Вишневая книга

Ноябрь 2023-го, Варшава, Средместье, ночной клуб «Персефона», 2:47.

Песня главы — SOAD — Toxicity

«Я буду бороться, пока жива. Раз мое сердце до сих пор бьется, значит, выход еще есть» © Олисава Далттер

— Покури! Карла всучила Мии свою электронную сигарету — вся компания собралась на улице и ожидала такси. Было около трех часов ночи. Холодный воздух отрезвлял, на смену бешеной энергии постепенно приходила усталость. Желание поскорее оказаться в теплой кровати не покидало опьяненную голову. Сапковски вдохнула дым, ощущая кислинку лимона на языке. Она прижималась к Олисаве в попытке согреться и побыть вдвоем как можно дольше. Мия знала, что как только проснется, сразу же поедет к девушке, но желание близости это никак не умаляло. — Классная вечеринка, Генрих, — пробасил Доминик, кутая Карлу в свое пальто. — Наверное, я зря отнекивался, когда вы звали раньше. — Еще бы!.. Общение протекало в теплом, дружеском ключе. Краем глаза Сапковски наблюдала за подругой и ее новым интересом, уговаривая себя уснуть лишь после того, как они поговорят. — Вот вы где, неужели, мы все пропустили? На пороге клуба показались Герман и Розалия. Мия улыбнулась им, приветствуя пару объятиями. Захмелевшая, она совсем не ощущала привычной скованности. Судя по довольным лицам, друзьям очень понравился такой радушный прием. — Как вы, девочки? — Розалия подскочила к Карле, оглядывая ее с головы до ног. — Слушай, будь мы в зомби-апокалипсисе, я бы не отказалась стать твоим горячим ужином! Мадеска хмыкнула, подыгрывая очаровательной ведьмочке: — Пожалуй, у тебя был бы шанс меня околдовать! — А… — Доминик явно хотел что-то сказать, но его перебил Герман: — Не мешай, у них флирт элитный! — Разве Розалия не твоя девушка?.. — Да, — пожал плечами Манцевич. — И что? Мия громко рассмеялась, оценив его деланное простодушие. Герман, в отличие от сбитого с толку Доминика, явно не видел в происходящем ничего предосудительного. Было забавно наблюдать за тем, как на загримированном лице мужчины одна эмоция сметала другую в бешеном калейдоскопе. Судя по всему, Дому еще предстояло привыкнуть к их друзьям. Мия искренне улыбалась — было ли то сбоем пьяной головы, но она, наконец, хотя бы в мыслях назвала разношерстную компанию друзьями. Розалия продолжала флиртовать с Карлой, Вяцеслава что-то обсуждала с Генрихом, пока к тому ластился замерзший Вик, Герман, чтобы отвлечь Доминика, перешел к рассказу о своих тату, а Олисава… Олисава не отпускала Мию ни на шаг. — Время пролетело слишком быстро, — шепнула Далттер. — Нам нужно почаще выбираться с ребятами, но еще чаще, — ее глаза сверкнули темным огоньком, и она прижалась губами к девичьему ушку. — Я бы предпочла находиться с тобой наедине… Ммм, знаешь, в каком-нибудь тихом месте, где кроме меня и четырех стен больше никто не будет слышать, как громко ты стонешь, пока мои пальцы, губы, язык… доводят тебя до исступления снова и снова. Сапковски жадно втянула ртом воздух, чувствуя, как от слов Олисавы закружилась голова. Она сильнее вцепилась в поддерживающую ее руку, пытаясь унять разволновавшееся сердце. И, пожалуй, обуздать жар, охвативший все тело. Мия изо всех сил старалась прийти в себя, но желание неумолимо растекалось от низа живота, распускаясь, подобно опасному, ядовитому цветку. Даже коленки подкашивались от навязчивой идеи отключить мозг и тотчас уехать вместе с Далттер. Чтобы эти чарующие глаза вели ее за собой, как безвольную малышку Гамельнский крысолов. И плевать, если она сгинет, плевать на все, лишь бы… Мия упрямо мотнула головой, прогоняя наваждение. — Тише, принцесса, оставим мои обещания на потом, — хмыкнула довольная Олисава. — Ведь я ни за что не откажусь от этих слов. — Я в этом не сомневаюсь. Сапковски повернула голову, оставляя на губах Лисы легкий поцелуй. — Дразнишь, — хмыкнула Олисава. — Как и ты. — Эй, красавицы, улыбочку! Мию и Лису ослепила внезапная вспышка. Девушки недоуменно нахмурились, глядя на довольную Розалию. — Спонтанные фотки самые классные! — Заявила она. — Будем как осел и Шрек в первой части, когда они посмотрели представление про Дюлок, — тихонько рассмеялась Олисава, касаясь макушки Мии теплым дыханием. — Помнишь ту шедевральную фотографию? Сапковски тоже не удержалась от смешка, кивая. А Розалия, тем временем, уже понеслась нарушать покой другой парочки. Рядом остановилось такси, и Сапковски, снова бегло поцеловав Лису в губы, нырнула вместе с Карлой в теплый салон. Хэллоуин официально подошел к концу. Ребята с улыбками помахали девушкам, а Генрих незаметно для Мии сунул таксисту деньги. Мадеска с ухмылкой прикрыла его действие и почти неслышно прошептала «спасибо». Машина тронулась. — Готовься, Ми, спать ты не будешь еще как минимум час! Шуточная угроза Карлы заставила девушку рассмеяться и подсесть поближе, чтобы положить голову на ее плечо. — Это мои слова, — она поерзала, устраиваясь удобнее. — Нам многое нужно обсудить. Больше они не проронили ни слова до самого дома. Каждая думала о своем, и это молчание было для всех комфортным. Благо, им попался молчаливый аккуратный водитель, не донимающий пустыми разговорами. Оказавшись в квартире, обе смыли с себя макияж и приняли душ, встречаясь после этого на кухне за ароматным мятным чаем. Повисло неловкое молчание, которое первой нарушила Мия: — Он тебе нравится? Карла удивленно моргнула и, сделав глоток, уставилась в окно, где среди домов начинали пробиваться первые рассветные лучи. Небо окрасилось в приятный фиолетовый оттенок, плавно перетекающий в нежно-оранжевый и розовый. — Знаешь, вчера Мартина обвинила меня, — негромко начала Мадеска. — Она утверждала, что это я виновата в том, что произошло у нас с Дредом. Девчонки с факультета физиологии сказали — он приходил в университет, — девушка горько хмыкнула. — Не знаю, что он им сказал, но мне было плевать. Любовь закончилась после первого удара по лицу, а дальше, удар за ударом, он выбивал ее остатки. Она криво улыбнулась: — Знаешь, я даже благодарна за это, неизвестно, сколько еще бы продолжила терпеть. И сейчас, общаясь с Домиником, я чувствую, что он ставит меня и мои интересы выше своих, а ведь мы знакомы всего ничего! Карла улыбнулась шире, иначе: тепло и так грустно, что у Мии заболело сердце. — Я жертвовала многим в отношениях с Дредом и ждала, когда он тоже будет помогать мне, работать над нашими проблемами, но он их даже не видел. Всегда винил во всем меня. Просто делал это так, что я верила, а Доминик… Чудесный мужчина, который, наверное, заслуживает даже больше, чем какую-то Карлу Мадеску, и все же… Она поджала губы, и Мия поняла, что подруга плачет. Неловко утирая слезы рукавом клетчатой домашней рубашки, девушка смотрела на Сапковски и шмыгала носом. — Я буду стараться дать ему столько же, сколько он дает мне. Просто нужно немного времени на восполнение утраченных ресурсов. Сейчас я чувствую, что действительно хочу делать что-то для другого человека. Не потому что так будет правильно, а потому что правда хочу. Она подхватила кружку и с важным, насколько позволяло заплаканное лицо, видом поднесла ее к кружке Мии: — Поэтому, выпьем за то, чтобы Дред сторчался! Ну, и за мое счастье с Домиником, хотя тут скорее стоит поставить свечку или еще чего! Они соприкоснулись фарфоровыми боками, закрепляя тост парой глотков. — Мартина и мне сказала, что это ты виновата в произошедшем, — с грустью произнесла Мия, качая головой и притягивая колени в груди, чтобы обхватить их руками. — Почему женщины вешают на других женщин ярлык мучениц и считают это нормальным? Жизнь так коротка, чтобы тратить ее на плохих людей. Верить, что они исправятся… Лериана верила Милошу, и вот, что из этого вышло. — Любовь ослепила Лери. Мне жаль, что мы не смогли помочь ей, Мия. Но правда в том, что пока человек сам не попросит протянуть ему руку помощи, ничего не поделаешь. Ты ведь понимала это не только с ней, но и со мной, правда? — Я переживала за тебя, Карлсон, но иногда мне хотелось тебе треснуть. Карла притворно ужаснулась и тут же громко рассмеялась: — Ты же меня любишь, м? Хотя я временами и правда не отличаюсь наличием мозгов, ха-ха! Она подмигнула и хитро прищурилась: — А я могу тебя поздравить? Щечки Мии тут же вспыхнули румянцем. Она спрятала лицо за кружкой, и подруга едва не кинула в нее конфетой из вазочки на столе. Вместо этого она сильно хлопнула ладошкой по дереву: — Эй, так вы все-таки вместе! Наконец-то, Ми! Сапковски покраснела еще сильнее, вспоминая все ночные поцелуи и объятия, которыми они с Лисой одаривали друг друга. И которых, казалось, становилось уже слишком мало. Мия начинала терять рассудок от желания стать еще ближе. Это стало очевидно после ее выходок на студенческой вечеринке. Олисава притягивала ее, заставляла хотеть, вынуждала стирать в прах былую неуверенность. Да и разве можно быть неуверенной, когда она смотрит так?.. — Она не ушла, осталась, — прошептала Мия. — И я не хочу ее отталкивать, хочу всегда быть рядом. — И будешь! — радостно воскликнула Карла. — Черт возьми, в вас химии больше, чем в учебниках! Сапковски рассмеялась, ощущая непривычную легкость. Любовь переполняла ее сердце, позволяла чувствовать, какого это — быть по-настоящему живой. И пусть на их долю выпадут несчастья, пусть кто-то будет порицать — это все неважно, пока они вместе.

***

Лиса хотела уехать сразу после Мии, но предпочла составить компанию друзьям еще хотя бы на час. Плохое предчувствие, обрушившееся на нее подобно насту лавины, не давало покоя. Это было странно, ведь все только стало налаживаться. Но Олисава убедилась еще в глубоком детстве — интуиция никогда не лгала. И она жестоко наказывала, если ее не послушать. В клубе, где было намешано множество запахов, Далттер уловила знакомые нотки ванили. Казалось, так пахла барменша или какая-нибудь посетительница, казалось… Лиса просто не в себе. Обезумела от счастья и искала подвох там, где его не было. Если бы только Вик не выходил так часто покурить, а эта чертова ваниль не отпечаталась на легких за несколько лет. Олисава не хотела расстраивать Мию или заставлять ее волноваться, поэтому забыла обо всем до конца вечера. Однако ее прекрасная нимфа уехала, и волшебство момента растаяло. Показалась уродливая изнанка реальности. Лиса нашла Виктора в одиночестве на курилке. Неоновые огни вывески «кури, пока молодой» раздражали глаза своей яркостью, но Сава старалась игнорировать резь под веками. Сейчас стояла проблема куда глобальнее и важнее мимолетного дискомфорта. Олисава старательно бросала курить сигареты, чтобы Мии было приятнее находиться рядом, и все же рука сама потянулась к пачке Вика. Без них Далттер вряд ли могла бы выдержать предстоящий разговор. — Ну, я слушаю. Виктор сделал затяжку, глядя на носки своих ботинок. Молчал. И это молчание сказало Лисе куда больше нелепых оправданий. Она зажала зубами фильтр, едва не раскусывая его напополам. Блядство. Какое же это все блядство. Иного слова не подберешь. — Серьезно, Вик? — закуривая, хмыкнула девушка. — Все настолько дерьмово, что ты даже не пытаешься оправдаться? — С чего ты взяла, что что-то… Далттер остановила его поднятой ладонью. Вик тут же замолк и поджал губы. Она читала его, как открытую книгу. Книгу, что было невозможно захлопнуть, ведь в нее уже вцепился пытливый, жесткий взгляд. — Я сделал кое-что неправильное, — наконец, вздохнул Виктор. — Много-много раз, Олисава. — Что?.. Его следующие слова прогремели как гром среди затянувшегося тучами неба — ожидаемый, но от того не менее пугающий. — Елена вернулась в страну, — прошептал он. — Не в первый и не в последний раз, а сегодня… Она была в клубе. Лиса поперхнулась дымом, который встал ей поперек горла. Из глаз от надрывного кашля брызнули слезы. Чувствуя тупую боль в груди, она пыталась рассмотреть выражение лица Виктора в эту секунду. Интересно, его запястью и ладони было также больно? Ведь он только что всадил нож в спину своей подруги. — Не в первый?.. — пробормотала Далттер. — Тогда в какой? — Я не считал, их было много, — бесцветным голосом произнес Вик. — Можешь спросить у Генриха историю списания денег для ее блядского счета, тогда узнаешь наверняка. — Что?.. Олисава не верила своим ушам. — Что ты сейчас сказал?! Генрих дает ей деньги?.. — Да, выкупает мою жизнь! Ведь если эта сука скинет отцу наши с Генрихом интимные фото, мне пиздец! — взорвался Виктор, оборачиваясь к Лисе. — Он убьет меня, Олисава! Или, еще хуже, сделает это с ним!.. Далттер поняла, о ком говорит Вик. Металлический привкус во рту из-за прокушенной губы заставлял чувствовать тошноту. Он смешался с горькими нотками табака — от желания сплюнуть саднило горло. — Блять, — пробормотала Лиса, скатываясь спиной по кирпичной стене и закрывая лицо ладонями. — Твою мать, суслик, почему ты ничего не рассказывал?! — А что бы это изменило?! — под стать ей закричал Виктор. — Она в любой момент может понять, что ты теперь знаешь! Она ведь следит за тобой! Без обид, Лис, но у тебя лицо с субтитрами, я не хотел таких рисков, я просто… Он сдавленно зарыдал: — Просто хочу быть счастлив со своим человеком. Олисава впилась ногтями в ладони, поднимая на него бешено горящие глаза. Ей хотелось раскатать Виктора жижей по асфальту, хотелось закричать — громко, надрывисто, вложив в этот крик все, что накопилось за столько лет. Но Далттер понимала, легче от этого не станет. Вик — такая же жертва. Он тоже не заслужил всего этого дерьма. Прежде чем кто-то успел обронить еще хоть слово, отворилась входная дверь. В курилку зашел Генрих. Ему хватило одного взгляда на обоих, чтобы все понять. В светлых глазах плескалось много эмоций — от сожаления до гнева. Подойдя к Вику, он прижал его к своей груди и посмотрел на Лису: — Я предлагаю помощь, давай бороться вместе. Нам есть ради кого. Олисава сглотнула ком в горле, коротко кивая. Как же непредсказуема судьба… — Но не думайте, что я все простила, — сухо отчеканила девушка. — Вы хотите счастья и боитесь, что Елена… — Далттер произнесла ее имя сквозь зубы. — Все разрушит. Беспокоиться только о себе — не так уж и неправильно, однако если из-за вашего молчания пострадает Мия, я никогда не смогу тебя простить, Вик, никогда! — Почему срываешься только на нем? — спросил Генрих. — Мы оба это скрывали. — Потому что суслик мой близкий друг! — рявкнула Лиса. — Потому что я бы с ним так не поступила! Потому что это, сука, охуеть, как больно! И он это знает! Собственные слова лезвиями терзали сердце, но Далттер не могла не произнести их. Виктор взвыл громче. Тот самый Виктор, на плече которого она рыдала, когда его сестра бросила ее и уехала из страны. Тот самый Виктор, которому она желала лишь безграничного счастья, и тот самый Виктор, на которого она очень злилась за его слабость. Потому что в далеком прошлом была абсолютно такой же. — Расскажешь все подробнее, когда придешь в себя, — холодно бросила Лиса, поднимаясь. — Утри сопли, выхода нет только из гроба, а твой отец не Господь Бог. Она хмыкнула, кривя губы: — Какого исхода ты ждешь? Замять дело и продолжать скрывать Генриха или, наконец, избавиться от второй фальшивой личности и стать собой? — девушка мягко коснулась подрагивающего мужского плеча. — Буду ждать ответа, Вик. Олисава обогнула оградку и поплелась вниз по улице. Сейчас ей просто чертовски хотелось выспаться, а потом утонуть в объятиях Мии. Вдохнуть ее запах, ощутить тепло, застыть хотя бы на минуту в безмятежности. Чтобы это блядское утро забылось хотя бы на мгновенье.

***

Вяцеслава не позволяла себе плакать. Стоя под слепым дождем, что орошал ее со светлеющего неба, девушка боролась с сильным желанием ворваться в курилку и сознаться в своем грехе. Сознаться в предательстве. Но Олисава ушла, она опоздала. От самой себя стало невыносимо тошно. Если бы кто-то рассказал ей, какую цену придется заплатить за ту сделку с Дьяволицей, она бы… Поступила точно также. — Прости меня, Лис, — шепнула Вяце. — Я сделала это ради брата. Намокший окурок упал около урны. Ночь и ее чудеса закончились, наступила ужасная, всепожирающая реальность, которая принесла Лисе не один, а целых два ножа в ее доверчивую спину. И самое ужасное — Вяцеслава знала, что Олисава бы не только поняла ее, но и простила. Но сил на откровение попросту не было… …пока не было. Ведь такому на самом деле сложно найти прощение. Многолетней тишине и яду, что давался ровно по расписанию, в нужных дозах прямо в молочный чай. Чтобы не умерла сразу, чтобы страдала. Девушка надела наушники, где хриплый мужской голос надрывисто тянул: «И мы пожинаем плоды всех своих прошлых дел. Наш город таит опасность». Исчезая в дымке хмурого, безрадостного утра.