По длинной дороге

Единственное, о чем не подумал – что скучать будет. Сильно. Жизнь земная казалась мукой, все уже было сделано, что надо и не надо. Да и стылое одиночество замучило. Как же это страшно не умирать одному, а жить одному, особенно, когда вокруг тебя всегда много людей. Рядом – но не с тобой. Слушают – но не слышат. Смотрят – но не видят. Поэтому с улыбкой Мишка за черту ушел – хуже не будет, это точно. И не ошибся – встретил его Лес, их с Андро лес. Ну, к счастью Князя пока здесь не было. И не надо – ему жить надо, чудить надо. Радоваться. Благо, есть чему – он-то уж точно один не останется. Хотя Миша очень надеялся, что когда-нибудь, много-много лет спустя, Княже его тоже сюда пожалует. А не пойдет куда-нибудь в другой мир. И они договорить смогут. И проговорить все свои обиды. И снова жить в головах друг у друга. А так – тут хорошо было. Спокойная осенняя погода, вечная золотая осень – любимое время года. И красивейшее. Воздух чистый, синева в нем разливается. И жить хочется, и петь. Мелодии снова – вот так и рождаются, одна за другой. А вот то, что скучать будет – оказалось все же неожиданностью. Небольшой минус. Может, поэтому и вернулся – мешала эта тоска, своих хотелось увидеть. Не сразу в чащобе путь нашел, но упрямства ему не занимать было, надо бы – зубами выгрыз дверцу. К счастью. Все оказалось гораздо проще – всего лишь в озеро нырнуть пришлось в центре леса. И вынырнуть бабочкой в феврале. В Питере. Обыкновенное чудо. Хорошо или нет – но его не видели прохожие, не видели и в театре, куда прилетел парней своих увидеть. Да и остальных актеров вдруг захотелось. А они молодцы – продолжают Тодда. Что-то теплое согрело неожиданно. Слишком много он сил жизненных этому своему детищу отдал, было бы грустно увидеть, что все разрушилось с его уходом. Творчество группы не потерялось бы – Мишка в этом уверен был. Андрей не даст ему пропасть. А вот пьеса про страдающего безумца, вполне возможно, могла сгинуть на пыльных полках. И неожиданно трепещущие крылышки засияли столь ярко, что не заметить было невозможно. Люди заметили. И поняли, кажется. По крайней мере, в глазах Якова, Сашки и Пора была какая-то особая грустинка. Отчаянно жалея, что нельзя теперь высказать все, что на душе наболело, все, что утешить могло, Миша покружился неторопливо по залу и уселся прямо на спинку «своего» кресла. «Я здесь, я чувствую вашу грусть» - казалось говорили медленные плавные движения ярких крылышек. И, кажется, мысль эту он донести сумел. Во всяком случае, он почти физически чувствовал, как чуточку меньше стала тяжесть на сердце у каждого присутствующего. Правильный был образ выбран высшими силами – бабочка, хрупкая, но в то же время символ красоты, возрождения и перерождения. Как человеческая душа. Следующий свой визит он нанес маме – уже не бабочкой. Кто бы ни выбирал образ, но он подошел ответственно к этому делу – пришел Мишка бесплотным духом ночью. Мама спала, но спала беспокойно. Миша аккуратно сел рядом, погладил по седым уже прядкам, забирая часть боли. Хотелось бы ему забрать всю – да не в его силах. Но часть тяжести этой забрать сумел. И то хорошо. Он долго сидел вот так, поглаживая. - Я еще приду, Мусь, - пообещал тихонечко, исчезая на рассвете. К Оле и девчонкам он пробился на прогулке. Весна, да ранняя, хмурая Питерская слякоть. Может, поэтому скользнул солнечным лучиком по дорогим мордашкам дочек, по бровкам и ресничкам, заставляя жмуриться, смеяться и гоняться за солнечным зайчиком. Ласково прошелся по щеке Олькиной, как погладил. Тепло на сердце было от их улыбок. Хоть и солнечным лучиком, но будет он с ними, будет им освещать дорогу жизненную, особенно – Настюше с Сашкой. Оля сильная, сама в принципе справится. Но и за ней присмотрит, подсветит где, в случае чего. К Лехе отражением в глазах у Кирилла явился. Видел, что братец считал знакомое упрямое выражение глаз, даже завис ненадолго. Может, думал, что все, потекла крыша. Но Лешка же всегда у них ко всякой подобной мистике тяготел, лучше все эти тонкие материи, в отличие от него, закоренелого ранее атеиста, понимал. Так что уловил брат посыл, понял все правильно. И улыбнулся, сына обнимая. Оставался еще один человечек дорогой. И к нему-то Мишка набирался смелости прийти. А ну как не нужен совсем, не ждет, не скучает? Несмотря на то, что начали сшивать они связь эту свою, на ниточке державшуюся, но сколько страхов и опасений было. А если наносное это все? И вздохнул Андрюха с облегчением при известии о его печальном конце? Поэтому и тянул. Но тоска по родной душе слишком сильна была. Не выдержал, как в пропасть прыгнул – в сон Андрея. Точнее – сон-то другой был, да Мишка своим появлением прежнее перебил, Княже своего за руку в свою реальность утащил. Как когда-то на сцену вытащил чуть ли не за руку, так и сейчас вывел. На сцену. Так легче было. Пой, Андро – еще не поздно. Здесь можем вместе выступить, а потом уж и поболтать. По крайней мере, он надеялся, что раз Андрей его видел и осознавал, что Горшок к нему во сне пришел, то дадут им поговорить. - Спасибо, что пришел, - сказал после Князь, когда уже погасли огни, разошлись зрительские тени и они сидели на краю сцены, привалившись друг к другу. – Я уж думал, не покажешься. Знаешь, все бабочек высматривал. - Ну, сейчас я покрупнее бабочки. – Мишка ухмыльнулся. – Бабочки, знаешь ли, говорить не умеют. А мы с тобой недоговорили. - И обнимать бабочки не умеют – забрасывая руку на плечо, втайне замирая от ужаса – не скинет ли, продолжил. Андрей не скинул руку. Наоборот, ближе притянул: - Давай после поговорим. В следующий раз. А сейчас просто посидим вот так, спокойно. - Что, совсем сказать нечего? Или не хочется? – нахмурился Горшок. - Дурак ты, Мишка, - Мишка не видел, но, кажется, Андро улыбнулся – Просто хочу гарантии какие-то, что ты еще вернешься, что не разовая эта встреча во сне. А пока просто посидеть рядом с другом, почувствовать его тепло, пока возможность есть. - Я приду, - сейчас Миша был даже рад, что они сидели в темноте – слишком уж глаза его блестели. Слишком сильные эмоции, слишком нужные. И он действительно был уверен, что вернется. Будет приходить и к Андрею, и к друзьям-товарищам, и к Мусику… Ко всем, кто помнит и светлой грустью воспоминаний привязывает к этому миру. Вместе легче понимать, что ничего не закончилось, и они все еще встретятся. Не нужна эта самая вечность, если можно быть рядом с близкими. Пусть даже так, мимолетным касанием, легким дыханием.