Без Сожалений

Помощь должна совершаться не против воли того, кому помогают.

♪ Кровосток — Амфибия (instrumental) ♪

      Чейз, наверное, как и многие другие, совершенно не помнил своего детства. Попроси его кто-то рассказать о себе — его память услужливо бы помогла выудить лишь отдельные воспоминания из его пикантной биографии. Он помнил себя таким, каким он являлся последние несколько лет. В детстве — скучающим мальчиком, в школе — взбалмошным подростком, на работе — жестоким и строгим начальником, и только в семье его безразличие отступало, обнажая искреннюю и тихую любовь, которую Чейз только мог питать к своим родным. Но по жизни его оболочка всегда выдавала лишь две эмоции — либо тотальное презрение ко всему, либо серьезность, кроющуюся в таких, казалось бы, чистых голубых глазах, которая пугала, несмотря на извечно присутствующую усмешку на губах. Хадсон помнил себя властным, донельзя упрямым, горделивым, настойчивым и до того самоуверенным человеком, что этого хватило бы, чтобы сместить саму Елизавету II. Поэтому, если бы мужчине даже намеком сказали бы, что в детстве он был сущим ангелом, он бы лихо рассмеялся в лицо тому, кто произнес это, а затем прекратил бы всякое общение, с трудом сдержавшись от того, чтобы не надавать пару тумаков.       Но это и впрямь было так. Сложно поверить, однако в детстве Чейз действительно был милейшим чуть ли не на всём земном шаре ребенком. К сожалению, он этого совершенно не помнил, а родители и не видели смысла ему об этом напоминать. Они любили его любым, и единственные видели ту обратную сторону его излишней хмурости. Его родные знали, что он может быть до того заботливым, что человеку не пришлось бы беспокоиться о своем положении до конца жизни, до того нежным, что эта нежность поражала, если случалось на нее натыкаться в его глазах, до того любящим и верным, что не верилось, что такое бесчувственное и холодное существо, как Чейз, вообще способно на ответную эмпатию. Но вся эта роскошь открывалась не каждому, практически никому, поэтому только семья мужчины никогда не воспринимала его напускное хладнокровие всерьез.       Наверное, это и было причиной, почему же Хадсон не так часто навещал близких. Они заставляли в нем разгораться пламя, мгновенно сжиравшее тот лед, которым он окружил своё сердце. Чего только стоила его вольная выходка, которая была пресечена матерью. В любой другой обстановке никто бы не дождался от него проявления своих эмоций словами, оболочка Чейза была сплошным комком накаленных до предела чувств, которые он выражал отношением. Всего, чего удалось бы добиться его противнику — это драки, которая была бы вызвана чрезмерной вспыльчивостью, но не более. Хадсон злился только тогда, когда его задевали за живое или трогали то, что принадлежало ему. В нем всегда говорил его ярый собственник, с которым он силился бороться, однако безуспешно. Чейз мог взбеситься и избить только посторонних ему людей, на близких же он никогда бы не посмел поднять руку, поэтому, несмотря на этот пожирающий изнутри огонь, мужчина научился сохранять спокойствие и самообладание.       Коул временами удивлялся, как же так произошло, что в детстве этот солнечный одуванчик, которому прочили добрый и мягкий характер отца, вырос с той стальной выдержкой и упорством, доходящими до твердой прямолинейности. Только Тамора задумчиво качала головой на подобные размышления своего мужа, редко произносимые им вслух. Она сама прекрасно помнила, какой любовью и нежностью прониклась её несгибаемая натура, когда ей пришлось взглянуть на маленький сверток, который посмотрел на нее такими глубокими голубыми глазами, что женщина долго еще не могла прийти в себя от внезапного осознания своего столь раннего материнства. Она и сейчас не могла подолгу смотреть в глаза собственного сына, который смотрел настолько проникновенно, что мурашки невольно покрывали всё тело. В его глазах скрывалась чудовищная магнетическая сила, одновременно притягивающая и разрушающая. Но ей всегда сложно было удержаться, чтобы не погладить Чейза по щеке, смотря на него трогательным и любовным взглядом, вкладывая в него все материнские чувства, когда он в ответ гладил ее руку, устремляя такой же нежный взор на мать. А Таморе всё не верилось, что перед ней больше не тот десятилетний мальчик, а уже взрослый мужчина, у которого уже должны были быть собственные дети…       Она запомнила его именно тем десятилетним мальчиком, чье лицо озаряла светлая улыбка, в чьих темных кудрях прятало свои лучи солнце, чья детская душа тянулась к её, и женщина никогда не смела ему отказать в простодушной улыбке и долгих объятиях. И видеть теперь Чейза совсем взрослым было немного болезненно, ведь, несмотря на то, что он давно покинул их семейное гнездо, Тамора по-прежнему питала к нему особую привязанность, как и полагалось матери. В Кассандре она находила отголоски Чейза, с которым у них были чуть ли не идентичные характеры, но никогда не стремилась сравнивать своих детей, никогда не любила кого-то из них больше, а всегда поровну разделяла между ними свою любовь и старалась дать им всё, что было в её силах и возможностях.       Она помнила, как маленький Чейз отличался особой прытью, не находил себе места и вечно искал приключения. Он улыбался каждое утро, когда Тамора заходила к нему в комнату и провожала на завтрак в гостиную, ластился к ней, когда не получал привычного поцелуя в щеку, и всегда готов был принести стакан воды даже в самый поздний час, стоило его об этом попросить. Но всё утекло, как вода, прошло немало времени, и Чейз давно уже не тот маленький наивный мальчик, который верил, что все вокруг — его друзья, а на солнце живут те, кто давно покинул эту бренную землю. Словом, она запомнила своего сына таким, каким видело и чувствовало её материнское сердце. И даже несмотря на то, что Чейз теперь не был похож на того ребенка, что звонко смеялся и щурил глаза от ослепительного солнца, а стал версией очередного серьезного и мрачного взрослого, женщина искренне его любила и верила, что в глубине души всё ещё спрятан его внутренний ребенок. Возможно, она была бы и права, если бы на самом деле Хадсон не чувствовал бы присутствие лишь своего внутреннего зверя, который под своей мохнатой лапой укрыл того самого ребенка.       Детство Хадсона было относительно спокойным и радостным. У него не было никаких забот, ему всегда всё доставалось очень легко, и он не ведал абсолютно никаких тягот жизни. Не было предпосылок для его ухудшения в отношениях с людьми, ведь всё время он то и делал, что проводил время в их компании. Чейз часто проводил лето в деревне у бабушки, где он испытывал самые благоговейные и безмятежные чувства: к природе, к окружающим людям, в общем, ко всему, что его окружало. Казалось бы, из-за царящей вокруг атмосферы богатства, в которой он был лелеем, как никто другой, мужчина должен был вырасти чрезвычайно избалованным, но этого не произошло. До полных десяти лет нельзя было разгадать будущий характер Хадсона, и к всеобщему удивлению, он не перенял характера отца, в чем все были так уверены.       Всё начало меняться с двенадцати лет. Улыбка больше не сопровождала светлое лицо мальчика, солнце не пряталось в его отросших волосах, а веселье, что с лихвой плескалось в глазах Хадсона, вмиг потухло. Голубые глаза сквозили льдом и зарождением чего-то нового, что напрягало обеспокоенных родителей. Чейз отдалялся, становился более замкнутым, а вскоре и вовсе превратился в одну неприступную глыбу, в которой невозможно было даже вызвать короткую полуулыбку. Что же случилось? — задавались многие вопросом, подозревая в таком резком изменении и начинающийся переходный возраст, подкравшийся незаметно, и даже наличие травмирующих событий, однако… Всё это было обыкновенной сумятицей. Чейз не страдал, не планировал самоубийство, не попрекал всех в непонимании собственного «Я» и даже не испытал ничего сверхпугающего.       Всё было куда проще. Единственное, что испытывал Чейз, являлось… скукой. Самой обыкновенной и непревзойденной скукой. А что могли ожидать от ребенка, у которого было всё? Перед Хадсоном открывались все двери, стоило ему пожелать чего-то диковинного, как по щелчку пальцев исполнялись все его прихоти. Он имел всё, что его душа могла захотеть, и со временем именно это-то и приелось, надоело и стало пуще прежнего раздражать. Мужчине хотелось каких-то острых эмоций, адреналина, страсти, пожирающей изнеженную душу, но ни за какие деньги и блага мира он не мог получить это. Родители замечали эту скуку и никак не могли её выселить из ребенка, которому приходилось учиться самому развлекать себя.       Всё началось с одной поездки в деревню, после которой, на тот момент маленький мальчик, вернулся не своим. Тамора вместе с Коулом часто рассуждали на эту тему, спрашивали даже Чейза, но тот оставался непреклонен, не придавая этой загадке огласку. Что же такого таинственного на самом деле произошло? Когда Хадсон находился в том возрасте, в котором уже постепенно начинало проявляться осознание своего положения в обществе, его мгновенно поразило то, что, оказывается, есть люди, которым приходится расшибаться, чтобы хотя бы один день прожить не голодным. Подобная мысль потрясла его до глубины души, и он всё никак не мог отмахнуться от неё. Она поражала его детский неопытный разум и как поселилась с тех пор в нем, так оттуда и не ушла. Он не испытывал сочувствия или же сожаления, мужчина нашел для себя отголосок того, что так неутомимо искал в детстве — этим людям не приходилось скучать.       Когда дворовые дети в деревне у бабушки стремились поделить столь лакомый кусочек в виде окотившейся кошки, Чейз стоял поодаль, но, подойдя поближе, его резко отшвырнули из компании, из-за чего тот покачнулся и ощутил внутри себя необычайное чувство. Хадсон тяжело дышал, сжимая непроизвольно кулаки и не понимая, что испытывал самую первую свою вспышку злости, позже перетекшую в агрессию. Эти дети не знали, какими преимуществами он обладал, ведь он не разбрасывался этим фактом налево и направо, совсем не кичился этим, и в данной ситуации, в которой он находился, не было другого способа, чтобы добиться того, чего Чейз на самом деле желал. Его столь ярко-голубые глаза вмиг стали излучать какую-то темную ауру, и дальше он совершенно себя не помнил. Очнулся Хадсон только тогда, когда толпа мальчишек куда-то резко испарилась, а с ним наедине осталась мяукающая кошка. Он слабо улыбнулся, потрепав то, чего ему удалось добиться, и быстро потерял интерес.       То непередаваемое чувство, что мужчина испытал… превосходство, истинное превосходство. Он смаковал на кончике языка этот долгожданный привкус победы, испытав такой кайф от того могущества, которое завладело им, что, ощутив его однажды, не смог больше соскочить с этой иглы. Чейз нашел для себя способ бороться с неутолимой скукой, которая совсем скоро, быть может, превратила бы его в очередного Обломова. Все двери были перед ним нараспашку, и единственный способ избавиться от томимого его душу скучания — это добиваться поставленных целей самому, без помощи других. Делалось это без особого пристрастия, он быстро терял интерес к тому, чего достиг, его мучило лишь желание унять скуку, чей аппетит рос с каждым днем. Наличие всего, что Хадсон имел теперь — это результат его голодной души, которая нуждалась в большем, и вот же в чем ирония: ему всегда было мало.       Мужчина достаточно скоро стал пожинать плоды своей настойчивости, которая настолько пришлась ему по вкусу, что он попросту больше не сумел от неё отказаться. Эта настойчивость с каждым годом, с каждым ее применением развивалась в куда более опасное свойство его души — властность. И это то самое, что заставляло нутро Чейза трепетать от удовольствия. Власть, которая исходила из каждой его составляющей, всё прочнее закреплялась в нем, и он больше не смел отречься от нее, ведь именно она и стала его путеводителем. Все эти качества, однако, не взялись в нем из ниоткуда. Предрасположенность, которая в нем была, позволила воле случая навсегда изменить его и по велению рока направить туда, куда ему бы требовало оказаться. Наблюдая за характером матери ещё с детства, Чейз невольно восхищался её стойкостью и хладнокровием и со временем за основу собственного характера взял её определенные черты и присвоил себе. Строгость Таморы взрастила в нём все те качества, которые сейчас большинство людей пугали и заставляли порой содрогаться в страхе или же немом сочувствии, на которое Чейз решительно не обращал внимания.       С взрослением его внешность всё больше начала располагать к себе девушек и парней, которые стремились добиться хотя бы мизерного кусочка его внимания, и единственное, чего они удостаивались — взгляда. Пронзающего, уничтожающего, вселяющего такое, что действовало на всех, без исключения. Ему нравилась та способность, которая была у него с самого его рождения. Подчинять одним лишь взглядом чистых голубых глаз, которые за собой скрывали мрак. В школе он был обычным наблюдателем, пускай и влезающим во все неприятности, но никогда не попадающимся. Хадсон курил травку на уроке, смело посылал учителей, пиздился до крови в туалете, а затем так же беспристрастно наблюдал за тем, как какую-то хорошенькую и молоденькую учительницу драли трое старшаков. Но мужчина всего лишь наблюдал, не вмешиваясь, и это не разгоняло скуку, однако удерживало её в незыблемом равновесии. В этом же возрасте и появилась привычка курить, которая осталась с ним и поныне. Чейзу нравилось, что это то малое, что помогало отвлечься от внутренних терзаний, которые его всё же не обходили стороной. Алкоголь и секс так же были эффективным средством, хотя всё же приедающимся.       Но чрезмерной властностью, холодностью и самоуверенностью, которые окрыляли и позволяли чувствовать себя чуть ли не королем всего мира, Хадсон, сам того не ведая, подкармливал внутреннего зверя, появившегося у него с этих ранних пор и теперь всю жизнь сопровождающего его. Он был неотъемлемой частью личности Чейза, который продолжал его кормить вспыльчивостью и другими не самыми приятными чувствами. Внутренний зверь не смущал мужчину, пока тот, изголодавшись, не требовал новой порции острых ощущений. И он был единственным, кому Чейз потакал в качестве жертвы за то, что ему не приходилось терпеть невыносимую скуку. Зверя возможно было укротить, но никто о его наличии не знал, и Хадсон стремился спрятать это, зная, что он и так производил достаточно устрашающее впечатление на других. Он понимал, что развил в себе хищника, и ничего не мог поделать с этим, вернее, не хотел, его и так всё устраивало.       Он сделал себя сам, а интерес, испытываемый к Ноену — обыкновенное свойство его души, которым Чейз старался перекрыть свою скуку, отсюда и такое стремление добиться своей цели. Чтобы потерять к ней интерес, а затем найти новую. Но чем больше мужчина думал об этом, всё отчетливее понимал, что это любопытство достаточно крепко укоренилось в нем и так просто от него не избавиться. Такова была суть Чейза, поэтому его доходящая до ненормального одержимость Ноеном была вполне объяснима желанием добиться своего и затем переключиться на нечто другое, однако… Неподдельные эмоции, которые разжигала в нем эта малолетка, увеличивали любопытство и подогревали интерес, который так трудно было зажечь в Хадсоне. Поэтому заинтересованность своего зверя в этом чертовски странном и притягивающем парне вынуждали его искать встречи с ним… Наверное, чтобы самому убедиться в том, что Ноена отпустить не удастся, как бы ни хотелось, а этого с каждым днём всё больше начинало не хотеться.

***

♪ T-Fest — Молодость (slowed + reverb) ♪

      Этим поглощающим желанием было вызвано резкое стремление отправить Кассандру в школу, в которой учился Ноен. Ему показалось это чудесной возможностью постоянно быть в курсе событий, происходящих вокруг Юбэнкса. Он добился бы своей цели любыми методами, так как для Чейза цель оправдывала средства. Он не испытывал уколов совести, которая говорила бы, что вплетать сюда Кассандру — вовсе не братское дело, ведь его утешала мысль, что, если бы сестра знала, она бы не была против, так как поступила бы ровно так же. Поэтому теперь Хадсон с самодовольной ухмылкой отпивал горький кофе, ничуть не морщась, и грезил тем, как наконец-то схватит эту малолетку за шиворот и больше не позволит его так нагло избегать. От подобных мыслей всё больше зарождалось нетерпение и разгоралось желание конечного результата после чуть ли не двухмесячного испытания.       Чейз, будучи в приподнятом настроении, изумлял своим поведением Кассандру, которая удивлялась такому резкому контрасту эмоций брата. Тот что-то напевал себе под нос, едва ли пританцовывая, и она уже недаром собиралась согрешить тем, что подумала, что ее ненаглядный братец… влюбился. Хадсон, находясь неизменно с сигаретой во рту, открыл дверь машины девушке, которая слегка пренебрежительно оглядывала то место, в которое вдруг вздумалось привезти её брату. Мужчина оставил сестру ждать в коридоре, пока сам зашёл в кабинет, встречаясь вновь с мистером Уилсоном. Их разговор совсем не вызовет интереса у читателей, которым, быть может, интересно было бы узнать только о том, что директор крайне удивился, встретившись опять с Чейзом, только теперь для устройства его сестры в школу, наличие которой привело его в такое же замешательство.       Всё прошло довольно благоприятно, учитывая, что и тут Хадсон не преминул воспользоваться своей жесткостью. Подписали все необходимые документы, и теперь Кассандра официально была принята в школу. Мужчина почти что светился блаженством от урчащего под сердцем внутреннего зверя и с трудом скрывал удовлетворенную ухмылку. Посмотрев на девушку, которая резко встала, стоило её брату выйти из кабинета, он кивком головы указал ей следовать за ним домой. За всё время, что Кассандра посещала школу, он еще ни разу не услышал восторженного возгласа о таинственном парне на его пороге, поэтому сделал для себя вывод, что Ноен ещё не появлялся, поэтому началось терпеливое ожидание. Он надеялся на то, что сестра неосознанно начнет ему, как бы ужасно не звучало, сливать всю информацию о Юбэнксе, так что Хадсон просто продолжал более-менее мирно сосуществовать с Кассандрой в одной квартире. Инцидент, недавно случившийся, был задвинут в самые уголки памяти и быстро забыт.       Сейчас Чейз находился дома, пока мелкая засранка страдала, находясь полностью погруженной в учебу. Он был освобожден от работы, поэтому позволял себе играть в приставку, поедать пиццу и орать громким матом, когда что-то не выходило. Хадсон был настолько увлечен игрой, что не сразу услышал телефонный звонок. Мельком посмотрев на экран, мужчина смахнул трубку и, не отвлекаясь, начал разговор. — Слушаю. — Привет, Чейз. Как ты поживаешь? — послышался голос Ника в телефонной трубке. — О, здравствуй, Ник, всё отлично, — усмехнулся Хадсон, продолжая яростно нажимать на кнопки на приставке. — Какими судьбами? Давно не пересекались, — поинтересовался Чейз, который действительно то из-за занятости Остина, то из-за собственной теперь реже с ним встречался. — Да, всё отлично. Я как раз освободился и подумал встретиться. Тут назрел один серьезный разговор. — Хах, какой же такой «серьезный?» — рассмеялся мужчина, откусывая кусочек пиццы, которым в следующую же секунду поперхнулся, закашлявшись. — Нам нужно поговорить насчёт Пэйтона и вашего общего прошлого, — достаточно сурово произнес юноша. — Чего, блять? Ты головой ударился, Ник? — нервно посмеялся Чейз, откладывая всё в сторону. — Ты должен ему принести свои извинения. — Что? А может, я ему еще под дудочку спляшу, раз сам Пэйтон попросил? — Надо будет — спляшешь. — Ясно, — Хадсон незамедлительно сбросил трубку, не желая продолжать этот, по его мнению, бессмысленный разговор.       Он было собрался дальше продолжать играть, но настроение ему испортили, поэтому он откинул приставку, а сам встал, ходя по комнате и раздумывая. Через сорок минут пришло уведомление от консьерж службы о том, что кто-то посторонний желает пройти к нему. Хадсон, догадываясь, кто это мог бы быть, разрешил пропустить нежданного гостя. Вскоре раздался дверной звонок, и Чейз, раздраженный буквально уже всем, поплелся открывать дверь. Открыв дверь, его взору представился нахмуренный Ник, перед которым мужчина поспешил сразу же её захлопнуть, но Остин не позволил, задержав ногой. — Так, Чейз, что это за фокусы? Мы должны были поговорить, а ты просто взял и сбросил трубку. — Кто решил, что «должны были?» — раздраженно проговорил Хадсон, всё ещё стоя в дверном проходе. — Я так решил. Не строй из себя идиота. — Ну знаешь ли, ты уже ахуел, Ник, — холодно произнес Чейз, то сжимая, то разжимая свои кулаки, что не осталось не замеченным. — Ты меня этим не напугаешь. Я не успокоюсь, пока мы не поговорим.       Остин бесцеремонно вошел, отодвигая мужчину в сторону, и прошел в гостиную, плюхнувшись на диван. Похлопав по нему, он проговорил краткое: — Присаживайся. — С каких пор ты такой смелый? — выгнул бровь Чейз. — С кем поведешься, от того и наберешься, — усмехнулся юноша.       Хадсон немного поворчал, но смиренно прошел следом за Ником, закрыв входную дверь. Однако он не послушался просьбы юноши и сделал всё по-своему. Подойдя к террариуму, Чейз стал делать вид, что т своих змей и гладит их, повернувшись спиной к Остину и игнорируя его, тем самым выказывая полное неодобрение к подобному разговору. — Ты долго еще будешь молчать? — Планировал, пока ты не уйдешь, — хмыкнул мужчина, продолжая «сюсюкаться» с небольшой змеей, взяв ее на руки. — Ты же говорил, что не любишь никаких животных. — Млекопитающих не люблю, а насчет пресмыкающихся не шло речи, — лукаво ухмыльнулся Хадсон, мельком взглянув на хмурого Ника, который на это лишь тяжко вздохнул, не смея пререкаться. — Может, ты соизволишь объяснить, почему ты так негативно настроен против Пэя? В последнюю нашу совместную встречу всё было нормально, — уже более мягко поинтересовался юноша. — Пэя?.. — усмехнулся Чейз. — С каких пор ты его так называешь?       Он наклонил голову вбок, гладя большим пальцем под головой змеи. — Ты снова стремишься перевести тему. Так почему? — Почему ты так этим интересуешься? Ты шпионишь за мной и тайно пишешь книгу, что ли? — хмыкнул мужчина, уже полностью взглянув на Ника. — Я твой друг, — с удивлением возразил юноша. — По крайней мере, я считаю себя таковым для тебя. И мне важно знать, что тебя тревожит.       Чейз задумался и устремил сначала взгляд в пол, а затем и на самого Остина. — Не смей влюбляться в него, Ник, иначе пожалеешь. Советую тебе как друг. Он не тот, за кого себя выдает. Что он успел наплести тебе? Что я такой плохой, не благодарен ему за то, что он для меня сделал? что я эгоист? — ядовито ухмыльнулся Хадсон, медленно приближаясь к слегка напрягшемуся Нику. — Ну… да… Он сказал, что вытащил тебя из запоя и… — …и ему нужны мои извинения? — саркастическим голосом спрашивал мужчина, в глазах которого промелькнули нездоровые огоньки.       Ник, уже сомневаясь в удачности этой идеи, неуверенно кивнул. — Да, возможно, я слишком резко его послал, — хотя я вообще не сожалею, — но этот пидр это заслужил. Если он тебе рассказал обо мне все, почему же не рассказал, благодаря кому я впал в этот запой? О, благодарю, невероятный Пэйтон, ты стал моим ядом и противоядием в одном флаконе!..       Распаленный Чейз поднял ладони вверх, имитируя молитву. — Конечно, я извинюсь, ведь благодаря нему моя жизнь, блять, пошла в какой-то момент под откос, и я еле выполз с этого дна. Его жалкие потуги помочь мне нихуя не принесли, я сам себя спас, но он же такой великий у нас. Так что да, мне следует извиниться. Извиниться, что я не врезал ему сразу после того, как узнал этот интересный факт из его прошлого. Можешь так и передать ему… чтобы он пошел нахуй.       Хадсон достал средний палец, посвящая его Мурмайеру. — «Не влюбляйся, красавица, он картежник и пьяница», — едко подытожил он. — …Я не влюбился в него… — спустя несколько минут ответил юноша, по-прежнему пребывая в шоке от услышанного.       Неужели тот добрый и притягательный Пэйтон в действительности был таким?.. Ему сложно было поверить в это. — Хорошо… Но попомни мои слова, Ник. Ты хороший человек и заслуживаешь лучшего.       Остин тяжело вздохнул. Стыдно было признаться, что он, кажется, уже влюбился в парня… И ему не хотелось верить в суровые слова Хадсона. Погрузившись в свои мысли, юноша не сразу заметил, как мужчина всё же присел рядом, посматривая на чрезмерно притихшего Ника. Может быть, он догадался о чем-то, однако решил тактично промолчать, чтобы не поссориться с единственным вроде как… другом. — Как там твоя пассия? Вы поговорили?       Желваки на лице Чейза вновь заиграли, пока он опять погрузился в то, о чём не хотел вспоминать. — …начнем с того, что мы так и не увиделись. — Прошло два месяца, если я не ошибаюсь?.. — выгнул бровь Остин. — Не ошибаешься… — нервно хмыкнул мужчина, пряча лицо в коленях, и, проведя рукой по лицу, смахнул наваждение. — Может, тебе стоит расслабиться и забыться в других? Да, это не очень, но всё же лучше, чем страдать, — сочувственно смотря, произнес Ник, сидя рядом с Чейзом.       Тот, в свою очередь, повернулся к нему с серьезным и убивающим взглядом. — Если не хочешь, чтобы я тебя так же послал, как и Пэйтона, то лучше закройся. — Хорошо, тогда… скажи хотя бы, как зовут его. — Кого «его?» — не понимая, что от него снова хотели, устало спросил Хадсон. — Того, кто в твою душу запал, — усмехнулся Остин.       В глазах Чейза сверкнули ревнивые огоньки. — А тебе зачем? — произнес он и пристально оглядел юношу. — Успокойся, не собираюсь я его уводить. Просто интересно, как его зовут.       Мужчина несколько минут что-то обдумывал, а затем неохотно ответил: — Ноен. Его зовут Ноен.       Ник невольно умилился тому, как Чейз постарался скрыть ту теплоту, с которой он произнес это. — А как он выглядит? — полюбопытствовал Остин, искренне желая узнать, кто же так понравился Чейзу, что тот места себе не находил.       Мужчина тихо прорычал, пока глаза снова блеснули нехорошим огнем. — А не много ли ты на себя берёшь? — Да мне честно просто интересно! — поднял Ник руки в качестве капитуляции, подумав всё же про себя, что вот, кажется, тот самый «зверь» под именем «ревность», который жил в глубине души Хадсона.       Чейз напряжённо прищурился, достав всё-таки телефон, и повернул его в сторону Ника. Тот любопытно стал рассматривать и невольно затаил дыхание, видя на экране мирно сопящего парня, чьи светлые волосы были разбросаны по всей подушке. — Вау… Ого… Теперь я понимаю, почему ты так на него запал. Он очень красивый. Он случайно не модель? — Нет, не модель, — неохотно ответил Чейз, посматривая на статичное изображение, которое в нем всё переворачивало вверх дном при одном взгляде на него.       Ноен лежал совсем близко возле мужчины и выглядел таким беззащитным, что он невольно провел пальцем по его лицу, вспоминая то, как подрагивали его ресницы и губы во сне. — Он не модель, но для меня он ебанное искусство.       Хадсон спрятал телефон обратно в карман. — Теперь мне стало понятнее. Ты хранишь ему верность. — Крупицы моей совести не позволяют мне изменить ему после всего, что он мне сказал той ночью, — горько усмехнулся Чейз. — Что он сказал? — То, что разворотило мою душу. Я знаю, что, несмотря на то, что он бегает от меня, а его память ему в этом помогает, он искренне это говорил, ведь пьяные люди всегда честнее. — Он открыл тебе свою душу, и после этого ты не можешь так поступить с ним. Ты предан ему. — С тобой опасно общаться, ты слишком проницательный, — усмехнулся Чейз, стуча пальцами по подлокотнику дивана…

***

♪ Pseudo — Demons In The Attic ♪

      Чейз всё же последовал совету Ника, поступив, однако же, не так, как изначально предполагал тот, а по-своему. Он действительно забывался: в работе, в встречах с Ником, в общении с сестрой. Всё это хотя бы немного отвлекало от тех клокочущих где-то под сердцем эмоций и размышлений, связанных с таинственным появлением Ноена, если это вообще был он. У него раскалывалась голова от гудящих мыслей и от непонимания. Зачем же Ноену целых два месяца его избегать, а затем самому приходить на его порог? Что-то определенно случилось, но что…? Мужчина мучился пронзительным желанием помочь этому, кажется, запутавшемуся ребенку… Вот только согласен ли был Юбэнкс на эту помощь — об этом он не задумывался, так как его это попросту не волновало.       «Мелочь длинноволосая, блять, так бы и оттянул за патлы…» — гневно высказывался в голове Чейз и стряхнул пепел, стоя на балконе и опершись на перила. «Малолетка недоделанная, чтоб тебя…» — он досадно сплюнул, раздражаясь из-за мыслей о Ноене. И память, как назло, подкидывала воспоминания в виде отрывков их жаркого и такого страстного секса. «Да чтоб тебя… Будь я проклят, блять, чтобы ещё раз я попал в подобную ситуацию…» — нервно куря, рассуждал мужчина, ещё сильнее злясь из-за своей действующей на нервы мании.       Вернувшись внутрь, Чейз плюхнулся на диван, оказываясь в полутьме, в которой его бледное и потускневшее лицо лишь на секунду озарилось слабым огоньком новой зажженной сигареты. За последние два месяца он скурил столько, сколько не курил за последний год, поэтому проблемы с лёгкими Чейзу были обеспечены, о чём теперь он даже не задумывался. Мысли волновала тревога за Юбэнкса, который хрен знает, где находился. Хадсон вспоминал изящные изгибы миниатюрного тельца, его манящие бедра, упругие ягодицы, сладкие губы, приоткрытые в постоянных стонах, выразительные зелёные глаза, смотревшие на него так доверительно, подрагивающие ресницы, мягкие волосы… Мужчина мысленно вновь проходился плавным взглядом по всем грациозным очертаниям юного тела, представляя перед собой покорно лежащего Ноена, который безропотно ждал бы его в каком-то красивом кружевном белье или лучше вообще без него, с кляпом во рту и наручниками на тонких запястьях…       Хадсон чуть ли не возбудился от подобной картины, которая для него определенно являлась настоящим искусством. Ноен представлялся ему чистым полотном, которое только ему дозволено было бы покрывать красками в виде наливающихся засосов и кое-где встречающихся багровых укусов. Внутренний зверь удовлетворённо заурчал, свернувшись в клубок где-то под сердцем и все равно досаждая напоминанием о том, что Ноен находился не рядом. Чейз раздражённо чертыхнулся, продолжая более нервно, чем раньше, курить. Разум играл с ним злую шутку. Погрязнув в своих мыслях, он не сразу отвлекся на трезвонящий телефон. Увидев на экране подпись «Мамаша Ноена (не брать)», Хадсон не собирался поднимать, не понимая, зачем звонить ему, тем более в такой поздний час. Однако что-то всколыхнулось в нем, когда мужчина подумал о том, что этот внезапный звонок мог быть связан с Ноеном. — Слушаю, — стараясь придать своему голосу пущую твёрдость, ответил Чейз. — Здравствуй, Чейз! Как у тебя дела? — защебетала, как птичка, девушка, начиная говорить о чем-то своем, о чем Хадсону было неинтересно слушать, и отвлекаясь от первопричины звонка, что начинало бесить. — Довольно. Ближе к делу, может, перейдем? — холодно сказал он, прервав поток бессмысленной болтовни, которую не жаловал, и, встав с дивана, направился в другую комнату. — Ах да, точно. Тут такое дело… Я скоро собираюсь уехать в командировку, но вот Ноен… Его не с кем оставить. Можешь ли ты приглядывать за ним и навещать? — уже после окончания первой фразы мужчина остановился как вкопанный, не веря в услышанное.       Он пару секунд постоял, неистово размышляя над подобным поворотом событий, а затем, коварно ухмыльнувшись, ответил краткое: «Да, конечно». Внутри него снова разгорался пожар от предвкушения грядущей встречи. Он не верил в совпадения или случайности, но тут невольно поверил в то, что сам рок смилостивился и соблаговолил ему вновь встретиться с избегающей его малолеткой. Чейз был более, чем доволен, ведь он наконец-то сумел пройти «небесное испытание», и теперь удосужится заполучить свою долгожданную награду…