Монтана

По другую сторону Медвежьей горы, вставшей поперёк парка Глейшер и Кат-Бэнк-Крика с одной стороны и отделившей их от штата Вайоминг с другой, всего-то в семидесяти милях по прямой, в низине, если спускаться с крутого склона по раздолбанной старой дороге, по которой даже не совались туристы, находился городок Шайенн — только не тот, что западнее парка, а просто город-тёзка мегаполиса Шайенн. Местность там была покрыта густыми хвойными лесами и кустарниковой порослью. На некоторых вершинах из водопадов проистекали быстрые, узкие горные реки, бежавшие по каменистым хребтам в долину, и уже там впадали в разлившуюся широкой поймой Грин-ривер. Это был тихий, спокойный, скучный даже штат ковбоев, скотоводов и промышленников, самый последний в Америке по численности населения — и отличающийся разнообразной природой, от лесов до прерий. Климат здесь называли семиаридным: слишком сухой, чтобы на открытой местности разбивать поля и сады, он был достаточно суров что летом, что зимой. Летним днём — слишком жаркий, даже изнуряющий: однажды местные зафиксировали на столбиках термометров сорок шесть градусов по Цельсию. Зимой, осенью, весной — промозглый и зябкий, а ночами температура опускалась на десять-двенадцать градусов. Здесь всегда было много снега, морозы жалили страшные, и осадки выпадали рано: в конце октября в горах уже порошило землю и деревья. Виной такой суровой природе был ветер чинук, прорезающий воздух со Скалистых гор вдоль прерий. Он приносил необычайно много тёплых воздушных масс и служил причиной резкого колебания температур. Вайоминг был богат на дожди, слякоть, снег, метели, бураны, пургу и промозглые ночи — но Вермут привёз Мескаля и Текилу именно сюда. В Шайенн. Они спустились на Капризе в город, чтобы закупиться продуктами и заехать, как велел отец, к старому другу их семьи, Джо Уэйбеку. Джо было уже шестьдесят четыре, он знавал отца Вермута, когда тот был совсем молоденьким парнишкой, и самого Вермута помнил слюнявым сосунком в подгузниках. Поэтому теперь он был очень рад его увидеть. Люди в таких местах, как это, сентиментальны, даже если им приходилось бы трижды на дню кого-то убивать: впрочем, у Джо был автомобильный бизнес, ничего, что могло бы нарушить закон. Правда, он иногда как раз и нарушал, но чего только не сделаешь ради почти что члена семьи, верно? — Френки, мальчик мой, — он ласково похлопал Вермута по шее и отстранился. — Сколько лет-то я тебя не видел, м? Ты здесь не был года три, если не больше, но, — и он, хитро прищурившись, погрозил ему пальцем, — можешь папаше передать, что мы справно следили за домом. Справно, ладно? — Джо, как могло быть иначе? — с чувством спросил Вермут и крепко обнял старика. Ему было действительно приятно увидеть этого хитрого ублюдка. Джо занимался ремонтом машин и держал свою мойку. Зять у Джо — Вермут не помнил его имени — и дочка, Келли, девушка, на чьи буфера Френки с юности засматривался, жили по соседству и владели пунктом проката машин. Это был, можно сказать, семейный подряд, и все они гребли денежки в карман Уэйбека. И даже зять его пусть был другой фамилии, но по натуре всё равно — чёртов Уэйбек. Вермут пришёл к нему на автомойку один, пораньше утром. Он оставил дружков возле супермаркета, но знал, что взять тачку у Джо займёт времени, а потому попросил их после обождать в кафе неподалёку, только не влипать в неприятности и не попадаться на тупых вещах типа разбоя, кражи и чего-то такого, потому что в Шайенн Вермута знают как Френка Баума, и, если кто из местных прознает, что он связался с такими славными парнями, как эти двое, то быстро доложат его отцу. Тогда накроется спокойное времечко, за которое они вполне могли бы повеселиться. Мескаль сказал — «нет вопросов», и поднял руки ладонями вверх. Текила вообще ничего не ответил, но Вермут за него был спокоен: у этого говнюка мозги были не набекрень, а очень даже крепко сидели в черепной коробке, пусть и соображал малость туго, как по мнению самого Вермута. Потому-то он относительно спокойным пришёл к Уэйбеку и даже выпил с ним кофе из автомата, который стоял прям там, на автомойке, в зале ожидания. Машины сегодня никто не мыл, в городе было тихо и пусто, но это ненадолго: вот-вот нахлынут туристы, последняя волна сезона отпусков сейчас, больше чем за два месяца до Дня Благодарения. После него всё пойдёт на спад и замрёт до самого апреля. — Твой папаша звонил, — сказал Уэйбек и провёл языком по боковым зубам, гоняя между ними зубочистку. — Ты, наверное, знаешь уже, что за твоей тачкой я пригляжу до весны, верно? — Ага. Но ты хорошо за ней смотри, она новенькая. — Я вижу, что новенькая, — и Уэйбек громко цокнул. — Ну да здесь, в горах, она будет совсем бесполезной. Я удивлён, как-то ты на ней доехал по здешним ямам. — Оч-чень осторожно, — протянул Вермут и провёл ладонью по воздуху, точно показывая охренительно гладкую прямую линию. Уэйбек расхохотался, поправил на затылке шляпу. Здесь все, в этой части Вайоминга, торчали по ковбойским шляпам. Френки даже подумал, не прикупить ли ему свою, чтоб сойти за местного. И потом, ну где ещё он сможет её носить и не выглядеть полнейшим идиотом? — Ну, а если серьёзно, — сказал Джо, немножко успокоившись, и обнял Френки за плечи, пригрудив поближе к себе, — ты знаешь, что… ты сиди и не высовывайся. Не встревай во всякие истории, чтобы копы тебя не сцапали. Будь паинькой, понял? — Да-да-да, мне уже сказали, — скучающе протянул Вермут. Джо потрепал его по предплечью, снова прижал к себе, так, что Вермут услышал запах жевательного табака и больных зубов у него изо рта. — Я же не просто тебе это говорю, — тихо пробормотал он, чтобы услышал только Френки, хотя единственным, кто был в помещении ещё — погружённый в газету операционист за кассовым аппаратом. И то, наверняка, из своих. Какой-нибудь Уэйбек-младший, или племянник, или ещё один бесконечный родственник этого старого ублюдка. — Побудь здесь, пока всё поуляжется, и послушай старика Джо. Я всю жизнь желал тебе только добра, сынок, а шериф у нас новый, из Оклахомы. Он привык к тому, что у него там живут фермеры, которые ходят по струночке, и он малость лезет не в свои дела. Уверен, он и к тебе полезет. Рослый, усатый, ты его ещё не видал? — Не видал. — Ну вот знай, что он обязательно будет лезть, он ко всем лезет. Чёрт бы его побрал. Он здесь только полгода, пока что обживается, и у него в заднице играют скаутские рожки. Он думает, что всех здесь уже съел с мякишем и маслом на завтрак, понимаешь? Ага. Ну, ты обещаешь старику Джо быть осторожным? — Какие вопросы, — расцвёл в улыбке Френки. — Я пай-мальчик. Он обещал так легко, потому что никогда не держал своего слова, но Уэйбеку этого было не обязательно знать. Главное — больше не допустить такого же дерьма, как дома с Нэнси, и всё. Остальные свои тайны он умел хранить.

2

Текила и Мескаль ели коржики, сидя на скамейке возле кафе, где их оставил Вермут, и совсем не удивились, когда он посигналил им с края дороги и уже был не на Капризе, а на тёмно-синем джипе Форд Экспедишн. Под капотом стоял мощный двигатель Тритон на пять и четыре литра, а полный привод обеспечивал отличную проходимость по любому бездорожью что вверх, что вниз к Медвежьей горе. — Садитесь, ублюдки, — сказал им Вермут, и они поспешили сесть в джип, прихватив с собой пакеты и пару коробок с выпивкой. — Пожрать купили? Бухло? — Ну не слепой же, сам видишь, — ровно ответил Текила. — Откуда тачка? — Тебе-то какая разница? — Вермут мог завестись с нихрена с пол-оборота. Тем более, этот грязный ублюдок лез не в своё дело. — Такой любопытный, да? — Ладно, чёрт с ней, не хочешь, не рассказывай, — весело сказал Мескаль и провёл ладонью по приборной панели. — Но мне эта малышка нравится. Классная малышка. Очень. Чего скажешь, Текила? — Угу, — тот отчего-то помрачнел и отвернулся в окошко. И больше не сказал ни слова. Парни поехали в дом: для этого им пришлось вернуться наверх по той же дороге, но взять теперь курс на северо-запад и двигаться к самому склону горы, вглубь, где неподалёку разливался широкий и бурный поток Сэнт-Мэриса. Было солнечно и тепло: последние деньки индейского лета, видать. Дома в такую погоду было даже жалко прятаться. Точно чувствуя мысли друг друга, Вермут озвучил то, о чём подумали все трое: — Надо бы съездить на реку, что ли, пониже по течению, взять немного мяса, барбекю пожарить. Погреть задницы на солнышке, пока оно светит. Что скажете? — Нормально, — спокойно ответил Мескаль, высунув локоть в открытое окно. — Я за. Только, жаль, девочек нету. — В этакой глуши тебе ещё девочек? Тебе вчерашней было мало? — беззлобно ухмыльнулся Вермут и потёр глаза. — Господи Боже, ты умеешь держать свой член в штанах? — Нет, — невозмутимо сказал Мескаль. — Мне часто нужно его проветривать и выводить на прогулку, иначе заскучает и совсем отобьётся от рук. Я, мать вашу, его дрессирую. Шутка была дурацкой, но они ей рассмеялись; даже Текила усмехнулся. Когда приехали к дому, к открытой, расчищенной от лесного массива площадке, где возвышался двухэтажный коттедж, выложенный из бруса, с чердаком под скатной крышей, Мескаль позабыл про всё и, стоило машине остановиться, выскочил наружу: — Ну, это дворец, парни! Текила не спешил выходить. Нога ещё болела. Так что он последним неторопливо вылез, закрыл дверь и оперся о джип, положив локти на крышу, а на них уже — подбородок. Задумчиво поглядев на дом, подумал что-то своё, а что — вслух не сказал. Вермут был польщён и обошёл Форд, снисходительно похлопав Мескаля по плечу: — Нормальный такой сарай, ага? — Сарай — это вот, — и Мескаль ткнул в пристрой недалеко от дома: там родители Вермута хранили рабочие инструменты, керосин, дрова и всё, что могло пригодиться при жизни на природе. — Ну, или моя старая халупа в Мексике. А это, мать вашу, охрененный дворец! Они закатили джип под широкий деревянный навес, затем Вермут открыл ключом первую входную дверь. К дому прилегала широкая терраса. Полы на ней были выложены широкими досками из корабельной сосны. Воздух кругом пропитался запахами смолы и хвои, и чего-то горького, как просолённые прибрежные камни. Пока Вермут возился со второй дверью, украшенной матовой стеклянной вставкой в центре, Текила спросил: — А запасной генератор у вас здесь есть? — Ты чего, принимаешь нас за придурков? — вспыхнул Вермут, хотя точно не помнил, был генератор или нет. Но, наверное, был, потому что его предупредительный папаша всё оборудовал, как надо, и отвалил за это в своё время кучу денег. — Если тебе что-то не нравится, можешь катиться… Текила, невозмутимо сунув руки в карманы дублёнки, просохшей и теперь лежавшей на широких плечах и массивной выпуклой груди клоками, хмыкнул и сунул между губ сигарету. Мескаль опять встрял: — Да чего ты, ну, он просто спросил про генератор, потому что знаешь, какое это дерьмо, если здесь отключат электричество или обогрев? Бо-ог мой, там, внутри, какие хоромы! Нет, я серьёзно, Вермут, расслабься. Тебе надо научиться расслабляться, ясно? Он же ничего такого не имел в виду! Мескаль неплохо понимал Вермута, и понимал также, чего он кипешует и ругается с Текилой. Тот делал вид, что он лучше всех и круче всех. Дом его не впечатлил. Тачка — тоже. Давеча трахнул в мотеле бабу и пошёл курить, будто ему это на самом-то деле не надо было. Та же баба Вермуту не дала. Какому-то бирюку-индейцу дала, а ему — нет! Кошмар. С его-то характером это было почти оскорбление. Как только эта дура цела осталась… А вчера ночью Текила вздумал поучать их, словно двух недоумков. Пока они отметилили того засранца на дороге и поиграли с его девкой, он торчал в тачке, будто был выше этого, и самодовольно ухмылялся. Но он был тот ещё сукин сын, и Мескаль пока не хотел с ним связываться — да и поводов не было. Всё же Текила во многих вещах знал толк, и, как ни крути, он был третьим. А трио во многих случаях всегда лучше пары. Наконец, замки открыли, впустили в коридор свежего воздуха, вошли по очереди, неловко замолкнув. Внутри дом был большим, дорого и хорошо обставленным, с прямой стильной лестницей, подымавшейся на второй этаж, и высоким камином, выложенным крупным гранитным камнем. Очаг был вычищен от золы. Полы тоже были чистыми, как и мойки на раковине и в ванной комнате, и унитаз, и окна. Судя по всему, перед приездом Вермута тут как следует прибрались. В холодильнике даже осталась кое-какая еда, и сам он был включён. Работал свет. В подвале Текила обнаружил нагревательный котёл и запасной генератор, и немного успокоился. В это время Вермут и Мескаль, осмотрев комнаты, убрали всю купленную еду в холодильник и открыли по бутылке пива. — За нас. — За нас! — они чокнулись стеклянными боками, оставив третью на столешнице. Текила прихромал к ним и, налегая локтями на стол, потому что тяжело было стоять на ещё не зажившей ноге, сбил крышку о другую бутылку и тоже отпил, салютуя друзьям. Все трое на несколько долгих, спокойных минут забыли о спорах, разногласиях и напряжении. Попивая пивко в светлой большой кухне и любуясь на сосновый лес в окно, каждый думал о чём-то своём. Мескаль достал из холодильника нарезку с двумя видами сыра и сорвал плёнку, скомкав её и бросив прямо на столе. Вермут аккуратностью никогда не отличался и вообще этого не заметил. Текила тоже проигнорировал, но взял шпажку и съел сразу два куска сыра. — Ну, чего, заночуем тут — а потом пожарим во дворе мяса? — Время детское, три часа, — сказал Вермут и поморщился, набив сыром рот. Оттого щека его здорово оттопырилась, а речь стала малость невнятной. — Тут недалеко спуск и грунтовая дорога. Возьмём палатку или спальники, может, у папаши в сарае ещё остались… Кто-то может заночевать в машине. — Это буду точно я, — рассмеялся Мескаль. — Терпеть не могу спать на земле. Даже не просите уступить место. — И не собирался, — тихо и лениво сказал Текила, отпив из бутылки. — Если повезёт, можем склеить пару цыпочек, — продолжил Вермут. — В этом сезоне в Глейшере всегда полно молодых девок. Многие, конечно, ездят компаниями, но кто сказал, что мы не можем подойти к какой-нибудь из них лично? — Вполне можем, — развеселился Мескаль. — Потому что тут скучно. Ты уж не обижайся, но это место — форменная дыра. — Дыра, да. Съездим на денёк, — решительно подытожил Вермут. — Больше денька-то нам и не надо. Кстати, вы слышали прогноз погоды? Послезавтра Глейшер зальёт дождём дня на три-четыре, так что лучше времени не придумаешь. Если ехать, то сейчас. На том и порешили.

3

Она выбрала неплохое местечко чуть пониже к реке, там, где хвойный лес расступался и открывал хороший вид на поток. Им уже вынесло два крупных бревна, стёсанных волнами, и Монтана подумала, что из них выйдут неплохие скамьи. Во всяком случае, свой первый костёр она развела возле одного из брёвен. Трейлер же поставила так, чтобы вид из окон выходил на реку. Замечательно получилось! Монтана с трудом вытянула навес из специального жёлоба, затем взяла сухой уголь и попыталась соорудить самодельную подпорку для решётки, на которой хотела пожарить колбаски-гриль. Затея быстро провалилась: нигде не нашлось подходящих палок. Пока хозяйка занималась тем да этим, Малышка со звонким лаем носилась по берегу, а затем путалась у Монтаны под ногами, встряхиваясь каждый раз, как брызги с реки попадали на её красивую, холёную шкуру. Устав до чёртиков, Монтана плюнула на чёртов гриль. Она рано встала и долго промоталась в дороге. Потом пришлось попетлять здесь, в Глейшере, чтобы найти это место. Хорошее, к слову, место. Здесь было тихо. Только шум реки, изредка — лай или поскуливание собаки, а ещё — пение птиц нарушали эту тишину. Иногда ритм по дереву дробно отстукивал дятел. Иногда Монтана слышала робкое токование в чаще. Природа здесь была куда более дикой, чем там, ниже, по руслам других рек, и она понимала, почему люди сюда не тянулись. Здесь они переставали чувствовать себя туристами на обустроенных площадках для отдыха. Монтана была этим чертовски довольна. Усевшись на бревно и вытянув ноги, она любовалась язычками голубовато-оранжевого пламени, лижущего сушняк и уголь. День кончился очень быстро, небо залилось огненным закатом, совсем нежным, сиреневым, на западе. Оно было таким огромным и необъятным, что деревья, которые прежде казались Монтане гигантскими, теперь были что травинки перед исполином. Нанизав на острую шпажку сосиску, Монтана лениво протянула её к огню и проворачивала там в томительном ожидании, когда бока у сосиски зажарятся как следует. Малышка получила свою порцию собачьего корма, но всё равно, подъев его подчистую из алюминиевой миски, робко подняла палево-чёрную морду от изящно скрещённых передних лап. Она лежала близ ног хозяйки, навостряя уши каждый раз, как слышала что-нибудь в сизой чаще. Любой звук казался ей подозрительным: Малышка была ещё совсем юной и совершенно домашней собакой, и отдых на природе был для неё в новинку. — Ладно, — сдалась Монтана, не в силах выдержать её жалобный, блестящий взгляд. Взяв из пакета ещё одну сосиску, кинула её собаке. — Ешь. Малышка, обрадовавшись, засуетилась и, ухватив лакомство, принялась сосредоточенно грызть его, вспарывая шкурку острыми зубами. Монтана зевнула. Здесь темнело так быстро, что очень скоро весь небесный свет померк — но её это совсем не напугало. Хоть звёзды и светили тускло, страха не было. Не было и печали. Напротив, Монтана почувствовала себя хоть мало-мальски отдохнувшей впервые за долгое время. Она чувствовала, что ни в один из отпусков не была так счастлива, как сейчас, пусть и устала, пусть и была голодна, а чёртова сосиска не желала жариться, а у берега от воды всё ещё, как летом, вилась мошкара. И Монтана многое отдала бы, чтобы однажды это повторить. Поужинав пакетиком хрустящего картофеля и кое-как приготовленной сосиской, Монтана допила слабый чай из термоса, потушила костёр и, свистнув Малышку, закрылась у себя в трейлере. Ещё долго она, лёжа у себя на полке под одеялом и положив руку под голову, глядела на серебристую ленту реки и слушала её мерный, непрекращающийся шум. Подумав, что завтра стоило бы зайти в воду босиком и потрогать её, Монтана, вдыхая запах песка и воды, хвои и земли, провалилась в приятный, спокойный сон.

4

Утро выдалось не столь же приятным. Монтана проснулась от звенящего над ухом комара и, дождавшись, пока он прекратит пищать, прихлопнула его у себя на шее. Сон мигом сошёл: в трейлере было очень душно, и вчерашний выпитый чай давал о себе знать. Не прошло и минуты, как Монтана встала и обулась, почувствовав, что вот-вот лопнет её бедный мочевой пузырь. Малышка подняла морду от пола, услышав, что хозяйка проснулась, и вылетела в открытую дверь, когда Монтана отвернула замок. — Чёрт, — проворчала она, наспех зашнуровывая походные ботинки. — Чёрт, чёрт! Вылетев наружу в одной спальной майке линяло-серого цвета, с изображёнными на груди тремя коровьими черепами, чьи глазницы ловко пронзала стрела, Монтана нашла в отдалении от трейлера высокий кустарник в тени огромной пихты; там было достаточно укромно. Возвращаясь назад и от нечего делать пиная носком ботинка плоские камушки, вдосталь лежавшие под ногами, Монтана думала, что бы съесть на завтрак — йогурт или вчерашний хот-дог — и решила, что хот-дог будет правильнее прикончить первым, пока он не испортился, когда услышала звонкий лай Малышки где-то в стороне. — Малышка! Уже потом до неё донёсся мужской смех. Монтана различила несколько голосов и забеспокоилась. Где её собака? Малышка залаяла снова, ей вторили голоса. Монтана, свистнув, поспешила на шум. Запоздало подумала, а где её шокер — но лезть за ним в трейлер было некогда. — Малышка, ко мне! Овчарке было только два года. Совсем ещё молодая и глупая, она только начинала постигать все особенности дрессуры — и что-то уже умела, но всё равно Монтана знала, что не уделяет Малышке должного внимания и времени. Её отвлекала работа. После смены она часто пропадала с друзьями. Дома оставались мама и сёстры. Отец возвращался только вечером, и максимум, что он мог — побросать с Малышкой мячик или прогуляться с ней по кварталу. Он говорил Монтане — «это твоя собака, детка, и тебе с ней заниматься». Монтана с досадой подумала: если б она не пренебрегала дрессурой, тогда Малышке достаточно было бы лишь одного посвиста. А так… Прямо как была, в ботинках и футболке, больше походившей на очень короткое — и видавшее виды — платье, Монтана выбежала на проплешину на берегу реки сотнях в двух футов от своего трейлера, двигаясь на шум, и среди стройных сосновых стволов увидела тёмно-синий джип, а возле него — мужчину, который пристально осматривал колёса. Но всё внимание её тут же захватила Малышка: она прыгала в воде, выскакивала из неё в серебристых брызгах и, прыгая на берег, снова таранила грудью беспокойную реку, вся мокрая и весёлая, с вываленным между клыков розовым языком. С ней в реке был мужчина: он то подзывал к себе овчарку коротким, резким свистом, то бросал ей что-то. Монтана присмотрелась и поняла: это был Малышкин новый красный мячик. — Эй! Ко мне, девочка! Монтана вышла между деревьев, решившись показаться, ведь, так или иначе, собаку нужно было отсюда увести. Сперва она даже сердито пошла к берегу, негодуя, что Малышка её не слушается, но затем мужчина возле джипа поднял на неё взгляд, и Монтана неуверенно остановилась. Вот это да. — Ба-а-атюшки, — протянул Мескаль, отбросив с потного лица длинные волосы, — какая встреча-то! Парни, эй! Эй! Смотрите, кто тут! — Да уж, — неловко улыбнулась Монтана, потерев локоть. — Удивительно, но вот мы все здесь. А у вас другая машина. — Взяли у родственника, — отмахнулся Мескаль и постучал костяшками пальцев в стекло джипа. — Вермут, вставай! Вставай, скотина, хватит дрыхнуть, смотри-ка! Заспанная физиономия Вермута показалась из окна. Он провёл рукой по помятому лицу со всё ещё закрытыми глазами и зевнул: — Привет-привет, Монтана. Ничего себе. Ты нас что, преследуешь? — Нет, скорее, вы меня. Мужчины громко рассмеялись в ответ на это. Малышка, услышав их, забрехала ещё громче. — И у вас моя собака, — она неловко указала на Малышку, и мужчины удивлённо возились на неё. — А-а-а, то-то я думаю, она мне почему-то знакома… Текила-а-а! — Мескаль сложил руки рупором. — Текила! — Ау? — откликнулся тот и выпрямился, перестав бросать мячик. — Иди сюда. Иди! До берега было футов семьдесят, и Текиле явно пришлось присмотреться к тому, что происходит. Он тяжело побрёл с глубины, где сначала стоял по пояс, на мелководье, оказавшись в чёрных трусах-шортах, и, отфыркиваясь от воды, потрепал по ушам Малышку, побежавшую вскачь, чтобы забрать свой мячик. — Кто тут? — Мескаль жестом фокусника указал на Монтану. — А? А? Кто тут? Текила ничего не ответил, только смерил Монтану внимательным взглядом — с головы до ног, а потом обратно, так, что она переступила на месте и попыталась незаметно поддёрнуть футболку хоть на пол-пальца ниже. Наклонившись к Малышке, он потрепал её обеими руками по щекам и отпустил. Он был коренастым и плотным, с хмурым лицом, с тяжёлыми, плотными мышцами. Текила выглядел значительно массивнее и изящного долговязого Мескаля, который упёр руки в бока возле Монтаны, и поджарого, спортивного Вермута, который больше напоминал человеческую версию гоночной дорогой тачки. — Я думал, вдруг она потерялась, — равнодушно пояснил Текила и взял с бревна большое пёстрое полотенце. — Привет. — Привет, — эхом откликнулась Монтана, отводя от него взгляд. Всё же лучше не пялиться на почти голого чужого мужчину, особенно в таких обстоятельствах, но на ноге его она заметила утягивающую повязку. — Ну, что ж. Встреча и впрямь неожиданная, но не буду вам мешать: я за собакой приходила. Малышка! Иди сюда! Овчарка трусцой побежала на берег, встряхнулась и встала рядом с хозяйкой, сжимая мячик в пасти. Вдруг Мескаль торопливо произнёс: — Раз такое дело, может быть, придёшь к нам вечером на барбекю? Вермут вылез из джипа, хлопнув дверцей. Кашлянув и на ходу натянув толстовку, добавил: — Тем более, мы всё это одни не съедим: нужны помощники. Верно, парни? Текила промолчал, уже надев свободные спортивные брюки, и накинул клетчатую мягкую рубашку, весьма потрёпанную на вид. Он пожал плечами и выправил мокрые кудри из-под воротника. Мескаль потёр ладони: — Если вдруг к тебе присоединятся друзья или, там, родственники, мы всем будем только рады. Хочется отблагодарить как следует свою спасительницу. — Что? Ой, нет-нет, — спохватилась Монтана и неловко попятилась. — Это ни к чему. — Ну, правда, — Мескаль прижал ладонь к груди. На белой футболке его красовался красный бык с кольцом в носу. — Я не то чтобы настаиваю, да? Просто один раз — это случайность, а два — уже судьба! Если захочешь, заходи. — Да, вечером пожарим мясо, — Вермут снова зевнул. — Господи, почему мне здесь так хочется спать? — На природе всех смаривает, — улыбнулась Монтана. — Воздух свежий, река, сосны. — Просто надо вовремя ложиться спать, — проворчал Текила. — Значит, мы начнём жарить часов в семь, — подытожил Мескаль. — Если вдруг станет тоскливо или скучно, знай, мы тут остановились. Только крикни — поможем, чем скажешь. — Чем скажешь, — эхом откликнулся Вермут и тоже улыбнулся. Белозубо, приятно, открыто. И свои красивые каштановые волосы легко откинул со лба, так, что взгляд тоже стал чистым, светлым. Глаза у него были зелёные, яркие, взгляд — удивительно мягкий. — Мы к вашим услугам, принцесса. Монтана зарделась и, отвесив им шутливый реверанс, пробормотала «ладно», а потом взяла Малышку за ошейник и ушла к себе, скрывшись за высокими зарослями папоротника и группой плотно растущих сосен. Вермут, проводив её взглядом, цокнул вслед языком, но она этого уже не услышала. — Хороша, сучка, — сказал он тихо. — Как думаете, удастся наше барбекю? Текила, неторопливо вытирая шею и промакивая волосы полотенцем, зашёл за спину друзьям, долго и задумчиво глядя Монтане вслед. — Может, и удастся. Мескаль и Вермут удивлённо обернулись и поглядели на друга. Затем, расхохотавшись, бросились на Текилу с тычками и шуточками, и он, увернувшись от них, засмеялся в ответ.

5

Вода была холодной, даже очень! Монтана не представляла, как это Текила мог в ней резвиться вместе с Малышкой: у неё аж дыхание свело, стоило присесть на бревне и опустить пятки на мерцающее в солнечных лучах дно. Малышка, виляя хвостом, поставила уши торчком, когда хозяйка взвизгнула и поджала ноги под себя. — Чёрт! — выругалась Монтана и тут же прижала ладонь к губам. За два месяца путешествия она так часто сквернословила, что не представляла себе, как будет сдерживаться дома. Родители с ума сойдут. Отец даже «чёрт» не может сказать, чего уж про другое. Поставить в трейлере банку, что ли? Будет класть по десятицентовику каждый раз, как выругается. Так и разориться недолго. Монтана, одетая в фирменную толстовку парка Глейшер и свободные, широкие джинсы, быстренькое сунула ноги в носки, а потом — в ботинки. Время было послеобеденное, и несколько часов наедине с собой, рекой и Малышкой Монтана провела просто замечательно. Это был тот отдых, о котором она так давно думала: всё время, как работала в этом чёртовом супермаркете. Правда, ей стало очень уж скучно, и она включила радио, чтобы немного потанцевать. Малышка тоже крутилась волчком, когда Монтана велела ей это, но веселья особого не было, и Монтана танцевала недолго: почему-то казалось, что за ней кто-то следит. Чувство была, как от пристального взгляда в упор. Монтана исподтишка осмотрелась, вдруг это её новые соседи? — но не нашла никого в чаще, залитой оранжевым дневным светом. На обед была заварная китайская лапша с кисло-сладким соусом. На ланч — десерт: шоколадное печенье с зефиром. Скормив такую же порцию Малышке и потрепав её по лобастой, большой голове, Монтана завела собаку в трейлер и закрыла, не желая, чтобы она снова куда-нибудь убежала. А сама присела в тени навеса на разложенном складном стуле, который был достаточно широк и удобен, чтобы пригреться в нём и незаметно для себя задремать. Солнце пекло лицо и руки. Монтана чувствовала, как его лучи пронизывают её насквозь, и она почти тает под ними, проваливаясь в сон. Она не могла бы вспомнить, что ей снилось. И не вспомнила даже, как над ней мелькнула чья-то тень, брошенная вскользь, словно кто-то прошёл мимо. Монтана не услышала едва слышного дыхания, и тот, кто пришёл к её трейлеру, крался бесшумно. Он внимательно посмотрел на Монтану — крепко ли та спит? — и незаметно прошёл к её Такоме, чтобы чутка поковыряться с ним, присев возле заднего колеса. И ничто не нарушило покойного, тихого сна, пока Монтана сама не очнулась от него — зевнув и со вкусом потянувшись. И ничто не нарушило безразличного покоя реки, катившей свои воды сотни лет по этому руслу, ещё до того дня, как здесь появились люди, и готовой катить их сотни лет дальше.