Волна Челюсти

То буйный, то удушающе спокойный штиль безопасно веял нежной прохладой. Прозрачная вода океана течением затягивала сухой песок в морскую жизнь. Каждый мелкий камушек окрашивала цветом темнее, сглаживала углы острых, пряча в свой опасный мир без невиданных оправданий… Не отдавая отчет своим действиям, жизнь сменялась одержимым существованием, когда перепады настроения не контролировались. Смотря в свое окно, изредка погружался в сон, просыпаясь из него расколотым о скалу на споте Мауи в тот сильный шторм. Организм не принимал ни воду, ни пищу, ни людей, косивших его равновесие. На предложения поговорить о случившемся он бросался со всей злостью. Пытаясь доказать свою неправоту, он не понимал, что с ним осталась лишь немая паника, которую больше не услышат. Сёрферского оборудование в доме не появлялось. В первое время пол гостиной комнаты занимали сломанные деревяшки. Он ломал борды, причиняя себе жестокую физическую боль. Руки страдали от ударов по дереву, а тело ощущало внутренний крик, оголявший его одного среди кучи людей. Жизнь стала не более чем виной «выжившего», захватила и смяла в словах: «На его месте должен был быть ты.» Мысли заполняли образ несуществующего человека, и каждый сантиметр безжизненного Ликса зазывал к себе на тот свет. Казалось, что сходишь с ума. Идеализация прошлого приводила в оцепенение, повсюду виделся брюнет с огромной улыбкой и темными глазами. Оказавшись на коленях перед могилой, послышался сладкий голос: почему ты бросил меня? Злость стала итогом безвыходности, а безвыходность не смогла вернуть в прошлое, как бы Хван не пытался выкарабкаться. — Хёнджин, подойди ко мне. — Сынмин с шоком смотрел на парня. — Я… Я… — Он стоял с ножом в руках, который прислонил к началу запястья. Постоянные действия раздражали, пугало нахождение в кольцевой реальности. Не хотел причинять себе боль. Подумал, что в силах приготовить еду сам, застыл на этапе нарезки овощей. Контакт с обыденными делами ударил воспоминаниями, и все, что спасло, — тупиковая замедленная реакция. — Я не верю. Я не могу поверить, что его нет. — Неживым голосом Хёнджин попросил помощи. Он положил нож на стол и сделал шаг к Киму, сдался. — Мне так плохо. Мне так больно. Слова проедали кожу, будто иглами вонзались, оставляя за собой пустые ямки, которые уже никогда не получится заполнить. Несправедливое одиночество давно перешло предел горя, жизнь заполнилась страхом обязанности жить без него. — Я знаю. Знаю, Хёнджин. — Сынмин мог помочь лишь своим присутствием. Больное дрожащее сердце уложил обратно в кровать. Лег вместе с ним, крепко обнял, слушая тихий плач. — Знаю… Я рядом. А сколько смыслов можно найти в одном слове «рядом»? На похоронах изнуренный мозг не смог выстроить простых речей. Хёнджин молчал весь день, поглощая себя в себе. С Минхо и с родителями Ликса молчал. Молча ощущал тяжесть в районе сердца, вину за тело покрытое синяками, которое находилось уже под землей. Одни сутки привели к насильственной лжи, хоть Ким и старался остерегать от интервьюеров, из-за резкого ухода из спорта на бывшего спортсмена накинулась всеобщая сеть. Он скрывал свою неадекватность перед людьми — врал, что с ним все хорошо, что состояние налаживается. По ночам избегая помощи Сынмина, наказывал себя воздухом, чуть ли не испытывая на вкус смерть Феликса. Объятия Джисона стали вдруг стоить очень многого, они больше не значили дружелюбного сёрферского проката, они стали утешением, старанием проявлять сочувствие к людям, страдающим так же, как и он. Щелчок. Лампа отключилась. Душу окутал мрак. Темнота затмила свет повсюду. Но крохотное пламя не в центре, глубоко, левее, гореть не перестало. Огонек внутри, который показался красным, заставил заливаться сердце Хёнджина кровью. Огонек загорался вовремя тоски Хвана, загорался, когда Хван плакал, пылал, когда Хван думал о смерти, и готов был сжечь, вырастая до непомерных размеров, когда в мыслях парня проявлялось ничтожное имя… Десять месяцев спустя. «Необходимо пережить ночь, чтобы снова увидеть солнце.» Десять месяцев и две недели со дня смерти. Напротив небольшого номера района B, с которого когда-то началась длинная история, стоял двухэтажный белый дом с панорамными окнами, со двором уже без серферских досок и без света на крыльце. На дому висела хрупкая табличка с надписью: «продается». Мини-объявление перенесло Гавайские ливни, ежемесячные землетрясения и местные ураганы. Оно пыльное висело в самой середине, немного пошатываясь от ветра. Дом никто не покупал, никто не брался заполнять его по новой. В белых стенах остались храниться воспоминания об отчаянном сёрфере и о студенте. О студенте, приехавшем на несколько дней починить гидроцикл в перемешку с беззаботным солнечным отпуском… Как в первый раз: жаркое лето и теплая зима; скутеры стояли в гаражах, а сёрфингисты несли борды к пляжу. Потихоньку запускалась новая жизнь. На оставшиеся деньги со спорта, в новом месте, с новыми людьми, с новой скучной работой, он положил начало однотипными буднями, но не на Гавайях. Хёнджин переехал в столицу штата Новый Южный Уэльс, в Австралию. Он снимал светлую студию, как три месяца, в одном из небоскребов Сиднея, рядом с пригородной бухтой мира. Потребовалось немного времени, чтобы приспособиться к новым местным правилам в одиночку. Когда он покинул острова, общение с близкими людьми Феликса больше не играло надобной роли. Хван улетел и сменил свое окружение всецело, он оборвал общение с Минхо, Джисоном, даже с Чонином и Чаном, оставив их в истекшем болью прошлом, перестал влачить за собой. Первые дни телефон разрывался входящими звонками от Чонина. Чонин верил в то, что Хван погорячился, на эмоциях принял решение о переезде и что скоро вернётся обратно. «Мы должны его понять, ему нужно время.» — Говорил Чонин. Он считал, что главное держаться всем вместе, вспоминать хорошее и помогать близким Ли. Хёнджин был другого мнения: ему хотелось отстраниться от всего, к чему когда-либо притрагивался Феликс. Спорт в воде теперь пугал до остановки пульса, а люди «из прошлого» гасили внутренний огонек. Что насчет Джисона и Минхо? Они оставили в покое Хвана… Хо, узнав о внезапном переезде, подумал, что Хёнджину просто похуй на все окружающее сейчас, что ему важнее забыться и забыть, чем помнить всем вместе. … Уголовное дело, возбужденное десять месяцев назад после смерти Феликса, закрыли крайне быстро. Как оказалось по медицинскому заключению — вред, причиненный телу Ли, в виде синяков и сломанных костей, был нанесен раньше утопления. Феликс сел за руль черного гидроцикла уже будучи ослабленным. Возможно он бы успел выплыть, если бы не жестокие побои до каталки. Отделавшись взятками, род преступления не успел побывать в суду. Родителям Феликса возместили ущерб, а виновник избиения остался в тени, как и человек, заплативший за молчание… Деньги шли в обороты и у Чанбина. Его компания вернулась в спонсорство, поддерживая спортивные мероприятия. Длительное затишье испортило имидж, поэтому Бин снова взялся за сёрфинг. Он переносил на свою команду впечатления, которые люди получали от спонсируемого проекта. Теперь ни один турнир по сёрфингу не обходился без лейбла компании Бина. Он достигал маркетинговых целей, одновременно с этим пряча свои грязные руки в кожаных перчатках. Нила исчезла. Она не появлялась даже в соцсетях… Все, что помнил Чанбин, это их совместный разговор по телефону. Он бросил ее тогда, закрыв глаза на жалостный вид девушки, которую любил. Ее честолюбивое отношение ко всему терпеть перехотелось. Последним выплеском эмоций стало нападение на Феликса. Бин не сожалел о содеянном. Более того, его радовала новость — уголовное дело закрыли без его участия, кто-то заплатил, когда он и копейки со своего кошелька не потратил. Компания Чанбина росла, перспективы сотрудничества развивались сами по себе. Его переполняли чувства превосходства, что, наконец-то, спустя долгое время, ему можно побыть счастливым. Правда, дни выходных пришлось отодвинуть на неделю вперед, но это из-за нужного и прибыльного. Сегодняшним вечером его ждала встреча с резко вспыхнувшей медийной личностью, с новым сёрфингистом, готовым поднять рейтинги компании на черту выше. Гавайи, о. Мауи. В четыре вечера Бин приехал на пляж. Жесткий песок попал внутрь лаковой пары обуви, как только парень сумел сделать пару шагов. — Чер-та с два. — Чанбин, пошатал ногой. — А-а-а... — Песок переместился с пятки к пальцам, через носок ощущалось будто грязь. — Со Чанбин? — Да, это я. — Менеджер Гила, сёрфингиста… — Да-да, я знаю, где он? У меня должна быть личная встреча. — Бин поставил ногу на песок, поправив свой пиджак. Он натянул его на себя в 30-ти градусную жару. — Гил сначала прокатится. — Мужчина рукой тянет к горизонту. — Это хорошая возможность для вас, взглянуть, убедиться, что выбираете правильного человека. — У меня не так много времени… — Разве для вас не важен уровень вашего предмета. — Надавил голосом, вежливо смягчая улыбкой. — Он же принесет вам колоссальный подъем. Чанбин наклонив голову на плечо, закатил глаза, — Час, не больше. Через мост они сели на катер. На борту ему предложили легкий алкоголь для просмотра. Бин рассмеялся, проговорив про себя: «Вы, ребята, все на один почерк, начинаете с веселого. Помощники Хвана были такими же, но что-то быстровато разочаровали...» Судно покачивало от волнения океана, Бина водило в разные стороны, поэтому он, зажмурив глаза на «секунду», решил привести в норму свой вестибулярный аппарат. Его хорошо расположили к себе, удивительно, но менеджер смог угадать в удобствах, он подарил любимый табак и сотворил навес. Чанбин уже не просто сидел на раскладном кресле с закрытыми глазами, он посапывал со стаканом спиртного в руке. Его убедили в том, что сёрфер начнёт свой прокат пятым, после синего, перед белым. Бин смотрел на движущих людишек, на их цвет гидрокостюмов, считал их, как баранов, в конце концов пропадая тих-тих в сон. Отношение к работе было не таким уж и уважительным в свой выходной, а напиток был наполнен не одним только любимым алкоголем… На открытом воздухе с укачивающей кроваткой строящий из себя нужного всем человека уснул до полной темени. В его голове веяло тишиной, пока брызги от бьющихся волн летели на одежду. Океан усиливал биение своего водного сердца, волны скручивались сильнее обычного, предвещая конец этой истории. Столько дней ничтожного штиля, пора бы показать, кто действительно способен избить без сожалений. Огонек в душе, что просыпался от одного лишь имени, сейчас сжигал края осознанности. Огонь был готов убить. Изоляция в виде водного пожара: волны накручивались на шею, подталкивали к ненависти, сегодня ими управляет природа, которая должна выместить свои обиды и разочарование в гнилых людях. Барьеры расплывались в мягкую ретушь, морали нет, как и правил. Когда ты находишься в воде — ты чист, никаких доказательств… — Сколько я проспал… — Чанбин сглотнул, потирая глаза. Он сразу принялся искать, чем заполнить свою сухость во рту. Неприлично выдыхать запахом алкогольного ацетона такому обаятельному и обеспеченному парню. Он прошарил руками по столику. Одну бы бутылочку воды, губы нуждались в мокрой капле. — Держи. — Рука из-под плеча предложила охлажденную стекляшку. — О. — Чанбин схватил, после быстро прокрутив крышку. Голос взбудоражил, однако вода была желанней. Бин сделал глоток, тут же выплюнув. — Сука. — Он выругался перед человеком, стоящим за ним. — Какого она соленая? Тяжелое дыхание позади дало понять, что ответа не последует. Чанбин встает со стула, ощущая знакомый отблеск рядом. Ни одного сёрфера в воде, ни одной лодки в океане. Он поворачивается. — Привет, дружище. — Перед ним Хёнджин. — Как тебе моя организация? Как тебе мой сёрфер? — Он делает шаг к краю борта с наглой улыбкой. Его опустошенный взгляд перестает поражать. — Ты ведь уснул. — Я… — Бин расправляет плечи, ему глубоко насрать даже сейчас, когда перед ним стоит человек, лишившийся своей жизни. — Я вчера прилетел сюда. Летел через Гонолулу. Знаешь людей в аэропорту, которые вещи помогают довозить до самолета? — Хван резко смотрит в глаза, лыбиться сильнее. — Тяжелая у них работа однако, мало зарабатывают, хоть и проводят полный день на работе, да? Бин прикрывает свою переносицу двумя пальцами. — Жалкие и маленькие люди, к которым тебя тянет, ими можно управлять, их можно подкупить… — Хван. — Мое свободное время закончилось. — Чанбин. Хёнджин вертит головой, думая о том, что смотреть на этого человека было фатальным просчетом. Он хотел держаться спокойно, стойкость выводит на чистоту скорее, чем насилие, но в ту же секунду сменяется пульс. Человек перед Хёнджином — убийца, таковым не являясь, окутывает кулак зудом. Не в силах воспринять еще одну ложь, язык поправляет, — Перелом, три гематомы, разбитые губы и поврежденный позвонок. — Теряя самообладание, разбитое холодное тело Феликса в который раз нарушает дисциплину мышления, блондин идет на парня. Тот подхватывает свои вещи со стула, обличая типичное поведение, — Мне жаль, что твой пидр умер, но не нужно винить в этом меня… Хёнджин сжимает зубы, не понимая, почему Чанбин все еще может моргать, может наблюдать за заходом солнца, просыпаться утром, проживать дни. Дни, которых уже нет у Феликса. — Ты похож на тех маленьких людей, ты тоже управляем. — Хёнджин. Чанбин останавливается, желая отвергнуть эти неправдивые слова в его сторону. — Нет, Бин. Ты управляем и еще как. Узнав о смерти Феликса, ты? — Его мозг поражает огонь, пламя сластит десерт. — Ты сбежал. Почувствовал свою бесполезную вину и, как трус, исчез. — Ты ошибаешься. — Чанбин. Хван коротко рассмеялся, — Я закрыл уголовное дело за тебя, скотина. Сердце Чанбина подскакивает, но он все еще спокойно реагирует. — Я закрыл его, потому что отделаться штрафом тебе мало. Есть и моя вина, и я до сих пор отплачиваю за нее, моя цена была его жизнью. — Его руки согнулись в локтях, сковывая переболевшее состояние. — Жизнью… Которая есть у тебя. — Хван делает еще один шаг к лицу ублюдка. — Ты не уйдёшь и отсюда чистым. Поэтому ответь на вопрос, ты не хочешь попросить прощение у Ликса? Бин вздыхает, отделываясь, — Ты специально все подстроил. Я уж думал, твой силуэт меня больше не застанет. Боль, с которой находится Хван, затмевает глаза, он слушает. — Ты молодец, не ушел на тот свет за человеком, с которым даже года не пробыл. Но просить прощения не по мне. Я никогда не жалел о том, что сделал. Это приносит мне, — дает волю ухмылке, — удовольствие. Когда я поджидал вас у отеля, я даже подумать не мог, что Феликс останется один. Ты сам его бросил. Хван слушает, переживает тот день с самого начала снова. Холодом по коже Чанбин припоминает всё, каждое свое действие, совершенное в ту ночь. — Он не кричал. — Бин смотрит на реакцию. — Это, если тебе интересно. Он, кажется, звал кого-то, когда уже валялся на грязном полу возле мусорки, за той кафешкой, в которой мы ели вместе, помнишь? Поднимая свой подбородок, Хёнджин тихо просит прекратить. — Его руки держал человек из аэропорта, но он не помог мне. Я бы справился без него. Феликс слишком хрупок, ему не хватило сил даже на то… — Чанбин понимая, что может произойти, если он решит закончить свое предложение, продолжает. — На то, чтобы выжить. Он убивает второй раз, но уже не тем пистолетом, который использовали врачи. Оружие здесь не используется, по привычной натуре, Чанбин голыми руками душит. Хван хочет что-то сказать, но вина будто замораживает. — Ты такой же слабый, Хёнджин. Управляют тобой, не мной. — Чанбин отступив, направляется к кромке капитана, пора отправляться назад, сильный шторм ведь не позволит им и до берега доплыть. Он наступает на пол судна, оно покачивается сильнее обычного. Не успев повернуться, Бин падает. Хёнджин оказывается сверху. Он вдруг кажется безумным, его изображение перемещается, а руки начинают бить лицо в другом направление. Он выбивает только что сказанную дурь и собственные ошибки. Бин сопротивляется и пару раз попадает по носу Хёнджина, их капли крови мешаются на полу. Им правила не боль, не желание выжить, это была месть. Месть за все причиненные удушья. Атрофированный местью его организм заряжается — и голова Чанбина в ту же минуту оказывается под водой. Хван держит парня, горло бьется о бортик, первые тридцать секунд чужое тело дергается. Чанбин молит отпустить, прося вдохнуть и избавиться от подходящей смерти. Хван чувствует чужой страх, зверски питая его в себя. Не способность простить доводит до того, что голова в руках перестает сопротивляться. «Он явно не знал, что умрет сегодня.» — Эта мысль страшно закрепляется ухмылкой на лице Хёнджина. Блондин отпускает чужую неподвижную голову и протирает свои ладони, избавляясь не от крови, а от омерзительных капель соленой воды. — Эй! — Хёнджин кричит в сторону каюты. — Откачайте его, пока он не сгнил от моих рук. После утопления осложнения, влекущие за собой смерть человека, могут развиваться в период суток. Основной причиной гибели являются отек лёгкого и образование стойкой пены в дыхательных путях. Хван знал это, он не собирался идти на пачкающее убийство. Он не такой… Соленая вода мешается с кровью, которая за 8 минут должна сгустеть, привести сердце к остановке. Администратор того, якобы Гила, начинает оказания первой помощи, пока Хёнджин занимает место капитана и ведет судно прямиком к горизонту. Крутя рулевое колесо, Хван долго думает — нужна ли ему собственная неполная жизнь, которая никогда больше не станет полноценно улыбкой младшего. Он опускает голову на пол, судно идет своим ходом. На полу лежит рюкзак Феликса, Хёнджин до сих пор таскает его с собой. Он не смог полностью отречься от погибшей любви, уехав в другое место. «Прости меня, мой Феликс.» — Хёнджин извиняется не бездумно, он просит прощения за содеянное и за то, что собирается сделать. — «Ты всегда был против больших волн, но, не смотря на это, приехал ко мне. Тебя уже нет, а я зачем-то еще существую. Я не стою тебя и никогда не стоил, прости.» — Хван откидывает свой взгляд с черной сумки, он не будет плакать, хоть глаза выжигает красным. — Хёнджин, он дышит! Я закончил! — Зовёт Администратор. Попрощался с сёрфингом, но сейчас несет доску и лиш. С администратором они меняются местами. Садясь на корточки, он смотрит на лежавшего на полу. Бин в бреду крутит головой. И на несколько секунд его становится жаль. — Хёнджин? Что ты делаешь… — С тяжелой отдышкой произносит брюнет. — Креплю лиш на твою ногу. — Хван мерно доделывает свое дело. Ему до сих пор больно, спустя 10 месяцев, спустя две секунды, спустя годы ему не перестанет быть плохо. — А… — Бин бессильно приподнимается на локти, его голова теряет центр, рвотный рефлекс чуть ли не реагирует на быстрые действия. Сглатывая свою блевоту, он говорит. — Хёнджин… Зачем? Хван не отвечает. Заканчивает с лишью и подходит к Чанбину с головы, аккуратно подхватывая под плечи. — Приподнимись. Чанбин слушается, теряясь в выживаемом состоянии. Катер все еще трясет, но уже не так сильно, брюнет замечает, что волн меньше, что они находятся далеко от берега. — Хёнджин? Джинни подтаскивает тело парня к краю и отцепляет доску от лиши. — Что, дружище? — Почему ты не убил меня? — Я не могу. — Хван бросает сёрферский борд в океан. Затем смотрит в глаза рехнувшего. — Он сделает это за меня. — Кто он, Хёнджин? Хван ногой резко пинает в живот, и Чанбин, скручиваясь, падает в океан. Убийственные крики помощи слышаться с воды. Чанбин может доплыть до брошенной доски слева, но хватит ли у него сил на это, решит отвратно морское. Хёнджин видит, как Бин тонет, теперь даже не притрагиваясь к нему. В его ушах появляется длинный тонкий звук, он просит развернуть судно. И они уплывают вдвоем. Он бы ни за что не поступил так раньше. Раньше, когда мог жить. Когда жизнь не была сплошной виной. А сейчас что? Сейчас плевать. Хван разрешил убить океану парня, не имев на это право. В воде не останется следов, его не накажут. Океан, как спирт, продезинфицировал остатки насилия… Потеряв все, Хван обрел безумие. Но разве это не единственный способ жизни без человека, которого больше нет?