Золотой шарф

Никогда ещё приезд Бориса Пестеля в Петербург не был настолько не вовремя. У Павла осталось несколько дней до возвращения в Тульчин. Он ждал встречи с великим князем даже больше, чем Конституции и народного вече: с утра наготове, гладко выбрит, в мундире — и тут здравствуйте, без письма, стук в дверь — неужели Ники так рано? — нет, брат приехал. — Поль, как прекрасно, что ты здесь! Не знал, застану ли тебя! Ну здравствуй. Павел собрал всю свою волю в кулак и обнял брата, «младшего хомяка», как его называли дома. — Какими судьбами ты тут? — Дела, поручение. Да ты в столице чаще, чем у батюшки, Поль. Ты смотри, какой франт. От столичных дам небось отбоя нет? «Черт, черт! — думал про себя Паша. — Как не вовремя!» Борис ловко и быстро расположился в съёмной квартире на Мойке, со свойственной всем Пестелям практичностью. «Да что же, давай проветрим, от твоего табака не продохнуть… Слышал, что о твоём Витгенштейне говорят? … Как там в Бессарабии? Ну же, мы всей семьёй жаждем твоего рассказа!» Со всей холодностью полководческого ума Павел вёл светскую беседу и мысленно просчитывал, что нужно делать, чтобы не столкнуть брата лбом с высокопоставленным другом. Ведь придёт, ни с кем не спутать, и как Павел будет объяснять, что к нему в гости жалует сам великий князь! Придётся самому идти в Измайловский полк к Николаю. Нет, он не вынесет этого дня без своего Ники, только не сегодня, разлука впереди. Видя, что Павел на редкость хмур и неразговорчив, Борис хлопнул его по плечу. — Ну что ты, право, Поль, я разве ж не понимаю, что ворвался, как снег на голову, а у тебя могут быть другие дела и развлечения… «Да, могут быть! Самый прекрасный мужчина на свете!» — раздражённо подумал Пестель. — Да, Борь, мне нужно идти. Располагайся, — проговорил как можно более дружелюбно и оставил «младшего хомяка» ~~~~~~ Великий князь Николай Павлович в полку сегодня особенно невыносимо распекал высших офицеров. Со строгим неприветливым лицом, ругался, без зазрения совести, крепкими словами — разве в строгом солдафоне можно было узнать пашиного ангела, Аполлона, того, кто сразил полковника возвышенной красотой, искренностью и страстью? Каково же было высочайшее удивление, когда великому князю доложили, что его ждёт полковник Пестель со срочным донесением. «Павел… Паша…-пронеслось в голове — Я должен прийти к тебе сегодня вечером. Что случилось?» Приказав продолжать отрабатывать маневры и пообещав, что, коли увидит прежнюю расхлябанность, свернёт их всех в бараний рог, направился в свой по-казеному строгий кабинет. В застегнутом на все пуговицы тёмно-зелёном мундире, с переливающимися серебряными эполетами, в небесно-голубой ленте через плечо вышколенный великий князь бродил из угла в угол, не находя себе места, с волнением ожидая нежданного гостя. Через несколько минут вошёл гвардеец вместе с посетителем. — Ваше императорское высочество, Николай Павлович… — вот и он, его зазноба, тайный жар, дерзкий полковник Пестель. Павел смотрел в глаза и едва заметно улыбался. — Павел Иванович… — на лице у его высочества не меняется ничего, всё та же суровая неприветливая маска Но стоило им остаться наедине, как тотчас Паша отбросил формальности и кинулся в объятия любимому, без всяких церемоний, нагло, дерзко поцеловал в губы. — Паша… Увидят, - шикнул великий князь, позволив себе недолгое блаженство поцелуя. — Ники, катастрофа! Великий князь дрогнул, с холодным ужасом посмотрел в глаза любимому, отпрянул, в ожидании наихудшего. — Mon prince, ко мне приехал брат. Мой брат, маленький хомяк Борис! Удивлённый взгляд. — А, тот, про которого ты рассказывал? Что он делает в Петербурге? — Приехал ни к селу ни к городу! — зашипел Пестель, отстраняясь. Хмуро обвёл взглядом кабинет: каштановый стол, где ровной стопочкой лежали какие-то желтоватые расписки, тёмное кресло, шкафы с книгами. Никаких излишеств. Такой же строгий, как и его хозяин. Пестель отодвинул в сторону листки с полковыми расходами – сам не раз заполнял такие же, а с подачи Юшневского не стеснялся кое-где и превирать на благо Южного общества — нагло уселся на стол, скрестив руки на груди. Любому другому Николай бы уже высказал пару резких словечек за подобную дерзость, но не Паше. Ему можно. Задумчивый взгляд. Уедет Павел скоро в свой Тульчин, а Николаю только и останется, что скучать одному, да бороться с этими расхлябанными свиньями, непонятно как и где заполучившими мундиры. По мнению великого князя, по ним Кавказ плачет. Уселся рядом с Пестелем прям на стол — ух, как полковник на него влияет! — раздумывал, как бы преодолеть сложившееся затруднение. Не хотелось терять последнюю возможность окунуться в запретную страсть. И когда ж они потом снова встретятся? Павел уж хотел предложить сделать это прям здесь, на крепком каштановом столе, разворошить кучу бумаг, как Николай промолвил: — Паша, поехали ко мне во дворец? — Куда? — Пестель встрепенулся, с удивлением поднял взгляд. — Мой Аничков дворец, — Николай улыбнулся, облизнул губы.— Жена моя с детьми ныне в Царском Селе, а более никто не сможет нам помешать, — хитрая улыбка. — Будешь моим гостем. Глаза Пестеля воспылали огнём. Перспектива провести страстную ночь на огромном великокняжеском ложе дурманила не хуже крепчайшего табака. По-волчьи улыбнувшись, схватил Николая за воротник и прижался жарким поцелуем. ~~~~~~ Ритмичный стук колёс тёмной кареты, а за окном закатное летнее солнце окрасило столицу в золотые тона. Великий князь повëз полковника в свою резиденцию. Они молчали, но крепко держались за руки. Голова Пестеля на эполете любимого — не упускал возможности насладиться близостью. Великий князь предусмотрительно закрыл шторы, дабы кто не увидел, а сам с теплом приобнял Павла. Вскоре за окном показалось красивое величественное здание. Дворец возвышался античной красотой. Греческие колонны, белая лепнина, высокие полукруглые окна. Мужчины отстранились друг от друга, сели предельно ровно. Прилизанный лакей распахнул двери кареты. Николай вышел с истинно-царским достоинством, поправил белые перчатки. Павел выбрался следом, расправил темно-зеленый мундир, окинул взглядом великолепный Аничков дворец. — Веет античным духом. Дворец Александра в Македонии, — весело отметил Пестель. Губы Николая приподнялись в еле заметной улыбке. Великий князь уверенно направился к стеклянным дверям. Быть в доме у женатого любовника в отсутствии жены Павлу ещё не доводилось. И уж точно не доводилось бывать в великокняжеском дворце. Всё в Аничковом, казалось, пронизано духом монархии, семейного счастья и ровного благолепия. Особенно полковника насторожил портрет императора Александра, что с нежной милостивой улыбкой хитро поглядывал со стены у входа в гостевую спальню — в супружескую спальню Николай не решился привести своего возлюбленного. Император с портрета взирал так же елейно, как на смотре Вятского полка «Настоящая гвардия», — любезно сказал тогда Пестелю, по достоинству оценив Вятский пехотный полк. И даже подарил три тысячи десятин земли с крепостными душами. Пестель, будучи ярым противником рабства, не мог быть рад такому «подарку», но что он мог сделать против воли императора. Пообещал себе, что после военного переворота первым делом освободит всех своих крестьян, разделит землю поровну, как указал в «Русской Правде», тем самым покажет пример тысячам помещиков Российской Империи. «Властитель слабый и лукавый, — Павел вспомнил, как обсуждал императора с поэтом Пушкиным в Кишинёве. — Не любит меня, стихи мои не понравились. То и дело нахожусь в ссылке!» «Он никого не любит. Аракчеева разве что любит нежной любовью. И военные поселения» Лицемер! Но ведь Николай… Павел перевёл на него взор. «Нет, Николь не такой! Его просто надо вытащить из этого семейства, показать свободную жизнь.» Почувствовав напряжённый взгляд, Николай замешкался. — Садись, что же ты… Павел исполнительно, в задумчивости, сел на тёмно-зелёный диван и тут же заметил рядом на столике какую-то аккуратно сложенную шаль. Надо же, не шаль. Шарф из тончайшего шёлка, переливающийся золотистыми нитями, явно не ношенный, терпеливо ждал свою хозяйку. Взял в руки, пропустил сквозь перчатки — гладкий, блестящий, явно дорогой. — Позволь мне, — засуетился великий князь. — Подарок жене. Здесь ему не место. — Да пусть лежит, Боже мой, чужого мне не нужно. Павел мучительно закусил губу, отложил золотистую ткань в сторону и нехорошо посмотрел на огромную фарфоровую вазу екатерининских времён. Аничков рай, прелестная великокняжеская чета… Бесила мысль, что пока полковник в Тульчине, Николай развлекается здесь с женой, делает новых наследников царской фамилии. Сколько у него детей? Трое! А сколько ещё будет? Пестель с трудом сдержался, нервно снял перчатки. Николай взял шарф и как-то неловко отнёс его на столик у кровати. — Ей-богу, дивный образ семейного благолепия, дворец превзошёл мои ожидания, — вырвалось у Пестеля. — Что ты имеешь ввиду? — А что мне иметь ввиду, Ники? Истинная любовь не играет по правилам! Павел уже начал думать, что совершенно зря он приехал в эту благолепную обитель монархии и семейной идиллии, зря вообще когда-то начал эту интригу, раз Николаю и без него хорошо, но великий князь посмотрел на любовника пронзительными светлыми глазами, словно ангел из клетки. Пестель увидел искреннюю любовь, как там, в Тульчине, когда Ники глядел на него, словно влюблённый мальчишка, и умерил пыл ревности. Николай, залюбовавшись полковником, подсел ближе, положил руку на колено, заявил практически в приказном тоне. — Паша, я желаю тебя всем собой! Пестель выдохнул, усмехнулся. Покажет Николаю настоящую страсть, чтоб тот даже и думать забыл про свою жёнушку! — Ты хочешь на диване? Нет уж, пошли на кровать, чтобы было, где разгуляться.