8 смертей в одной пьесе

Смерть. День девятый.       День за днём. Каждый день — это новая смерть. И в скором времени у России начнётся тик. Украина резко стал каким-то УПой и, вообще, он, РСФСР, уже ни черта не понимал. Вот серьёзно, что с этим делать? Этот парень совершенно бешенный и ёбнутый, Россия немного его побаивался.              Синий цвет тела Украины сменился на чёрный УПы. А часть от волос и до середины лица окрасилась в алый-красный. И судя по состоянию этот УПА абсолютно ничего не помнил и не знал о своём прошлом, об Украине.       Россия тяжело вздохнул. Ночной бриз трепал голубые его волосы. Глубоко вздохнув, он задумался. И что дальше? УПА куда-то ушёл под предлогом исследовать этот островок земли. РСФСР сказал бы ему, что это бессмысленно. Здесь нет ничего. Абсолютная пустота. Но украинец наотрез бы отказался его слушать. Из его речи сочилась какие-то непонятные, для самого России, ненависть и призрение. И, наверное, это было обидно. То что новое воплощение твоего брата тебя ненавидит. Хотя как будто раньше любил? РСФСР усмехнулся, переворачиваясь на другой бок, он заметил яркую луну, которая оставляла свой блик на гладкой поверхности воды. Здесь было красиво и Россия ловил здесь определённое удовольствие, которое он никогда ранее не ощущал. Дома он был совершенно другой личностью, на людях он был другим человеком и так было с детства. Из-за чего Россия потихоньку потерял себя настоящего. Это было отвратительно. Глаза сами собою сомкнулись. Россия окунулся в небытие.

***

      Утро никогда не бывает добрым и это было закономерностью его жизни. Россия проснулся от звука моторной лодки. Подумав, что немцы уж слишком часто зачастили, он распахнул глаза. И в самом деле на берег выходил Третий Рейх. Человек, которого РСФСР знает уже свыше 4-х лет, человек, который разрушил его жизнь. УПА тем временем уже был схвачен его солдатами. А самый главный фриц осматривался, ища цель, и Россия знал какую. Приподнявшись на локтях, РСФСР даже не спешил прятаться. Россия знал, что немцу от него надо. А надо ему то, что в СССР не продавалось особой огласке. Да и к тому стыдно же… это… ну между двумя мужчинами. Россию в таком положении быстро заметили и сразу же пошли к нему. Третий Рейх подошёл и нагнулся к лицу русского. — Guten morgen, meine Liebe. — он оскалился, смотрел в гетерохромные глаза напротив. — Ну, и кто же следующий? — с каким-то плевательским отношением спросил Россия. Рейх улыбаясь, отмахнул рукой, а через пару секунд прогремел выстрел. Мозги УПы были размажены по песку островка. Россия обречённо вздохнул. А теперь то начнётся самое страшное. — Предлагаю тебе встать и без лишних вопросов пойти за мной. И лишних телодвижений тоже, — немец заметил взгляд русского, хитро направленный на другой берег. Россия улыбнулся и спросил: — А вот если честно, я ведь умру? Он обошёл Рейха и добровольно пошёл к лодке. — Ich hoffe nicht, meine Liebe. — до ушей России дошла лишь фраза «моя любовь» из-за чего он точно не знал, что сказал фашист, но и переспрашивать было как-то страшно. Замечая солдатов, Россия поздоровался с ними: — Гутен Таг, Зольдатен. РСФСР странно улыбался, как будто что-то замыслив. Рейха это напрягало, но он не собирался подавать вида. Подойдя к солдатам он тихо приказал им следить за русским.       Поглядывая за Россией, солдаты убирали с земли тело украинца. РСФСР спокойно на это смотрел и его вроде как ничего не смущало. Но его до боли в животе пугало тело родного брата у его ног. Что же за зверь, этот Третий Рейх? На этот вопрос, кажись, никто не знал ответ. Усевшись поудобнее в лодке, Россия внимательно наблюдал за Нацистской Германией. Главный враг его отца. Ужасный человек (человек ли?), который пугал своим оскалом всех. Россию в том числе. Немец выглядел устрашающе и явно был этому доволен. Что бы сделал отец на его месте? Взглотнув, Россия стал пялиться на фрица, собиравшего что-то из каких-то коробок. РСФСР просто сидел, что было удивительно. Его даже не наградили работой. Странно это. Посмотрев на свои руки, Россия вздохнул. Пальцы его никогда не были тёплыми, всегда от рук русского исходил холод. Ладони все в царапинах, вены сильно выступали на тонких худых руках. Ногти все погрызенные, где-то совсем до крови. Где-то просто отходила кожа. Россия от волнения грыз ногти, но когда они были сточены до крови, он принялся за кожу вокруг пальцев. На месте оставались лишь тёмные запечённые кружки крови. Было больно к ним прикасаться. Отец всегда учил не грызть ногти, иногда эти поучения доходили до побоев из-за непослушания. После же Россия начал кусать губы и щёки изнутри до крови. Эта боль была приятна, пока до пересохших губ никто не дотрагивался. После же, когда пересохшая корка рвалась — было больно. И Россия всегда это знал и всегда это делал, продолжая простые движения зубами по губам и коже. Боль никогда не останавливала его. Потому что он русский. Боль — главная составляющая русской души, единственная единица, с которой приходится мириться каждому. Россия окунулся в прострацию, теряя время и суть всего здесь происходящего. Он думал, наверное, лучше не стоило. Пялился в одну точку, бездумно и бессмысленно. Глаза округлились от осознания, всё — конец. Просто всё, и что будет дальше никто не ведал.       Тяжёлая рука опустилась на голубые волосы. Поднимая голову, Россия лишь заметил бледное лицо фрица, чему-то своему улыбающемуся.

***

      Не прошло и пару часов и вот, они в населённом пункте. Маленьком, совсем не большом. — Швейцария, окраина. — тихо прошептал на ухо фриц. Он держал РСФСР под руку. Шли они к автомобилю. Россия старался не подавать признаков страха, он пытался осмотреть местность; понять то, как от сюда можно было сбежать. Стремился впитать всю информацию в свой мозг. Вместе с фрицем они подошли к мужчине — шофёру, немец стал с ним базарить на швейцарском диалекте, который Россия толком не мог разобрать, ощущая его, как совершенно иной язык. Оборачиваясь, РСФСР осознал, смотря по периметру на расположенных бойцов Вермахта, всё, он пропал. Что же ему следовало сделать? Что же делать? Руки затряслись непроизвольно, это явно почувствовал фриц, Россия ощущал то, как на лице Третьего Рейха расползается оскал. Губы начинали трястись, как будто Россия вот-вот заплачет. Глаза голубые, как омут, чувственные, как музыка, слезились. РСФСР свободной рукой зажал свой нос, — это был действенный способ не заплакать. Он просёк эту фишку ещё очень давно, наверное, лет 11 тому назад. Россия уже просто не вывозил. Он истерично выдохнул воздух из лёгких. Резко переставая вдыхать кислород носом, Россия начинал успокаиваться. Грудная клетка стремительно опустела, значительно меняя свой вид. Немец дёрнулся. Россия только сейчас осознал, что перестал слышать звук. Как будто его опустили под воду. — RSFSR, hör nicht auf. Es ist nicht höflich, Leute warten zu lassen, oder?— фриц больше не говорил по-русски, отказываясь. Третий Рейх оскалился. Глаза у немца чёрные настолько, что не было видно зрачка. Одет обычно. Это даже не была военная форма. Обычное пальто, лакированные туфли на ногах, вместо огромных тяжёлых сапог. Алые волосы были зализаны назад. Если бы не цветная кожа, немец выглядел бы как обычный гражданский. Наверное цветное тело было одной из главных проблем существования страны.       Перед Россией открыли дверь, будто он какая расписная дама. Он уселся поудобнее на кожаные кресла автомобиля немецкой марки, следя за движениями шофёра, он понял то, что Третий Рейх будет сидеть вместе с ним на заднем сиденье. Третий Рейх сел, держа в руке какие-то бумаги (откуда они взялись?), ничего не говоря, шофёр двинул. РСФСР ничего не понимал, да и не знал тоже, оставалось лишь смотреть бездумно в окно. За ней пейзажи красивые.       Время шло очень долго, когда нечем было заняться. И Россия этого никогда не знал, ведь раньше ему всегда было чем заняться: колхоз, балет, дом, школа, пост правопреемника. Поскольку матери у него не было, а отцу было попросту некогда, всю уборку по дому, огородом и готовкой занимался снова таки Россия. Сейчас же, за эту неделю, РСФСР максимально ничего не делал. Положение не позволяло. Да и будет ли он в ближайшее время что-то делать оставалось под вопросом. Будут его пытать или же он будет заниматься тяжёлыми работами? Россия не думал, что обычных пленных везут рядом с «фюрером». А их и не везут. У РСФСР было просто особое положение.       Рейх шуршал бумагами, изредка поглядывая на мальчишку рядом. И что он в нём нашёл? Познакомились они не так давно, на одном из собраний стран. СССР тогда его привёл, поскольку, как он выразился: «Не могу я его отставить одного. А то бы я без дома вместе с ним остался бы». Рейх в то время ещё был наиграно дружелюбен со многими странами, делая вид, что никакой опасности никому из них он не представляет. РСФСР был мальчиком добрым и за неимением других знакомых стран, часто общался с Рейхом. Взгляд его тогда был по-детски добрый и игривый. Всё изменилось в 36-м, когда Рейх и империалистическая Япония заключают Антикоминтерновский пакт, направленный против СССР и международного коммунистического движения, изменились и их отношения, они стали более натянутыми. И Рейх, конечно же, понимал почему. Но конец их дружеским переглядам начался в 38-м, из-за вторжения Рейха в Австрию. Через три года он напал на Советский союз, озлобленный и негодующий по поводу того, почему Россия отвергает его и его попытки воссоздать былые отношения. Можно было вполне считать, что во всей это «Великой Отечественной» был виноват только РСФСР и его отношение к Рейху. Но это было неправильной точкой зрения его союзников, как думал Рейх. Продлись их хорошие отношения до 41-го Рейх бы и не посмел трогать СССР, стараясь, наверное наоборот, получить крепкий союз с СССР или вообще добиться входа Советов в Ось. Плевать на ненависть к коммунистам, Рейх слишком желал их общего взаимодействия с РСФСР. Чего нельзя было сказать по поводу самого русского. Сейчас он сидел хмурый и напряжённый смотрел в окно. И он был идеален, как и в их первую встречу, как и всегда до. Рейх бы так и дальше бездумно смотрел на аккуратное очертание гибких изгибов лица, если бы РСФСР этого не заметил. Рейх считал, что что-то должен сказать. — РСФСР, — выдохнув, произнёс его имя Рейх, — мне всегда было интересно, почему ты отверг моё предложение о дружбе. — Он говорил по-русски, зная, что Россия поймёт и по-немецки. — Я, типа, должен тебе души излить, после всего, что недавно произошло? — с усмешкой спрашивал РСФСР. Рейх усмехнулся: — Почему же должен? Просто интерес, Россия. Интерес. Ну, а всё же, почему? — Почему-почему, да потому, Рейх. — Россия назвал его по имени, хоть ранее и клялся перед отцом никогда больше не упоминать его вслух. — Потому, Рейх, что действия твои ужасны были. Да и как мне следовало реагировать на антикоммунистический пакт с Японской Империей? — РСФСР устремил взгляд в окно. Он давно не задумывался о ранних их дружеских отношениях, о которых знал он и отец. — Хм. Так и думал. Но. Россия, когда я лежал в буквальном смысле у твоих ног, умоляя понять и простить, почему ты отказал? — А ты бы не напал? — Не напал бы. Россия взглотнул, осознавая, что, возможно, этого всего могло бы и не быть. Все ранние устои рухнули, открывая глаза России на уже нереальный мир. — Почему? — этот вопрос уместил в себе все вопросы от: «Я же коммунист» до «Быть или не быть». — Потому что любовь — это наркотик. Поначалу возникает эйфория, лёгкость, чувство полного растворения. На следующий день тебе хочется ещё. Ты пока не успел втянуться, но, хоть ощущения тебе нравятся, ты уверен, что сможешь в любой момент обойтись без них. Ты думаешь о любимом существе две минуты и на три часа забываешь о нём. Но постепенно ты привыкаешь к нему и попадаешь в полную от него зависимость. — и только эти слова Рейха озарили Россию и он всё понял. — Ты же понимаешь, что я не отвечу взаимностью? — слова РСФСР, как и раньше ранили и так истерзанную душу Рейха. — И это очень плохо для тебя, РСФСР. — И снова вместо Россия — РСФСР.

***

      Воспоминания 36-го года убивали изнутри Рейха, он старался запить их алкоголем. Его волосы пахли полем, летним ветром и хозяйственным мылом, потрёпанным полотенцем, чужой подушкой, мёдом и полевыми цветами. Отвратительно притягательно, до безумия живо. Он улыбается мне, и проходит. Мимо. И сейчас Рейх под действием алкоголя, хоть его это и не оправдывало, готов был причинить своей любви боль. Самые настоящие боль и разочарование. Разворачиваясь на стуле, взгляду предстал прекрасный образ РСФСР, связанного на кровати. С завязанным ртом он пускал слёзы и слюни. И он понимал, что будет дальше.       Позже Рейх ушёл, а России оставалось бездумно лежать на кровати. Глаза красные от слёз, во рту пересохло, а ноги, руки и почти любой уголок его тела был в синяках и слабых царапинах. Взгляд бледно-голубых выплаканных глаз опустился на люстру, и голову посетила такая ужасная, но такая манящая сейчас идея. Верёвка, которой ни так давно был связан, вновь оказалась на шее, а сам РСФСР на стуле. Это абсурд, враньё, череп, скелет, коса. Смерть пришла, у неё были твои глаза. А этот финал, к сожалению, понятен.       И позже, когда Рейх вернулся в спальню, осознал, что натворил. Опуская мёртвое тело на диван у окна, Рейх в самом деле плакал. На деле он всего лишь лицемер, который сам себе безбожно врёт, целуя щёки, бледные, как мел, касаясь рук, холодных, словно лёд.       В 45-м смерть пришла и за Третьем Рейхом, застрелившись, его последняя фраза была: «До жути приятно знать, что это конец.»