Портной

- Это индульгенция, - максимально торжественно сообщает утром Поручик прихрамывающему Мише, выходящему из ванной. - Интервенция, - шепотом подсказывает Балу. - Это интервенция, - ничуть не смущаясь исправляется Пор. Миша садится на кровать и призывно вытягивает ногу. Балу молча откуда-то извлекает бинты и устраивается рядом. - Я вот сейчас нихуя не понял, - простодушно сообщает Миха, морщась от боли, - Шур, да осторожнее ты! - Медицинских не заканчивали, знаете ли, вашими молитвами, уважаемый, сразу ушли в панк-рок, - ворчит Балу, неловко возясь с ногой. - Интервенция, Мих, - словно сломанная заезженная пластинка повторяет Поручик, - взгляд, так скажем, со стороны, подсчет боевых потерь, новостные сводки половины месяца. Миша с усмешкой оглядывает расположившуюся в комнате компанию и усмехается. - Ну, давай свой подсчет. - К сегодняшнему дню, - деловито начинает Саня, - мы имеем следующие достижения: одно сотрясение (вероятно), одну вывихнутую и косо вправленную лодыжку (скорее всего), одну агрессивно настроенную вдову (не совсем вдову), одного ожившего (спорно) мертвеца и одного обладателя грин-карты, толком не объясняющего, что такое «интервенция». - Себя забыл описать, - усмехается Миха, вытягиваясь на кровати. Удивительно присмиревший Андрей привычно устраивается сбоку, обхватив руками поперек груди. Миша притягивает его за плечи и воинственно смотрит на собравшихся, мол, только попробуйте прокомментировать. Зеленоватый Реник слегка кривится, но молчит. - Позвольте представиться: директор этого ебаного шапито, - Поручик снимает воображаемую шляпу и отвешивает поклоны собравшимся. - С директором я бы поспорил, - рассеянно отвечает Миха, успокаивающе поглаживая Андрея по спине. - А я бы с другим поспорил, Гаврила, - разом пресекает шутливый тон беседы Балу, - не уверен, что тебе сильно интересно наше мнение, но, раз уж мы здесь, то позволь его всё же выразить: ты заебал. - Информативно, Шур. А главное – аргументированно. Лицо Балу из показательно рассерженного меняется на какое-то растерянно-безысходное. Словно в поисках поддержки он огладывается на Пора с Реником, и, поймав глазами их решительные кивки, аккуратно устраивается на кровати. Старательно не задевая Андрея, конечно же. - Миш, - начинает он голосом бесконечно терпеливого психолога из телепередач, - я сейчас постараюсь повежливее, но не обещаю. - Валяй, - со всем благодушием соглашается Горшок. Бок греет тёплый и живой Андрей. Под обезболивающими нога почти не болит, если ей не двигать. Час назад звонила Настя и рассказывала, что получила долгожданную четверку за эти ебаные уравнения. Шурка больше делает вид, чем реально злится. - Миш, никто из нас не возьмется осуждать твои…ммм…жизненные приоритеты ни в одном контексте, - закусывает удила Балу, - и учить тебя их расставлять я в планах тоже не имею. - Мы, - подает голос Реник с кресла. - Мы не имеем, - соглашается Шура, - но, если ты хочешь в дальнейшем хочешь рассчитывать на нашу помощь, то кое-что подкорректировать придётся. На самом деле, даже если не хочешь. Балу останавливается и пристально смотрит на Миху, словно ожидая какой-то отрицающей реплики. Миша задумчиво пересчитывает новые царапины на руках Андрея: наверняка об куст какой-то ободрался пока носился по лесу, непутёвый. - Миш, ты слушаешь вообще? - Валяй, - благодушно откликается Горшок. - Вот об этом я и говорю, - закатывает глаза Шурка, - «валяй», блять. Ладно, давай начнем издалека. Мих, я не знаю, в курсе ли ты, но в мире существует немного больше людей, чем Андрей Князев, всеми нами, отметим, глубоко уважаемый и даже любимый. Царапин оказывается девять и все неглубокие. Значит, скоро заживут. Это хорошо. - И мы, знаешь ли, тоже совершенно нагло смеем за него переживать. И за тебя, Мих, тоже, прости уж покорно. И мне… -Нам, - отзывается Реник. - Нам кажется, что эти чувства слегка не взаимны, Мих. - В каком это смысле? – морщится Горшок. - В самом прямом, Миш. Мы не приложение к твоему гореванию, переживанию и воскрешению, не доставка еды, не клининг, не медсестры на пол ставки… - Медбратья, - потирает перебинтованную голову Реник. - Господи боже, ладно, не медбратья на пол ставки. Мы твои друзья, Мих. И мы чувствуем некоторый дискомфорт от того, что ты творишь хуйню. - Шур, можно попроще как-то? Балу резко встаёт и широкими шагами начинает решительно мерять небольшую комнату. Пор и Лось синхронно поворачивают голову, следуя глазами за его движениями. Спина Андрея чуть подрагивает. - Попроще Шура уже сказал, - внезапно огрызается Поручик, - ты, Миша, заебал. Тебе как раньше было насрать на всех окружающих, кроме себя и Князева, так и сейчас. То вы срётесь, а мы расхлебываем последствия, то вы главные, а мы грязь под ногтями, то один уходит, а мы, как в детском саду, должны принять только одну сторону… - Я сам хотел, - в типично школьном жесте поднимает руку Ренегат. - …а теперь тебе совершенно похуй, что Лось мог откинуться, ты сам - сдохнуть под сосенкой, а Шура бы получил звание рекордсмена по похоронам собственных друзей за один месяц. Бог любит троицу, да, Горшок?! На последней фразе голос Поручика начинает дрожать и он отворачивается к окну. Балу замирает. - Мы пытаемся донести, Мих, - говорит Шурка, снова присаживаясь на уголок кровати, - что смерть Андрея – это не только твоя личная боль, прости за прямоту. И всё, что с ним происходит – тоже. Князь был другом каждому из нас. Да и торчим мы тут не по причине того, что обожаем ваше семейное гнездо. Так что было бы очень славно, если бы ты это учитывал и не давал по съебам в лес, когда тебе захочется поиграть в спасателя. - Ну так и не торчите. Балу дергается, как от пощечины. - Пошёл бы ты на хуй, Миша. Горшок ожидает, что Шура опять встанет и выйдет из комнаты, поставив точку громким хлопком двери, но Балу остаётся сидеть, устало потирая переносицу. - Удобно разбрасываться теми, кто всё равно не уйдет, да, Мих? – снова берёт слово Поручик, - ты ведь, сука, знаешь, что мы ни тебя, ни Андрея тут не оставим, на жизнь свою хрен положим, на карьеру, а вас здесь не бросим. Удобно тебе, блять?! Реник морщится от громкого звука. Андрей сжимается вокруг Миши осьминожьим кольцом. - Не ори. Понял я, - сообщает куда-то в князевский висок Миша, - извините, короче. - Короче, блять. Короче! – кривится санино лицо. – В жопу себе засунь своё короче. Реник, пойдем. У тебя режим. Обычно спокойный голос не шибко красноречивого Пора звучит поминальным колоколом. Он кидает злой взгляд в сторону Миши и кивает Ренегату в сторону лестницы, решительно удаляясь. Лось послушно встаёт и, пошатываясь, спускается следом. Андрей закашливается. Балу растерянно разводит руками. - Как я уже сказал, Миш, о твоих приоритетах не нам судить, и с Андреем мы тут значимостью меряться не собираемся, но… - Шур, ну хоть ты хуйню-то не неси. Ты мой друг. И Пор тоже. Причем тут Андрей? - Если ты правда не понимаешь, Гаврила, то я уже и не объясню - практически дословно цитирует самого себя Шурка, и Миша снова оказывается в неосвещенной князевской прихожей, поспешно натягивающий ботинки и желающий оказаться как можно дальше от растаптывающего агатиного взгляда. Балу выходит из комнаты, аккуратно прикрывая дверь. Андрей, словно дожидаясь исчезновения свидетелей, забирается на Мишу целиком, придавливая его собственным весом, как приятным тяжелым одеялом. - Не слушай их, Дюх, - доверительно сообщает Миша, - они не со зла. Пор так вообще долго злиться не умеет, ну, побесится чутка, а потом забудет. Не бери в голову. Князь протяжно выдыхает ему в шею и притирается носом. Миша замирает, прислушиваясь к шагам на первом этаже. Андрей приподнимается на руках и внимательно смотрит куда-то в район подбородка. Миха краем сознания отмечает, что князевские глаза сегодня выглядят совершенно необычно: какие-то непривычно тёмные, глубокие, осознанные и колюче-холодные. Не дав ему полноценно осознать эту мысль, Андрей опускается обратно, снова, как в лесу, прихватывая кожу на шее зубами, но на этот раз не больно, а скорее изучающе. Миша испуганно дергается и сразу застывает, чувствуя сильную хватку чужой руки на плече. Андрей, словно в замедленной съемке, мелкими укусами опускается по шее вниз. - Ты чего это? – в легкой панике шепчет Миха, пытаясь отодвинуться вбок, - Дюх, не надо. Чужие пальцы сжимаются на плече сильнее. Свободной рукой Андрей тянет вниз ворот старой домашней футболки и проводит языком по ключице. - Дюш, хватит, ну чего ты…- умоляюще повторяет Миха, упираясь руками в князевские плечи. Андрей снова вскидывает голову и пристально смотрит. Лицо у него какое-то победно-злобное, словно у подростка, впервые самостоятельного попросившего открыть вторую кассу после часа стояния в очереди. Миша издает слабый смешок от забавного сравнения и тут же болезненно выдыхает, когда одна из прохладных чужих рук оказывается под футболкой на рёбрах. За окном слышится гул заглушаемого двигателя. Воспользовавшись заминкой, Миха резко скидывает с себя Андрея и почти кувырком слетает с кровати, ойкая от разливающейся в лодыжке боли. Князь провожает его холодным разочарованным взглядом. Миша, подволакивая ногу, подходит к окну. Из машины выходит темноволосая женская фигура, захлопывает дверь и решительным шагом направляется к дому. - Пиздец, - повторно одалживает поручикову мантру Миха, сам не понимая, какую именно из ситуаций сейчас описывает.

***

Агата реагирует настолько стойко, насколько это возможно в ситуации встречи в живым мертвецом: сначала пятится обратно к лестнице, оседает в заботливых руках Балу, а потом долго и отчаянно ревёт, вцепившись в Андрея. Последний сидит с максимально отстранённым видом, не сводя внимательного взгляда с Миши. Миха инстинктивно поправляет футболку. - Как, - бормочет Агата куда-то в плечи мужа, - это розыгрыш какой-то? Андрей, что они с тобой сделали? - Вполне логичная реакция, - хмыкает Шура, - я бы тоже так подумал. - Что. Вы. С ним. Сделали? – чеканит Агата, разворачиваясь к стоящей у лестницы четверки. – Он под чем-то? Чем вы его накачали, уебки? - Живой водой, - охотно откликается Реник. Глаза Агаты сужаются. - Психи ненормальные. Уроды. Вы просто охуеете, когда я придам этому огласку. - Агат, давай логически, - примирительно тянет Балу, - если бы это сделали мы, то стоило бы являться к тебе с поклоном и звать сюда? - Логически?! – шипит Агата. – Кто из вас это придумал?! Ты, сука?! Ты?! Она тыкает подрагивающим пальцем в Горшка. Миха неуклюже пятится и утыкается спиной в стену. - Чуть что, так сразу Косой, - нервно хихикает Балу, присаживаясь на излюбленный за это утро край кровати. – Агат, да успокойся ты. Я тоже сначала охренел. - От тебя я этого вообще не ожидала, - тоном школьной учительницы, поймавшей второклашку на списывании, выплевывает Агата, - Андрей, поедем домой. Сейчас же. Кто знает, на что эти нарколыги еще способны. Миша морщится. Андрей не двигается с места, рассеянно ковыряя пальцем подушку. - Да помогите вы, блять. Что стоите столбами. - Так мы ж похитители и нарколыги, - миролюбиво изрекает Поручик, - нам не положено. - Агат, ты подожди, - на лице Шурки маска бесконечного терпения, - во-первых, к Андрею теперь идёт брелок в виде целого человека. В обязательном порядке. Брови Агаты стремительно ползут вверх. - Вы мне условия ставить будете?! Вы?! - Ну и во-вторых, - заканчивает Балу, - тебе бы всё-таки послушать историю целиком. Но это уже лучше не мне рассказывать. Агата складывает руки на груди и смотрит с вызовом. Мише кажется, что, если он рискнёт сделать хотя бы шаг в сторону кровати, то в список итогов Поручика придётся добавить ещё и снятый с него скальп. Конечно, Агатка послушает, Агатка – не идиотка. Побесится ещё немного, может быть, попробует задушить кого-то отобранной у Князя подушкой, но потом всё равно послушает. И, разумеется, увезёт Андрея домой на вполне обоснованных правах законной жены. Всё верно и очень логично, но почему-то ощущается пиздец погано. - Я – курить, - вкладывая в голос всё равнодушие, на которое он сейчас способен, констатирует Горшок и, не дожидаясь ответа, со всей возможной поспешностью ретируется на лестницу. Вслед летит просящее Ми-ша. Миха зажмуривается и захлопывает дверь. Ворот футболки мерзко давит.

***

Задумавшись, Миша успевает скурить сигарет пять подряд, прежде чем остановиться. Руки дрожат. Сверху слышны приглушенные голоса. Миха знает, что это конец. Если уж быть совсем откровенным, ни на месте Балу, ни на месте Агаты он бы в эту историю не поверил: и правда бы решил, что это какая-то криминальная сводка с кражей человека и подставной смертью. Интересно, выглядит ли он настолько отчаянно и обреченно, чтобы в чужих глазах быть тем, кто готов выкрасть Князя и запереть в четырех стенах, методично накачивая наркотой, лишь бы тот был с ним? Отвечать на самозаданый вопрос Михе не хочется. Однако, Шурка поверил сразу и безоговорочно, не подвергая мишин рассказ сомнениям. До этого момента в голову даже не приходило как-то сей факт проанализировать, - ну, поверил и поверил. Это же Шурка. Когда они друг другу врали? Возможно, пару раз недоговаривали. А вот Пор с Ренегатом, кажется, не поверили абсолютно. Поэтому Лось послушно возил его к не-совсем-гадалке Лизке, а потом они втроем ползали по берегу залива, набирая живую и мертвую воду, и морозили задницы в морге. Саня, вон, даже тачку свою чертову продал. - Не верю, - отзывается эхом в мишиной голове, - но ты-то веришь. Миха верил. Андрею. В Андрея. Последние лет эдак дохуя. С лестницы раздаются тяжелые шаги. Агата спускается первой, на секунду замирая около Горшка и явно собираясь что-то сказать, но в итоге лишь проходит мимо, и останавливается только у входной двери. Всё ещё зеленоватый Реник уныло плетется следом. Последними спускаются Пор и Балу, осторожно идя боком и поддерживая еле волочащего ноги Андрея. Агата придерживает дверь. Миша раскуривает шестую сигарету. - Я быстро, - непонятно кого информирует Лось, - сейчас вещи возьму только. Агата придерживает дверь. Миша не смотрит на удаляющуюся князевскую спину. Не ты. Прав был Шурка. Так нельзя. Андрей – не его собственность. Рано или поздно (но лучше поздно) он бы всё равно уехал, неважно, самостоятельно или с чьей-то помощью. - Мих, проводить бы надо. Невежливо, - тихо сообщает вернувшийся от машины Балу. Всегда-правого-Балунова хочется послать к черту, но Миша почему-то послушно встаёт и выходит на улицу. - Я с ними на денёк скатаюсь, - извиняющимся тоном говорит Шура, - Мих, ты не обижайся, но Ренегат сейчас, как картошка варёная, а за Андреем после вчерашнего…надо бы какое-то время последить. Агата не против, она понимает. - Я бы и сам мог. Просто не смог. - Мог бы, - соглашается Балу, - но ты же понимаешь, Агатка пока…Лучше не стоит, короче. Пара дней пройдет и вместе ещё раз съездим. Ебучие пара дней вопреки всем календарным измерениям кажутся раз в миллион длиннее двух лет. - Мих, я позвоню, как доедем, - извиняюще продолжает Шура, - и потом ещё позвоню. И вообще буду держать в курсе, лады? Мих, ну ты ж понимаешь, Мих. Горшок морщится от непривычных интонаций в привычном голосе. Нахрен ему сдались эти компромиссы. Он свою часть выполнил: Андрей живее всех живых, возвращен к семейному ложу, а он, Миха, дальше как-нибудь сам уж. Реник выходит из дома с полупустой сумкой и, ничего не говоря, садится к Князю на заднее сиденье. Сквозь темное стекло Миша видит, как Андрей сразу же крепким жестом обхватывает Лося за запястье. Балу протягивает руку для рукопожатия и, в последний момент передумывая, обнимает Мишу за плечи. - На связи, Мих, - повторяет он и направляется к машине. Агата заводит мотор. Двор и мишина голова пустеют одновременно. Оставленная Реником машина сиротливо стоит покрытым пылью могильным памятником. - Вот, кажется, и всё, - растерянно заключает Поручик, неуклюже топчась около Горшка и явно не зная, куда себя деть. Миша переводит на него взгляд. - Вот и всё, Сань. - Нам бы тоже, собираться, наверное, - как-то заторможено откликается Пор, - Ренегат разрешил его машину взять, так что подвезу. - Нам бы тоже, - соглашается Миша, не двигаясь с места. Вот и всё. Пор, как чуть больше двух недель назад, касается его ладони, мягко переплетает пальцы и притягивает ближе. Миша, больше не сдерживаясь, давится жалобным всхлипом и утыкается в поручиково плечо, почти сгибаясь пополам. Саня молчит. Вот и всё.