And it's evil

      Вторые сутки мне снятся сны с её присутствием. Мы говорим, а потом всё перетекает в кошмары. Я каждый раз смотрю на острые края её белоснежного воротника. На тонкую шею, виднеющуюся за ним. На артерию, пульсирующую под тонкой кожей. Я буквально мечтаю впиться в неё своими клыками, но что-то меня останавливает… Это звук цепей и дешевый парфюм медсестры, ежедневно делающей мне уколы. Я ощущаю его и понимаю, что Уэнсдей здесь нет.       — Потерпи, сладкий, — молвит она, похлопывая меня по плечу. Сладкий… Брррр… Меня триггерит от этого. Лорел часто говорила что-то подобное. Что я — сладкий, словно кофе, который я ей делал. Отчего с каждым новым разом я добавлял всё меньше гребанного сахара.       — Тайлер, открой глаза. Мы еще не закончили, — возвращаюсь я к её ботинкам. Черные глянцевые мартинсы приковывают взгляд. Я всё ещё ощущаю боль внизу живота, но уже не так отчетливо. Словно это отголоски чего-то забытого. Как шрам, что чешется или поломанные кости, ноющие от непогоды.       — Что тебе нужно, психопатка? — спрашиваю я, стиснув челюсть. — Вали к своему ебанутому Пьеро. Я не могу смотреть на неё. Не могу думать о ней. Всё, чего я хочу, чтобы она исчезла из моих воспоминаний раз и навсегда.       — Разве ты наигрался? М? Тайлер… Я вот нет… — строит она лицо обиженного ребенка, держа в руке окровавленный клинок. Что-то в её взгляде привлекает меня. Наверное, это безумие, которое ей так идёт. Оно манит меня, как пчелу нектар самых ярких цветов.       — Тебя здесь нет. Тебя нет, — причитаю я себе под нос, зажмурив глаза, но она хватает меня за волосы, запрокинув голову назад, и смотрит прямо в мои глаза. Дьявольская бездна. Я вижу в них что-то такое. Я всегда легко поддавался чужим порокам. Но то, что сидит в ней, сводит меня с ума.       — Что из фразы «Я не наигралась» ты не понял? — с остервенением произносит она, и ведет лезвием по моей шее. Я ощущаю скрежет, царапающий все мои нервные окончания.       — Чертова сука, — говорю я ей и всей душой желаю прикончить прямо здесь и сейчас. Но я точно знаю, что она — лишь плод моего воображения. Она бы никогда не пришла. Она бы не стояла здесь. И, будь нож настоящим, я бы уже сдох.       — Я вспоминаю, как ты кричал… Там в сарае… Как ты ненавистно смотрел на меня и гундосил, как маленький ребенок, — твердит её безэмоциональный тон, и я смотрю на неё, полный ненависти и отрицания.       — А я вспоминаю, как мог разорвать тебя на части сотни тысяч раз. Вспоминаю, как ты повелась на мои ухаживания, словно дешевая шлюха из семьи священника. Как его недотраханная похотливая дочь, — высказываю я ей в лицо с яростью, ощущая, как тонкие пальцы въедаются в мои яйца. Она сжимает их так, что я не могу дышать. Её взгляд в этот момент говорит о том, что ей ничего не стоит прикончить меня на месте. Всё перед глазами плывет, ноги непроизвольно дрожат, и кандалы въедаются в них, не дав свести их вместе.       — Пожалуйста, Уэнсдей, пожалуйста, — умоляю я, крича и стиснув зубы. Кажется, я действительно выгляжу как побитый щенок в такие мгновения. Ей вообще похрен на меня. И всегда было похрен. Но имею ли я право судить её за это? Я предал её. И всегда подозревал, что меня ждёт возмездие.       — Пожалуйста, что, Тайлер? — спрашивает холодный тон, а в глазах горят огоньки нездоровой похоти.       — Отпусти, я умоляю тебя!!! — кричу я, срывая горло, и ощущаю, как она отпускает меня. Твою мать, как же это больно. Как, сука, больно. Я смотрю на неё глазами, полными слёз. Они выступили непроизвольно. Как свидетели того, что я, пиздец как, уязвим.       Она смотрит на меня безумным взглядом.       — Мне так нравится… Тайлер. Так чертовски это нравится, — говорит она, трогая мои цепи. — Я бы ослабила их и занялась бы чем-то поинтереснее.       Мои ноги обмякают от происходящего. Я буквально не могу стоять, скорее, висну на металлических цепях, которые не дают мне двинуться с места.       — Просто уйди… Просто, блядь, уйди… Почему ты еще здесь?! — вою я в пустоту, ощущая, как мои яйца звенят. Всё моё нутро говорит бежать от неё… Да только я не могу этого сделать.       — Какой ты скучный, — говорит она, вытягивая губы, и молча уходит, громко топая по бетонному полу… Наконец, оставив меня одного. Звук её ходьбы, выученная мной походка… Я уже ненавижу это. И медленно отключаюсь от бессилия. Только через час я открываю свои глаза перед лицом этого ублюдка.       — Бляяяядь… Какого хрена? — дергаюсь я с места, но вновь натыкаюсь на препятствия в виде ржавых оков. Почему и зачем ему это нужно? Какого чёрта он приходит сюда?       — Неважно выглядишь… Кошмары что ли снятся? — растягивается его улыбка до ушей.       — Ублюдок. Гребанный псих, — выдаю я, вообще не думая. Ощущая только огненную злость к этому уроду.       — Ну, чего ты так грубо, Галпин. Я пришел навестить тебя. Меня не было неделю, а ты уже так хреново выглядишь, — улыбается он во все тридцать два и картинно нахмуривает брови.       — Тебя не было два дня, а не неделю, идиот, — отвечаю я, но вдруг замираю, осознав, что реальность спуталась. Я нихрена не помню. Лишь вспышки и короткие мгновения наших с ней разговоров.       — Ух ты. Осенило, да? Не хило же тебя приложило, — таращит он на меня глаза и качает головой.       — Что со мной происходит??? Какого хрена ты сделал???!!! — воплю я как ненормальный, но Торп только смеется надо мной.       — Галпин, это только начало, — угрожающе говорит он, вызывая во мне приступы истерики.       — Пошёл ты нахрен, гребанный садист! И твоя тупая шкура пусть идет туда же! — ору я во всю глотку, стараясь вызвать персонал. — Помогите! Кто-нибудь! Помогите!!!       — Пфффф… Тайлер. Это смешно, — утверждает он, посмотрев на меня, как на животное. И я понимаю, что никто не придёт на помощь. Никто не вытащит меня отсюда и не спасёт.       — Вынь её из моей головы, Торп. Я, блядь, не шучу. Вынь эту гребанную суку! — ругаюсь я, дёргая руками и ногами, ощущая адское жжение во всех суставах.       — Ты еще не понял? Я ничего не делал. Она и так в твоей голове и, судя по всему, там и останется, — ухмыляется он, уходя, и в этот момент я вижу тёмную фигуру, сидящую в углу комнаты.       — Нет, не уходи. Не оставляй меня с ней. Я прошу тебя. Торп!!! Торп, сука! — кричу я вслед, наблюдая, как жутко она оборачивается и надвигается ко мне. Как фарфоровая кукла из фильма ужасов. Что с ней, блядь, не так?       — Бедный малыш Тайлер… Мне захотелось пожалеть тебя, — подходит она ближе и гладит мою голову, зарывая свои пальцы в корни моих волос. Так бесконечно нежно, а затем совершенно аккуратно касаясь кожи на моей шее тонкими, холодными пальцами, заставляет меня реагировать на неё мелкой дрожью. Я ощущаю, как она ведет ими по моей артерии вниз к плечу, и пульсацию моих вен буквально повсюду. Кровь в жилах стынет от каждого её движения.       — Тебя. Здесь. Нет, — с расстановками говорю я в пустоту, со всей силы зажмурив глаза, но чувствую, как она уже нависает надо мной и дышит на мою шею, а по всей спине бегают предательские мурашки. Пресвятые небеса. Как она делает это?       — Почему я вижу тебя? — спрашиваю я шепотом, не открывая глаз, ощущая её поцелуи на своей шее. Электричество между нами. Словно ток в 100 миллиампер, который вызывает у меня паралич сердца. Кажется, я уже умер.       — За всё нужно платить, Тайлер… Ты много обо мне думаешь, — скользит её язык по моей коже, и я чувствую, как она прикусывает мочку моего уха.       — Прекрати, — прошу я, сжав руки в кулаки, хотя уже почти их не чувствую.       Она кладет ладони на мою грудную клетку, и опускает их ниже, слегка задирая края моей здешней формы и царапая ногтями обнаженный торс.       — Уэнсдей, прекрати. Пожалуйста, — трясусь я от каждого её движения, но она не останавливается. Её руки доходят до шрамов на моей груди, и я четко чувствую, как она проводит вдоль них холодными пальцами.       — Помнишь… Как я латала их? — шепчет её ядовитый голос, и я уже в коме. Слишком сильные противоречия внутри меня. Боль и невыносимая нежность от её касаний. Я даже не знаю, что хуже.       — Конечно, я помню это, — обреченно отвечаю я, уловив такой контакт, от которого все волоски на теле встают дыбом.       — А помнишь… Как мы целовались? — спрашивает она меня следом, и я открываю глаза. Её чернющие зрачки расширены, и я не понимаю, где они, а где радужки. Порой я думаю, что в ней сидят демоны. Или, что она сама полноценный демон в людском обличии.       — Да, я помню это, Уэнсдей, — опускаю я взгляд, но она поднимает мою голову вверх, удерживая за подбородок.       — Точно? Ты точно хорошо это помнишь? — молвит она странным голосом. — А то ведь я… Могу… Напомнить.       Её губы впиваются в мои, направляя язык внутрь. Так горячо и приятно. И я ощущаю, что она закрывает мой нос пальцами, проталкивая язык всё глубже в мой рот, и не дает мне ни единой возможности вдохнуть воздуха. Я пытаюсь вырваться, но я настолько слаб, а она, наоборот, так сильна, что всё, что я могу, непроизвольно дрыгаться, чувствуя, как сознание уплывает куда-то, а мозг начинает отмирать. Слишком мягкие губы и очень настойчивый язык. До одури сумасшедшая комбинация. Ты убиваешь меня, Уэнсдей Аддамс. Я реально тебя боюсь. Но ещё сильнее боюсь, что это нравится мне.       Считанные секунды делают из меня труп. Каково это, умереть от поцелуя, спросите Вы? И я отвечу… Нужно было откусить ей язык, но я не смог. Словно мы с ней срослись воедино, и пусть я знал, что мне всё кажется, но это было лучше, чем шесть ударов ножом. Это было лучше, чем всё, что было в моей сраной жизни до неё.       Так я умер в очередной раз и открыл глаза, когда кто-то светил на них маленьким фонариком, насильно поднимая мне веки.       — Тайлер, давай уже, приходи в норму, — слышу я знакомый голос врача. — Сколько Неулептила ему вкололи???       — По инструкции. Я не превышала допустимую норму, — отвечает ему медсестра Мари, но я словно ощущаю во рту вату. Вообще не могу ничего произнести, только плеваться, отчётливо чувствуя привкус крови. Глаза толком не открываются, а руки обмякли настолько, что я их не чувствую.       — Нужно отстегнуть его, — слышу уверенный голос врача. — И на медицинскую койку. Мы не можем допустить здесь смерть пациента.       — Но он опасен, — говорит какой-то другой человек. Его голос кажется мне незнакомым.       — А вы на что? Вы же охрана! Если что-то случится, стреляйте, — сказал он, отстегивая мои руки…