setting fire to our insides for fun

Это случилось в один из осенних дней — одинаково сырых и серых, как и вся осень. Уен залетел в компанию, как промозглый ветер, пронесся по каждому, оставляя частичку себя и своего света, но забрав с собой нечаянно сердце Хонджуна. Они должны были встретиться, рано или поздно — слишком много общих друзей, — но лучше бы никогда не. От Уена пахло пряными яблоками и бесконечным дождем — он принципиально не имел зонта, и каждый раз подставлял лицо под небесные капли. Он носил огромные теплые свитера, в объятия которых охотно кутал всех желающих и нежелающих. Уен бурно смеялся, и в смехе его слышались крики улетающих птиц и резкие порывы ветра. Он был ожившей осенью, с ее яркими красками, колокольным звоном и самой искренней добротой, которая бывает, только когда по-настоящему плохо. Хонджун тогда осознал, что осень — это его любимое время года. Он всегда любил осень. Его сердце было куском льда, прозрачного и вечного. Он не верил в человеческое. Ему чужды были ароматы роз и тепло солнечных лучей на коже. Его разум работал, как часы; его кожа была, как снег на горных вершинах — белая и холодная. Уена отчего-то это особенно привлекало. Он все стремился быть к нему ближе: завести разговор, коснуться, сгрести в крепкое объятие; словно разгорался рябиновым пожаром, когда у него ничего не получалось — всегда не получалось. Любить Уена было очень легко — именно поэтому Хонджун никогда не позволял ему быть рядом. Хонджун знал, что вся любовь, что в него положили — всего лишь кривое зеркало чужих чувств. Он знал, что невыносим. Хонджун заморозит всю радость и жизнь Уена, стоит им двоим лишь немного сблизиться — зима всегда поглощает осень. Без остатка. Даже красочный вальс опавшей листвы безвозвратно тускнеет и гниет, пока не оказывается полностью поглощен белым снежным покровом — что говорить о горящем сердце. Собственный лед обжигал изнутри. Уен в сердцах после очередного отказа сказал ему: «Снежная королева, ты не умеешь любить». Он был совершенно прав — но что-то в его словах и интонации кольнуло Хонджуна так больно. Он ведь, по сути, просто игрался с чувствами Уена, как с самоцветными льдинками. Разве можно так — с живым существом? Разве не страшно — так разрушать свою нежно любимую осень? Хонджун не выдержал всей этой боли — он заплакал, и глаза и щеки его совсем онемели от мороза. О, как же он мечтал в этот момент быть прекрасным розовым кустом, или хотя бы крохотным подсолнечным лютиком, который не знает ничего, кроме своей песенки! Он бы забыл все числа и дроби, он был бы прекрасен и смертен; его лепестки ласкало бы солнце и чужая любовь, просто за то, что он есть. Он бы лучше умер, чем быть собой. Но Уен тогда сказал: «Я бы лучше умер, чем полюбил не тебя. Я обязательно соберу тебе вечность». Он взял руку Хонджуна в свою, большую и теплую, ведь тот больше никогда не собирался ее вырывать. Он поцеловал его в ледяные щеки, и Хонджун не отшатнулся, ведь теперь эта боль внутри него была настолько сильна, что приносила собою тепло. Уен не рассыпался и не окоченел под касаниями. Он не увидел этого — опожаренный, обнял до взаимного хруста. Это всегда был только вопрос времени.