no shit sherlock

      Запеканка горит. Запеканка горит, пока грузовик отъезжает от соседнего дома. Новые соседи, вероятно, только начинают открывать коробки, осматривать дом полностью и решать, в какие цвета перекрасить стены. А потом раздастся звонок, и на пороге появится Ёнджун со своей запеканкой, потому что это обычное дело для человека, когда кто-то переезжает в соседний дом. Если исключить, конечно, то, что она горит. Ёнджун открывает духовку, обжигая палец. В принципе, все не так уж и плохо. Всего лишь несколько завитков дыма и почерневший верх. Парень закрывает глаза. Еще пять минут, и пламя могло бы охватить весь дом. Возможно, он бы подгорел сильнее, чем запеканка. Если бы. Мертвым людям не обязательно вести себя как обычно с новыми соседями. Или вставать по утрам. Он дает запеканке остыть, а затем через кухонное окно, направленное прямо на кухонное окно дома через дорогу, видит кого-то слишком гибкого, чтобы быть старым, и слишком высокого, чтобы быть моложе его. Молодого парня. Парня его возраста. Нет большего детектора дерьма, чем мальчики-подростки, и всякий раз, когда они открывают рот, это на девятьсот процентов чушь собачья. И это прекрасно. Чушь собачья лучше, чем настоящая. — Ёнджун? — зовет мать сверху. Зовет, а не кричит. Для нее сын все еще на расстоянии одного повышения голоса. — Ты уже отнес запеканку? — Сейчас отнесу, она буквально только что испеклась, — кричит Ёнджун в ответ, а затем выбегает за дверь, потому что вещи, с которыми он не может столкнуться, находятся как внутри дома, так и за его пределами. Не имеет значения, что будет первым.       Это большой дом, в нем много окон, а во дворе много места. Он возвышается над их крошечным квадратным домиком. Этот дом пустовал уже десять лет. Прежний владелец оценил его намного выше рыночной стоимости. Значит, соседи богаты, но у них был только один грузовик для переезда. Ёнджун звонит в дверь, собирает пригоревшие сырные хлопья и репетирует. Хочешь, я проведу тебе экскурсию? Тебе стоит как-нибудь вечером прийти ко мне на ужин. Парень надеется, что они скажут «нет» всему, что он предложит. Слишком мало людей говорят «нет». Дверь открывается, и, черт, его новый сосед — вампир. Он выше Ёнджуна ростом. У него непослушные черные волосы и острое лицо. Если бы Ёнджун не был несносным, он мог бы использовать термин «шокирующе привлекательный». Или «ужасающе красив». Глаза парня блестят, как кристаллы, и становятся еще более похожими на бриллианты, когда он видит запеканку. — Да, — тихо шипит он. Ёнджун сглатывает. — Я рад, что тебе так нравится запеканка… — Что? Нет. Нет, — парень рассеянно машет ему рукой и кричит в дом: «Запеканка, Минхек! Не картофельный салат!» Из гостиной доносится эхом «черт». — Я понял это в тот момент, когда увидел садового гнома, — говорит самый привлекательный вампир во вселенной, прежде чем вновь повернуться к кому-то в гостиной. — Это значит, что я получу спальню наверху. — Эм… извини, — Ёнджун всегда извиняется перед людьми, когда понятия не имеет, что сказать. Самое безопасное, что можно сделать. — Извинения приняты, — у парня низкий, хриплый голос. Девочки в школе сойдут с ума. — Подожди, нет, — говорит Ёнджун. — Я имею в виду, на самом деле я ни за что не извинялся. — Я предположил, что ты заранее извинился за то, что утомил меня стандартными представлениями, с которыми я на самом деле предпочел бы покончить. Итак: я Чхве Субин, твоя фамилия тоже Чхве, судя по надписи на вашем почтовом ящике. Нет, я не нахожу это место особенно красивым. Нет, тебя не приглашают внутрь на чай. До свидания, — Ёнджун не успевает даже рта открыть, как дверь захлопывается. Кто этот парень? Шерлок Холмс?       Ёнджун проверяет себя на всякий случай. У него ощущение, будто его снес грузовик, но нет, никакого грузовика. И никто не бил его электрошокером, что было его следующим предположением. Он перекладывает запеканку в левую руку и звонит в дверь во второй раз. Вампир снова открывает дверь. Нет, не вампир. Шерлок. Хотя он бледен, как полотно. Это делает его взгляд еще более тяжелым. — Мы не большие поклонники печенья от девочек-скаутов, — говорит он и пытается снова закрыть дверь, но Ёнджун преграждает ему путь ногой. — В чем, черт возьми, твоя проблема? — Иногда, когда он раздражен, он говорит быстрее, чем думает, и позже, вероятно, пожалеет об этом, но не сейчас. Сосед приподнимает бровь. — Ты действительно так сильно хотел чаю? — Нет, просто… мы приготовили это для тебя. Возьми это, — если Ёнджун вернется без запеканки, возникнут вопросы. Маме нужно думать, что он поладил с соседями. Маме нужно думать, что он ладит со всеми. — И ты мог бы сказать «спасибо». — Спасибо, — говорит Субин так, словно никогда раньше не слышал этого слова, и берет запеканку, принюхиваясь к ней, как будто и запеканку он никогда не видел. — В ней нет яда или чего-то в этом роде. — Если бы это было так, это сделало бы тебя намного интереснее, чем я думал, — он поднимает глаза на Ёнджуна, и с таким же успехом парень мог бы только что пройти через аппарат МРТ.       Он должен быть милым. У Субина очень низкие показатели социальных навыков. Такому, как он, вероятно, не достается много хорошего. — Ладно. Итак… похоже, мы одного возраста. Кстати, меня зовут Ёнджун. На почтовом ящике имя не написано. Ты перевелся в Данвонскую среднюю школу, верно? Субин болезненно подергивается. — Я сэкономлю нам обоим немного времени. Я таким не занимаюсь, — отмахивается тот. — Чем, общением? — Вещами, которые не имеют значения. Мы не собираемся быть друзьями, я не собираюсь приходить к тебе домой после школы, чтобы делать уроки, если ты попросишь одолжить сахар, я тебе его не дам. А теперь до свидания. Субин пытается закрыть дверь снова, придавливая ногу Ёнджуна. Такими темпами ему понадобятся костыли. — Мне не нужен твой сахар. Я просто подумал, что было бы неплохо, раз уж мы соседи, немного узнать друг друга. Но, очевидно… — Я уже знаю о тебе столько, сколько мне когда-либо понадобится, — перебивает его Субин. Ёнджун прыскает. — Ты знаешь только мое имя. — А еще ты страдаешь бессонницей, которая, вероятно, является побочным эффектом твоей клинической депрессии, а также, вероятно, побочным эффектом того, что твой старший брат погиб в автокатастрофе почти год назад, а ты был на правом заднем сидении в этот момент. Нет… — парень склоняет голову набок. — На левом заднем сидении. Ёнджун роется в своем сознании в поисках той части, которая поддерживает работу его легких. Его желудок скручивает, и он заставляет себя не блевать, как это было, когда машина наконец встала на дыбы, и он отстегнулся от ремня безопасности и хорошенько разглядел… Нет, стоп, туда ему не надо. Выражение лица Субина меняется. Совсем чуть-чуть. — Хороший трюк. Разговаривал с моей мамой? Искал инфу нас в Интернете? — Слова выпадают из его рта, словно камни. — Ты кое в чем ошибся. Это не бессонница. — Черт, — лицо Субина снова становится безучастным. — В таком случае, что не дает тебе спать по ночам? Я полагаю, ты плачешь не из-за своего брата. Вы двое не ладили. Ты всегда был фаворитом. Должно быть, его это возмущало. С людьми такое случается. А ты… Дай-ка подумать… Тебе было стыдно за…       Субин небрежно держит запеканку. Ёнджун дергает рукой быстрее, чем мог бы подумать об этом, и запеканка размазывается по груди парня, комочки разбрызгиваются по крыльцу, хлопья подгоревшего сыра усеивают его ключицу. Блюдо со звоном падает на землю. — О Боже мой! — мысли о несчастном случае отодвигаются все дальше и дальше назад, тем временем сцена перед Ёнджуном становится все отчетливее. — О Боже, мне очень жаль! На лице Субина появляется удивление. Выражение лица настолько выразительное, что любой намек на эмоции выделяется, как белое на черном. Также на нем появляется небольшое выражение боли, почти незаметное. Ёнджун хочет крикнуть: «Ну, а чего ты ожидал?», но вместо этого он поворачивается и убегает. Когда он возвращается домой, его сердце бьется так быстро, что становится больно. Он кричит, уткнувшись в локоть, не издавая ни звука. — Какими они были? — спрашивает мать сверху. — Очень., — Ёнджун сглатывает. — Милыми.

◤━━━━━ ☆. ☪ .☆ ━━━━━◥

Дорогой новый сосед, Я хотел сказать, что мне очень жаль, что я уронил на тебя запеканку. За исключением того, что это, вероятно, было к лучшему, поскольку это первое, что я попробовал приготовить за последние месяцы, и оно все равно могло оказаться ядовитым, даже без мышьяка. Уважаемый мистер Шерлок Холмс, Я искренне сожалею, что перевернул запеканку тебе на рубашку. Это было грубо. Хотя, наверное, приятнее, когда в тебя швыряют запеканкой, а не твоим мертвым братом, и я не знаю, откуда у тебя потом появился такой грустный вид. Дорогой вампир, Мне не следовало швырять в тебя запеканкой. Ты, наверное, предпочитаешь кровь. Я запомню это на следующий раз. Если только ты не инопланетянин (тоже возможно), в этом случае я попытаюсь синтезировать какую-нибудь космическую слизь или чем бы ты там ни питался, потому что ты явно не человек. Дорогой Субин, Я так сожалею о том, что сделал. Это было по-детски, и я не знаю, что на меня нашло. Я надеюсь, ты сможешь простить меня. Добро пожаловать в наш район. Ёнджун комкает все, кроме последнего, и засовывает его в карман. Сейчас одна минута первого ночи. Его мать сейчас уже спит. Он готов идти. Он достает из-под своей папки другую записку. Этого он не писал. арес, каждую ночь кто-то вламывается в мой дом. понятия не имею, кто это. он ничего не берет. он остается всего на пару минут. я думал, мне это почудилось, но прошлой ночью я видел его тень. мой отец все это проспал, и я не хочу ему говорить, потому что у меня была стычка с полицией на вечеринке в августе прошлого года, и если он позвонит им и они узнают меня, что ж, да. человек обычно приходит около половины первого ночи. не мог (ла) бы ты выяснить, кто это? может быть, сфотографировать? я волнуюсь, что это кто-то из моих друзей разыгрывает меня, и я не хочу вызывать на них полицию. мой адрес: Ансан-дон, 154-1. Спасибо! ты действительно потрясающий (ая). 154-1 Ансан-Дон. В двадцати минутах ходьбы. Ёнджун надевает черные брюки, черную рубашку, черную шапочку, и к тому времени, когда он оказывается на улице, на ночном воздухе, а холод только начинает вытеснять остатки солнечного тепла, он просыпается. Он бодрствует только по ночам. Ёнджун идет быстро, обходя пятна света, отбрасываемые уличными фонарями, но вскоре он думает о новом соседе, и это все портит. Откуда, черт возьми, он так много знает? Исследовал ли Субин его семью до того, как переехал сюда? Он знает о депрессии. Он знает обо всем. Так кем же это его делает? Сталкером? Экстрасенсом?       Понедельник обещает быть интересным. Ребята возненавидят Субина, в этом нет сомнений, если он заговорит с ними так же, как разговаривал с Ёнджуном. Перевесит ли его внешность, — скулы супермодели, пугающе красивые глаза, хриплый голос, боже милостивый, — его странности? Ни в коем случае, по крайней мере, ненадолго. Ёнджун знает своих однокашников. Субин начнет в одиночестве, закончит в одиночестве и будет одинок в середине. И Ёнджун не будет жалеть его. Только не после того, что он сказал. Если бы это был Бомгю, он бы не стал бросать запеканку. Он бы ударил его. Но Бомгю мертв, а Ёнджун жив и бодрствует, просыпаясь все больше по мере приближения к месту назначения, и он не будет думать о Субине. Он не будет думать ни о чем, кроме нынешней ночи и стоящей перед ним задачи. Затем у Ёнджуна звонит телефон. Как он мог забыть поставить его на беззвучный режим? Собака начинает лаять, на крыльце загорается свет, и если его мать поймет, что он тайком уходил… Ёнджун ныряет за розовый куст, почесывая щеку, и шипит «Алло?» в экран, на котором мигает скрытый номер. — Привет, Чхве Ёнджун, — медленно растягивает таинственный голос. Ёнджун выглядывает из-за розового куста. Улица по-прежнему пуста поздней ночью, но собака не замолкает. Почему люди заводят собак? — Я немного занят, и к тому же сейчас полночь, так что, не мог бы ты перезвонить позже? — Боюсь, это срочно, Ёнджун. — Срочно? — Срочные извинения. — Какие извинения могут быть срочными после полуночи? — Такие, которые достается немногим людям, — раздается голос. — Меня зовут Чхве Минхек. Я полагаю, сегодня ты познакомился с моим младшим братом. Ёнджун подтягивает колени к груди и дотрагивается до своей поцарапанной щеки. Кровь. Утром ему нужно будет еще кое-что объяснить своей матери. — Вроде того. Я имею в виду, да. — И, как я понимаю, ты отдал ему запеканку в очень необычной манере. Ёнджун морщится. Этот Чхве Минхек на самом деле не извиняется. Парень хочет, чтобы он извинился. — Я знаю. Это был несчастный случай… Ну, нет, не совсем. Я написал письмо с извинениями. Я собирался принести это завтра. Минхек смеется. Его смех похож на смех какого-нибудь антагониста в шпионском фильме. — Нет, нет, нет. Запеканка была одной из лучших реакций людей на моего брата. И это действительно выглядело восхитительно. Такая пустая трата времени. Мой вкус гораздо более изысканный, чем у рубашки Субина. Сумасшедший. Они оба сумасшедшие. Ёнджун принимает решение. — Что я пытаюсь донести до тебя, дорогой сосед, так это то, что у тебя вообще нет причин извиняться. Совсем наоборот. Я хотел бы извиниться от имени моего брата. На самом деле я попросил его написать письмо с извинениями, которое он принесет завтра утром. — Он не похож на человека, который пишет письма с извинениями, — куст тычет Ёнджуна в руку. По крайней мере, собака перестала тявкать. — Это не так. Пожалуйста, прости его. Он просидел взаперти в машине два дня и совсем сошел с ума. Это не значит, что он не всегда совсем безумен, потому что так оно и есть. Я очень надеюсь, что ты к этому привыкнешь. — Я не планировал проводить с ним достаточно времени, чтобы привыкнуть к этому. — Но соседи должны быть друзьями, — Ёнджун практически слышит скрежет акульих зубов на другом конце провода. — Верно… Извини, но почему ты звонишь мне в полночь? — Просто из любопытства. Мой брат неправильно понял, что такое бессонница, — наступает недолгое молчание. — Я слышу, что ты снаружи. Может быть, ваш кот выбрался на улицу? Ёнджун автоматически вешает трубку. Его сердце бьется слишком громко. Тахикардия Шерлока Холмса. Бич больниц во всем мире. Почему брат Субина занимается этим, а не его родители? Ёнджун встает, выдергивая шипы из ладоней, и тихо клянется себе, что будет иметь как можно меньше общего с Чхве Субином.       Было двадцать три минуты первого ночи, когда он добрался до места назначения. Здание представляет собой один из тех домов с частокольным забором, номер которого огромными цифрами висит рядом с дверью, чтобы отличить его от своих близнецов по обе стороны от него. Ёнджун пробирается по покрытому росой газону, который нуждается в стрижке. На задней стене дома есть деревянная решетка, увитая увядающими помидорными лозами, и он достаточно легкий, чтобы взобраться по ней — он похудел после несчастного случая. Крыша наклонная, и ему приходится цепляться за дымоход, чтобы не поскользнуться. Не настоящий дымоход. Просто для вида. Внешность так важна. Она скрывает, кем ты являешься на самом деле. Он не знает, с чего началось альтер-эго Ареса. Это просто произошло. Шкафчик в научном крыле, потрепанный, которым никто не пользуется, — это место, где люди оставляют свои записки. Записки с просьбой о помощи в решении их проблем, их тайн. И он тот, кто помогает им. Это тоже помогает ему, в какой-то степени. Он смотрит в полное звезд небо. Но затем Субин вновь проникает в его сознание, и Бомгю сопровождает его. Бомгю всегда приносит тупую боль, такую тупую, что она приглушает все, размывает все краски, погружает его в сон. Единственный способ, которым он может привести себя в чувство — это риск. Ёнджун выглядывает из-за дымохода, борясь с гравитацией, упираясь пятками в черепицу крыши, почти падая. Гораздо лучше. С другой стороны крыши раздается приглушенный царапающий звук, и тогда он по-настоящему просыпается. Конечно. Грабитель пытается проникнуть внутрь через небольшое окно чердака. Он должен увидеть, кто это, прежде чем увидят его, но сейчас темно, и грабитель, который ничего не берет, тоже решил одеться в черное. Ёнджун ныряет обратно за дымоход. Грабитель все еще на другой стороне крыши, но подбирается все ближе. Царапанье стало громче. Он задерживает дыхание, наслаждаясь страхом и трепетом, ощущая шероховатую плитку под ладонями. Они могли бы бороться. Упасть с крыши. У незваного гостя мог быть пистолет. Он мог бы выстрелить ему в голову. Шум прекращается слишком резко, остается только звук чьего-то дыхания в ночи. И голос. — Наблюдение за звездами. Не бессонница. Довольно банально. Хотя делать это на чужой крыше — сомнительное занятие. Глубокий, хриплый голос. — Субин? — потрясенно вздыхает Ёнджун. — Ты помнишь мое имя. Я польщен. Большинству людей требуется минимум три напоминания, прежде чем они потрудятся сохранить соответствующую информацию. Ёнджун оглядывается через плечо. Силуэт слишком высок, чтобы не быть им, и он сейчас находится с ним на крыше. — Какого черта ты здесь делаешь? — Шел за тобой, — доносится голос из-за дымохода. — Я неправильно понял, что такое бессонница. Я никогда не ошибаюсь. Нужно было выяснить, что это было на самом деле. Минхек думал, что это тайный любовник, но ты явно ни с кем не встречаешься. По крайней мере, прошло два дня с тех пор, как ты в последний раз принимал душ. Я подумал, ты любуешься звездами. Типичное подростковое клише. Все думают, что наблюдение за отражениями света от газовых шаров делает их интеллектуалами. — Ты следил за мной? — Ёнджун шипит в темноту. — Потому что я сказал тебе, что у меня нет бессонницы? — И признал, что мой интеллект иногда берет надо мной верх, и я, возможно, был слишком… прямолинеен. — Какой, к черту, интеллект? Ты все это прочел в интернете, — они говорят шепотом, сидя спина к спине, разделяемые поддельной трубой дымохода. Ёнджун не уверен, что более странно — этот разговор или тот факт, что они ведут его посреди ночи на чужой крыше. — Как будто я стал бы тратить свое время на исследование подобных мелочей, — Субин выскальзывает из-за дымохода, оказываясь лицом к нему. Лунный свет отбрасывает маленькие тени под каждым углом его лица. Под звездами он выглядит как инопланетянин. Действительно привлекательный инопланетянин. — Я сделал вывод из своих наблюдений. Ёнджун борется с желанием ударить его. Субин балансирует на пятках на наклонной крыше, как будто гравитация — наименьшая из его забот. Может быть, так оно и есть. Может быть, Субин действительно инопланетянин и у него есть антигравитационный пояс. И он провалил «Человеческие беседы 101» в школе пришельцев. — Сделал вывод? — Круги у тебя под глазами. Ты не спишь. Твои волосы, твое немытое лицо и рецепт в заднем кармане — все это говорило мне о твоей депрессии, — где-то позади них раздается шум. — Субин. — У тебя на шее кольцо. Красивое кольцо, слишком большое для твоего пальца, но мужское. Выпуск 2017 года — слишком молодо для отца, немного старовато для бойфренда, скорее всего, брата. Он бы не подарил тебе это, странный подарок, он бы купил тебе обычное ожерелье. Ты унаследовал его. Цепочка не поцарапана и не обесцвечена. Ему меньше года. — Субин… — На твоем левом виске, там, где ты ударился об окно, есть шрам, достаточно белый, чтобы он был свежим, но не настолько, чтобы не зажил. Ты стараешься прикрыть его своими волосами, ты не хочешь видеть его в зеркале. Это связано с травмирующим событием. Также ты бессознательно потираешь эту область лба и шеи, когда расстроен — мышцы напряжены от беспокойства, боли в шее, последствия удара. Автомобильная авария. — Субин. — О, дай мне закончить, я почти подошел к концу. Наклейка на бампере машины твоей матери. Увидел ее, когда мы подъехали. Мой младший — отличник. Младший. Она взяла за правило больше гордиться тобой, чем им. Его спальня в вашем доме находится на нижнем этаже, это видно по тому, что шторы задернуты. Немного странно, сейчас середина дня. Комната в точности такая, какой была, когда он умер, и твоя мать не хочет, чтобы ее видели посторонние. Мультяшные наклейки на окне, выцветшие. Спальня ребенка, который уже вырос. Не ты, ты бы не стал наклеивать наклейки на свое окно, ты обычно аккуратно относишься к своим вещам — одежда неброская, но чистая. И окурки под окном тоже. Старые. Он был курильщиком. Твоя мать ненавидела это. Так делает каждая мать. Святое дерьмо. — Субин, это было невероятно, но… — Так оно и было, не так ли? — Но.., — сознание Ёнджуна разделяется на две половины: одна пребывает в шоке от какой-то странной магии? Субина, а другая обращает внимание на фигуру, перелезающую через забор за домом. — Они здесь. Субин резко оборачивается, провожая взглядом грабителя, который перепрыгивает через забор и направляется к задней части дома. — Интересно, — говорит он. Ёнджун возится со своим телефоном — ему нужна фотография, — когда грабитель начинает карабкаться по той же деревянной решетке, по которой он забрался на крышу. Она скрипит под его весом. — Значит, ты не любуешься звездами. — Тихо.       Грабитель подходит достаточно близко, чтобы Ёнджун мог разглядеть, что это мужчина, хотя его лицо все еще в тени — мужчина балансирует, раскинув руки. Он направляется к люку, настолько сосредоточенный, что не заметил его и Субина. Мансардное окно находится прямо над дымоходом, лунный свет отражается от стекла. Ёнджун держит палец над кнопкой камеры своего телефона. И тут раздается звонок. На этот раз телефон не вибрирует. Он разрывается. Как бы Ёнджун ни пытался приглушить его — было уже слишком поздно. Скрытый номер высвечивается на экране как раз перед тем, как грабитель замирает, замечает его и Субина и бросается обратно к решетке. — Ты ждал его, — замечает Субин. Ёнджун хотел бы сказать, что я делаю это, потому что хочу помочь тому, кто написал мне письмо. Он хотел бы сказать, что я делаю это по своим причинам. Но он этого не делает. Он делает это, потому что хочет оставаться в сознании.       Ёнджун ныряет из-за дымохода, игнорируя гравитацию, и прыгает на грабителя, хватая его за рукав. Парень промахивается на несколько сантиметров, потеряв равновесие. Он падает на черепицу, ушибая локоть, и скользит, скатываясь прямо с края крыши, в последний момент хватаясь за водосточный желоб. Значит, сегодня он все еще держится. Чья-то рука сжимает его запястье. — Эта крыша недостаточно высока, чтобы ты мог сломать себе шею. Самое большее, двадцать футов. Если это была своего рода попытка самоубийства, то лучшее, на что ты можешь надеяться, — это растяжение запястья или перелом локтя. Затем Субин тянет его на себя. Ёнджун и не подозревал, насколько он силен. Гибкое жилистое скрывает явно натренированные мускулы. Субин цепляется ногой за водосточный желоб, чтобы не соскользнуть, и бесшумно втаскивает соседа обратно на крышу. Ёнджун поворачивается, чтобы найти грабителя, но тот уже исчез. Позади них из окна на кухне сочится включенный кем-то свет. На этот раз Ёнджун — тот, кто хватает Субина за руку и тянет его к решетке. Вместе они спускаются вниз, пробегают по лужайке и перемахивают через забор как раз в тот момент, когда открывается входная дверь.       Оказавшись на улице, Ёнджун бежит. Он наполовину смеется, наполовину задыхается, пока стекающий по волосам пот закрывает ему обзор. Это единственные моменты, которые имеют значение. Когда его кровь пылает, а воспоминания о Бомгю так далеки. В конце концов, когда он уверен, что они достаточно оторвались, чтобы копы их не нашли, даже если приедут, он оглядывается по сторонам. Субин стоит неподалеку, такой холодный и невозмутимый, как будто он только что проснулся после дневного сна. Легкие Ёнджуна горят, когда он наклоняется, упираясь руками в колени, и пытается отдышаться. — Прости. Я предполагал, что все пройдет лучше. — Не всегда все может идти так, как мы ожидаем, — Субин впервые улыбается. Это меняет все его лицо. — Я предполагал, что ты будешь скучным.