(не)святое семейство

– Вылезай, парень. – задняя дверь полицейской машины открылась, и лицо тут же обдало морозным воздухом. После душного салона автомобиля, воздух в котором сожрал жаркий кондиционер, дуновение холодного ветра было благодатью, посланной свыше. Вчера папа привез мне теплые вещи перед освобождением, а то обратно я бы рисковал поехать в том же, в чем и был доставлен сюда – в тонких футболке и штанах, и тапках на босу ногу. Но пока я ехал до отеля в прожаренной машине, теплый пуховик и зимний комбинезон сыграли со мной злую шутку: я весь вспотел, как после длительной пробежки на открытой местности и под изнурительным солнцем в +30. По спине стекала уже не одна струйка, а целый Ниагарский водопад, носки можно было выжимать, а перчатки, которыми я постоянно утирал лицо, уже были похожи на половую тряпку. Наручники все также сковывали запястья, а на влажной коже доставляли еще больше неприятных ощущений – натирали и оставляли после себя жгучие царапины. Я кивнул полицейскому, и осторожно вышел и машины. В этот раз до отеля я ехал без сопровождения агентов Кингсли, но это не значило, что их здесь нет. Меня об этом любезно осведомил сам директор NCA. – Ты не думай, что после освобождения, будешь предоставлен сам себе. – подошел он ко мне, когда я расписывался в возвращении личных вещей, которые у меня забрали во время оформления в отделе. – Ходи осторожно и оглядывайся. И ни в коем-случае не делай глупостей. Я буду следить за тобой, парень. После этого он своей громадной рукой грохнул меня по плечу и ушел. Получилось даже как-то по-дружески, что уже наталкивало на определенные мысли. Например, что Шеклболт пребывал в состоянии неимоверного жизненного и эмоционального подъема, ощущая, что он, наконец-то, контролирует ситуацию вокруг бриллианта. А значит он уже успел усилить охрану, проинспектировать место проведения пресс-конференции и просчитать любые опасности, которые могут в ходе нее возникнуть. Он не учел лишь одного: убийственной связки Аристократа с Избранным. Мы хорошо научились изводить нервы самого Кингсли и его людей поодиночке, но теперь перешли на новый уровень мастерства. – Протяни руки. – обратился ко мне полицейский, вытащив из мыслей. Я выполнил его просьбу, и он освободил мои кисти. Наручники напоследок прощально сверкнули в свете парковочных фонарей, и исчезли в форменном кармане моего нынешнего надзирателя. Кстати, знакомьтесь, это капитан Люпин. Сегодня он будет сопровождать меня на торжественном вечере. И, если бы это не мешало моим планам, я был бы даже рад такой компании. Капитан был единственным в полицейском отделении, кто относился ко мне по-человечески, практически с отцовской добротой и заботой. Несмотря на все запреты, он позволял короткие разговоры со мной, передавал мне сообщения от папы и даже тайно проносил шоколадки. Если бы об этом узнали люди Шеклболта или начальство самого Люпина, свои погоны он уже потерял бы. – Мне нужно в номер. Сходить в душ и переодеться. – обратился я к нему. Он понятливо кивнул, закрыл машину, и мы пошли в сторону входной группы отеля. – Не забывай, что до завершения вечера, тебе нельзя ни с кем говорить и приближаться к знакомым и родственникам ближе, чем на пять метров. – вновь инструктировал он меня. Эти два часа, что мы ехали из участка, Люпин постоянно проговаривал все запреты, которые повесили на меня на эти несколько часов. Мне запрещалось практически все, что могло нести хоть какую-то, даже теоретическую, угрозу проведению мероприятия. Общение, взаимодействие с людьми, даже подозрительные взгляды и движения, которые по мнению Кингсли, могли бы обозначать начало операции или любые другие сигналы. – Я все помню. И сейчас просто хочу сходить в душ. Я уже чувствую, как от меня воняет. – я поморщился, а Люпин дружелюбно кивнул, соглашаясь. – Вы хотя бы подумайте над тем, чтобы организовать в участке душ для заключенных. Все-таки сидеть несколько дней без воды, как минимум не гигиенично. – А он есть. Просто тебе было запрещено его посещать. – хмыкнул он в ответ. – Просто блестяще. – выдохнул я, и мы вошли в теплый холл отеля. Даже в воздухе чувствовалась праздничная обстановка. Приятные теплые переливающиеся огни, которые теперь украшали лобби и зону регистрации создавали атмосферу волшебства, а композиции из живых цветов, расставленные на всех горизонтальных поверхностях, придавали помещению свежесть и изящество. Скульптуры, арт-объекты, небольшой фонтан… все украшения, которые были заранее приготовлены к началу праздника, удивительно сочетались между собой и по цветам, и по фактуре, и по стилистике. И я даже знал, чьих рук это дело. – Бабушка даже на свою последнюю свадьбу не тратила столько денег на украшения. И что только взбрело ей в голову? – спросил я сам у себя и еще раз оглядел окружающую нас красоту. Мы зашли в открывшийся лифт, я нажал на нужный этаж, но вдруг, закрывающиеся двери обхватила чья-то рука и запыхавшийся голос проговорил: – Подождите, пожалуйста, мне срочно нужно с вами наверх. Джинни, слегка растрепанная и взволнованная заскочила в кабину, держа в руках большую коробку. – О… – от удивления она открыла рот и уставилась на меня. – Как я рада тебя видеть! Коробка тут же полетела на пол, а сестра с тихими восторженными визгами бросилась мне на шею. Я развел руки в стороны, не прикасаясь к ней, и бросил взгляд на Люпина, который, не сразу сориентировавшись в ситуации, тут же оттянул Джинни от меня. – Девушка, у мистера Поттера запрет на взаимодействие с любыми знакомыми ему людьми. – строго произнес он. – Не нарушайте условий его освобождения, а то он рискует отправиться обратно за решетку, даже не дойдя до собственного номера. – Ох, простите. Совсем вылетело из головы. – пролепетала она, с тоской глядя на меня. – Вы можете проверить и меня и его, я ничего не передавала и не говорила. Просто очень рада видеть. Не сдержалась. Люпин кивнул, поднял с пола упавшую из рук Джинни коробку, передал обратно хозяйке, и нажал на кнопку закрытия дверей. После этого, он подошел ко мне и плавными движениями проверил содержимое моих карманов, руки на предмет появления новых предметов, которые могла бы передать мне сестра. – Вы простите, что так получилось. – еще раз извинилась она. – Просто сегодня такой важный вечер, а у меня все идет не по плану. Вот, – она кивнула на коробку, – платье должно было прийти еще в обед, а курьер потерялся по дороге и довез только сейчас. И ладно бы здесь был только мой наряд, но тут еще и платье бабушки! Она сделала непонятное ударение на последних словах и перевела дыхание. Я прислушался. – Оно такое волшебное, вы знаете? Зеленое, с мелким серебряным узором по подолу… хотя зачем я вам это говорю? Мужчинам это не интересно. – она лучезарно улыбнулась и, не смотря на меня, первой вышла из лифта. Какая она умничка. За половину минуты, не привлекая внимания, донесла до меня то, что волновало больше всего в мире – все было готово к началу операции. Идея с кодовым цветом платья Вальбурги пришла нам еще во первую попытку кражи бриллианта. Тогда бабушка должна была написать мне цвет своего платья, чтобы дать начало моему проникновению в кабинет Слизнорта. Зеленый означает полную готовность. Красный – приготовления в самом разгаре. А вот черный… очередной провал. Джинни вспомнила об этом и намекнула мне. Я просто обожал ее. – Вы пойдете со мной в душ или позволите уединиться одному? – скорее со смехом спросил я, когда открывал дверь в свой номер. – Пойду. Это странный вопрос в сложившейся ситуации. – спокойно ответил мне капитан, осматривая чистую прихожую. – Серьезно? – я удивленно обернулся к нему, пытаясь определись смешинку в глазах. Потому что… ну в смысле пойдет со мной? – Более чем. У меня приказ - находиться с тобой в течение следующих четырех часов, держать тебя в поле зрения постоянно, не допустить передачу какой-либо информации или подозрительных предметов. Я ведь могу предположить, что до того, как мы вошли в твой номер, та же самая Джинни Уизли спрятала для тебя послание в условной мочалке или оставила закодированную надпись на донышке геля для душа? Давай относиться друг к другу с уважением и тогда эти несколько часов пройдут для нас самым комфортным образом. Я мысленно согласился с этими доводами. Такое, действительно, могло бы быть. Но жалко, что не было. – Убедительно. Тогда приглашаю вас в мою ванную комнату. Я вошел в нее первым и, без стеснения, начал снимать с себя противную влажную одежду. С каждой брошенной на кафель вещью, ко мне приходило спокойствие. Как будто, я снимал с себя последние напоминания о гребанном заключении. Переступал бортик душа я уже другим человеком. Собранным, контролирующим не только свою жизнь, но и происходящее вокруг. Я снова чувствовал себя Избранным. +++ После завершения водных процедур, которые проходили при бдительном контроле представителя полиции, у меня еще оставалось время, чтобы привести себя в относительный порядок. – У меня тут смокинг, который приготовила мама. Если хотите - проверяйте. – я указал рукой в сторону висевшего в футляре костюма, и Люпин, благодарно кивнув, пошел проверять его на наличие шпионских штучек. Когда через несколько мгновений капитан достал из кармана сложенный вдвое белый лист, я покрылся испариной. Господи, зачем было нужно оставлять мне записки, если все досконально проверяется?? А вдруг там части плана? Или что-то еще, что сможет повлиять на ход ограбления? Тем временем, Люпин уже разворачивал лист. Он пробежался глазами по тексту и нахмурился. Потом снова прочитал записку. И снова. Я уже вспомнил о «комфорте» моего матраса в камере, и подумал, что в этот раз стоит взять хотя бы мазь от больной спины. – Тебе тут сообщение от матери. Но это запрещено. Я не могу показать его тебе. – сказал полицейский, качая головой. – На первый взгляд записка не несет никакой информации, но мало ли… – он пожал плечами и свернул бумажку обратно. – Но я могу тебе сказать, что она написала о том, что любит тебя и гордится твоим мужеством. – Правда? – я улыбнулся. Это было неожиданно и приятно. И, черт возьми, я вдохнул с облегчением, что это всего лишь материнское признание. Первое, в моей жизни. – Я никогда не получал от нее подобных писем. – Когда-то нужно начинать. Потому что, при любом твоем неверном действии сегодня, следующее письмо ты получишь лишь в тюрьме. – Как оптимистично. Спасибо, кэп. – произнес я, взъерошивая волосы пальцами, чтобы не сушить. – Я не хочу тебя пугать. Просто предупреждаю о последствиях. В этом случае, я на твоей стороне, Гарри. – он сделал шаг ко мне и открыто посмотрел в глаза. – Твой отец не чужой для меня человек. Он был моим лучшим другом всю школьную жизнь, и я многим ему обязан. Присматривая за тобой, я отдаю ему долг. – Вы были знакомы? – Да. Но, к сожалению, потом нас разбросала судьба. Мы встретились два дня назад, когда он приезжал к тебе. Так что, можно сказать, что ты помог нам восстановить былые дружеские связи. Спасибо. – он протянул мне руку, и я с улыбкой пожал ее. – Спасибо вам, что поверили в мою невиновность. Я не святой, но того, в чем меня обвинили, я не совершал. – Я очень на это надеюсь. Хотя, был бы рад познакомиться с тем человеком, который заставил Кингсли Шеклболта биться в припадке ярости. – хмыкнул он. Эти слова окатили меня приятным теплом, хотя они не были комплиментом мне. При этом, почему-то, я воспринял их как похвалу в свою сторону. И когда я начал воспринимать Драко Малфоя, как часть себя? +++ Мы с Люпином спустились в конференц-зал за пару минут до начала торжественной части. На передних рядах зала уже сидели почетные гости, среди которых я увидел шикарную бороду мистера Дамблдора, кланяющуюся фигуру Слизнорта, сидящего слегка поодаль Кингсли, а также десяток других людей. Богатых, известных, но сегодня не играющих для меня никакой роли. Я знал, что для меня приготовлено кресло рядом с Джинни и мамой впереди, но я не хотел лишний раз попадаться Кингсли на глаза и мы с Люпином заняли менее почетные места на последнем ряду. Но зато я был окружен агентами NCA и полицейскими в количестве 1:12. Они были повсюду сзади, а камеры видеонаблюдения удачно держали наши места на первом плане. Именно поэтому мы сели здесь. Через центральный вход в зал вошли Джинни с Вальбургой и грациозно прошествовали вперед. Они обе были в белом. И в этот момент я почти физически ощутил, как в моем напарнике что-то изменилось. – Ваша сестра говорила, что бабушка будет в зеленом. – немного напряженно спросил Люпин. Возможно, в его голове начали проскальзывать подозрения, относительно разговора в лифте, потому что он нервно свел брови к переносице и внимательно стал осматривать зал. – Это женщины, капитан. Их мнение относительно наряда может измениться несколько раз за час. И я не удивлюсь, если это именно такой случай. – расслабленно, со смешком произнес я, пытаясь ослабить его напряжение и усмирить полицейскую чуйку. – Вам ли не знать? Вы же женаты. Наверняка, супруга перерывает половину гардероба перед тем, как выйти в свет. – Моя жена не носит платья. Она больше предпочитает штаны и удобные кроссовки. – на автомате ответил он, все еще не спуская взгляда с Джинни и Вальбурги. – Тогда я вам даже завидую. Такую женщину в современном обществе практически не сыскать. Ваша супруга - настоящее сокровище. При упоминании жены его глаза светились ярче, а улыбка сама по себе растягивала губы. Эта женщина была слабым местом капитана. И отвлечь его от прямой несостыковки можно было как раз упомянув ее. – Кстати, я слышал от ваших коллег, что она приходится родственницей миссис Малфой. Это правда? – продолжал я. – Если да, то я заведомо восхищен ею. Глядя на Нарциссу сложно представить более идеальную женщину. А если в вашей супруге и леди Малфой течет одна кровь, то вам повезло тысячекратно, мой дорогой капитан Люпин. – я незаметно пихнул его локтем в бок и он, наконец, ослабил бдительность. – Для меня во всем мире не существует более прекрасной женщины, чем она. Я хотел было ответить, но нас прервал голос конферансье. Ну что же. Шоу начинается. +++ Мероприятие текло тухло и размеренно. Как и должно быть. Человек, занявший место модератора не замолкал ни на секунду, постоянно твердя о великолепии бриллианта, идеальности вечера, а также расхваливая мистера Дамблдора. Тот уже устал почтительно кивать и натяжно улыбаться, поэтому последние пару минут сидел с явным выражением брезгливости от приставучести конферансье. Затем посыпались выступления высокопоставленных лиц. К тумбе вышел мэр города, который сказал, что горд принимать сегодня на своей территории сколько почетных гостей, затем Слизнорт быстро проговорил слова благодарности за оказанное отелю и ему лично доверие в хранении бриллианта и проведении такого масштабного события. Потом представитель крупной европейской геммологической компании долгие пятнадцать минут бубнил про уникальность «Lesedi La Rona», и в этот момент даже Дамблдор слегка закемарил, но был разбужен настойчивым толчком в ребра от бабушки. И вот пришел момент выхода на сцену самого Альбуса. Он встал со своего места уверенной походкой, слегка поклонился залу, оказывая почтение за то, что они пришли, и направился к своему месту за столом. Он был установлен прямо посередине сцены и, несмотря на свои огромные габариты, за ним стоял лишь один стул. Дамблдор сел, поправил стоящий перед собой тонкий микрофон и улыбнулся. – Добрый вечер. Спасибо за то, что оказали мне честь и пришли на сегодняшнюю пресс-конференцию. Приятно знать, что такое большое количество людей интересуются этим бриллиантом, потому что он поистине великолепен. Я готовился к сегодняшнему вечеру, поэтому примерно могу предположить, какие именно вопросы о камне прозвучат, однако, не буду отбирать ваш хлеб. – он сделал небольшую паузу, обводя журналистов глазами. – Предлагаю начать. В эту же секунду в воздух взметнулись десятки рук, а фотографы и операторы за рядами засуетились, пытаясь занять более выгодную позицию для лучшего кадра. Мы с Люпином скучающе качали ногами и осматривали богато украшенный зал. Все эти помпезные и никому не нужные мероприятия вводили в тоску. Вопросы все продолжались, а Дамблдор все отвечал на них. Нудно. Скучно. Уныло. Стандарт для светских событий. Но, несмотря на всю беспросветную тоску, которая витала вокруг почетных гостей, никто не мог позволить себе покинуть места в зале. Во-первых, Дамблдор был слишком важной фигурой, который требовал уважения к себе и своим делам, во-вторых, интерес посмотреть на этот дорогущий бриллиант перевешивал все неудобства. В принципе, камень уже находился на сцене. Рядом со столом, где сейчас восседал мистер Дамблдор, стояла покрытая непроницаемой тканью стеклянная витрина. В ней, на небольшом постаменте, в специальных поддерживающих захватах и находился «Lesedi La Rona». Он не лежал на белой атласной подушечке, а был именно закреплен на тонком возвышении, чтобы увеличить количество тех людей, кто смог бы увидеть его после открытия витрины. Я как раз задумчиво разглядывал ее, скрытую от нетерпеливых глаз, когда уловил едва ощутимый взгляд со стороны первого ряда. И я прекрасно знал, кого именно так заинтересовала моя фигура. Я медленно повернул к нему голову и растянул гримасную улыбку. В ответ Кингсли фыркнул, и отвернулся. Легче было бы посадить меня рядом с собой, заковать в наручники, привязать ноги к стулу, надеть на глаза повязку, а в рот вставить кляп, чтобы он не переживал. Но Шеклболт будет поворачиваться ко мне сотню раз в минуту, чтобы удостовериться в полном невмешательстве с моей стороны. – Зачем вообще нужно было меня выпускать сегодня, если он нагнал лишних людей вокруг и сам реагирует на каждый мой поворот головы? Если бы я сидел за решеткой всем было бы спокойнее. – Это риторический вопрос или на него стоит отвечать? – нагнулся Люпин ко мне. – Не утруждайтесь. Это показушные правила псевдо-демократии я выучил еще в детстве. – Осталось потерпеть примерно час и все закончится. Я просто прошу тебя не наделать глупостей за это время. Держи себя в руках. – Сказать легче, чем сделать. – хмыкнул я и повернул голову, провожая взглядом прошедшую мимо фигуру. Человек уселся на предпоследнем ряду, где было единственное свободное место, по диагонали от меня, через проход. Одной рукой от зачесал волосы назад, а потом оправил манжеты рубашки и обратил внимание на происходящее унылое действо на сцене. Когда он навещал меня в тот самый первый день моего заключения, мы обсудили новый план от и до, а потом, потратили пару десятков минут на предложение альтернативных вариантов похищения. – Я не имею ничего против твоего, бесспорно, хитрого и беспалевного плана, но стоит удостовериться, что мы не сможем придумать ничего другого. Потому что это последняя попытка. Потом камень будет недосягаем. – он подпер голову одной рукой, а второй продолжал неслышно стучать по поверхности стола. – За эту неделю я продумал десятки вариантов. На какие-то из них не хватает возможностей, а от каких-то пришлось отказываться сразу из-за ограничения по времени. – я, не вдаваясь в подробности, перечислил все мысли, которые возникали в моей голове, а потом поднял на него глаза. – А ты бы что предложил? – За неделю раздумий? – он улыбнулся и покачал головой. – Явно меньше, чем ты. Мне нужно больше времени. Хорошие варианты с ходу я могу генерировать лишь в экстренных ситуациях, которые могут заставить мозг работать в ускоренном темпе. – План по проникновению в NCA, как я понял, тоже был придумал на коленке и в кратчайшие сроки. – Это и был экстренный случай. Тогда сырая идея была создана за полтора часа полета. Я, наверное, напугал всех соседей и бортпроводников, когда занял место и на час сорок не моргая уткнулся в спинку переднего кресла, а под конец полета нервной рукой записывал все мысли, пришедшие в голову. В такси до дома я их упорядочил, исписав десяток листов, а, зайдя в прихожую, просто уселся одетым на пол и прописывал этапы плана в течение последующих 8 часов. – Это восхитительно. – не сдержал я потрясенного выдоха. На это он лишь скупо кивнул и уткнулся в стол глазами, как будто стесняясь своего гения. – Но ты, насколько я знаю, ни разу не был в вотчине Шеклболта. Как ты провернул все так незаметно и смог нигде не наследить? – Я был там один раз. Когда задержали мою подругу. Ты знаешь об этом случае. Панси несколько лет работала, не привлекая к себе внимания. Но однажды перешла дорогу одному из высокопоставленных служителей закона и ее обвинили в нескольких похищениях, часть из которых даже не происходила. – Мы все знаем, что это была явная подстава. Улики подбросили верные псы NCA. Этому не было доказательств, но все всё прекрасно поняли. Это был первый раз, когда мы с Джин хотели пробраться в хранилище улик и сделать хоть что-то для защиты своих товарищей от бесчинства агентства. – тогда мы впервые скооперировались с Чудачкой и Итальянцем, но даже совместных усилий не хватило для проникновения. – Нам не удалось. Прости. Я не знал, что Драко был знаком с Панси Паркинсон. Они, действительно, были близки, раз он наплевал на осторожность и пришел проведать ее во время допроса у Шеклболта. – Я знаю, что вы пытались. Бле…хмм…Итальянец рассказывал мне о вашей подготовке. Я кивнул и разговор прекратился. Просить прощения повторно не было никакого смысла. А говорить о том, что мне очень жаль, было еще глупее. – Пообещай мне кое-что. – произнес я спустя пару минут молчания, отчего тихий звук громогласно разнесся по пустому помещению. Он кивнул и придвинулся ближе к столу. – Если все-таки мою вину докажут или арестуют повторно, ты не будешь пытаться вытащить меня. Просто отойдешь в сторону, уедешь на континент, займешь себя разработкой нового увлекательного дела, но ни при каких обстоятельствах не станешь вмешиваться. – Даже если тебе будут грозить полвека обвинения? – Особенно в этом случае. Я внимательно смотрел на него и прекрасно видел, что он тормозил с ответом ради того, чтобы дать себе время и придумать обтекаемую форму обещания. Как будто бы и пообещал, но не все условия были проговорены, поэтому лазейки для его вмешательства остались. – Драко, я прошу тебя. – я протянул ладонь и обхватил его пальцы своими. Он громко втянул воздух и уставился на наши руки. – Мне важно, чтобы ты был на свободе. Слышишь? – Слышу. Но обещать не буду. Прости. – он крепко сжал мою ладонь и затем выпустил из захвата. – Почему? – Это моя жизнь, которой ты руководить не можешь. А вдруг я захочу занять соседнюю с тобой камеру? – он покачал головой. – Нет, Гарри. Это никак не возможно. – Тебя не посадят в соседнюю. У тебя слишком незапятнанная репутация, чтобы попасть в мое крыло для особо опасных преступников. – произнес я со снисходительными нотками в голосе. – А ты у нас особо опасный? – По крайней мере Кингсли клятвенно обещал отправить меня именно туда. – кивнул я в ответ на его смешок. – Тогда у меня есть ближайший год, чтобы переплюнуть тебя даже в этом. И я точно стану твоим соседом. – он довольно откинулся на спинку стула. – Просто представь: мы будем вести пафосные светские разговоры через стенку, хвастаться своими успешно завершенными делами, меряться количеством украденных трофеев… – И я не устану напоминать тебе о том, что по суммарной стоимости я тебя все-таки превосхожу. – я сложил пальцы домиком и самодовольно улыбнулся. – А по численности - тебе меня не догнать и в ближайшие несколько лет. – О боже…– я закатил глаза. – Ты считаешь все свои похищенные сервизы и наборы столовых приборов поштучно? – Конечно! Это, между прочим, императорские собрания. А среди них единственный сохранившийся до наших дней набор столовых приборов из 130 предметов, стоимостью больше пяти миллионов долларов. – он поднял палец вверх делая особый акцент на сумме. – Это похвально, но ты не можешь считать все ложки и ножи по отдельности. Набор считается одной штукой. – настаивал я. – Хрена с два. Если бы меня поймали, вкатили бы срок за каждую вилку. – Ох, брось. Ты же не серьезно? Он хмыкнул и покачал головой. – Не серьезно. – Хорошо. – Просто я… знаешь… я скажу тебе сейчас, потому что к этому располагает разговор. Это подходящий момент. – Малфой слегка нахмурился и неуверенно потер шею. – Я уже говорил тебе, что занялся всем этим только из-за тебя. И ты был моим проводником все это время. Я равнялся на Избранного, я повторял за ним, я хотел быть похожим на него. Ты всегда значил для меня очень многое. И до сих пор значишь. Он задумался на пару мгновений, но потом вскинул голову на меня, как будто вспомнил, что не договорил, и продолжил: – Я начал свою карьеру благодаря тебе и завершу ее тоже благодаря тебе. Я понимал, что это были важные слова. Я видел, как он нервничал, когда произносил их, какой серьезностью светились его глаза, но не мог уловить смысл. – К чему ты… – Меня все эти годы подхлестывало к действиям наше соперничество. Это был способ заставить тебя воспринимать Аристократа как равного Избранному. Для меня это было важно. Но если тебя не станет, мне нахер не сдались эти многомиллионые ценные вещи и экспонаты всемирно известных музеев. Я закончу свою карьеру и уйду. Он продолжал пристально смотреть мне в глаза, пытаясь что-то донести. Что-то, для признания чего нужна недюжинная смелость. Но я не мог уловить. Прости меня, Драко, я не могу понять, что именно ты хочешь мне сказать. – Это неправильно. Ты… – Ох, нет, нет. Даже не пытайся меня переубеждать. – он встал со своего места и отвернулся от меня. – Это давно заложенная константа. Как свет и тьма. Одного без другого не бывает, потому что баланс сохраняет равновесие мира. – он хмыкнул, вероятно, его повеселило собственное сравнение. – А когда я выйду? Ты вернешься? – В этом случае существует два варианта. Первый: если все еще буду в состоянии, то, конечно, вернусь. Второй: если меня все-таки посадят в соседнюю камеру, то ты должен будешь дождаться моего выхода. Иначе все это теряет смысл. – Я никого и никогда не буду ждать так терпеливо, как тебя. – Приятные слова. Меня неожиданно тряхнула рука Люпина, и я выплыл из воспоминаний. На сцене в этот момент Дамблдор отвечал на последний вопрос из зала и все в предвкушении ожидали ключевого момента вечера. Я бросил взгляд на Драко, который продолжал сидеть, лениво качая ногой. И в этот момент я впервые подумал о том, как странно устроена жизнь. Мы были знакомы с ним несколько долгих лет, во время которых, как сумасшедшие, соревновались между собой в профессиональности и креативности преступлений, а потом он просто спас меня из дома Фейвекса. И этого хватило, чтобы все еще незнакомые люди сблизились до такой степени, что спустя полгода я стал считать его одним из самых дорогих людей. Я не знал, как он выглядит, что он за человек. Никаких вводных данных, но уже чувствовал невероятное родство. Однако, еще один странный поворот в судьбе случился тогда, когда я почти влюбился в жениха собственного кузена. И сейчас, в эту самую минуту, когда я смотрю на него и до меня медленно доходит, что все это время Аристократ и Драко Малфой были одним человеком, я начинаю понимать, что словосочетание «почти влюбился» не идет ни в какое сравнение с тем, что творится в моей душе сейчас. Как будто только сейчас я по-настоящему понял, что все это время это был Драко. Именно он. Задевал меня своими подколами, хвастался тем, что опередил меня в похищении монеты Эдварда III, взорвал для меня полицейскую машину, носил подаренные мною часы, возвращал мне взгляды за общим столом, заигрывал через переписку, обокрал Национальное агентство по борьбе с преступностью, а сейчас помогал осуществить мое личное дело чести. Это все он. От такого «неожиданного» открытия меня как будто окатило ведром холодной воды. Мне хотелось вскочить с места, подбежать к нему, сказать, что, наконец-то, до меня дошло, что мозг соединил все части пазла, рисуя в голове полный образ Драко. Хотелось увидеть его улыбку и услышать: «Как много времени тебе понадобилось. Неужели почитаемый мозг Избранного стал барахлить? Тогда не мешай падающим надежды специалистам сбрасывать тебя с верхушки пьедестала». Я непроизвольно хотел рвануть к нему, ведь он был так близко, но капитан резво схватил меня за руку и усадил на место. – Куда ты собрался? – Я… – мне было сложно рассказать хоть кому-то о том, что произошло в моей голове за эти пару минут, потому что вряд ли хоть один человек во всей Вселенной сможет разделить эту радость. – Мы говорили о том, что ты не должен совершать опрометчивых поступков. Будь добр, досиди спокойно рядом со мной до конца официальной части. Осталось не так уж много. – он похлопал меня по плечу и повернулся к сцене. Я выдохнул и спрятал ладони меж коленей. Люпин прав. Я был почти свободен и глупо было отказываться от этого только ради сиюминутного порыва. У меня еще будет время, чтобы подойти к Драко и все рассказать. – Дамы и господа, я благодарю всех, кто сегодня пришел на наше мероприятие. – завершал пресс-конференцию Дамблдор. – Теперь, когда я ответил на все ваши вопросы, и вам уже не терпится посмотреть на саму причину сегодняшнего события, не вижу смысла затягивать. Он встал со своего места, на котором провел последние сорок минут и подошел к занавешенной витрине. Рядом тут же материализовались двое сотрудников его службы охраны из семи, которые ни на минуту не отходили от бриллианта. Вооруженные до зубов и бросающие на всех подозрительные взгляды, они стояли вдоль задней стены на расстоянии пары метров от витрины и реагировали на все громкие звуки и резкие движения. Как же хорошо, что мы не рискнули проворачивать похищение внаглую на глазах у службы безопасности, а также полицейских и агентов NCA. В зале стало максимально тихо – собравшиеся затаили дыхание в предвкушении появления скрытого до этого момента камня, а я спокойно взирал на это представление со своего места. Когда с витрины была сорвана непроницаемая ткань, зал наполнился восторженными шепотками, громкими звуками затворов камер и скрежетом ножек стульев по полу – все хотели быть ближе к камню и рассмотреть его в деталях. На своих местах остались лишь те, кто сидел на передних двух рядах (потому что им и так было прекрасно видно бриллиант), а также незаинтересованный действием Драко, Люпин, собравшийся в момент всеобщего кипиша, и обративший пристальное внимание на мое поведение, и, собственно, я, который вместо многомиллионного бриллианта не сводил глаз с Малфоя. Дамблдор разрешил возбужденной публике подойти поближе. И все рванули вперед, неаккуратной кучей. Охрана камня сделала пару шагов вперед, давая понять о разрешенной дистанции приближения к витрине. Пока они были заняты разглядыванием «Lesedi La Rona», Драко обернулся ко мне и вопрошающе поднял бровь. Я лишь еле заметно кивнул. Это был идеальный вариант - вокруг стеклянного защитного кофра толпились десятки журналистов, камеры наперебой снимали все грани бриллианта. Никто и подумать не мог, что именно в этот момент произойдет волшебство. И оно началось с темноты. В одно мгновение во всем здании отеля погас свет. Я прикрыл глаза и наслаждался взволнованными шумами собравшихся людей, громким топотом окруживших витрину агентов, действовавших по чрезвычайному протоколу, яростными приказами Шеклболта, который перекрывал все выходы из зала. Электричества не было каких-то 13 с половиной секунд, но у правоохранителей уже горели жопы. Когда свет включился, Шеклболт растолкал всех своих людей, по правилам безопасности перекрывших витрину со всех сторон, и вплотную приблизился к стеклу, проверяя сохранность камня - он был на месте и все также призывно переливался по всем граням. Кингсли лично проверил все защитные ленты по бокам витрины, внимательно выслушал доклад о том, что ни один человек во время ЧП не подходил к сцене ближе, чем на пять метров и, наконец, успокоился. Он вытер нервный пот с лица и нашел меня взглядом. Я насмешливо кивнул ему, поднимая руки вверх. Этот жест его не впечатлил, и начальник NCA настойчиво зашагал ко мне. – Поттер. – угрожающе начал он. – Это твоих рук дело, сученыш? – Что вы, мистер Шеклболт. Я сидел на своем месте и не ставал на протяжении всего вечера. Это могут доказать капитан Люпин и десяток ваших людей, стоящих прямо за моей спиной. Но если и им вы не поверите, то собственные глаза уж точно не соврут. – я повернулся полубоком и ткнул пальцем в висящую позади меня камеру. – Даже если это твоя попытка мне помешать, то она провалилась. – он наклонился ко мне и прорычал. – Камень все еще в витрине. В целости и сохранности. А через десять минут его погрузят обратно в непроницаемый контейнер и увезут в защищенное хранилище в сопровождении десятков вооруженных людей. Твой план, каким бы он хитровыдуманным не был, не удался. Я переиграл тебя. – Я не понял ничего из того, что вы говорите, мистер Шеклболт. Какой план? Какая попытка помешать? Упаси господь связываться с вашими головорезами. Я что, псих? – с честными глазами ответил я. – Переигрывайте меня сколько хотите. Кингсли, продолжал пристально пялиться на меня, но потом выпрямился и, хмыкнув, несильно похлопал по щеке. – Хороший мальчик, Поттер. – произнес он и ушел, оставив меня наедине с Люпином. – Какой он отвратительный. – брезгливо произнес капитан, провожая взглядом грузную фигуру. – Осторожнее со словами, кэп. Вы рискуете не продвинуться по карьерной лестнице. – я пихнул его в бок и улыбнулся. – Его поведение ужасно. Никто не может позволить себе так себя вести. – Он человек силы и прекрасно знает, что является практически безнаказанным. – мы оба смотрели на то, как Кингсли грозно взирает на своих людей, выпроваживающих журналистов из зала. – Он подставляет людей направо и налево, подбрасывая улики и сажая за то, чего они не совершали. Хорошего в нем мало, но он просто винтик системы. – Если у тебя есть доказательства его вины в тех делах, о которых только что мне рассказал, то почему не обратишься с ними суд? – Просто я думаю, что круговая порука уже давно вышла за пределы правоохранительных органов. Заниматься этим делом себе дороже. Я и так чуть не загремел за то, чего не совершал. Больше не хочу. В этот момент в зал внесли большой металлический короб для транспортировки бриллианта обратно в хранилище и всех попросили выйти из помещения. Ну вот и закончился этот суматошный день. И я был нескончаемо счастлив.