comites — vita

Провожая супруга в командировку, Бальдр заботливо приглаживает ладонью воротник его рубашки и долго смотрит чуть снизу своими чёрными глазами, прежде чем обвивает того руками за шею и прижимается к губам долгим поцелуем. — Я ненадолго, — Ильфир ласково закладывает прядь волос ему за ухо, целуя в лоб. — Всего шесть дней. — Я знаю, — Бальдр кивает ему с лёгкой улыбкой и отступает на шаг, давая тому наконец взять чемодан. В нём не было избыточной тоски, в конце концов, не эта командировка первая и не она будет последней. — Ну всё, всё, ступай. И стоя уже у самого порога, Ильфир всё равно тянет его к себе ещё раз, вновь одаряя быстрым поцелуем, и сбегает по ступенькам крыльца, оборачиваясь лишь у самих ворот, чтобы блеснуть шкодливой улыбкой и подмигнуть ему. Вот ведь, что в семнадцать, что в сорок… — Мальчишка, — с усмешкой бросает Бальдр уже сам себе, терпеливо дожидается, пока ворота за супругом закроются и, постояв ещё с пару секунд на крыльце, всё же возвращается в дом. И в нём — непривычно тихо, и только пёс прижимается боком к бедру, настойчиво требуя внимания. Бальдр со вздохом приседает около добермана, отчего серебристо-чёрная туника собирается волной на полу, и гладит его по длинной бархатной морде. — Ну, что? Уехал. На самом деле, основная беда всех командировок была в том, что Бальдр попросту привык к практически круглосуточному присутствию Ильфира в доме — и рядом с ним. В любое время он мог прийти к нему, уложить тяжёлую голову на грудь и отыскать в этих объятьях для себя всё. Нужно было срочно занять себя — особенно на первое время, иначе ещё немного и его накроет раздражающей хандрой. Бальдр сам себя терпеть не мог в таком состоянии. И ладно, когда Даламар ещё жил с ними, можно было всецело уделить себя сыну, а теперь-то. Впрочем, тот обещал вечером приехать. И, кажется, даже с парнем. . . . Их приезд всё же был очень удачным и кстати. От голоса Даламара, который травил байки из университета, попутно рассказывая какие-то личные постыдные истории, которые успели с ним произойти за это время и о которых он не успел ещё поведать по телефону, в доме стало мгновенно шумно. Это тут же отозвалось теплом в груди — словно и не уезжал никуда. Всё было, в целом, замечательно и четвёртый день успешно подходил к своему концу — Бальдр тихо постукивал короткими ногтями по рулю автомобиля в такт ненавязчиво играющей в салоне песне, пока стоял на светофоре, а дети ютились на заднем сидении. Ну, как ютились. Кажется, весна на тех сказывалась особенно ярко, потому что зажимались они безо всякого стыда. Бальдр осуждать их не брался — прекрасно всё понимал. Но стоило только об этом подумать, как расстроенный тихий вздох сорвался с губ сам по себе. — Я буду у себя, — говорит им обоим Бальдр по пути из гаража в дом и, едва сняв обувь и пальто, действительно скрывается на втором этаже в их с супругом спальне. Присаживаясь на широкую кровать, он долго смотрит на экран телефона и открытую переписку с мужем. Соскучился. Истосковался. И, в конце концов, Ильфира хотелось подразнить. Первой мыслью было спросить его, а не нашёл ли он себе там в командировке кого-то другого, что не пишет ему уже целых два часа, но пальцы так и замирают, не набрав ни слова, ни буквы. Стыдно. Упрекать супруга в измене, пускай и несерьёзно, казалось чем-то абсолютно постыдным. Непозволительно и глупо. Бальдр никогда не сомневался в его верности, как и Ильфир — в нём. Никто из них никогда бы не взглянул на кого-то другого, потому что души не чаяли друг в друге, за двадцать с лишним лет так и не насытившись сполна. «Чем занимаешься?» — всё же пишет ему Бальдр и откладывает телефон на постель, принимаясь расстёгивать пуговицы одна за одной, чтобы переодеться в домашнее, но взгляд мимолётно падает на большое ростовое зеркало, ловя в нём отражение молочно-белой кожи. И он усмехается, так и не сняв рубашку с плеч. Телефон вновь оказывается в руках, Бальдр смахивает «Жду своей очереди, а ты?», пришедшее в ответ на его сообщение, и открывает фронтальную камеру, сразу же поправляя выбившиеся пряди волос и заправляя те за уши. Его лицо принимает то самое холодное выражение лица, из-за которого у супруга всегда загорались огнём глаза, и он делает несколько селфи так, чтобы в кадр попали обнажённые ключицы с уже почти сошедшими за эти дни засосами, прежде чем откинуться на подушку, разбросав по той чёрные волосы. Ещё несколько фотографий на постели в спущенной к локтям рубашке с уложенной на шею изящной ладонью в обрамлении тяжёлых колец. «Скучаю по тебе…» — он прикрепляет к сообщению пару фотографий и с усмешкой нажимает стрелочку отправления, блокируя экран. Но почти сразу же телефон вновь коротко переливается трелью несколько раз, оповещая о новых сообщениях.

* * *

Копенгаген мало отличался погодой от Вены и находился сравнительно недалеко, в отличие от его прошлой командировки в Нью-Йорке, но накрапывающий за окном дождь невольно вызывал у Ильфира тоску — по дому и, конечно, по его дорогому супругу, которому он звонил по несколько раз на дню и писал в остальное время, когда не был занят, разумеется. Ещё раз пробежав взглядом по тексту слайдов, он устало вздыхает и трёт переносицу, зажмуривая ненадолго глаза. Сейчас ведущая закончит, и его очередь… Сколько бы конференций не проводил, а каждый раз всё равно нервничает — не как в первый, но тем не менее. И даже какой-то очередной представитель медицинского центра недостаточно отвлекал своим пустым разговором и пожеланиями удачи. Он знает, что справится, бога ради! В конце концов, Арджент всегда знал, что делал, и нёс полную ответственность за безопасность тех протезов, что разрабатывала его компания. Когда телефон в кармане вибрирует, Ильфир почти уверен, что безошибочно способен угадать отправителя, и оказывается прав, мягко улыбаясь и быстро набирая сообщение. Ещё два дня, а потом он снова будет дома. Мог бы вернуться раньше, сбросив дополнительные, куда более мелкие по размаху презентации на заместителя, но привычнее было самому. Чтобы быть уверенным в том, что всё пройдёт, как надо. Ответ Бальдра не заставляет его ждать слишком уж долго, и даже оповещение о том, что сообщение содержит вложения-фото не настораживает вовремя. Они ведь втроём с приехавшими детьми были на фестивале, где присутствовали ювелиры? Наверняка, его милый супруг прикупил себе пару-тройку новых перстней и теперь хвастается. И… Ильфир смотрит на экран с долгую секунду, медленно моргая, прежде чем, словно подросток, прижимает телефон к груди, оборачиваясь, чтобы удостовериться, что ничьи чужие глаза этого не видели. Совсем с ума сошёл! Он даже понижает яркость, прежде чем вновь взглянуть на фотографии и медленно выдохнуть носом, когда с сожалением отмечает практически полностью чистые ключицы и шею, без засосов оставленных им в последний раз. Складывалось ощущение, что они не виделись уже больше месяца, так сильно дрожью в животе отдавало увиденное, и кровь прилила к лицу, обдавая его всего жаром. Ни о презентации, ни о сидящих в первых рядах особенно важных потенциальных клиентах мыслей больше не было. Ровным счётом, как и переживаний. Не было ничего, кроме Бальдра, вальяжно лежащего на их постели с этим его надменным выражением на точёном лице. «Дорогой» «Я ведь на работе!» «Ну что ты со мной делаешь…» «Я теперь забыл весь текст.» «Я тоже скучаю: ’(» «Твою мать.» И затем, немного погодя, присылает ещё одно, почти гневно нажимая по экрану. «Прилечу утром.» Сейчас проведёт конференцию, потом в отель за чемоданом и в аэропорт на ближайший рейс, а другие презентации… Что же он, зря заместителя нанимал?