Твое сердце будет разбито

После классного часа, который своей бесполезностью пробивал дно, Маша должна была пойти к одному челу на хату. Света позвала потестить новую плойку , хотя она больше уважала боксы. В общем, хотели развлечься. Однако все пошло не так. Сначала они опоздали, потому что угорали во дворе с парнями из десятого. Потом выяснилось, что в ее классе появилась ненормальная. Она как раз стояла у доски и хлопала своими синими глазищами. Черт, да почему ее сунули именно в ее класс? Раздражать ведь будет весь год. И имя такое детское — Катя. Откуда она вообще взялась? Еще и рот открывать посмела. Бесит. Потом докопалась завуч. Типа, она без формы. В отличие от Оленьки, как звали классную за глаза, она заявила, что у Маши будут проблемы, раз она не соблюдает устав школы. Да плевать она хотела и на нее, и на устав. Только эта стерлядь все равно настучала старику. Он позвонил ей спустя десять минут, когда Маша уже была на школьном дворе. И сухо велел: — Чтобы в течение часа был у меня. Хотелось послать его далеко и надолго, но Маша сдерживалась. Знала — скажет что-то не то, получит по ребрам или по зубам. Лучше заткнуться, смолчать и выждать. Старик не вечный. Это сейчас он у руля. А скоро даст слабину и рухнет с вершины своей империи, как он называл свой бизнес. Прямо в болото. Стариком Маша называл отца. Потому что «отец» для нее слишком сильно. Нужно заслужить, чтобы называли отцом, а эта козлина не заслужила. — Ребят, я потом заскочу к вам, — сказала она друзьям. — Пожрать возьмите чего-нибудь только. — Возьмем, — тряхнул выбеленными волосами Влад. Вообще его звали Саня, но все обращались так, потому что фамилия была Владин. — У Карины бухла много, так что оторвемся. Еп родаки на дачу свалили! — широко заулыбалась Света, девушка которую все время тянуло на приключения. — Не пью, — жестко ответила Маша. — Да че ты как малолетка! Света неожиданно замолчала — наткнулась на предостерегающий взгляд Маши . И смутилась. — Да ладно, знаю, ты же спортмэнка, тебе нельзя. — Мне все можно. Я самм не хочу. Так что рот держи на замке. — Да поняла-поняла! Шутка это! Я типа стендапер. — Ты типа идиотка. И с лишними зубами. Алкоголь Маша действительно не переносила. Видела, как пила мать, и помнила, как они жили. Пробовала, конечно, но не впечатлилась. Из-за этого убивать себя? Нет. Она не станет. Спасибо. Все ушли, а Маша направилась в другую сторону — к остановке. Ее внимание привлекла новенькая, которая неспешно шагала по дороге с девчонками. Видимо, успела уже с ними спеться. Девчонки вообще начинают быстро дружить, Маша давно это приметила, но она не такая. Разговаривают обо всем на свете, будто сто лет знакомы и уже лучшие подружки. У неё все иначе — сначала примеривается долго, проверяет на прочность, потом впускает в свой круг. У них в классе новенькие не приживались. Не из-за Маши, ей было плевать и на новеньких, и на стареньких. Из-за других. Она загляделась на новенькую. Фигурка у нее была нечего так — тоненькая, но с изгибами там, где надо. И ноги красивые. Хотя до форм Ди явно далеко. А еще когда она улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки. Чертова синеглазка! Какого фига она застряла в ее голове? У него в башке что, помойка, чтобы собирать всякий мусор? Новенькая вдруг подняла голову в небо, и Маша сразу поняла, почему. Она услышала гул самолета. Она самолеты тоже любила. Когда слышала, что они пролетают над домом, выходила на балкон и смотрела. И вчера из-за пролетающего самолета вышла, а она засела на своем балконе с телефоном и снимала. Она смотрела в небо, а она — на нее. А над их головами пролетал самолет. Больше никто не смотрел, разве что малышня. Остальные будто не слышали моторов, не видели в небе серебряную стрелу и ни на что не обращали внимания. Порыв ветра растрепал ее светло-русые длинные волосы, и Маша вдруг захотела коснуться их. Не намотать на кулак, и не запустить в них пятерню. А просто узнать, какие они на ощупь. И каким шампунем пахнут. Яблочным? Или кокосовым? Она на ходу забрала волосы в хвост. И Маша невольно подумала, что у нее красивая шея. Тонка, изящная, какая-то беззащитная. А потом мысленно расхохоталась. Она что, фигов вампир, чтобы думать о чьей-то шее? Новенькая вместе с подружками направилась ровно в ту сторону, куда нужно было пойти Маше. Они тащились еле-еле — так все девчонки ходят, когда вместе. Еще растянутся на всю дорогу цепочкой, а ты, как дурак, обходи. Но она не стала обгонять их. Шла позади и слышала, как они обсуждают всех подряд. Сплетницы. Синеглазка, правда, молчала. Наверное, потому что не знала тех, кого обсуждают. Так бы тоже перемыла все кости. Маша не сомневалась. Она вообще не сомневалась в человеческих недостатках — слишком много видела гнилых людей. Да и себя саму считала не лучшей представительницей человечества. У светофора произошла заминка. К ним подошел малой и попросил денег на дорогу. Новенькая нашарила в кармане мелочь и протянула ему. — Спасибо большое! Я вам верну! — сказал малой. — Не надо. Просто в следующий раз помоги тому, кто окажется в такой же ситуации, — вдруг ответила новенькая и пошла на другую сторону. ‍ ‌‌  ‌‌‌  ‌ ‌‌ ‌   ‌ ‌‌‌ ‌‌   ‌‌  ‌‌ ‌ ‌   ‌ ‌‌‍Она что, дура? Это была первая реакция Маши. Ее слова неожиданно зацепили его. Кто в своем уме будет кому-то помогать? Реально идиотка. Малой явно обирает прохожих. Потом отнесет взрослым. Она смотрела ей вслед — на то, как она легкой походкой идет по пешеходному переходу, и мысленно повторяла: дура, дура, дура. Красивая, но дура. А потом спохватилась — чего в ней красивого? Обычная. И выглядит младше своих лет. Еще и глаза эти странные. Дальше Маша не пошла — ей нужно было дождаться автобус. Быстрее было бы на байке, но тот остался около дома. А домой возвращаться не хотелось. Малому кто-то позвонил. — Мам, я сам хотел позвонить, но у меня деньги на телефоне кончились! — звонко воскликнул он. — А еще я деньги потерял… Да не кричи ты, все нормально! Мам, мне девушка одна помогла, дала денег на автобус! Маша ухмыльнулась. Твою мать, это не попрошайка. Синеглазка реально помогла. Может быть, не такая и дура? Хотя нет. Слишком добрая. У таких явно с головой не в порядке. Всю дорогу она думала о ней. Чтобы добраться до Старика, пришлось ехать в деловой центр, который располагался на правом берегу и считался самым респектабельным районом города. Тут находились банки, центральные офисы крупных компаний, бизнес-центры — целый комплекс безликих зданий из стекла и бетона. Кто был богаче, приезжал сюда шопиться в брендовых магазинах, посещать дорогие спа-салоны и бить коктейли в модных ресторанах с панорамными видами. Кто беднее — просто гулять, рассматривать чьи-то крутые тачки или делать фоточки для инстаграма на обзорной площадке. Старик забрался далеко — на один из последних этажей огромного бизнес-центр класса А. В такой не каждый сможет зайти, но Машу охрана знала в лицо и пропустила. С ней даже поздоровались, как со взрослой — обращались на «вы». Она поднялась наверх на бесшумном лифте, прошла в приемную отца мимо секретарши, которая больше была похожа на порно-модель, и без стука зашла в кабинет. Руки в карманах джинсов, плечи расправлены, в глазах — дерзкая насмешка. Старик сидел в кресле спиной к нему и разговаривал с кем-то по телефону. — Завтра я заберу Веру со школы, и мы с ней погуляем, — услышала Маша его голос и поморщился. Вера — дочь старика, ей шестнадцать. А еще у него есть маленькая Эмма, ей пять. Их родила Оксана, кукла Барби на минималках с буферами размером с два баскетбольных мяча. Старик их всех любил, заботился, обеспечивал. Считал своей семьей. А Машу просто терпел — потому что пришлось. Так сложились обстоятельства. Старик закончил разговор и повернулся. Хоть Маша и называла его так, на вид он был совсем не старым. Чуть больше сорока, высокий, подтянутый, с волевым лицом и жестким взглядом, какой бывает у человека, который привык руководить другими. Волосы у него были темные, с проседью, зато размах плеч — широким. Одет он был в шикарный черный костюм, а из-под рукава пиджака виднелись дорогие часы, которые стоили целое состояние. Маша ненавидела этого человека. Но еще больше ненавидела то, как сильно была на него похожа. Если они стояли рядом, то каждому становилось понятно, что это отец и дочь. У Маши только глаза были другими — не такими, как у отца. Особенными. Один — карий, второй — зеленый. Только этого никто не замечал. Все считали, что Маша— темноглазая. То ли боялись смотреть ей в глаза, то ли им просто было все равно. — Садись, — кивнул Старик на одно из кресел напротив своего рабочего стола из натурального дуба. Маша развалилась в одном из них, как на троне, и стала жевать жвачку. Знала, что ведет себя вызывающе, но этот урод точно не заслуживал того, чтобы перед ним стелились. Пусть задницу ему лижут замы и Оксана. — Здороваться не учили? — поинтересовался Старик. «Учили слать тебя на хрен». — Что хотел? — вопросом на вопрос ответила девушка. Старик нехорошо прищурился. Поведение дочери ему явно не нравилось. — Почему меня беспокоят из твоей школы? — спросил он, сложив руки на стол. — Откуда я знаю? — пожала плечами Рома. — Еще раз — почему меня беспокоят из твоей школы? — медленно и четко произнес ее отец. Хоть голос его и был спокоен, Маша напряглась. Старик не в настроении. — Без понятия. — Мне повторит в третий раз? — Мужчина встал и, заложив руки за спину, направился в сторону дочки. Та уже знала, что будет. Просто сидела и смотрела в одну точку. — Мне сказали, что ты пришла в школу без формы, — сказал Старик, встав рядом. — Если по существу, мне плевать, в форме ты ходишь или с голой задницей. Но меня унизили, Машенька. Знаешь как? — Как? — Спросили, есть ли у тебя деньги на форму, — вкрадчиво поведал отец и положил руку ей на плечо. — Есть ли деньги на форму для дочери Владимира Сперанского? Звучит смешно, не находишь? — Да, забавно, — согласилась Рома. — Да я твою школу всю одеть могу с ног до головы. И купить каждого — с потрохами. А потроха зажарить и псам кинуть! — рявкнул Старик. — Какого черта они решили, что у тебя денег на форму нет?! Что обо мне теперь думать будут в твоей гребанной школе, а? Отвечай, идиотка! — Для человека, который может купить любого и сожрать с потрохами, ты слишком волнуешься о мнении каких-то училок, — хмыкнула Маша. — Я дам тебе деньги — чтобы завтра была в форме. Ясно? — Мне не нужны твои деньги, я сама зарабатываю. Как заработаю на форму, так и куплю. — С прошлого года Маша действительно зарабатывала сам. Была грузчиком в магазине, помогала на стройке, скрывая возраст — ее считали чокнутой студенткой, которая занимается мужским делом. Ну и победы на гонках приносили неплохой доход, хоть и были делом опасным. Но на опасность Маша плевать хотела. Ей нравилось жить на адреналине. А деньги брать у Старика больше не могла. Чувствовала себя обязанной этому уроду. — Вот, значит, как, — сощурился отец. — Самостоятельной стать решила? — Ну да, — насмешливо подтвердила девушка . — Ты радоваться должен. Больше не буду сидеть на твоей шее. Типа исчезну из твоей жизни и все такое. Ты же об этом мечтаешь. — Уверена? — В глазах Старика вспыхнуло пламя. — Разумеется. С первого дня нашей встречи ты не знаешь, как от меня избавиться. Тебе вообще не позавидуешь. Сначала от матери не знал, как избавиться, теперь от меня. Но меня доводить до края не надо будет. Я сама ухожу. — Хватит нести чушь. — Какую чушь? Мама умерла из-за тебя, — с ненавистью выплюнула Маша, пересекая границу дозволенного. И сама пожалела о сказанном. — Встала, — велел отец, закатывая рукава. — Не хочу. — Я сказал — встала. Или мне поднять тебя нужно? Рома нехотя поднялась на ноги и получила кулаком по лицу. Удар был не самый сильный, Старик, кандидат в мастера спорта по боксу, сдерживался, но губа все равно оказалась разбита — из-за печатки. Ожидаемо. Иначе он проблемы решать не умел — по крайней мере, с дочкой. Бить девушку это так низко, как бы она не выглядела. — Не смей разговаривать со мной в таком тоне, собака , — прошипел Старик. Маша облизала окровавленную губу. — А я по фактам все раскидала, разве нет? Повторюсь еще раз. Бабки мне твои не нужны. Сама заработаю. На этих словах Маша получила под дых и согнулась пополам. Еще несколько ударов по корпусу — а она даже блоки не ставила. Отец был единственным человеком, которому она не могла дать отпор. Старик был уверен, что Маша понимает только язык кулаков — считал ее уличным щенком, которого пришлось подобрать. После «воспитательной терапии» он кинул ей на колени конверт с деньгами, сухо велел умыться и ехать домой — девушку ждала машина с водителем. Деньги Маша все равно не взяла, хоть они ей были нужны. Из принципа. Характер у неё был такой же твердый, как у отца. В машине она вспоминала мать. А потом — синеглазую.