис сообщил, что включает меня и маму в список наследников.       Она непроизвольно морщится от непонимания и тут же расслабляет лицо, зная, как нелепо выглядит в такие моменты.       — Это… не имеет смысла и…       — Знаю, — отвечает Кайя не дав ей закончить, — Но мама сказала, что он показал ей новое завещание, которое скоро заверит юрист.       — Тогда почему…почему…— она теряется в словах, не зная, как мягче подобрать выражение, — Он…ну…       — Не потрудился включить меня в беседу? Потому что моя мама родилась вне брака и это очередной удар по репутации Халиса.       — А больше он их потянуть не может.       С натяжкой и очень большим старанием Суна постаралась уложить такое в голову.       Всё ещё есть вероятность, что это лишь ради обеления Ферита.       Чертов Ферит. Всегда и везде он.       — Мне нужно было предупредить тебя, — Начинает Кайя мягко шагая к ней. Суна не смеет говорить, что сделать надо было именно так. — Но после за ужином всё устаканилось и…я решил не давать тебе больше пищи для размышлений. Ты и так кажешься достаточно задумчивой.       Он снова подцепает этот край и предлагает ей открыться. Отец, Сейран, месть, Тарык, бумаги и многое другое.       — Вокруг происходит много вещей… — отвечает Суна с мягкой улыбкой.       Не сегодня. Решает она. Не когда Пелин в больнице. Не когда все как на иголках. Но может когда-нибудь скоро? Довериться человеку сложно, но и куш велик.       Суна медленно целует его губы. Аккуратно и нежно, стараясь черпнуть поддержки и уверенности.       — Суна, — говорит Кайя, отводя ее лицо и смотря слишком пронзительно искренни, позволяя увидеть не просто мягкость до неё, но и пригоршню беспокойства или даже страха. С долей неуверенности продолжает — Нам нужно в больницу сейчас, хорошо? Но…мы можем вернуться к этому после.       Суна кивает, позволяя мыслям неровным вихрем закрутиться вокруг Пелин и её ребёнка.

***

      Ферит громко вздохнул.       Снова.       Страдальчески, беспокойно и непередаваемо громко в гробовой тишине зоны ожидания около реанимации, куда совсем недавно увезли Пелин.       Суна не совсем понимает, какого чёрта она забыла тут.       Что они все тут забыли в принципе.       Кайя каменной стеной стоявший у стены.       Ифакат вальяжно сидевшая в кожаном кресле.       И сама Суна боязливо обнимающая себя руками на мягком диванчике.       Они не были друзьями Пелин, они не были семьёй. И давящая атмосфера только вгоняла Суну в больший стресс, что результировался в подступающей мигрени и беспокойным комом ожидания в животе.       Ей хотелось уйти отсюда. Ретироваться от больничной чистоты, запаха лекарств и оседающей по стенам боли. Эфимерной, почти призрачной, но четко напоминающей, что в этом месте страдают. Что больные, проигрывающие схватку за жизнь, что их семьи, сталкивающиеся с потерей, что врачи, бессильные в своих попытках спасти.       Суна старалась думать, о Сейран, что наверняка сейчас спокойно занимается в институте. О грядущем столкновении с отцом. О документах, что Кайя бездумно оставил в выдвижном ящике тумбы. Словно не догадываясь, что персонал может рыться в вещах в отсутсвие хозяев.       Обо всём в общем-то. Лишь бы не концентрироваться на Пырыл, нервно заламывающей пальцы до противного хруста.       От неё веяло яростью и страхом одновременно. И Ферит, что беспокойно тряс ногой, сидя на диване, был объектом ее гнева. Суна видела в ней чёткое желание расправы и какого-то насилия. И при этом не была уверенна, только ли Ферит горел адским пламенем в женской голове. Потому что из резких огрызаний, жестких и ненавидящих взглядах Суна видела презрение к каждому из них.       Ферит снова вздыхает и бормочет тихое: — Это просто невыносимо…       Подав голос, он нарушает хрупкую гармонию пространства.       Пырыл, переводит на него обезумевший взгляд и медленно подаётся вперёд в своем кресле.       — Как ты смеешь? Как ты блять смеешь? — её голос похож скорее на шипение и сжатые зубы блокируют полноту звуков. — Вздыхать, говорить, быть здесь, когда всё произошедшее твоя вина.       Пырыл пышет огнём, первобытным гневом, сравнимым с вулканом. Суна внутренне напрягается сильнее и непроизвольно косится на рядом стоящего Кайю, что телом подался вперёд.       Ферит неверяще распахивает глаза и качает головой в отрицании: — Это была случайность. Она спотыкнулась и упала сама… Пелин…       — Заткнись, — Пырыл почти рычит и сжимает ладони в кулаки на подлокотниках ее кресла, — Просто заткнись, и не смей говорить, словно не виновен в том, что сейчас невинная девушка и ее ребёнок борются за свои жизни. Что один из них или оба могут умереть. Это твоя вина.       — Пырыл, ты не в себе, — говорит Ферит, защищаясь, — Успокойся и не смей обвинять меня в этом. Мы оба знаем, что это не так.       — Ты изводил ее месяцами. Ты относился, как к мусору. Ты не отпускал ее пока не выжал без остатка, — Пырыл поднимается и медленно подходит к Фериту. Стук ее каблуков отдаётся барабанной дробью по полу. — Скрывал, отталкивал её, оскорблял. Привез её в свой гадюшник и никогда не пытался защитить от своей сучей семейки…       — Достаточно, — Ферит поддаётся на провокацию и встает со своего места сам, возвышаясь над разъярённой девушкой всего на несколько сантиметров, — Держи свой язык за зубами и тем более…       Звук пощёчины оглушающий. Суна подпрыгивает на месте от неожиданности и всеми фибрами внимает разговору. Кайя в слепую кладет ладонь на плече, сам наблюдая за сценой.       — Закрой свой ебаный рот, — Пырыл походит вплотную и наступает во всех смыслах. Пока Ферит едва сдерживает себя от злости, — Ты испортил ей жизнь. Ты причина всему. Когда ты трахался со всем Стамбулом, пока она ждала твоего звонка, — Пырыл вдруг толкает его в грудь. Несильно, но с чувством, в такт своим словам, — Когда женился, прогнувшись под деда, — следующий толчок сильнее, яростней.       Пырыл разгоралась изнутри.       — Когда заигрался в праведность со своей деревенщиной-женушкой. Когда прятал её и едва признавал вашего ребёнка… — Ферит хватает ее за плечи, но без толка. Пырыл только вырывается и толкает его вновь, — Когда позволял своим убогим выблядкам-родственникам смотреть свысока на мать твоего ребёнка… Это всё блять ты.       — Ты ни черта не знаешь, — Ферит отталкивает женские руки и наступает сам, — Ты ни черта не знаешь и не будешь говорить о моей…       Это даже не пощечина, а натуральный удар. Пырыл буквально замахивается и со стремительной скоростью, а что важнее сверхъестественной силой ударяет основание ладони или даже сжатым кулаком ему по щеке.       — Убирайся, — ее голос чистый крик. Всегда низкий и чуть скрипучий, он теперь поднимается на несколько октав, ударяя по перепонкам.       Предупреждение Ифакат тонет в нём, — Убирайся к чертям отсюда или я убью тебя здесь.              — Приди в себя, — Ферит хватает ее за предплечья и грубо встряхивает, толкает от себя, — Что ты себе позволяешь?.       Пырыл снова заносит руку для удара, но Кайя влезает раньше. Толкает ее дальше от Ферита, что был близок к насилию сам.       — Хватит, хватит, — он звучит грубо и разъярённо, тоже встряхивает Пырыл, пока она обезумевши вырывается.       Суна с легкой тошнотой подмечает, что даже эта недодрака и перехватывания Кайи выходят слишком ловкими, если не привычными, — Успокойся, блять, там реанимация!       — Он положил ее туда, — Пырыл все же вырывается, словно в отвращении, и возводит ладони перед собой, пока Кайя пойман в инерции движения, — Вы все ее туда положили.       — Ты избалованная сволочь, — она вперивается презрительным взглядом в Ферита, — Ты такой гнилой, что отравляешь все и всех. Бесчестный, бесполезный, мерзкий…       — Успокойся, — Кайя снова повторяет, как только женский голос срывается на две октавы выше и отдаётся неровным эхо по голым стенам и кафелю.       — А ты… — голос беспомощно, так неподходяще ломается. Она переключается на Кайю, видимо вознамерясь выплеснуть яд до конца.       Суна чувствует тревогу и что-то сродни злости заочно. Потому что во взгляде слишком много личной обиды.       Она невольно встает с кресла, приближаясь к мужу со спины.       — Ебаный предатель, также прогнулся под Корханов и свою змею-жену…       — Пырыл, ты переходишь грани…       — К черту это, — она действительно теряет себя, — Заткнулся в тряпочку, стоит этой деревенщине позвать тебя к ноге. Потакаешь, когда эта дрянь плевалась ядом в Пелин.       — Пырыл, ты зла и расстроена, но ты преувеличиваешь, прекрати немедленно, — Суна чувствует нужду защититься, ответить ей, пусть это и неразумно.       — Не ты ли поливала ее помоями? — Суна не двигается с места, когда Пырыл подаётся вперёд, — Не ты ли фыркала и трепалась о ней по углам? — но вскрикивает от неожиданности, когда девушка вцепляется в ее предплечье и давит ногтями даже сквозь ткань рубашки. Кайя мгновенно отрывает чужую руку от неё и предупреждающе сжимает, прежде чем отбросить.       — Успокойся, тебе сказали…       Пырыл бьет Кайю в грудь в ответ и шипит с презрением: — Иди нахуй со своим «Успокойся». Ты тоже заткнешься, потому что иначе я разрушу твою маленькую игру в счастье за секунды. Все узнают, что ты творил в Лондоне. Как долго ты чист на самом деле. Как ты…       — Хватит, Пырыл, не смей, — предупреждающе шипит её муж с налётом того тона, что он использовал с Халисом Корханом, когда тот явно перешёл грань, — Ты абсолютно блять не в себе, — Кайя качает головой, отрицает и нападает в ответ, но в нервно сжатых кулаках и искоса брошенном на неё взгляде Суна видит панику. — Прекрати истерику сейчас же, мы всё ещё в реанимации, где Пелин и ее ребенок борются за жизни. Уважай хотя бы это.       Пырыл читает в этом нечто большее, с затаенное за нейтральными словами. Снова толкает его в плечё и горько фыркает. С долей показательности. Но отходит от них к коридору и глубоко дышит, видимо принимая решение успокоиться.       — Блядский лицемер… — ее шепот на грани дрожи.       Суна осторожно кладет руку Кайе на спину и прижимается к боку. От него волнами пышит напряжение и злость, словно короткая перепалка выбила его из колеи. Его напряжённое и задумчивое лицо, беспокоит что-то внутри нее. Но задавать вопросы сейчас она не смеет. Хотя каждое слово Пырыл записано на подкорку сознания, чтоб заново озвучить сегодня или завтра ночью, когда они оба лягут спать.       — Кайя? — тихим голосом зовёт она, тут же получая его внимание. Его беспокойство очевидно. Видимо внутренне он ожидает допроса прямо здесь, что снова настораживает. Над чем он так беспокоится? — Успокойся, хорошо?       Он мелко кивает и крадёт короткое объятье, небрежно целуя ее в скулу, прежде чем отступить.       Пятернёй ерошит волосы на затылке и задумчиво кусает губы.       Слова Пырыл крутятся на повторе в голове и тут же всплывает другой голос, приглушенный телефонной связью.       …свидетельствовал против девушки по делу о наркоторговле…       Пазл складывается мгновенно, но требует деталей, что она не может получить прямо сейчас. Часть ее порывается позвонить Тарыку и спросить больше информации, но обращаться за его помощью не давая ничего в замен кажется чрезмерным, поэтому она косится на Ифакат, что-то тихо говорящую Фериту у окна.       Ей нужны записи с камер.       А еще мужество, чтоб требовать чего-то от Ифакат Корхан. Мало того требовать, угрожать и шантажировать скупой информацией, что ей дала Асуман.       — Убирайтесь все, — твердым голосом говорит вдруг Пырыл, вернувшись из коридора. Тон приказной и не терпящий возражений. Без капли неуверенности или сомнения. Быстро же она собрала себя, — Убирайтесь. Вам здесь не место.       — О чём ты говоришь? — изумление Ифакат неподдельно, хоть и сдобрено явным раздражением, — Приди в себя наконец и успокойся. Пелин беременна внуком Корханов, его судьба напрямую нас касается.       В ответ она нечитаемо смотрит несколько секунд на женщину и быстрым шагом хватает вещи Ифакат с дивана, чтоб с силой бросить их в коридор.       — Что ты творишь? — злой голос Ифакат кажется неверящим. Она быстро идёт за содержимым сумки, разлетевшимся по полу.       — Убирайтесь. Ждите не улице, — Пырыл напирает и угрожающе приближается к Фериту, — Вы все никто. Вы не родственники, вы не близкие. Сучьи выродки, вот и всё.       Ей плевать, что она одна стоит перед всеми ними.       — Или я позову охрану…или, — её глаза озаряются идеей, — Позвоню в желтую газетенку и тут же вылью всю грязь, подкрепив заключением врача. Не ты ли трясешься над репутацией, чтоб ваш старик не слег в могилу?       Притихшего Ферита она тянет за рукав и толкает в спину в сторону выхода: —Убирайтесь все или я за себя не отвечаю.       Кайя накрывает ее ладонь своей и заторможено тянет к выходу, едва позволяя захватить свою сумку с кресла.       — Ты… — Ферит поворачивается в дверях и гневно, очень опасно смотрит на Пырыл, — Не думай, что я этого не запомню или что у этого не будет послед…       Пырыл отточенным движением швыряет декоративную подушку с дивана, не давая оппоненту закончить угрозу.       — Катись к чертям! — это почти визг, но за ним Суна слышит дрожь голоса и наверняка невыносимо тяжёлый ком в горле. Но обернувшись в последний раз, натыкается лишь на презрительный, отчего-то знающий взгляд, но никак не на слёзы.

От него одного по шее идут холодные мурашки. Она кожей чует, что ровно от этого момента что-то начинает собираться.

***

      — … и следует ли мне напомнить вам, что рядом с моей подписью стоит Ваша. А значит, что каждое обвинение прокурора будет также применено к вам, — с каждым словом голос повышался и повышался, срываясь до малодушного крика. Ни разу не присущего образу властного и холодного бизнесмена, к которому стремился Тарык.       Тяжелый, шумный вдох буквально распирает грудную клетку, но что хуже, отдает тупой болью по периметру. Примерно тоже происходит стоит напрячь пресс или резко нагнуться за чем-то. Отвратительно чувство собственной беспомощности и уязвимости, что не торопится его покидать.       — И хочу заметить, что вы выступали продавцом в данной сделке, а значит несете полную ответственность за товар. Я в таком случае являюсь лишь соучастником лишь по незнанию, и мой адвокат сможет это доказать уж будьте уверены.       — Это ваш товар, — шипит разъярённо мужчина на другом конце. Но былая прыть и уверенность в собственной непоколебимости исчезла. Тарык стремительно загонял того в заранее вырытую могилу. — Вы же мне его передали и вы…       Интересно, как сначала все хотят заработать лёгких денег, а потом удивляются последствиям.       — Согласно документам, это Ваш товар, господин, и вы продали его мне только сейчас, разве нет? — Тарык обрывает собеседника громким и почти спокойным голосом, — А все ваши…предположения или обвинения ничем не подкреплены. У вас есть документы, где я являлся бы продавцом? Где я может быть вас склоняю? Видео или аудио записи?       Беспокойные, почти обречённый вздох служит ему ответом.       — А суду или прокуратуре в случае чего, нужны будут факты и доказательства… И не забывайте, что и я могу в случае чего возбудить дело. Против вас. Только уже с лучшими основаниями… — заканчивает Тарык знающим голосом, словно учитель услужливо подсказывающий несмышлёному ученику. По-спокойному елейно, чуть сочувствующе, но при этом явно насмешливо, — Так что не спешите идти к властям, Господин Карим.       Он думает, как смягчить свои же слова, сдобрить чем-то, чтоб не довести человека до грани.       На том конце провода все та же глухая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым сопением. Тарык мог бы посочувствовать этому жадному, но непродуманному мужчине, что теперь связан по рукам и ногам. Старый партнёр отца понадеялся на его порядочность и неопытность. Провальная ставка абсолютно всегда.       Телефон в его руке коротко вибрирует, знаменую новый звонок, — Следуйте первоначальным условиям и по итогу мы спокойно разойдёмся, как в море корабли. Мне пора, Господин Карим, надеюсь, мы поняли друг друга.       И едва переведя дыхание от одного звонка чувствует, как эффект нового оседает искреннем недоумением, но неприкрытым любопытством.       — Слушаю, Казым-бей…       — Тарык! — восклицает абонент на другом конце. Поддельная радость мешается с густым удовольствием в грудном голосе, словно ответив, Тарык уже следует очередной задумки неугомонного гордеца, — Сколько же времени прошло с нашей прошлой встречи? Я едва помню, честное слово.       — В последний раз мы виделись…наверное в день развода Суны и моего брата, — Тарык принимает игру и даже расслабленно откидывается на жестком стуле в его кабинете, чуть морщась от боли под рёбрами. Ебаные иранцы. — А в чём дело, Казым-бей? Соскучились?       Его шутка встречается понимающей, звучной усмешкой, что наверняка срывается с жаждущего оскала.       Казым-бей старым, неуклюжим змеем пытается вести свою игру, умасливает довольным, поддельно радостным тоном: — Так и есть. Кроме того, у меня появилось чувство, что мы с тобой закончили не на той ноте, а это омрачает наше знакомство, Тарык. Думаю, нам необходимо встретиться. Обсудить прошлые дела…       — Нет нужды, Казым-бей, — аккуратно прерывает Тарык нечеткий поток речи.       Мягко подсказывает направление лишь четырьмя словами.       Намекает и ведет по разговору, словно он же его и начал, — Я не хочу ворошить прошлое, толку от этого никакого. Но обид я не держу, Казым-бей, не судьба была видно нам породниться.       Смех на другом конце глухой и короткий, не то горчащий поддельностью, не то граничащий с весельем.       — Не спеши бросаться выводами. Прошлое ворошить…действительно не хорошо, да и бестолку, но вот о настоящем или будущем…вот тут надо озаботиться всегда, — манерность речи наверняка сопровождается не менее очевидными жестами. А заплутавшая мудрость от старшего Шанлы кажется пустой и надуманной. Но вот чуть дребезжащая жажда наживы и весьма заметный намёк все ещё держат Тарыка на линии. — Приезжай, Тарык, к нам. Отужинаем, обсудим кое-какие дела…завтра, например.       Молчание длится чуть дольше положенного, пока мысли и мнения летаю в голове с бешеной скоростью, едва не плавя мозг.       С тихим вздохом Тарык решается, томя собеседника ещё несколькими секундами раздумий: — Я с удовольствием снова посещу ваш дом, Казым-бей, но к сожалению освобожусь только в четверг. Дела, сами знаете, Казым-бей.       — Конечно, конечно, — нехотя, с оттенком раздражения соглашается мужчина, но продолжает тоном понимающего родителя, — Мы люди бизнеса не имеем и свободной секунды. Четверг, к счастью, подходит и мне. Приезжай часам к семи. Адрес тот же.       — Я буду, — отвечает Тарык напоследок, — До свидания, Казым-бей.       Откладывает телефон, внутренне взвешивая все возможные предложения от старого плута. И с минутным колебанием берет телефон снова.

***

      Пристанище их неровная группа находит прямо за поворотом, и пока Ифакат под аккомпоненты цокота каблуков идёт к заведующему отделения с неясно какими помыслами, Ферит с силой и голым отчаяньем ударяет кулаком по стене. Раз. Второй. Третий. Пока светлое покрытие не пачкается бурой кляксой крови.       — Ферит, — Кайя окликает его почти обеспокоенно, хоть и устало, а насильно оттаскивает от стены уж совсем бережно. — Ферит, успокойся, этим не поможешь…       — Не трогай меня, — он отбрасывает чужые руки словно по привычке и звучит почти без злобы. Дышит сбито и сдавленно. С удивлением Суна замечает, как ярко блестят его глаза смоченные слезами, насколько потерянно он выглядит на самом деле.       — Она ведь права, да? — голос действительно на грани слёз, — Эта бешеная сука действительно сука, но она права. Пелин не заслуживала того, как все сложилось… — он медлит с секунду, словно решаясь что-то сказать, признать даже, и произносит ломанным, громким шёпотом, который едва различим даже для неё, — Я мог бы относиться к ней лучше. Должен был. А теперь…теперь она лежит в реанимации…       Ферит ломается. С тихим, скулящим звуком проигрывает борьбу собственным эмоциям. Позволяет слезам и плачу охватить себя. Суна чувствует, как что-то колит в груди. Неуютно сворачивается в животе и отдаёт неподдельной жалостью.       — Мне…жаль, Ферит, мне жаль…всё, всё — Кайя неловко касается его плеча в поддерживающем жесте, а после ещё более неловко тянет его на себя, позволяя им столкнуться в самом убогом из подобий объятий.       Но Кайя позволяет этому произойти, хотя до этого неприязненно морщился на кузена или нервно оправлял одежду. Кайя стоит и выглядит, словно хочет пустить слезу сам и в этот момент Суну охватывает любопытство или изумление.       Ведь в нелепом интервью, ради которого Халис Корхан сподобился съездить в компанию, нарушая предписания врача, Кайю выставили ничем иным, как ненужным, чуть ли не пятым колесом. То, как Ферит показательно, едва не кричаще оттолкнул его, как насмешливо, гадливо усмехался.       Как наверняка именно он был организатором этого цирка.       Суна с замиранием сердца думает, что Кайя лучше неё. Действительно лучше. Ведь Суна такое забыть или простить не смогла бы. А ещё она понимает, что и хуже, ведь бумаги всё ещё лежат в их комнате, ждущие своего часа, а разорив компанию, он поставит под удар в первую очередь Ферита и всё, что ему дорого.       — Всё будет нормально, — бормочет Кайя и панибратски хлопает Ферита по спине, — Всё будет в порядке.       Ферит быстро отстраняется, утирает слёзы отработанным движение руки и несколько секунд просто смотрит на кузена, словно впервые видя.       — Да, — он мелко кивает, — Так и будет.       Суна вспоминает, как Кайя приходил с работы злой и раздраженный. Как за ужином Халис со старческой скупость упоминал старание Ферита, но не Кайи       Как хмурилась Нюкет, слушая это, и как сама Суна, чувствовала тёмное неудовлетворение, обиду и даже зависть.       Потому что Кайя был действительно талантлив и уж точно можно было упоминуть и о его труде тоже.       Громкая вибрация телефона в кормане ее мужа прерывает раздумия и на секунды звонка она усиленно напрягает слух, едва улавливая звук. — Да, мама, — любопытство чуть слабеет, слыша его ответ, — Мы…произошла небольшая ситуация…давай я вас лучше встречу…хорошо.       — Мама приехала с госпожой Зеррин и… — Он почти выплёвывает имя Шехмуза, — Я встречу их, объясню всё.       Суна кивает и прикрывает глаза от усталости, слыша как тяжело топают ботинки Кайи по коридору.       К ней почти приходит беспокойная дремота, когда телефон вибрирует от приходящей смски.       Твой отец пригласил меня на ужин, якобы обсудить старые дела, уладить проблемы…не дашь мне инсайд?       Пару секунд она просто пялится на сообщение и укладывает информацию. К сожалению, на вопрос Тарыка у неё только больше вопросов, потому что намерения отца ей неясны от слова вообще. Что-то опускается в животе вспоминая, что значил приход Тарыка в их дом в прошлый раз и чем это закончилось. Но в этот раз панику она сглатывает с тихим вздохом и легким давление ногтями в основание ладони.

Я ничего об этом не знаю. Встреча будет в старой квартире?

      Ну не к Корханам он меня приглашает явно. Хотя это было бы как минимум комично.       Суна впервые за день звучно усмехается и давит смешок в груди.

А как максимум травмоопасно. Когда вы встречаетесь?

      Четверг. 7 часов.       А потом через секунды добавляет.       Заглянешь на огонёк?       На мгновения она мешкает, чуть смущаясь некоторой игривости фразы, но с лёгким кивком головы стряхивает всё лишнее с себя, концентрируясь на понимании, что несмотря на необходимость присутствия на собственное любопытство пойти она никак не может. Потому что Кайя ее в жизне не отпустит, а если заявится сам, то кто знает, как поведет себя в отношении Тарыка. Провоцировать его сильнее нельзя. Телефон снова вибрирует.       Может даже принесешь записи с камер…       Тарык реабилитируется в минуту, наверняка, подводя ее к истинному намерению. Записи. Суна чувствует себя глупой за секундное, но смущение.       Если всё слишком сложно, то я займусь этим сам, Суна       И пахнет каким-то снисхождением. Словно она всё та же девочка неспособная ни слова сказать за себя. Тарык почти благородно даёт ей выход из всего этого. Но мысль о том, чтобы предстать беспомощной идиоткой в его глазах ошпаривает внутренности неприятием.       На секунду прикрывает глаза и представляет, как зайдет к Ифакат вечером и в интимной тишине ее комнаты, заявит, что знает об ее связи с Орханом и намерена посвятить в это Халиса, не согласись она отдать записи с камер на Саффета.       Кажется чем-то сюрреалистичным и до дрожи страшным, но…реальным, пусть и с натяжкой. Тонкие пальцы уже печатают ответ:

Я постараюсь что-то предпринять.

      Тарык печатает что-то долгие секунды, но так и не решается ничего отправить, просто выходя из чата и оставляя Суну наедине со своим смятением.

***

      — Госпожа Ифакат, — Суна окликивает женщину на втором этаже, где она вероятно ищет туалет. — Можно вас на минутку?       Суна не усидела на месте и двадцати минут, чувствуя неприсущую ей решимость именно сейчас, в частной клинике.       — Суна, — в голосе не ни эмоции, когда она всё же оборачивается и оглядывает ее с ног до головы без особого интереса. — Если это может подождать, то лучше позже.       — Боюсь это не может подождать, — напирает и прячет руку за спину, чтоб вездесущая Ифакат не увидела, как она от нервов едва не пробивает кожу на собственной ладони ногтями. — Но я быстро.       — И что же ты хочешь мне сказать? — сквозь толщу скуки и раздражения пробивается лёгкая усмешка, словно она видит перед собой занятную зверушку, но лишь немного.       Суна смотрит ей в глаза, пока делает финальные вздохи перед заплывом. По-загадочному зеленые и буквально затягивающие на дно. Смотрящие без единого страха и сомнения. Но с явным превосходством.       Когда-нибудь Суна хочет вселят тот же трепет в своих собеседников. Стоять твёрдо и смотреть прямо, без единого сомнения. Получить хоть каплю самообладания и силы, какой располагаластаршая невестка Корханов.       Ну а для этого ей нужно учиться и брать риски. Идти согласно своим планам и задумкам пока не получишь желаемое.       Вероятно это глупость. То, что она делает сейчас. Может еще и необдуманная. Но Суна решается все равно.       — Я знаю о ваших отношениях с господином Орханом, госпожа Ифакат, — мгновение ощущается острым и болезненным. Страх скручивается спиралью в животе, а ногти только глубже входят в кожу. Но она идет дальше, — И я могу их доказать.       Ифакат белеет. Разом. И выдыхает сквозь зубы с легким оттенком безумия: — Что. Ты. Несёшь?       Тихий, почти жалобный скрежет каблука о кафель, когда женщина переступает с ноги на ногу и… Великий Аалах…клубящийся в зелёных глазах страх не просто открывает нечто неяисследованое и тёмное в Суне, но и подпитывает ее уверенность.       — Вы слышали меня, — продолжает она. — И я донесу это до господина Халиса, — давит сильнее, целясь в нужную точку. Дожимает, но не полностью. — Или нет.       Ифакат смотрит на нее с шоком и неверием. Но явно внимательно. Ноконец, смотря не сквозь.       — Это аморально, но ваше личное дело, — после Суна испугается насколько сильно на самом деле она смаковала этот момент чужой слабости, — Правда мне нужно кое-что взамен.