Любовью дружбу не испортить

      Последний семестр последнего курса. Арина никогда не думала, что время пролетит так быстро. Казалось бы, только на днях она получала документы о том, что поступила, студенческий. А теперь на горизонте ярко маячит алый закат диплома.       Пары по расследовательской журналистике ей нравятся. Ещё до начала семестра Романова интересовалась всей этой грязью, следствиями, раскрытием секретов и ошибок других. Да, возможно, некрасиво, но она искренне считает, что журналист таким и должен быть. Пытливым, въедливым. И цепляющимся за правду. А потому материалы того же Ивана Голунова — специального корреспондента — препарировала и разбирала едва ли не с маниакальным наслаждением.       Монотонный ответ однокурсницы заканчивается, а Арина широко ухмыляется, осознавая, что буквально накануне читала этот анализ в интернете. Да, кто-то не слишком парится о том, чтобы добросовестно выполнять домашнее задание. Преподавательница спокойно кивает, сделав несколько пометок в своём блокноте, и даёт следующее задание:       — Ваша задача прочитать статью. Это пример хорошего журналистского расследования. Даю вам минут пятнадцать, ссылку отправила старосте. После жду ваши мысли по поводу прочитанного, — она подхватывает сумочку и выходит из аудитории, оставляя дюжину студентов в одиночестве. Тех, которые дошли до финишной прямой.       Арина открывает ссылку и пробегает взглядом по заголовку. Статья будет про онкологический центр. Точнее, о том, что туда купили несертифицированный аппарат. Тетрадь быстро наполняется заметками. Стиль, слог, шпильки автора, недостатки. Всё появляется на светлой бумаге. Невысохшие чернила пачкают ребро ладони, но она даже не замечает этого, поглощённая заданием.       И всё идёт хорошо. Ровно до момента, пока автор не начинает описывать, как работает аппарат облучения. Текст внезапно начинает расплываться перед глазами и утекать на второй план. Теперь она чётко видит перед собой картинку, срок которой четыре года. Она, маленькая и беззащитная, сидит в машине отца. Операцию бабушке сделали неделю назад. И они с братом впервые приехали в больницу. Арина вызвалась идти первой. Слишком скучала. Слишком долго не видела её.       И не была готова. Абсолютно не была готова. Отёкшее лицо и тело, трясущиеся руки, отсутствие волос и повязка на голове после операции. Тихий, слабый голос.       Романова улыбалась слишком ярко. Горела, освещала всё вокруг. Обнимала бабушку и беззаботно щебетала о том, что всё наладится, что всё будет хорошо. Она играла свою роль прекрасно. Станиславский ей верил. До того момента, пока девушка не вышла из стен больницы, пропитанных тошнотворным запахом лекарств. Добралась до машины и кивнула брату, что можно идти. Отец ждал на крыльце и не заметил маленького побега.       Её бравады хватило до хлопка дверцы. После чего она сломалась. Это был тот самый момент, так называемая «точка невозврата». Кукловод обрезал нитки, и Арина сломанной игрушкой без хозяина осталась во внедорожнике. Из автомобиля она потом вышла другой. Её сверхновая взорвалась. Осталась только чёрная дыра, засасывающая в себя все положительные эмоции.              Шум разгалдевшихся однокурсников приглушается стуком сердца, гулко отбивающего чечётку где-то под подбородком. Арина пытается проморгаться. Оттягивает ворот водолазки, который почему-то начинает душить. Текст статьи не возвращается. Она всё ещё в машине, ей едва исполнилось шестнадцать, и часть неё умирает, увидев родного человека в таком состоянии.       — Ты в порядке? — голос однокурсницы слышится как из-под толщи воды.       Романова кивает, даже не осознавая суть вопроса. Плотно закрывает глаза, прикладывая к грудной клетке ладонь. Сердце стучит, даёт «пять» настолько сильно, заставляя нежную кожу руки покалывать.       Воздух в аудитории слишком душный, даже двенадцать человек слишком много для такого маленького пространства. Схватить сумочку — кинуть в неё тетрадь и планшет — вылететь из класса, не сказав никому ни слова. Несколько вопросов летят в спину, но Арина идёт по тёмному коридору, приложив ладонь к стене. Иначе связь с реальностью пропадёт полностью.       По обе стороны ровные ряды идентичных дверей. Только таблички с номерами разные. 201, 202, 203. Она останавливается между дверьми, упираясь затылком в ледяную стену.       Ей нужно взять себя в руки. Нужно отогнать мысли, а главное, вытравить воспоминания, которые долгое время медленно гниют у неё внутри. И почему-то сейчас, за какие-то десять минут, догнили, кажется, до вони. Она буквально ощущает аммиак.       — Арина, с вами всё в порядке? — кто-то поддерживает её за руку. Женщина. Преподаватель. Время на задание истекло.       — Да, я, — голос подводит. Она хрипит, словно долго кричала до этого. — Простите, мне нужно…       Что ей нужно — непонятно. Выбраться, уйти, сбежать. Увидеть свет, вдохнуть свежий воздух, потому что сейчас её лёгкие схлопнулись и перестали нормально функционировать.       Чужое прикосновение пропадает, потому что она тащится вперёд, не обращая внимания на вопросы. Стук собственных каблуков похож на звон молота, соприкасающегося с наковальней. Трясущимися руками она протягивает номерок мужчине в гардеробной и кое-как натягивает пальто. Проклинает сапоги на шпильке, которые надела с утра.       Сесть в авто оказывается той ещё пыткой. Потому что снова машина. Потому что снова Арине шестнадцать. И она снова ощущает пустоту, совсем как тогда. Она гулко втягивает носом морозный воздух. Вытаскивает из кармана электронную сигарету, с остервенением втягивая яд, который ледяной хваткой сковывает глотку. Как будто душит изнутри.       Собственные пальцы хватают шею, чувствуя под тонкой кожей хрящ, на который и нажимает. Физический дискомфорт обычно помогает, но не сегодня. Несколько раз с силой ударяется затылком об подголовник. Нужно выбираться из воронки, которая начинает засасывать. Как торнадо. Попадёшь — не выживешь, не выберешься.       Снова чёрная дыра.       Он нужен ей. Олег. Только он может схватить, заземлить, защитить. Дать силы бороться. Но он занят. Очередные съёмки в Гот зале. Шепс сильный, он прожил то разочарование первого сезона и снова пришёл на битву.       В своей битве Арина, подобно своему мужчине, официально проигрывает. Приз за второе место предоставляется ей. Победитель — ПТСР. А ведь он скрывался долгие четыре года. Прятался где-то в тёмных уголках души и мыслей. И не показывался. Никак не выдавал своего присутствия. Позволял расслабиться, поверить в то, что пережила, проработала, победила.       Несколько глубоких вдохов и долгих выдохов.       — Я сильная, я справлюсь, всё получится, — шепчет она, закрыв глаза. — Я сильная, я справлюсь, всё получится.       Мантра. Самовнушение, аффирмация. Как угодно. Она поверит в это. И купирует приступ паники. А после доберётся до Олега. И они разберутся. Вместе.       Навигатор обещает, что Арина доберётся до Особняка за полчаса.       — Ладно, я смогу. Я же уже не раз ездила туда.       Рука неосознанно сжимает камушек. Тот самый, который когда-то дал ей Влад. Она под защитой. Магической и моральной. У неё есть люди, которые поддержат. Ей больше не нужно справляться со своими демонами в одиночку. Теперь у неё есть друг с личным бесом и парень-медиум.       Первые два светофора приветливо светят зелёными глазами. А вот третий не так благосклонен. Приходится чуть ослабить поводья сосредоточенности. И это неправильно. Потому что картинка практически пятилетней давности снова мелькает перед глазами. Она видит себя со стороны. Слабой, заплаканной, изувеченной. Теперь она в том моменте, когда только узнала о диагнозе, который родные так долго скрывали от неё. Злокачественная опухоль. Полиморфная глиобластома. Рак мозга. Как не пытайся изменить слова, формулировку, диагноз остаётся тем же.       Вести машину становится сложнее. Арина плетётся со скоростью сорок километров в час, получая злые сигналы от лихачей, которые куда-то торопятся.       — Почему я не вызвала такси? — шёпоток вопроса висит в салоне мрачным облаком. Припарковывается криво. Едва не задевает машину Саши. Но даже если и да, то тот бы не стал слишком ругаться. Он бы понял, поддержал бы. Ещё один, хоть и экстравагантный, но близкий человек.       Влажный ледяной ветер бьёт в лицо, румяня щёки. Колет иголочками, как и ладонь до этого. Арина подавляет всхлип, ощущая тяжесть в груди и ком в горле. Сердце продолжает ломать рёбра. Кажется, в какой-то момент Романова слышит треск.       Лена сидит на кухне-гримёрке. Арина видит её сквозь прозрачное стекло окна. А рядом Влад и Ольга. Они втроём о чём-то переговариваются. Видимо, она попала на перерыв между съёмками.       Фигуру Олега она замечает сразу. Тот стоит в огромной чёрной куртке рядом с Левиным и старшим братом. Лицом к ней, но видит её. Арина замирает, снова схватившись за горло. Последние крупицы самообладания улетают, подхватываемые порывом ветра. Нижняя губа начинает безостановочно трястись. Она не может это контролировать или сдерживать. Выступ гортани ходит ходуном. В ногах появляется настолько сильная слабость, что колени подгибаются, но она делает шаг вперёд. Хочет позвать, но не может. Воспоминания из машины сменяются чуть более свежими.       Ночь. Квартира. Предсмертный бред. Просьбы о помощи. Слова врача «скорой» о том, что они не будут забирать её. Ощущение бессилия. Злости. Отчаяния.       Олег чувствует её быстрее, чем успевает увидеть. Посреди фразы Максима он делает несколько шагов вперёд, протиснувшись между ним и Сашей. А после фокусирует взгляд на хрупкой фигуре в тридцати метрах от него. Арина выглядит так, словно сейчас рухнет в обморок. Светлые волосы треплет яростный ветер, даже издалека Шепс видит: она бледная настолько, что цвет кожи сливается с блондинистыми локонами. Одна рука на шее, вторая то ли пытается оторвать первую, то ли полностью перекрыть доступ к кислороду. Алые губы выделяются ярким пятном.       Он бежит. Срывается с места до того, как мозг трансформирует импульс в сформированную мысль. Что-то произошло.       Олег успевает подхватить Арину в тот момент, когда трясущиеся коленки подгибаются. Романова оседает на корточки, окунаясь в день похорон. Было так же холодно, она так же теряла силы, прежде чем начать терять сознание в руках брата. Сейчас же она в объятиях Шепса, который пытается отцепить задеревеневшие пальцы от шеи, просит сделать вздох.       — Малышка, давай, пожалуйста, дыши, — Олега и самого сбивает с ног энергетика девушки. Боль, тоска, ярость. И самая чёткая эмоция — ненависть.       Саша и Максим являются следом. Левин не считает нужным говорить что-либо, но подходит не из-за праздного любопытства, а потому что в случае чего готов помочь. Александр же слишком привязался к девушке младшего брата. И теперь пытается понять, что происходит и чем может быть полезен.       — Олег, — шепчет Арина, ощущая родной аромат. Она не видит его из-за слёз, которые скатываются по щекам одна за другой. Романова не истерит, лицо её недвижимое, застывшее как гипсовая маска.       Шепс встаёт, подхватывает её под спину и колени, и пытается сориентироваться, понять, куда лучше пойти. На кухне слишком многолюдно, как и во всём особняке. Лишнее внимание им не нужно. Оно не нужно ей в первую очередь. Ощущает ледяные пальцы, которые обхватывают заднюю часть шеи так, что становится даже больно. Словно Арина пытается удержаться за него, словно без него она пропадёт.       — В машину её неси, — советует Макс, оставаясь единственным хладнокровным человеком в этой компании. Эмпатичный Шепс-старший тоже начинает вбирать в себя эту энергетику безысходности. — Я схожу за водой и успокоительным.       Олег слушается. Идёт на парковку, а внутри всё обрывается от каждого тихого всхлипа. Александр достаёт из сумочки, что осталась лежать на асфальте, брелок и снимает сигнализацию. Открывает заднюю дверцу, помогая брату устадить девушку на заднее сиденье. Водительское же он подвигает максимально близко к рулю. Олег делает то же самое с пассажирским, после чего кивает брату, ведёт безмолвный диалог. Старший Шепс зависает на секунду, всматриваясь в платинового цвета глаза, и убеждается, что тот справится.       Они садятся так же, как однажды перед его испытанием. Тем самым, которое начало сводить их обоих с ума. В машину заглядывает Череватый, передавая воду и таблетки успокоительного. Не говорит ничего. Либо сам всё увидел, либо Левин подсказал, либо Толик. Кто разберёт. Влад включает печку на максимум, заметив состояние подруги, и тихо закрывает дверцу.       Олег обнимает девушку со спины. Она продолжает дрожать и плакать, не обращая, кажется, внимания на внешний мир.       — Я не понимаю, — надрывно хрипит Арина спустя бессчётное количество времени. — Я ненавижу это всё, ненавижу. Ну почему, скажи? Прошло больше трёх лет с её смерти! Всё же было хорошо, Олег. Я же отпустила. Это ненормально, — бессвязный поток слов выстраивается в единую линию событий. Шепс начинает понимать, с чем связан приступ. Бабушка.       Теперь понятно, почему фантом стоит рядом и молчит, крепко сжав губы. Он увидил женщину ещё в Гот зале, но не придал значения. Даже не стал всматриваться, чтобы понять, кто пришёл. А зря.       Арина рассказывает обо всём. С самого начала. С того, как читала текст, как начали трястись руки. Она говорит и говорит, пока не начинает задыхаться снова. И Олег не собирается позволять ей вновь скатиться в эту яму самобичевания. Он чуть отстраняет её от себя, поворачивает голову и впивается в солёные губы поцелуем.       И плевать, что алая помада окажется на нём.       Плевать, что его ждут на продолжение съёмок.       Ему плевать на всё. Весь мир сужается до одной-единственной девушки, что дрожит в его руках, но так отчаянно цепляется пальцами за рубашку под курткой.       Он — её якорь. Она — его маяк.       — Я люблю тебя, так сильно люблю, — шепчет она, снова роняя слёзы.       — И я тебя, — ещё один поцелуй.       Олег никогда не признается ей, что забирает так себе боль и часть его души раскалывается от того, что она ощущает. Они условились ещё во вторую встречу, что он не будет использовать свои силы на ней. Но тогда речь шла о чтении мыслей, а не об облегчении души.       — Я такая дура, но мне легче только от того, что ты рядом, — признаётся Арина. Ей так стыдно, что показала эту слабость. Могла ведь справиться сама. Но уже много времени они говорят о том, что просить о помощи — не есть проявление слабости.       — Я рад, что ты пришла сюда.       Они говорят. Много и долго. Затрагивают вариант психолога. И впервые Романова даже не сопротивляется. Шепс перебирает мягкие локоны, стирает периодически скатывающиеся слезинки и разминает всё ещё ледяные пальцы, чтобы кровь циркулировала. Арина же льнёт к нему, ей так сильно нужна тактильность, которую Олег даёт. Он мог бы просто молчать, лишь дарить ей прикосновения, и всё равно становилось бы легче.