Тот самый Прочиталь

      Кабинет в книжном издательстве был спокойным, полупрозрачные занавески, похожие на клочок мыльного пузыря, чуть колыхались, приятный бриз дул из приоткрытой форточки окна, слегка запылённого городской грязью, а часы на стене тихонько тикали, размеренно и непреклонно, что лишь усиливало тревожность пришедшего туда писателя. Неуклюжий человек, которого звали Плакъ Попарацый, лет двадцати с лишним, с детским лицом, в сером кардигане, словно с боем отобранном у местных бомжей, и потёртых джинсах цвета мороженого «бабл-гам», яростно доказывал право своего нового шедевра быть изданным.       — Молодой человек, пожалуйста, покиньте помещение. — раздражённо сказала женщина, поправляя очки.       — Прошу, хотя бы прочтите, такого ещё никто не писал! — умоляюще крикнул Плакъ.       — Какая разница, писал, не писал, в сотый раз повторяю — мы не берём рукописный текст. — Взгляд её резал душу несчастного писателя так же болезненно, как край бумаги режет палец.       — Если вам неинтересно, так и скажите! — взвыл он от досады.       — Мы с удовольствием прочтём, если Вы пришлёте нам напечатанный текст. Наша почта есть на сайте…       — Опять Вы заладили. Да негде мне печатать! — Плакъ драматично взмахнул руками, потому что не слишком-то хотел говорить, что у него не было денег.       — В таком случае мы вынуждены Вам отказать.       — Ну пожалуйста!..       — Молодой человек, уходите.       — Я не уйду, пока кто-нибудь не согласится почитать мою книгу.       — Уходите, иначе мы вызовем полицию.       — А у меня родственник в полиции!       — Уведите его кто-нибудь!       К Плакъу подошли двое человек, взяли его под руки и потащили к выходу, но он стал сопротивляться, цепляя ногами пол. В конце концов, кое-как его вытолкнули наружу и захлопнули дверь.       — Ну и пожалуйста. — буркнул он, закатив глаза, и, обиженный, решил отправиться домой.       На велопарковке его уже ждал ручной диковизг — серо-буро-козявчатый волко-сколопендро-динозавр, найденный в мусорке храма Агася. Клички он не имел, но отзывался на всё, что ему скажут. Убрав рукопись из ста пятидесяти трёх мелко исписанных листов за дужку очков в чëрной оправе, Плакъ оседлал его, но, прежде чем заставить трогаться, достал из кармана пакетик с какой-то травой, завернул её в папиросную бумагу, поджёг и затянулся.       «Я действительно бездарен… — сокрушённо подумал он — Чего им не хватает? Что ещё-то придумать?»       Плакъ курил минут пять, выкинул косяк на мокрую от дождя траву и ногами толкнул диковизга в бока.        — Лети вперёд, Дабрмр!       Диковизг дрогнул и с грохотом от тонких, но тяжёлых лапок поплёлся в сторону леса, на север. Перед глазами Плакъа замелькали дома, фонарные столбы, ноги косо посматривающих прохожих, дети и собаки. Иногда под лапки бросались кошки, крысы и птицы. Один раз диковизг на миг показался ему детской игрушечной машиной, на которой надо толкаться ногами, но это не особо взволновало Плакъа.       Внезапно раздался шум, как от самолëта, и он поднял голову. В небе парил непонятный объект странной формы, но, словно заметив, что за ним следят, тут же поспешил скрыться за горизонтом.       «Кажется, гости будут...» — подумал Плакъ.       Через час он добрался до дома. В одинокой обветшалой избушке, построенной возле леса, стояла тишина, как на заброшенном тысячелетнем кладбище. Она немного успокоила его — город издавал слишком много звуков, мешая думать.       Плакъ тяжело и шумно вздохнул, будучи в беспросветном, аки тёмная пещера, отчаянии, и, сопровождаемый тяжёлым скрипящим звуком трения ножек стула о половицы, сел за стол, придвигая листы бумаги, ручку и кружку чая разом в надежде, что ничего из этого не упадёт. В комнате было душно от запаха трав, словно это чем-то могло бы помешать или помочь…       Нет, при такой проблеме уже ничего не поможет, и остается только безнадёжно марать лист за листом, сбивать режим сна, словно превращаясь в сломанную печатную машинку, отключаясь за бумагой. Остается только надеяться на лучшее, курить вдохновень и молиться Агасю, чтобы он, сам Творец Шедевров, помог ему хоть чем-то и послал в голову нужные мысли.       Ему никак не удавалось придумать стоящий детектив. Был способ убийства. Не было сюжета. И это удручало несчастного теоретически гениального писателя.       Он устало потер глаза рукой, сняв очки, чтобы отдохнуть от них, и решил прогуляться.       В глазах непривычно расплылась вся обстановка коридора, словно кто-то наложил на глаза фильтр блюра, и тапочки-ужачи, представляющие собой мягкие и пушистые слипоны, сделанные из приятной на ощупь шëрстки белрундука, пришлось нащупывать. Ручку двери Плакъ ещë немного разглядел.       «Не буду морочиться — всë у меня хорошо со зрением, просто в доме темно!» — уверил себя он.       Калитка скрипнула, эхом отдаваясь в мрачной тишине, ведь еë уже несколько лет, если не десятков лет, не смазывали, и перед Плакъом появился привычный тёмно-зелёный, навевающий ощущение тайны и безнадёжности, хвойный лесок, отделявший его избушку от города. Писатель сделал несколько шагов вперёд по узкой тропинке, извивавшейся змейкой среди деревьев и наполовину заваленной ритмично хрустевшими под ногами ветками и опавшими иголками, и неожиданно впечатался носом, попутно ободрав щëки корой, прямо в растущее во дворе деревце.       — Ай-ай-ай, edbltkm!!! — Плакъ громко выругался — Ну неужели… — и потëр рукой нос, шепча уже тихо-тихо, словно не желая быть услышанным деревьями (или Агасем), какие-то ещë ругательства — …я всë-таки настолько посадил себе зрение за эти два дня!       Убедившись, что на носу нет крови, он побрёл дальше, на всякий случай захватив с подоконника открытого окна очки — он был предусмотрителен. Однако сколько Плакъ ни оглядывал зелень иголок, величественно освещённых солнцем, и высокие красивые стволы сосен, растущие, словно длинные тонкие свечи, которыми он некогда освещал свою избушку-развалюшку, пока не провели электричество, он не смог придумать ничего толкового.       «Ну вот… И что мне делать? Где брать сюжет? Неужели самому кого-то стукануть, хотя бы понарошку, и посмотреть, что будет?.. Но это ж незаконно… Хм, это какая-то излишне неприятная ситуация, название которой — неприличное слово, четыре буквы».       В один момент в поле его зрения попало нечто не вписывающееся в общую картинку леса. Огромный, мать его, высившийся, аки гора Фудзияма в Японии, над молодыми сосенками и изрядно их погнувший, будто тунгусский метеорит — деревья в Сибири, ледник.       Плакъ был настолько поражён, что в первый раз в жизни при всей своей скептичности хотел заорать и убежать куда-нибудь подальше, желательно на несколько километров, в неопределённом направлении. Хотя сначала он вообще посчитал, что у него глюки.       — Так, люди, это совсем никуда не годится, — крикнул он стоящим вокруг деревьям, замотав головой, и стал протирать очки полой кардигана — Я не так сильно ударился головой, чтобы у меня были галлюцинации! И я не курил последние несколько часов!.. — что было ложью, или последствием плохой памяти и сбитого режима сна.       Однако ледник не исчез, не испарился, растворяясь под напором здравого смысла. Плакъ был поражён, поражён так, что словно ощутил пулю, проходящую через висок.       Внезапно он увидел странную вспышку и будто бы заметил человека, но рассмотреть его не успел, ибо ледник начал трескаться, производя ужасный грохот, словно поезд, сошедший с рельсов и покатившийся по скалистому обрыву, а потом взорвался и разлетелся на куски, ломая сосны в крошку, похожую на ту, что остаётся от упавшего на пол печенья, а барабанные перепонки Плакъа, кажется, расщепляя на мельчайшие частицы — нейтроны, протоны, электроны и ещё какие-то, которые числились в учебнике физики.       От ледника каким-то неведомым образом шёл свет, словно это был вовсе не ледник, а эпицентр ядерного взрыва. Плакъ прищурил глаза, чтобы их не ломало, как уши.       «Именем Агася, а ведь с этим можно замутить такой сюжет!» — после минутной паузы радостно подумал он, уже выйдя было из депрессии по поводу недостатка идей — «Творец Шедевров Агась услышал мои молитвы и даровал мне способность мыслить трезво вновь!»       А потом несчастный Плакъ, на долю которого выпали такие тяжёлые испытания нехваткой вдохновения, опять испугался. Потому что из ледника вылез человек.       Человек с газетой в руках, в мятом мокром халате, будто бы сделанном наспех из трёх сшитых между собою банных полотенец и постиранном вместе с каким-то трёхсотлетним ковриком абсолютно непонятного оттенка, грязи, домашних тапочках и, кажется, ошмëтках замороженного пирога и яркой рыже-белой шерсти какого-то животного. Его тёмные волосы, отливавшие в пробивающемся сквозь ветви и ледник солнечном свете оттенком любимой чёрной кружки Плакъа, неожиданно встретившейся ему ночью после депрессии, тоски и запоя на полу в прихожей, были так встрëпаны и скукожены, что казались не то шапкой из шерсти нестриженного несколько тысяч лет (хотя они столько не живут…) чёрного овцебыка, не то последствием неудачного эксперимента с электричеством. Глаза существа всё ещё светились тем же светом, что и адронный коллайдер ледник, а значит, сомнений не было — это нечто сверхъестественное, враждебно настроенное и явно подосланное Окусем!       Плакъ решил, что надо спасаться. Он стал отходить спиной, прикидывая, в какую сторону лучше петлять в случае нападения, но споткнулся о кривую корягу, будто бы из-под земли выросшую для продления его мучений, упал и ударился копчиковым позвонком, что вызвало целые тысячи волн боли.       «Да почему мне не везет!..» — скривился он, потирая ушибленную часть спины, и стал храбро отползать, чувствуя, что человек не один.       Существо с прекрасными чёрными волосами заспанно посмотрело на Плакъа, выбросило газету куда-то в сторону, абсолютно не думая о том, что это принесёт какой-никакой вред природе, и сказало с улыбкой:       — Прочиталь Великий. Приятно познакомиться?