MAMA IM IN LOVE WITH A CRIMINAL

Он до сих пор не мог понять, почему в свой единственный, за чёрт знает сколько времени, выходной он не остался дома. За последние заседания появилось столько мороки в судах, заключенные все более неоднозначные. Почему же бредёт по улице с небольшим пакетом в руках, не понимая самого себя. На улице ведь с самого утра лил дождь, олицитворяя его внутреннее состояние. Порой казалось, что дождь чувствует, когда Нёвилетту плохо и льёт без устали. А судье ужасно, кошки скребутся на душе, если отправляет подсудимого который буквально пошел на все от безысходности. В небольшом пакете выпечка, немного вкусной еды, потому что он знает — в тюрьме кормят плохо. Плохо даже тех, кто попал туда из-за чужих ошибок. Там не разбирают на случайности. Добравшись до мрачного здания, где находятся тысячи поломанных жизней, он вздыхает. Весь промокший до нитки, с потёкшей тушью на щеках, он прошёл к кабинету наблюдающего. Там ему предложили полотенце и он с благодарностью его принял, стараясь хотя бы немного высушить волосы, пытаясь не залить пол водой. Пока он занимался своим внешним видом — расспрашивал, как поживает новоприбывший заключённый, осуждённый им около недели назад. Ответ достаточно короткий: не буянит, ведёт себя спокойно, послушно выполняет все приказания. Это было даже ожидаемо, но Нёвилетту этого мало, он хочет знать гораздо больше. Никто не удивляется, этот судья известен, что если всё не так просто, он будет добиваться до победного любых подвижек в деле. Даже если просто сократят срок. Закончив с волосами и подправив макияж, он просит о встрече с Ризли, желательно чуть на подольше, чем установлено правилами. И управляющий соглашается. Нёвилетт никогда не будет пренебрегать своим статусом, можно не волноваться.

***

— Вот уж не думал, что у меня будут гости, — Ризли улыбнулся, усаживаясь напротив Нёвилетта. — Добрый день, Ваша Честь. — Здравствуй, Ризли, — он протянул ему пакет с едой. Можно даже начать верить, что этот мальчишка никак не мог ничего совершить. Увы, это не так. — Как поживаешь? Ризли забирал пакет и его глаза округлились, когда он заглянул внутрь. Всего за неделю еда здесь ему надоела, его уже тошнит от неё. Осознание того, что ему придётся есть это на протяжении восьми лет — угнетало. А здесь маленький лучик света, который он будет беречь как сторожевой пёс. — Это... Правда мне? — он немного нервно сглотнул, доставая круассан. А ведь он думал забыть о подобной еде на долгие годы. — Да, правда тебе. Ни с кем не делись, оно только для тебя, — судья улыбнулся, наблюдая за парнем, который сейчас больше походил на 5-летнего ребёнка, которому показали что-то уж очень интересное. Ризли несмело разворачивает круассан и так же несмело надкусывает, а затем улыбается. Убирает обратно в пакет, все таки не хочется, чтобы этот чудный вкус исчез слишком быстро. — Спасибо вам.. — Не стоит благодарности. Как твои дела? — судья повторяет вопрос, наблюдая за выражением лица заключённого. — Достаточно неплохо, насколько это может быть в моём положении, — он слегка мрачнеет. — По крайней мере здесь тихо и есть где спать.. И никто не спешит лезть на разборки. Нёвилетт хмурится. Он не знает, что ещё говорить. Рассказывать о том, что он хочет заняться заново его делом ещё слишком рано. Порой это может обескуражить голову и весь план полетит на смарку. Нельзя иногда давать надежду заранее. — Прости, — единственное, что выдавливает из себя судья, отводя взгляд. До него самого не сразу доходит за, что он просит прощения. — За что вы извиняетесь? — Ризли вопросительно выгнул бровь. — Если за приговор, то не стоит. Я и правда заслужил этого. — Нет, не за приговор... — он сглатывает. — За то, что раньше не обратили внимания на вашу семью, не приняли меры. Сделай мы хоть что-то раньше — жизнь у тебя сложилась бы иначе. Ризли не знает, какой раз за день у него округляются глаза, а к горлу подкатывает ком. Вроде справедливые слова и отец давно должен был ответить за все насилие, однако это кажется мелочным, по сравнению с тем, что он сделал сам. — Я и сам об этом думал, но, — он вздохнул. — Я поехавший головой, вряд ли бы смог счастливо жить. Очень часто, сидя в комнате и слушая крики из гостиной, я думал: почему всё это происходит со мной? Почему у других детей нормальная жизнь, а у меня нет. А просыпаясь в больнице с перевязанным горлом, первой мыслью всегда было: "почему я не умер?" или "лучше бы я умер и все эти страдания прекратились". Я множество раз пытался свести счёты с жизнью, но думал о матери и не решался. А в итоге оно вот как всё вышло.. Матери я совсем не нужен оказался. На последней фразе голос Ризли надломился, а из глаз пошли слёзы. Он так давно не плакал, так давно не давал волю эмоциям, что сейчас всё, что он накопил в себе, вырвалось наружу. В тот день он выпустил лишь неконтролируемый гнев, который никто бы не смог обуздать. А сейчас не мог остановить своих слёз, не мог что-либо сказать, задыхаясь от эмоций, захлестнувших его. Они свалились огромным комом, который раздавит любого. — Тише, — Нёвилетт подошёл к нему и присел на колени, сравниваясь с ним ростом. Судья не знал, что ещё сказать, как утешить. Что вообще ему нужно сделать. Он протянул заключённому руку, позволяя ухватиться за неё и крепко сжать. Возможно ощущения, что сейчас он не в одиночестве хоть как-то утешает. — П.. Простите, — Ризли пытался что-то сказать сквозь слёзы, но не мог. Извинения бесполезны, ими отсюда он не выйдет. Выйдет лишь когда срок закончится, но грех останется с ним на всю жизнь. — Давай сядем на диван, — судья указал на небольшой диванчик в углу комнаты и помог подняться. Аккуратно придерживая Ризли, они дошли до дивана. Нёвилетт усадил заключённого и сел рядом сам, позволяя себе его немного приобнять. Он не знал, может ли так делать, не боится ли Ризли прикосновений, но раз тот не отпрянул, значит всё хорошо. Наверное так ему даже лучше. — Простите меня, — он всё ещё пытался что-то сказать, задыхаясь. Почему черт возьми именно сейчас. Почему он себе позволяет выглядеть жалким, словно вернулся в те времена когда мог только плакать, но никак не давать отпор отцу. — Я сейчас.. Успокоюсь. — Ризли, всё хорошо, — судья придвинулся ближе, позволяя парнишке положить голову на его плечо, а слезам впитаться в одежду. — Нет ничего плохого в том, что ты проявляешь свои эмоции. Ты многое пережил, и тебе нужно выговориться. Ты человеком быть не перестал. — Я так.. давно не.. — за этими словами вновь последовал всхлип. Зелёный свет и все то, что так долго поедало изнутри, хлынуло наружу. Он рыдал на плече судьи, выплёскивая все, что есть наружу, пока Невилетт слушал, узнавая так много печальных событий. Самосуд был запрещён законом? А сейчас хотелось чхать на этот закон. Отец парня точно человеком не был. Одежда уже давно промокла от слёз, но это была такая ничтожная мелочь. Важнее сейчас узнать и успокоить, Ризли, что так много натерпелся в своей жизни. Через время слёзы остановились, всхлипы стали всё тише, и в конце-концов Ризли успокоился. Внутри сейчас была пустота, которая успокаивала, а не грызла душу. — Хочешь воды? — совсем тихо спросил судья, боясь нарушить покой. — Да.. Пожалуйста.. Нёвилетт аккуратно поднялся с дивана и подошёл к столу, где стоял небольшой кувшин с водой и два стакана. Налив воды, он вернулся к заключённому, протягивая тому предложенное. — Спасибо вам, — Ризли наконец-то улыбнулся. Глаза были слегка покрасневшие от долгих рыданий, но в них уже не было тревоги. Оставшееся время они провели за приятным разговором. Нёвилетт рассказывал истории с работы, а Ризли с интересом слушал его и иногда что-то комментировал. Казалось, мало, что из такого разговора извлечешь, но судья так точно не считает. Он вынес для себя более чем достаточно за это время. — Время вышло, — оповестил вошедний охраник. — Спасибо вам, что пришли, — на прощание сказал Ризли. — И за еду тоже спасибо. — Не за что, я обязательно зайду ещё, — улыбнулся судья, смотря на уходящего парня. Может тот и не услышал его обещания, но это еще не значит, что Невилетт не будет его выполнять. Он обязательно сдержит это обещание. Он будет навещать его при любом удобно случае, а если не сможет нанести визит, то обязательно передаст пакет с вкусной едой. Но он не позволит ему снова чувствовать себя одиноко. Не остановится пока не вынесет приговор свободы любой ценой.