Chuuyatober 2023

Бильярд был частым развлечением посетителей "Старого мира". То и дело его стены слышали стук шаров, приглушенные разговоры, да дружный смех. Это место было в своей мере родным для всего состава Флагов, поэтому отказаться от такого времяпровождения они не могли. Альбатросс в очередной раз рассказывал что-то дико оживленно, параллельно крутя кий в руках, пока Чуя примеривался к очередному шару, склонившись над столом. И делал вид, что его вовсе не отвлекает ладонь, то и дело будто случайно касающаяся ягодиц. Липпман умел вести игру тихо и незаметно для остальных – Чуе у него еще учиться и учиться. Правда что-то подсказывает, что процесс обучения будет невыносимым совершенно. — Немножко правее, Чуя-кун, — выдыхает спокойный голос рядом с ухом. Рука позорно дергается, едва не задевая шар, и Чуя скашивает взгляд, поджимая губы. Ожидаемо, на чужом лице совершенно спокойное выражение, будто ничего не происходит. — Эй, вы чего там шепчетесь! — Альбатросс вмешивается, щурясь. — Ох, советую нашему милому Чуе-куну, как бы удачнее ударить... удачнее с моей точки зрения, конечно же, для него этот удар должен стать провальным. Ехидца в чужом голосе заставляет фыркнуть, и Чуя, игнорируя ладонь, что легла на его поясницу, толкает кием шар. Довольно быстро понятно становится, что удар по той траектории, которую назвал Липпман, был бы самой удачной, Чуя же немного отклонился. Вот же... чертенок. Тихое "умница" над ухом заставляет вздрогнуть, закрыть глаза на пару мгновений и попытаться не сорваться. Чуя привык к тому, что ладони Липпмана вовсе не там, где нужно, но это все равно с каждым прикосновением становилось все невыносимее. Эта игра, кажется, запомнится навсегда – все то время, что Чуя стоял рядом с бильярдным столом и болтал с друзьями, время от времени склоняясь чтобы совершить очередной удар, его настигали постоянные прикосновения, совершенно не невинные и заставляющие пытаться сдержать краснь на щеках и немного сбивающееся дыхание. Чуя не понимает, как он ухитрился сойтись с таким невыносимым человеком, честно. И благо совсем скоро они постепенно начинают расходиться. Прощаются долго, заканчивая игру и доводя до логического конца всю их болтовню – хотя, честно сказать, им, кажется, не хватит и всей жизни, чтобы всем наговориться. Особенно Альбатроссу. Пианист, уходя последним, следом за тихо исчезнувшими Айсменом и Доком и очень громко исчезнувшим Альбатроссом, кидает насмешливый взгляд на Чую, уже для души торчащего над бильярдным столом, и Липпмана точно позади него, и хмыкает, качая головой. Напоминает закрыть бар, когда соберутся уходить, почти в пустоту, не будучи уверенным, что его слушают, и выскальзывает наружу, закрывая за собой дверь. Воцаряется тишина, нарушаемая лишь редким стуком бильярдных шаров. А Чуя отчаянно пытается игнорировать Липпмана, шагнувшего к нему ближе и теперь стоящего совершенно вплотную, упираясь чертовым стояком точно в ягодицы. Правда Липпмана игнорировать сложно. Он склоняется ниже, прижимаясь к телу, упирается одной рукой в стол сбоку от Чуи, второй же пробегается по его волосам, ненароком – как будто – цепляя и чувствительную шею. — Долго будешь игнорировать меня, мой милый Чуя-кун? — протягивает на ухо сладко. Чересчур сладко, вынуждая Чую сжать кий в своих руках сильнее, и благо не сломать вовсе. — Хотя, могу признать, ты умница, что так сдержанно себя вел... У Чуи от этого завлекающего голоса кружит голову. Он сжимает зубы, рвано выдыхает, глаза жмурит, но Липпман не отстраняется и это не помогает. Кий остается лежащим где-то на краю стола, Чуя же поднимается, разворачивается резко и за шею хватает. Он прекрасно знает, что на губах Липпмана сейчас играет улыбка, и это довольство заставляет свистяще выдохнуть. — Клянусь, я тебя придушу если ты сделаешь так еще раз, — угрожает вообще – это просто правда сложно терпеть. — Я разве против? В глазах дразнящие искры, и уже в следующий момент Липпмана толкают на бильярдный стол, а тот и ложится послушно, глядя снизу вверх с выжиданием и даже немного вызовом. Это выглядит по-блядски – прогиб в спине, поблескивающие губы, по которым только что нарочито медленно прошелся язык, кончики пальцев, бегущие по ключицам и царапая их, а после и расстегивая верхние пуговицы на рубашке. — Невыносимый, — выдыхает Чуя, склоняясь к нему и вжимаясь поцелуем в губы. Этому столу доведется еще многое пережить...