Нарисуй меня как своих француженок

Всю следующую неделю состояние Софико можно было коротко и ёмко охарактеризовать словом “влипла”. Словно после осознания этого чувства, яркого, трепетного и сияющего, оно стало ещё шире и глубже, раздулось до невероятных размеров, заполнив собой все мысли и каждую секунду времени, изредка перемежаясь крохами сомнений. Софико летала будто на крыльях, ощущая, как из глаз только что сердечки не сыплются каждый раз, когда Даша выглядывала из-за мольберта и смотрела в её сторону, улыбаясь уже не той вежливой тонкой улыбкой, призрак которой мелькал у неё на губах первое время их знакомства, а широко, искренне, по-настоящему. Иногда ей и вовсе чудилась в этой улыбке нежность – и в ней, и в том, как Даша смущённо отводила глаза, заодно. Даже гусеницы в животе медленно и неохотно раскукливались, превращаясь в бабочек с расписанными наверняка всё теми же холодными твёрдыми пальцами крыльями, несмотря на то, что до весны по календарю было ещё далековато. В общем, ощущением влюблённости, – а вместе с ней и какого-то всеобъемлющего счастья, – накрывало с головой, и она не особенно старалась сопротивляться. То, что за пределами училища они по-прежнему не очень-то общались, особенно не мешало, – Софико хватало раз взглянуть на обтянутые джинсами лодыжки, чтобы сердце в груди то начинало скакать как на скакалочке, то замирало, стуча медленно и неохотно. Софико всё чаще хотелось спрыгнуть с постамента, который давно перестал казаться неудобным и неустойчивым, и просто… встать рядом. Замереть за её идеально ровной спиной, наклониться к светлой макушке и посмотреть на чужой мольберт. Посмотреть на то, как Даша видит её. Наверное, это было единственным, что её тревожило; тем самым необъяснимо грызущим изнутри маленьким червячком. Тогда, после того, как Даша сфотографировала каждую черту её лица и набросала то, что хотела зарисовать непременно с натуры, она отговорилась тем, что вместе с черновыми линиями Софико на эскизе непохожа сама на себя. Вот придёшь на выставку, – улыбнулась она, – сразу увидишь, почему я никому кроме Елены эскизы не показываю. Софико ей доверяла – в этом вопросе уж точно. Но карандашный портрет Даша рисовала уже больше месяца – и до сих пор отшучивалась, стоило как-нибудь поднять этот вопрос в переписке, в которой то приглашение в кафе осталось одним из островков близости, никак не связанных с работой, в компании добавившегося десятка мемов. – Может быть, она пририсовала мне поросячий нос, – уныло вздохнула Софико, глядя в висевшее в коридоре огромное зеркало. – Такой гигантский пятачок… Проходивший мимо Женя громко фыркнул. – Она? Тебе? – скептично поинтересовался он. – Тебе она скорее что-нибудь не дорисует. Например, пла… ай, блин, не бей меня! Эмиль, учившийся на факультете скульптуры и заодно глубоко женатый на Катеньке из художников, отвесил Жене смачный подзатыльник и лениво усмехнулся. – Ты его не слушай, – мрачно посоветовал он, дёрнув Женю за рукав и буквально потащив за собой. – Он у нас не думает, что говорит. Софико покачала головой, глядя им двоим, переругивающимся по пути, вслед. – Не говорить то, что думаешь, или не думать, что говоришь – вот в чём вопрос, – пробурчала она себе под нос. – Ты это мне? – с осторожной весёлостью спросил ставший за последний месяц ужасно знакомым голос. Она резко развернулась. Ярик игриво помахал ей рукой. Сегодня он был одет в восхитительно безвкусный монструозный ярко-розовый блестящий пиджак. Она сощурилась, разглядывая это безобразие. – Нет, я так… о своём, – неожиданно смутившись, пробормотала Софико. Ярик был лучшим другом Даши. Знал ли он о том, что происходило? И происходило ли что-то вообще? Тот кивнул, не давая ей погрузиться в очередную лужу рефлексии, и схватил её за рукав платья точно таким же жестом, каким до этого Эмиль цапнул Женю – коллективно они это отрабатывали, что ли? – Я к тебе вообще-то вот по какому вопросу, – Ярик нацепил на себя преувеличенно официальный вид, словно маску, даже поправил воображаемые очки на переносице. – Тебе на выставку приглашение на одну персону или с плюс один. Учти, что я за плюс один! Софико хлопнула глазами. Разумеется, она помнила и про выставку, и про то, что её туда приглашали, но почему-то именно в этот момент, как назло, ничего не шло в голову. Заметив её замешательство, Ярик подмигнул ей и с видом детского фокусника – если у детских фокусников, конечно, бывают такие хитрющие глаза – достал из кармана карточку, немного напоминающую визитку. – Прекрасно, я так рад, что мы с тобой сходимся в этом вопросе, – проворковал он, вкладывая приглашение ей в руки. – Захвати симпатичную подружку! Помни о том, кто выбил тебе такой замечательный билет. Софико, наконец, отмерла – и склонила голову набок, ехидно прищурившись. – А если у меня только симпатичный друг? – хмыкнула она. Ярик не смутился – интересно, могло ли его вообще смутить хоть что-нибудь в этой жизни? – Тоже подойдёт, – ухмыльнулся он, отсалютовав от виска. И вдруг посерьёзнев, заявил невпопад: – Ты знаешь, у Даши есть дурацкая привычка: она слишком много думает, когда нужно действовать. Надеюсь, у тебя нет такой. Софико покачала головой. – Я готова бороться с этой привычкой за нас обеих, – так же серьёзно пообещала она, – если у этого есть какой-то смысл. Ярик дёрнул уголком рта, настойчиво сжал её пальцы на пригласительном, надавил почти больно. Она вдруг подумала о том, как же этим двоим друг с другом повезло. – Не убирай сегодня далеко телефон, – хмыкнул он. – Я обычно друзей не сливаю, но вы двое… особый случай. И ушёл, оставив сжимающую карточку Софико растерянно смотреть ему вслед. *** То, что она, пришибленно-воздушная одновременно, в прошлую субботу так и не врубилась в их с Сашей традиционный просмотр фильма, догнало её кармой уже через неделю – в дверь постучали с интеллигентностью уставшего вусмерть работника сферы культуры. Если просто – коротко, зато громко, от всей души. На пороге, естественно, обнаружился её друг – а вместе с ним роллы, шампанское и какая-то сырная нарезка из супермаркета. Софико, вздохнув, сменила гнев на милость и не стала ворчать из-за манеры долбиться в дверь, с которой никто из них всё равно ничего не делал. К тому же, выглядел Саша и правда уставшим – мешки под глазами, заострившиеся скулы, пробивающаяся неаккуратно щетина. Тёплые руки цепко обняли её за плечи, притиснули поближе, в волосы за ухом уютно ткнулся чужой нос. Она обняла в ответ и прикрыла глаза. – Ну что случилось? – вышло мягко, чуть ли не по-матерински – смешно, если учитывать разницу в возрасте. Саша мотнул головой. – Студенты – долбоёбы, режиссёры – сволочи, коллеги вроде нормальные, но тоже чего-то бесят, личная жизнь покрылась плесенью, а нормальный сон завозили в последний раз три недели назад, – с преувеличенной бодростью отрапортовал он, отстраняясь и делая шаг назад. И тут же сменил тон на нормальный, поскрипывающий нотками усталости. – Нормально всё, Соф. Просто навалилось всё как-то. Подумал, что мы с тобой давно не тусили. Софико дёрнула уголком губ. «Тусить» в их интерпретации представляло собой зависание перед экраном ноута, споры за последний ролл и ленивое обсуждение всего на свете. Короче, тусовки для тех кому за – им обоим за столько не было, и тем не менее, в этом было какое-то своё очарование. – Бедный ты мой, несчастный, – хмыкнула она, забирая нарезку и пакет с одуряюще пахнущими роллами. – Пошли, будем тебя реанимировать. Саша проворчал что-то невразумительное и, шаркая ногами в дурацких носках, первым побрёл на кухню. Софико мирно улыбнулась. Историю их с Сашей знакомства тысячи раз успели показать книги, фильмы и сериалы… правда, совсем в другом ключе. Студентка и преподаватель – начало романтической комедии или порно, но в их случае это стало началом прекрасной дружбы. Саша пришёл к ним, немного смущённым и очень гордым первокурсникам, сразу после аспирантуры – преподавать сценречь. Симпатичный молодой препод на одной волне со студентами – разумеется, в него тут же перевлюблялась половина курса. Софико хватило наглости и куража подойти и попросить у него номер телефона – и она даже не врала, когда говорила «для подруги». Подруги хватило на то, чтобы пару раз подышать тому в трубку, а Софико уже вовсю бомбардировала его мемами и смешными фразами с лекций. Они с Сашей оказались похожи – на том уровне и в той степени, которая идеально подходит для дружбы, но убивает романтику в зародыше. И она надеялась, что так и останется надолго. В идеале – на всю жизнь. Саша поддерживал её в решении уйти в академический отпуск и ругался с уважаемыми профессорами за неё. Саша в ответ на её каминг-аут запросто признался в своей ориентации в ответ. Саша… всегда был рядом. Всегда – на её стороне. – Сань, – окликнула она, заходя на кухню. Саша уже разливал по кружкам шампанское – он принципиально не доставал её фужеры, то приносил свои, то упрямо брал кружки. – Мне… короче, нравится один человек. Саша дёрнул плечами в синем свитере. – Если он тебя обидит, я одолжу у третьекусниц биту, они как раз номера из Хезерс ставят, – не отрываясь от придирчивого разглядывания уровня шампанского в кружках ответил он. Софико скрестила руки на груди. – Во-первых, они потом до конца года с тебя не слезут – будешь цветы на всех верхних полках поливать, – вздохнула она, – во-вторых, это она. Признаться в этом оказалось намного легче, чем ей думалось. Может быть, дело было в том, что Саша стоял к ней спиной. Может быть, в том, как он говорил – спокойно, чуть иронично и очень мягко. А может быть, просто в том, что это был он, и всё. Саша развернулся, и Софико увидела тёплые смешинки на глубине его зрачков. – Значит, если она тебя обидит, я расцарапаю ей лицо, – хихикнул он. – Могу даже ногти нарастить. Хотя мне не пойдёт. Она подошла ближе и благодарно боднула его в плечо. – Тебе всё пойдёт, – пробубнила она ему куда-то в ткань его свитера, не зная куда деваться от накатившей вместе с благодарностью нежности. Саша приобнял её – неловкости этому немного добавляли кружки у него в руках. – Ещё не выпила, а уже сопли распустила, – беззлобно подколол он, мимолётно коснулся губами виска. – Пошли уже. Мне необходима доза ди Каприо в крови. Софико подхватила выложенные из пакета контейнеры с роллами. – Ты невероятно гейский дед и невероятный дедский гей, – проворчала она. Саша насмешливо отсалютовал ей кружкой. Конечно, Софико догадывалась, что без тонны расспросов, больше напоминающих допрос, – не хватало только лампы в глаза, честное слово, – не обойдётся. Но того, что они начнутся сразу же, прямо на начальных титрах, едва они оба с комфортом устроятся на диване, она как-то… не ожидала. Завалившись к Саше под бок и уютно обложившись с другой стороны подушками, она как раз нацелилась на особенно привлекательный большой ролл, когда чужой приглушённый заговорщицкий голос протянул с непередаваемой интонацией: – Где ты её нашла, кстати? Бух! Ролл вылетел из ненадёжной, справедливости ради, клетки палочек и влажно шлёпнулся обратно в контейнер. Софико почувствовала, как у неё начинают гореть уши. Ну конечно, стоит тебе рассказать лучшему другу о том, что ты влюбилась, он сразу забивает даже на фильмы с ди Каприо. Предатель. – На работе, – ответила она. Сашины глаза забавно расширились. – Да в смысле… она староста в группе, где я позирую. Там и познакомились. Фильм оказался безбожно, кощунственно забыт. Саша развернулся к ней всем телом, сверкая глазами. – А она к тебе как? – спросил он. Софико его не особенно винила: у них обоих на личном был полный штиль последний эдак год, и хоть какое-то проникновение романтики в их нудный мирок его, должно быть, в какой-то мере вдохновило. Она сложила руки на коленях и уложила голову на чужое, так удачно подставленное плечо. – Мы ходили в кафе один раз, у нас в переписке двадцать четыре мема за месяц, она держала меня за руку и уже три раза рисовала, один рисунок я даже украла, – перечислила она, чувствуя, как от одних мыслей обо всём этом губы неконтролируемо ползут в улыбке. И ехидно добавила – ну так, чтоб Сашка не зазнавался: – А ты сплетник. Саша цокнул языком, но оставил колкость без ответа. – Я уверен, что ты ей нравишься, – улыбнулся он, и Софико даже стало немного стыдно… – Сотку ставлю. …но определённо не настолько, чтобы удержаться и не подколоть его снова. – У тебя нет сотки. Ты бюджетник. – Мне предлагают роли! – А деньги тебе за них платят? Саша страдальчески вздохнул и угрюмо нахмурился. Софико показала ему язык, тут же подлезла под руку, примирительно обняв, и подвинула к нему особенно аппетитный ролл. Они помолчали. Ди Каприо что-то мурлыкал на фоне на своём английском, но до него никому не было дела – хотелось просто раствориться в моменте, тихо в нём замереть. – Какая она? – вдруг задумчиво, немного мечтательно спросил Саша. Софико нежно улыбнулась. Какая? Самая лучшая. – Блондинка. Ниже меня. Очень красивая. Безумно талантливая, – забормотала она, – ты не представляешь… Я вообще не знала, что возможно так. Дружелюбная, но закрытая. Загадочная. Но это поначалу. И такая знаешь… земная, что ли. Настоящая, как солнце. Саша усмехнулся, погладил её по голове – Софико лениво подставилась под это прикосновение словно кот. – Ей очень повезло, – весело хмыкнул он, – и с тобой вообще, и с тем, как ты о ней распинаешься. Софико шутливо ткнула его кулаком под рёбра. И тут пришедшим сообщением завибрировал телефон. Бывают такие моменты, когда ты отчётливо понимаешь, что это всё не просто так. Что вот сейчас что-то произойдёт – не обязательно плохое и не обязательно хорошее, просто что-то, что будет очень важным в моменте. Она быстро разблокировала экран и уставилась в него круглыми невидящими глазами. – Это она? – нетерпеливо спросил Саша. – Почти, – немного заторможенно отозвалась Софико. Ярик Блаблаярунас Короче, вот, суди сама, что происходит И прикреплённое вложение – тщательно выписанный акварелью её, Софико, портрет. Она сглотнула вязкую слюну. Так не рисуют тех, кто не важен. Так восхищаются. Так отдают своё сердце. Так признаются в любви.