О добрых руках

Это тело красивое. Чо Сэм — красивый; в гладких чертах лица, в голубизне глаз, в мягком голосе; и в том маленьком редком удовольствии, которое может видеть только он, когда Чо Сэм, сонный в раннее утро, даёт ему насадить его на свой член. Это делает его жадным. Он не должен делать ничего из этого, и он, скорее всего, не должен был позволять этому начаться, но что-то глубоко внутри него не могло отказать Чо Сэму, не могло отвергнуть его. Быть может, это результат того, что он забрал у Чо Сэма всё, что мог забрать у нищего, и он пытается дать что-то немногое взамен. Или, быть может, он сам более худший человек, чем о себе знал, если в его руках юноша младше его почти на семь десятилетий. Мысль о том, чтобы брать Чо Сэма в его первом, в его настоящем теле, отвращает. Он предпочёл бы кастрировать себя, чем причинять ему боль. А он бы причинил, потому что Чо Сэм хрупкий, потому что Чо Сэм мягкий, без всех мышц, что он заработал этому телу большим трудом и упорством, потому что Чо Сэм отдал ему своё здоровье и отдаёт свою жизнь каждый день, слабея равносильно тому, как он становится сильнее. Поэтому он осторожно поднимает Чо Сэма за бёдра и опускает его, ритмично, последовательно, вслушиваясь во всё более прерывистое дыхание Чо Сэма и едва слышное трение кожи о кожу, не в силах оторвать глаз от точки их соединения; завораживающее то, как его член исчезает в Чо Сэме, тепло чужих расслабленных от сна мышц обхватывает его, а потом его член снова появляется; и он мог бы смотреть и чувствовать это часами. Потому что быть внутри Чо Сэма — это самая правильная вещь, которую он испытывал. Как будто само его существо стремится стать с ним единым целым; быть может, дело в том, что Чхон Мён забрал чужое тело, и сейчас что-то внутри тянется обратно, к Чо Сэму. Он не может сказать, что им управляют, потому что он не станет быть настолько лживым человеком и оправдывать себя любыми методами; его не ждал покой после смерти, а теперь не будет ждать и мир, учитывая то, какое наслаждение он получает от благоговения: пожалуйста, Святой Меч, — и это единственный раз, когда он может услышать своё прошлое имя, как будто это в порядке вещей. И он забыл о чём-либо, кроме Чо Сэма в его руках, даже если из них двух именно он не должен терять бдительности. Это раннее утро, безбожно ранее, если вы спросите его в первой жизни, до того, как встало солнце, до того, как он начинает свою тренировку, уходя на неё сразу после Чо Сэма. Это подростковое тело, потому что Чо Сэм, как ни странно, подросток; и, как у любого юноши в этом возрасте, у него бывают «утренние ситуации», которые Чхон Мён берёт на себя, любовно будя Чо Сэма, побуждая его просыпаться, потому что Чо Сэм сказал, что это его любимый способ просыпаться по утрам (Чхон Мён делает это только, когда Чо Сэм нуждается в этом; если проблема возникла с его стороны, а Чо Сэм мирно и сладко спит, то он циркулирует свою ци, чтобы избавиться от этого; он не будет пользоваться Чо Сэмом для себя). Это было также то, что они делали уже больше полугода, не будучи никем даже заподозрены, но Чхон Мён должен был знать, что его удача не будет вечна, когда он видит застывшего Чо Голя в дверях с открытым ртом, будто он собирался что-то сказать, но забыл. Чхон Мён застывает на мгновение, казалось, на секунду он забывает дышать, и они просто смотрят друг на друга; Чо Сэм сонно хнычет с его плеча, куда положил голову, и Чхон Мён видит, как глаза Чо Голя рефлекторно обводят их взглядом, точнее, открытую спину Чо Сэма, собравшуюся нижнюю одежду, которая осталась висеть на сгибах локтей Чо Сэма, хотя бы скрывая нижнюю часть, потому что Чхон Мён не может отвечать за себя, если бы кто-то увидел Чо Сэма в таком состоянии. Чхон Мён также не думает, что старший не понимает на что смотрит, учитывая, как близко он и Чо Сэм находятся друг к другу, соприкасаясь голыми торсами, тяжело дыша и двигаясь так красноречиво, как было всего пару мгновений назад; старший понимает, просто пока не осознаёт; а Чо Сэм пытается повернуться, увидеть то, что вынудило его остановиться и, опять же, Чхон Мён не может ему этого позволить. Он целует, набрасывается, губы Чо Сэма грубее, чем планировал, но именно так настойчиво, как и желал, держа его лицо освободившейся рукой ближе к своему, подальше от дверей, где всё ещё стоял, как вросшее дерево, Чо Голь. Это ужасная ситуация, которая должна хоть немного пугать его, но вместо этого Чхон Мён чувствует необузданную ярость, которую он передаёт своему старшему через взгляд: Вышел. И старший, действительно, уходит, тихо закрыв за собой двери; и ему определённо стоит пойти и ударить мальчишку по голове так, чтобы он забыл даже собственное имя; но Чо Сэм сам подпрыгивает на его члене, улыбаясь той маленькой проказной улыбкой, когда это движение крадёт у него стон, и Чхон Мён решает, что может разобраться с этим чуть позже; даже если старший решит рассказать об этом всем в такую рань, то он просто ударит всех обратно в мир грёз и будет делать вид, что это всё был один большой галлюцинативный сон.

***

Чо Голь уверен, что безумие добралось до него. Этого следовало ожидать с тех пор, как двое братьев с одним лицом и абсолютно разными характерами, переступили порог секты. И если Чо Сэм это воплощение добродетели, которой они не заслуживают, то Чхон Мён это сущий демон, пришедший за их душами, даже если отрицает это. Также не секрет, что, несмотря на их противоположные характеры, близнецы заботятся друг о друге. Чо Сэм будет единственным, с кем Чхон Мён поделится едой, а Чхон Мён будет единственным, для кого Чо Сэм может быть слегка язвительным. Они делят многое, очень многое (иногда Чо Голю кажется, что у них один голос, если бы не интонация), в том числе комнату, когда секта не могла себе позволить больше зданий. И, хотя у них позже появился деньги, эти двое оставались вместе. Чхон Мён мог быть сверхопекаемым старшим братом, если они решаются заглянуть на эти отношения поближе. Юн Чжон-сахёнг говорил, что подобное можно часто встретить у тех, кто вместе выживал на улицах (оглядываясь назад, Чо Голь больше удивлён, что Чхон Мён ещё во младенчестве не подмял под себя всю структуру Нищих). Наверное, поэтому Чо Голь всё ещё не в состоянии осознать того, что увидел. Этот демон заставил его отрабатывать то, что он пропустил из-за колотой раны в боку, и Чо Голь провозился так долго, что едва не светало. И всё равно он счёл важным отчитаться перед их чудовищем и выкроить для себя хотя бы три часа сна. Это тихая ночь или, точнее, утро, когда он не спеша идёт по нескрипучим половицам и думает о ближайшем сне, когда частью сознания слышит какой-то странный звук, достаточно тихий, чтобы ему могло привидеться, будто кто-то хлопает в ладоши или шлёпает кожу. Чо Голь открывает чужую дверь без задней мысли, достаточно бесшумно, чтобы не разбудить, если кто-то спит, и достаточно широко, чтобы он мог пройти. И… Чо Голь не уверен в том, что видит. Чо Голь не последний в секте ханжа, он знает, чем люди могут заниматься за закрытыми дверьми, пускай и сам никогда не практиковал (не из-за отсутствие желания), но также есть нерушимые постулаты, которые он, и все вокруг, не нарушают. Чо Сэм сидит на коленях Чхон Мёна, даже если он не видит этого конкретно (спасибо, боги), но нет сомнений в том движении вверх-вниз, которое он успел увидеть и обнажённые плечи Чо Сэма бесспорно красные в форме зубов, что видно даже при столь слабом освещении восходящего солнца, а его мозг не в состоянии обработать увиденное, прежде чем Чхон Мён замечает его. Чо Голь не видит в этих глазах страха, скорее форменное разочарование, которое всегда бывает у его младшего, когда кто-то не даёт ему насладиться едой или выпивкой (или своим младшим братом, — добавляет его предательский разум). В следующую секунду Чо Голь понимает: я умру. Потому что Чхон Мён не даст уйти ему живым с риском, что все узнают об этом. И Чо Голь понимает его, он бы сам себе не доверил такого размера тайну. Никто бы не доверил ему ни одну тайну, если честно. Как будто всего этого мало, Чо Голь видит, наверное, самую пугающую, странную и обжигающе горячую сцену в своей жизни, когда Чхон Мён практически пожирает рот Чо Сэма, как будто пытается его съесть с тем же голодом, который все они видят во время приёма пищи; улучшенный от ци слух Чо Голя может уловить нечто схожее с чавканьем, если бы оно не сопровождалось столь тревожным зрелищем, когда Чхон Мён послал ему чёткую команду: убираться отсюда к чертям. Что Чо Голь и делает, закрывая двери; также тихо и медленно, как и было. Чо Голь выходит из здания общежития и садится на ступени, чтобы понаблюдать за светлеющим небом и почувствовать тепло рассвета на коже в последний раз. Это была хорошая жизнь, он познакомился с потрясающими людьми и делал удивительные вещи. Даже увидел нечто столь травмирующе-скандальное (он даже рад, что его жизнь оборвётся сегодня; потому что если это будет не так, то его влажные сны будет преследовать этот образ годами). Когда тяжёлая рука опускается на его плечо, Чо Голь готов к смерти. — Старший, — начинает Чхон Мён, появляясь перед ним с сияющей улыбкой, его волосы растрёпаны, одежда завязана в спешке, а запах пота (запах секса) всё ещё остаётся на нём, — на пару слов.

Чо Голь не умирает, как рассчитывал, но лучше бы он это сделал.