Затерянные

      С каждым днем Дазаю становилось все хуже. Это было заметно. Физически организм ослаб процентов на девяносто. Часто случалось такое, что Дазаю было трудно руку поднять, не то что встать. Он проводил много времени, сидя в одной позе. Гостиная в доме Накахары стала его вынужденной тюрьмой. Впрочем, это было его любимое место: открывался вид на территорию Агентства и до туалета было не так далеко.       С принятием пищи тоже начались проблемы. И в лучшие времена Дазай сложно переваривал твёрдое, а сейчас это и вовсе было невозможным. Его тошнило даже от воды, желчью и кровью. Медик Агентства предписала ему капельницы для поддержания жизнедеятельности, но это были не составы Спец. отдела, поэтому Дазай не мог чувствовать себя хорошо.       Его подводило зрение и слух; словом, все, что могло работать неисправно, сломалось окончательно. Даже банальное чувство равновесия. Болели внутренние органы. Дазай не любил, когда к нему прикасались теперь ещё больше: гиперчувствительную кожу опаляло болью, которую отныне он мог чувствовать во всей красе.       Словно этого было недостаточно, в силу вступил абстинентный синдром. Ныли мышцы, болели кости. Очень хотелось оказаться не в своём теле — настолько невыносимо. Как только Накахара покидал его по делам, Дазай прекращал сдерживаться. Хорошо, что новых шрамов на фоне старых заметить было сложно. Хорошо, что бинты всегда были на нем. Дазаю казалось, что его ломает, выворачивает наизнанку. Это было намного хуже, чем все эксперименты и испытания Мори. Не было никакого смысла, желания, мотивации это терпеть. Просто — непрекращающаяся в своей вечности пытка.       — Кэп, — Накахара наклонился к нему, заглядывая в лицо. Дазай, хоть и услышал, не посчитал нужным реагировать. — Мне нужно уйти. Я вернусь через полчаса.       Не дождавшись ответа, Накахара вскоре покинул дом, и Дазай наконец-то остался один. Он видел чужие попытки заботы и ненавязчивого присутствия, но ему было слишком плохо физически и безразлично ментально, чтобы вслух заметить старание.       Дазай трясущимися руками размотал бинты на запястьях и провел заранее запрятанным лезвием. Ювелирно точно, чтобы не задеть артерии, но достаточно глубоко, чтобы было больно. Стиснув зубы, он вёл лезвие дальше. Мешали, раздражали прошлые раны. Он не понимал, как живут обычные люди. Без транков и наркотических обезболов он казался себе слабым и хрупким. Даже простые, мелкие порезы, на которые он не обращал внимания, ощущались… сильно. Как людей не ломают пытки? Дазай всегда бил по наиболее уязвимым местам. Что помогало им до конца выдерживать столь невыносимые мучения? Что заставляло раненого солдата стараться выжить? Какой смысл матери со вспоротым животом стараться защитить ребенка-эспера? Все они знали какую-то тайну. Что-то, что сильнее смерти. Получается, самая ущербная девчонка-эспер, последняя ликвидированная Дазаем, оказалась сильнее него.       Ему было больно от острого, но не смертельного лезвия. Она же вытерпела большее, хотя Дазай мог представить, что: он помогал и активно содействовал. И смерть она встретила такой же — в идеальной памяти вдруг всплыло заплаканное, но полное решимости лицо. Лицо смертника, который постарался исполнить свой долг. Который умер без сожалений. Карие глаза взирали на него с яркой ненавистью. Так были наполнены жизнью.       Он все же зашипел, когда нечаянно ткнул непослушными пальцами глубже, чем планировал. Так хотелось все закончить здесь. Зачем он продолжает трепыхаться, если смысла в нем больше нет? Когда игра надоедает, в неё перестают играть. Когда все ресурсы из земли выкачены, сажают в другом месте. Даже истории заканчиваются, когда проходит кульминация и наступает развязка. Из Дазая больше нечего было брать. Он провалился как проект. Его история должна закончиться пару недель назад. Он не против быть похороненным рядом с Одасаку.       — Что вы делаете? — раздался вдруг голос Накахары. Дазай вздрогнул, поднимая голову в поиске источника звука. — Вы… плачете?       Его интонации были сомневающимися. Если бы Накахара сказал, что три года был под его руководством, Дазай бы не поверил: слишком мягко сказано для человека, привыкшего убивать. Дазай с тусклым удивлением заметил, что глаза действительно мокрые. Накахара аккуратно приподнял его запястье. По наиболее вероятному прогнозу сейчас он будет или ругать, полностью войдя в роль глупой курицы-сиделки, либо жалеть. И то, и другое Дазай отчего-то не взлюбил: ныть начинало ещё и сердце, когда кто-то пытался сочувствовать. Такое глупое замечание. Сердце сходило с ума, как и остальные органы, и боли в груди были не редкостью, а рутиной.       — Надо обработать раны. На другой руке тоже есть?       Его не починить. Пройдёт ещё немного времени, и терпеть боль станет совсем уж невозможно. Он написал все, что мог и хотел, о Спец. отделе, даже не думая фильтровать информацию. Наверное, зря в него не встроили программу самоуничтожения. Большой промах со стороны Мори. Главную пытку Дазай все равно испытывал сейчас. Чтобы проверить его на прочность, Мори нужно было просто ничего с ним не делать. И все. Исполнитель Спец. отдела по ликвидации одарённых рассыпался, как мираж.       Что же придаёт человеку смысл? Где проходит та черта, когда убивать — нормально? Для Дазая люди всегда были лишены смысла. Мечты и цели поверхностны, как цветущая вода. Но все же было что-то глубоко внутри, что не найти, даже если залезть руками в человека. Что-то, что заставляет просыпаться по утрам и преодолевать невзгоды. Ядро, которого у Дазая нет. Неполноценный человек. Мори видел в нем эту пустоту, давая столь ироничное название.       — Кэп, — снова позвал Накахара, упрямо вырывая из мыслей. — Будьте в реальности.       — Зачем?       — Пока что просто так, — ответил Накахара. — А потом поймёте.       Он не знал, о чем говорит. Накахара был пазлом, частью большего, принадлежал Агентству. Он оброс связями и целями. Как дерево с мощной корневой системой. А Дазаю не было места нигде. Деталь не может стать механизмом. Что приводило его снова к осознанию собственной бесполезности.       Если бы рядом был Одасаку, тот бы тоже вряд ли понял Дазая, но дал бы что-то взамен. Посоветовал нечто определенное, от чего можно оттолкнуться, чтобы проплыть ещё немного. Не размытое «поймёте потом», а чёткое и определённое. Инструкция, как Дазай и привык.       Только сейчас вспоминались подробности их первой встречи. Это было семь лет назад, когда Мори счёл его достаточно приспособленным для работы. Конечно, начинал он с мелкого боевого отряда, куда и входил Сакуноске. Остальных Дазай сейчас и не вспомнил бы при всем желании. Он никогда не интересовался, что с ними стало. Тогда его внимание привлекал только Одасаку — тёплый и яркий на фоне привычной серости мира. Самой запоминающей у него была улыбка. Он невзначай оказывался рядом, когда Дазай по неопытности совершал оплошность, замечал его состояние и раздражение. Разговаривал о чем-то, не ожидая ответа. Дазая даже не напрягало: он был приучен работать в более тяжёлых условиях, чем бубнеж на фоне. Когда половина группы сменила состав, — текучка среди бойцов всегда была высокая — а Дазая повысили, он, не задумываясь, взял с собой приставучего человека.       Зная, что Одасаку был связан с Мимиками, прошлое воспринималось иначе. Но почему-то больно было думать, что тот проявлял внимание к Дазаю только лишь из-за работы. Его подводило чутье, если брать в расчёт то, что он проморгал двоих человек перед собой, но хотелось верить в иное.       Ода был единственным за всю жизнь Дазая, кто относился к нему не как к машине для убийств. Раньше он не ценил это, а сейчас потерял.

***

      Когда Чуя покидал свой дом, то физически ощущал, как может выдохнуть. Но вообще — в Агентстве было находиться невыносимо. И бродить по улицам тоже не получалось, неодобрительные взгляды и внимание, которое Накахара не мог не замечать, давили со всех сторон. Так что иллюзия отдыха была вот именно что иллюзией. Рядом с Капитаном находиться было тяжело, но каждый раз, когда он сбегал куда-то, то неизменно хотел вернуться домой.       — Созрел для таблеток? — поинтересовалась Йосано, когда Чуя вступил в её обитель. Пришлось нервно поправить рукава толстовки, чтобы контролировать то, что он хочет сказать.       — Я по поводу Кэпа, — Йосано ему помогать не собиралась, и Чуя продолжил. — Может, ему что-то ещё можно дать? Совсем загибается.       Такими словами он почти расписывался о том, что и предатель, и перебежчик, по крайней мере, если бы это слышал Рампо. Но смотреть на Капитана было вообще невозможно. Он ни на что не откликался, был овощем. Иссыхал на глазах, завядшее растение, а не человек. Щеки впали, об скулы можно было резаться, руки-ноги, как палки. Он не шевелился, не ел, не пил. Если Чуя пытался, то того сразу же тошнило. Синие вены сплошь истыканы в поддерживающих уколах. И взгляд. Мертвый. Оказалось, есть, куда падать глубже. Теперь Накахара видел, как было бы, если бы Капитан действительно ничего не чувствовал. Тёмные впадины, чёрная дыра, смотреть в которую было не по себе.       Чуя ощущал только вину. Будто бы он доломал Кэпа, вырвал его из привычной жизни, забрал к себе то, с чем не может совладать. Как будто выкрал породистого, баснословно дорогого щенка и не справляется с уходом. В итоге — страдает и он, и «щенок» от причиняемого добра. И то, что Кэп не обвинял его, не предъявлял претензий, хотя Чуя предполагал, что он тоже думает о том, как Накахара проебался. Короче. Он просто хотел облегчить его состояние.       — Ага, могу ещё что-то прописать, — Йосано задумчиво протянула. — Так, хм, что же. О! Точно. Смотри. Назначаю ему отсутствие жалости и наличие информационного шума для отвлечения от своего состояния. Подсказать, где достать?       — Издеваешься?       — Вовсе нет, — Йосано вдруг стала серьёзной. — Чуя, ты же сам знаешь, как убивает жалость. Если хочешь помогать, надо абстрагироваться. Парадокс, но это так. От двух людей не в себе лучше вам обоим не станет. Надо держать дистанцию, а не растворяться в чужой жизни.       — Как я могу думать о чем-то другом в этой ситуации? — Накахара почувствовал раздражение, которому привычно не дал выход. — Надо стараться решить проблему, а не дистанцироваться.       — Я не про это. Надо думать ещё и о себе! — припечатала Йосано. — Чтобы помочь другому, надо самому быть в форме, Чуя, глупый, как ты не понимаешь этого? Когда ты в последний раз нормально спал, ел и отдыхал? Нет, ты сконцентрировался, зациклился на Ликвидаторе, как его личная нянька или сиделка, совершенно забыв о себе!       — Кэпу сейчас намного тяжелее, чем мне, — аргументировал Накахара, пропустив остальное мимо ушей.       — Окей, тут не получилось. С другой стороны подойдём, — Йосано прищурилась. — Ты три года пахал без выходных в очень напряженной обстановке, а сейчас вернулся и все равно любое свободное время стараешься занять делами. Ты, блять, понимаешь, как это ненормально звучит? Моторчик может остановиться в один момент. Я беспокоюсь, — другим тоном закончила она.       Чуя закрыл рот. Сердце сжало. Он не знал, как сказать, правильно донести свою мысль. Ему не казалось, что он заслуживает отдыха. Остальные в Агентстве вкалывают, как проклятые, и он просто не мог расслабиться в такое время. К тому же сейчас он чувствовал жуткую вину за то, что доставил столько проблем. При всем, что он делает, Чуя знал, что тот же Рампо успевает больше. Может, тот и мог позволить себе отдохнуть, но Накахара не он. Он обычный человек без приставок сверх-, поэтому логично, что ему требовалось работать намного больше, чтобы внести хоть какой-то вклад в общее дело.       А ещё казалось, что все разрушится, если он остановится на секунду.       — Я в порядке, — заверил он, решив успокоить Йосано и замять диалог. Если бы это было так просто — кажется, она сильно разбушевалась, если не дала договорить:       — Нет, это не неправда! Чуя, ты ни разу не пришёл ко мне просто так! Мы больше не пьём чай втроём. Ацуши ноет мне, что тебя невозможно выловить. О тебе даже Фукудзава спросил. Или это уже не показатель и тебе на нас похуй? Пусть будет так, но если ты не будешь пить хотя бы таблетки, то я насильно положу тебя к себе. И тогда и всякие Кэпы, и остальные дела подождут, и, может быть, даже мир не развалится.       Сложный диалог, на который Накахара не подписывался. Йосано как будто не понимала, о чем говорила. Какие посиделки с Рампо, если тот его презирает? Он почти так и выразился, когда узнал о его связи с Капитаном. И Ацуши… Чуя просто не мог заставить себя разговаривать с ним и Рюноске как обычно, когда в квартире у него был больной Капитан. Казалось неправильно проводить время хорошо, когда кто-то страдает. Но на самом деле причина была в том, что доверие и вера в Чую этих мелких ранили его очень сильно. А извиняться было нельзя, это бы показало, что он слабый. Поэтому легче было избегать. Фукудзава… просто переживал о том, что Чуя мог не удержать в руках Порчу. Но с этой стороны он мог быть спокоен, Накахара даже при смерти будет держать себя под контролем.       И почему Йосано так взбесилась после его слов? Настолько, что поставила ультиматум. Чуя правда в порядке. Просто многое навалилось, но он разруливал и не такие ситуации. Он ещё много может выдержать. А небольшой недосып и стресс никого не убивали. И все же он решил пойти на компромисс ради чужого успокоения.       — Ладно, хорошо, давай таблетки.       — Вот почему нельзя было сразу так? — Йосано выдохнула, тут же успокаиваясь. Зашерудила в аптечке, пока Чуя ощущал вкус крови от закушенной щеки. Для всех его состояние очевидно. Слабак, если не может справиться своими силами. Он подавил внутренний голос, секунду набирался сил, чтобы разрушить восстановившееся хрупкое равновесие, и все же спросил:       — Так что с Кэпом?       — Я уже сказала, — откликнулась Йосано, вкладывая пачку мощного снотворного ему в ладонь. У Накахары мурашки пошли по позвоночнику. Он пил их только когда попал в Агентство. До этого он был на улице и не спал, казалось, вообще. И в Агентстве не мог. Упал пару раз в обморок, прежде чем Йосано выяснила причину и принудила к лечению. И вот сейчас ситуация повторяется. — Держи. Просто не дави на Ликвидатора своими эмоциями. Не жалей его, он сильный и должен справиться сам. Просто будь рядом. И дай какую-нибудь цель, задание, смысл. Если он всю жизнь жил по расписанию, то от свободы ему сейчас наверняка плохо. В свободное время в голову лезет всякая херня, ты и без меня это знаешь.       — Мне ты советуешь отдохнуть, — не удержался Чуя.       — Не играй с огнём, — предупреждающим тоном произнесла Йосано. — Моторчик, Чуя. У вас разные случаи. Все, иди отсюда.       По пришествии домой Чуя увидел, как Капитан держит в окровавленных руках лезвие.

***

      — Может, поделитесь? — предложил Чуя, когда помог Кэпу обработать нанесенные раны. Он впервые увидел его руки без бинтов, и на тех было много шрамов, свежих и не очень. Стоило ли спрашивать о таком? Чуя думал, что нет. Капитан его закономерно проигнорировал, и Накахара уточнил. — О том, что на душе. Как вы вообще?       Чуя не спрашивал до этого. Капитан же не заводил разговоры. После слов Йосано он постарался не воспринимать произошедшее близко к сердцу и не скатываться в глупое кудахтанье. Не сказать, что Кэп не знал, что делает и что это не полезно для здоровья. Значит, не нашёл другого выхода.       — Я могу принести какую-нибудь книгу или типа того, — снова попытался Чуя. — Телефоны вам не показаны: условие Рампо. Уж простите за такой сервис, Кэп.       — Я больше не Капитан, — глухо отозвался он. Чуя опешил: то ли от голоса, то ли от такого длинного предложения. Кэп… звучал грустно и подавленно. Чуя аккуратно спросил, боясь спугнуть:       — Как мне вас называть?       — Мое имя Дазай Осаму.       Дазай Осаму. Даже произнося это про себя, Чуя испытывал трепет и волнение. Такое нежное и мягкое. Его полное имя никто не знал; избранные довольствовались фамилией. И быть в курсе… сердце сильнее забилось в груди. Это казалось интимным, проявлением доверия — самое смущающее, что между ними было. Как будто снова познакомились. Чуя внезапно вспомнил то, как пытался разделять тогда, при Жиде, Капитана и Дазая… Сейчас же эти два образа сплетались воедино, позволяя увидеть перед собой настоящего человека.       — По фамилии или?..       Кап… Сложно! В животе будто узел скручивался, когда Чуя пытался прокатить на языке его имя. Дазай на секунду, казалось, задумался. На изнеможденном лице даже такая эмоция вызывала радость: не все потеряно. И в итоге произнес:       — Одасаку называл меня по фамилии. На работе тоже. Чтобы не вспоминать об этом, лучше по имени.       Накахара запретил себе краснеть. Это вообще было не в тему, учитывая, о чем говорил Кэп. В смысле, блять…       Осаму?..       Щеки все же слегка порозовели. Его вообще непросто было смутить, это глупая реакция организма, а не он! Они буквально трахались, но это не воспринималось так остро, как просто разрешение называть по имени. Очень волнующе. Накахара очень постарался подавить в себе глупые эмоции:       — Тогда называй меня Чуя, — сказал он вместо этого. — Меня так все зовут.       Осаму слегка усмехнулся, а Чуя все ещё ощущал, как его крутит морально от перемен, резких и внезапных. Он знал, что любит придавать смысл мелочам, но такую просьбу можно было воспринимать как отречение от своего положения Капитана. Как будто его, холодного и равнодушного, оставляли в прошлом, и место занимает немного грустный, немного сломанный и насквозь потерянный Дазай.       Очеловечивание во плоти. Помнится, Накахара уже размышлял об этом. Все вокруг называли Осаму Ликвидатором или Капитаном, словно не признавая в нем личности; а если Кэп — то есть, Дазай — сам попросил перестать, то, может быть, есть шанс на восстановление? Желание — оно идёт из человека. Глупые эмоциональные качели, но Накахара мгновенно улетел в надежду.       Чтобы заставить себя спуститься в реальность. Дазай просто мог использовать это как повод уйти от темы, а Чуя, как дурачок, сразу же купился; он все ещё оставался сплошь наивным, как и говорил Рампо. Все же получилось так, что Осаму не рассказал ему о причинах, да и о себе — так что «миссию» Чуя провалил.

***

      На следующий день к ним заглянул Ацуши. За его спиной верной тенью мрачно стоял Рюноске. Чуя, выспавшийся впервые за миллион лет, удивлённо уставился на нежданных гостей.       — Можно?       — Э, да, — оторопело отозвался Накахара. У Ка… Дазая был сегодня неплохой день относительно других; по крайней мере, утром его не тошнило, а подсунутая книга пришлась, кажется, по вкусу. — Проходи дальше, только ничего вкусного нет.       — А я ненадолго, — любопытно оглядываясь по сторонам, Ацуши прошёл в гостиную. — Ничего не поменялось. А где Ликвидатор?       — Да как бы… — вот уж к чему Накахара не готовился, так это к тому, что его дом в один момент превратится в зоопарк невиданных зверушек. Дазай сидел в его комнате с утра, Чуя его не трогал. — А тебе зачем?       — Э-э-э… — Ацуши смущённо замялся.       Тут Чуя заметил неодобрительное выражение лица Рюноске и понял, у кого нужно спрашивать информацию. Вопросительно выгнул бровь, и Тигр тут же был сдан с потрохами:       — Сначала нас послал Куникида, чтобы передать тебе, что он ждёт тебя в Агентстве, там общий сбор. Потом мы зашли к Йосано, а она сказала, цитата, «заменить Чую в роли няньки, а то собрание затянется и он будет волноваться». Мне идея не нравится, а Ацуши — очень.       Оставлять детей рядом с Дазаем? Йосано совсем сошла с ума? Нет ничего, с чем бы тот не справился самостоятельно, если уж Чуя задержится. Он зыркнул на Ацуши, и тот в пощаде поднял руки:       — Имею право молчания! Но вообще-то у тебя нет времени возмущаться, собрание начнётся через пять минут, и оно типа крайне важное, потому что там будет информатор, так что опаздывать нельзя и надо смириться!       — Ах ты засранец! — воскликнул Накахара, подрываясь с места и начиная судорожно расчесываться. — Вы специально выждали!       — Ничего не знаю! Это Рюноске придумал!       — Предатель, — в сердцах отозвался Чуя, судорожно надевая кеды.       — Мне подсказала Йосано, — открестился Рюноске. Чуя выругался вслух, вылетая из дома. Все против него. Ничего, если время будет, он даст Йосано подзатыльник за непонятные махинации под его носом. Но времени думать о Дазае с детьми действительно не осталось. Интересно было только, кто выиграет: жизнелюбие Ацуши или уныние Осаму?