Дурная кровь

      Начал Джемин свои попытки захвата пространства с завтрака, и выглядело это ребячеством чистой воды. Он притащил огромный золоченый чайник и целую гору пирожных, и Ренджун, с неудовольствием оглядев это безобразие, покачал головой.       — Не слишком ли много сладостей для утра?       — Не знал, что придется вам по душе, — зубасто улыбнулся Джемин, показательно игнорируя закатившего глаза гвардейца.       — Мне по душе отсутствие бессмысленного расточительства, — проворчал Ренджун.       Когда в последний раз он видел столько вкусного?.. Кажется, на день рождения, что отец устроил в первый год его жизни во дворце. Тогда Ренджун, стащив со стола целую тарелку пирожных, съел их вместе с Джехёном — тот на празднике не присутствовал из-за запрета матери, но подарок всё равно принес. Они забрались в историческую секцию библиотеки, чтобы наесться до рези в желудке. Тогда Ренджуну было всего четырнадцать, и оставалось два года до того злополучного дня, когда придворный живописец придёт, чтобы написать парадный портрет королевского семейства.       Взять сладости у маркиза На означало перестать красть деньги из кошелька лучшего друга, и Ренджун, поколебавшись пару мгновений, нерешительно ухватил украшенную ягодами песочную корзиночку. Улыбка, вспыхнувшая на лице Джемина, была ослепительно яркой:       — Вам нравятся ягоды, господин, — он двинул поближе тарелку, склонил голову в сторону. — Я запомню.       Джено, стоящий поодаль с небольшим чайником и поблескивающей растопленным сахаром булочкой, неловко сдавил пальцы на блюдце, и сладкий крем внутри пирожного показался Ренджуну отвратительно безвкусным. Он ненавидел это выражение лица — последний раз он видел его, когда уезжал из дворца, и Джехён, наплевав на свой высокий статус и возможное недовольство матери, подбежал к едва успевшей тронуться карете, дрожащей рукой сунул ему фамильный перстень.       «Я приеду», — сказал он тогда. — «Я заберу тебя оттуда, Джуни. Никогда не забывай меня, ладно?»       Как бы отчаянно ни пытался, Ренджун никогда не смог бы этого сделать. Имя Джехёна, его лицо с чёрными глазами, чувственным ртом и мягкой линией щек преследовало его всюду, куда ни взглянешь. Тот перстень Ренджун спрятал в карман, и холодный металл обжёг кожу через тонкую подкладку.       Бессильный гнев и боль. Вот, что было во взгляде Джено.       К вечеру всё стало только хуже, ведь когда гвардеец пришёл с привычной бутылочкой с маслом для массажа, Ренджун, окаменевший от нервного напряжения, успевший искусать ногти в кровь, пробормотал:       — Думаю… думаю с сегодняшнего дня этим будет заниматься Джемин.       Это было к лучшему. У Джено появилось бы время на себя, да и новый «слуга», так рвущийся исполнять свои обязанности, получил бы право заниматься желаемым, не прибегая к низким угрозам и конфликтам. Маркиз На Джемин мог доставить существенных неприятностей в случае открытого отторжения его помощи, и Ренджун просто хотел защитить друга как мог. Этот шпион мог сколько угодно играть с ним, но не имел права даже пальцем тронуть Джено.       Очевидно, с радостью подобное гвардеец не воспринял; постояв пару мучительно долгих мгновений так, будто не мог поверить своим ушам, он медленно развернулся и вышел, и Ренджун лишь усилием воли заставил себя остаться на месте. Джемин с любопытством таращился из дверного проема, и устраивать сцену с объяснениями в его присутствии было словно расписаться в собственной беспомощности и неспособности контролировать единственного слугу. О чем мог подумать привыкший к специфическим слухам и сплетням маркиз, догадаться было не сложно.       У Ренджуна была дурная, грязная кровь. Не удивительно, что он был настолько неразборчив в любовных связях, что позволял мужчине греть свою постель.       — Вы кажетесь расстроенным, мой господин, — Джемин проскользнул в комнату, стягивая по пути камзол, устроился перед кроватью на полу. — Надеюсь, массаж сможет поднять вам настроение. Я принёс лучшее южное масло.       Окольцевав лодыжку, он устроил ступню на колене, и Ренджуна пробрало острыми, колючими мурашками не смотря на то, что чужая кожа была тёплой. Чёрная шелковая рубашка туго натянулась на предплечьях, когда Джемин принялся осторожно массировать, разминая пальцы.       — Так хорошо? — спросил он.       Губы были словно склеены, и внутри занималось беспокойное тепло. Так странно было позволять трогать себя кому-то, кроме Джено — хотя касание этих больших, теплых ладоней не было неприятно. Маркиз был аккуратен с ним, неуместно нежен, будто не столько массировал, сколько ласкал, и колючий бег мурашек, захвативших кожу, вскоре сменился расслабленным жаром. От него вело голову и сладко тянуло в низу живота, и Ренджун не сразу заметил, что чужие пальцы поднимаются всё выше.       Пододвинувшись ближе, Джемин позволил ступне скользить, упереться в пояс его брюк. Он бросил вверх осторожный взгляд, едва заметно, жарко улыбнулся — подушечки пальцев тронули нежную кожу под коленом, забравшись под длинный подол рубашки.       — Что вам нравится, господин? — он склонился, поднимая мешающую ткань, и горячее дыхание опалило кожу бедра. — Я могу дать вам всё, что только пожелаете. Вам следует просто позволить мне.       Приоткрытые губы прижались к чувствительной коже, и поцелуем Ренджуна обожгло, он вырвался из странного оцепенения, дернулся в сторону. Сердце грохотало так, что уши закладывало, он отполз на постели, задыхаясь. Тонкие простыни путались в ногах, затрудняя движения, и Ренджун ощутил себя связанным, угодившим в распахнутый зев ловушки.       Ему прислали не просто слугу.       Ему прислали любовника.       Вот, почему маркиз был настолько красивым. Они подсунули ему молодого мужчину, надеясь, что Ренджун раздвинет ноги и позволит крутить собой так, как вздумается. Расскажет то, что хранит глубоко в сердце, поделится терзаемыми его беспокойством и надеждой — и знания эти можно будет использовать против него как оружие.       — Убирайся отсюда, — уронил Ренджун, прорвавшись сквозь спазм в горле.       Джемин, замеревший на полу, нелепо взмахнул руками, уголки его рта опустились вниз и тревожная складка прорезалась между бровей. Он потянулся, пытаясь дотронуться, и Ренджун прерывисто всхлипнул, сжимаясь в комок.       — Я… я сейчас закричу.       Это была не угроза, нет: единственным, кто пришел бы на зов, был Джено, а ставить его в сложное положение было последним, чего Ренджун хотел. Но он не думал, что смог бы сдержаться, когда знал — теперь, — какие намерения у этого мужчины. Почему он был здесь? Потому что поверил всем тем грязным сплетням, кружащимся вокруг его имени, словно стая навозных мух?       — Простите, — пробормотал маркиз, склонив голову. Плечи его опустились, и подбородок дрожал. — Я… мне очень жаль. Я не хотел оскорбить вас, господин.       Ренджун собирался сказать ему грубость. Бросить, словно перчатку в лицо — «Нет, ты хотел сделать именно это. Ты думаешь, что со мной можно обращаться так».       — Я хочу спать, — сердце билось всё так же отчаянно, Ренджун натянул на себя одеяло и зажмурился. — Пожалуйста, уходите.       Он прикусил щеку так сильно, что вся левая сторона лица наливалась онемением.       Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!..       — Вы… будете в порядке? — маркиз всё ещё стоял там, в полумраке комнаты, у кровати, и Ренджун лихорадочно кивнул.       Он свернулся клубком и судорожно вздохнул, вслушиваясь в тихие шаги и хлопок двери. Обхватив подушку двумя руками, Ренджун уткнулся в неё, силясь не заплакать. Это было слишком. Теперь они не только говорили о нём гадости, но и пытались подложить под своего человека? Если бы он только мог сбежать отсюда!.. Ренджун не мечтал о многом: дом где-то у леса, где никто не знает его, спокойная жизнь. Джено мог бы поехать с ним, если бы захотел. Они сидели бы долгими вечерами у камина, читали друг другу вслух книги, ухаживали за маленьким садом с фруктовыми деревьями. Завели пушистую кошку, как та, что была у мамы.       Слезы резали глаза, кололись, и Ренджун шумно выдохнул. Нет. Эти мечты были ничуть не лучше, чем те чудесные миражи, посещающие его во снах.       Стоило ему попытаться сбежать, его искало бы сразу два королевства. Север, упустивший пленника и гарант перемирия, и Юг, лишившийся младшего принца. Джехен утопил бы весь континент в крови, перевернул каждый камень, чтобы вернуть его. Даже в пустынных Серединных землях он не смог бы найти приюта.       Крупно вздрогнув, когда на плечо опустилась ладонь, Ренджун высунул голову из-под одеяла, и в полумраке зажженной свечи различил силуэт в гвардейской форме.       — Что случилось? Хочешь, я вызову его на дуэль? — кровать прогнулась под весом, Джено вытащил тонкий шелковый платок из нагрудного кармана, чтобы стереть холодную испарину, выступившую на чужом лбу.       Даже если сейчас ему больше всего на свете хотелось заплакать, Ренджун рассмеялся. Касание Джено, его чуткая нежность заставляли нечто слабое сжиматься внутри.       — Ничего, всё в порядке. Не говори глупостей: ранишь его, и тебя отправят в тюрьму, — фыркнул Ренджун. — А если убьёшь, то вообще на виселицу. Разве это не эгоистично, оставить меня в одиночестве?       Едва слышно хмыкнув, друг погладил вдоль спины, разгоняя неприятную дрожь так и не начавшейся истерики:       — Ты прав. Рядом с тобой я превращаюсь в настоящего эгоиста.       Джено всегда знал, как поднять ему настроение. Он шутил так легко и непринужденно, так искренне, что Ренджун никогда не мог найти в себе сил отказаться от этого тёплого чувства, занимающегося в груди. Поймав чужую ладонь, он переплел пальцы:       — На самом деле, эгоист здесь только я. Ты делаешь для меня так много, ты мой единственный друг и самый близкий человек, и я не могу перестать думать о том, что краду у тебя жизнь, — пробормотал Ренджун. — Я знаю, что тебе приходят приглашения на балы, но ты не был ни на одном. Ты не обязан всегда оставаться рядом, жертвовать собой из чувства долга.       Взгляд Джено смягчился, он сжал пальцы крепче. Ладонь его едва заметно дрожала.       — Значит, вот, что так беспокоило тебя, — он укоряюще покачал головой. — Быть рядом с тобой — самый драгоценный подарок, и я никогда не желал бы себе другой судьбы. Джуни, пожалуйста, не отталкивай меня.       В его глазах было так много, что чувства сдавили горло железной удавкой. Джено был настоящим другом. Ренджун не заслуживал его присутствия рядом, в своей жизни.       Особенно после того, что сделал с ним.       Осенью северное солнце светило скупо, урывками, но к полудню воздух прогревался достаточно, чтобы ветер больше не казался пронизывающим, и Ренджун с удовольствием проводил время у открытого окна или в саду, на скамейке. Он всё ещё не бросил привычку хвататься за вышивание, когда нуждался в том, чтобы отвлечься от навязчивых, тревожных мыслей, и потому сегодня, собрав в корзинку клубки золочёных нитей и тонкий шёлк основы, устроился за рукоделием. Вначале он думал остаться у себя, но солнце так чудесно играло бликами на цветах, качающих головками на клумбах, и на открытом воздухе дышалось свободнее, так что он вышел в парк, устроился в дальней его части. Сюда редко кто-то забредал, и можно было не бояться оказаться обнаруженным, да ещё и за таким не подобающим принцу занятием. Не то, чтобы Ренджун мог испортить свою репутацию ещё больше, просто добавлять поводов для сплетен не хотелось.       Кстати, о сплетнях.       Всю свою сознательную жизнь он был окружён разговорами, и даже почти научился не обращать на них внимания. Почему же было так по-новому обидно, когда он думал о том, что говорит о нём На Джемин?.. Ренджун озадаченно нахмурился, зашипел: иголка, пропоров тонкую ткань, впилась в кожу, сорвала крохотную алую бусину. Сунув палец в рот, Ренджун слизнул кровь. Разве могло в ней быть нечто настолько особенное, чтобы вызвать тогда, много лет назад, эту мучительную, жуткую бурю?..       Кровь у него была такая же, как у всех. Соленая и горькая, красно-горячая.       Ренджун был просто собой. Выросшим, рано повзрослевшим мальчишкой, на плечи которого опустилась тяжёлая ноша, от года к году не становящаяся легче ни на грамм. И хотя в этом не было смысла, нет-нет, да и задумывался долгими, бессонными ночами: почему именно он продирается сквозь эту жизнь с такими чудовищными усилиями, и стоит ли это того.       Маркиз На Джемин ходил вокруг побитой собакой, глядел исподлобья и вздыхал. Он облизнул искусанные губы и опустил глаза вниз, когда Ренджун не сумел подавить дрожи, стоило ему оказаться рядом за завтраком, и больше попыток приблизиться не сделал. Хотя его пристальное, будто осторожно ощупывающее внимание Ренджун продолжал ощущать всем собой. Джемин не понимал, что с ним произошло вчера, явно оценив странность реакции — никто не впадал в ужас и ступор от оскорбления, — и в результате отнёсся так, будто надавил нечаянно на старую, болезненную рану. Не то, чтобы это было далеко от истины, просто Ренджун ненавидел выглядеть слабым, особенно перед чужими для него людьми. Опасными и враждебными, способными воткнуть нож по самую рукоятку в беззащитную спину, стоит отвернуться.       Интересно, король Севера уже знал об этом эпизоде? И если знал, то что собирался сделать?       Нет, думать об этом было бессмысленно. Ренджун не мог противопоставить ему ничего — бесполезная, хрупкая фигурка на шахматной доске, защищаемая единственным стражником.       — Вот ты где, — из-за ровно подстриженного кустарника показалась широкоплечая фигура гвардейца.       Одетый в тренировочную форму, с мечом и флягой воды в руке, Джено явно не должен был оказаться здесь. Обычно это время он проводил на полигоне, где упражнялся в фехтовании или верховой езде, и Ренджун непонимающе вскинул брови.       — Я раньше закончил занятия, — ответил Джено на невысказанный вопрос.       Вместо того, чтобы сесть рядом, он опустился на колени, тронул зажатый в чужой руке клочок драгоценного шёлка.       — Джуни, что случилось вчера? Мне нужно беспокоиться?       Конечно, он всё ещё думал об этом.       — Нет, — выпалил Ренджун до того, как успел подумать хоть что-то, — всё в порядке.       Звучало не убедительно. Джено знал его слишком хорошо, чтобы поверить в столь откровенную ложь, но давить не стал. И это было даже хуже: уголки губ его расстроенно опустились, и глаза медленно моргнули. Ресницы у Джено были длинные, чёрные, они отбрасывали густые тени на щеки — Ренджун вздохнул, отводя взгляд, но уже было поздно. Сердце ёкнуло, наполняясь сладостным эфиром. Когда Джено смотрел так, его становилось невозможно игнорировать. Но если бы Ренджун рассказал, разве смог бы он удержаться и не натворить дел? На Джемин явно перешёл черту, но не то, чтобы Ренджун имел возможность предъявлять претензии.       — Прогуливаете занятия, господин Ли?       Насмешка в чужом голосе слышалась слишком отчётливо, Ренджун резко обернулся, невольно покрываясь краской смущения. Ну почему маркиз ходил так тихо? Уже второй раз он заставал их в столь компрометирующей ситуации, и наверняка успел сделать ряд выводов о характере подобных отношений. Впрочем, что ещё он мог подумать?       — Моё личное расписание никоим образом не должно вас беспокоить, — отчеканил Джено, поднимаясь. Он уставился на пришедшего враждебно, но тот не выглядел напуганным.       Напротив, Джемин улыбнулся, обнажая два ряда ровных, белых зубов, упёрся рукой в бок, затянутый в отличное тёмное сукно тренировочного костюма.       — Боюсь, вынужден с вами не согласиться: всё, что касается моего господина, меня крайне беспокоит.       Он следил за изменением эмоций в чужом лице с интересом, приподняв бровь, и Ренджуну крайне не нравилось, куда этот разговор шёл. Но вмешаться он не успел, ведь Джено обнажил меч, поудобнее перехватил его ладонью и кивнул в сторону, туда, где находилась небольшая поляна, окружённая кроваво-красными георгинами.       — Моя компетентность не должна вызывать у вас сомнений. Если пожелаете, мы можем провести спарринг здесь.       В ужасе вскочив, Ренджун увидел, как на залитой солнечным светом зелёной траве становится в боевую стойку стройная фигура, и парой мгновений позже к ней присоединяется другая, по пути доставая меч. Они же могли поубивать друг друга!.. Маркиз явно не знал, на что подписывался: черты лица Джено затвердели, будто превращаясь в гипсовую маску. Он выставил оружие перед собой, сделал шаг влево, осторожно переставляя ноги, и Джемин зеркально отразил его движение. Фигуры закружились, будто в странном, жутком танце, делая выпады и удары. Звон металла, учащающееся дыхание и шорох одежды — Ренджун поднялся, но тут же рухнул на скамейку. Колени ослабели и сердце рвалось наружу, проламывая себе путь через сжимающуюся гортань. Собственный голос показался Ренджуну слабым, едва слышным:       — Пожалуйста, не надо.       Голову повело, он сделал ещё одну попытку встать, но вместо этого лишь беспомощно осел на траву, зажал уши руками и уткнулся в колени лицом. Почему всё было так? Почему снова?..       Его не слушали. Его никогда не слушали.       Лязг мечей заставил его съёжиться, втянуть голову в плечи, — Ренджун услышал сдавленный крик, невольно бросил взгляд в сторону боя:       — Господин, — Джемин смотрел прямо на него, — что с вами?..       Он отвлёкся, и ошибка стала фатальной. Джено, тяжело дыша, сделал выпад вперёд, и чёрная ткань на чужом предплечье разошлась, являя красный зев разрезанной плоти. Маркиз охнул, выронил меч. Глаза его широко распахнулись, и румянец на щеках побледнел. Он сжал ладонь на ране, пульсирующей алым, словно георгин, и пальцы его окрасились липким.       — Почему вы так ненавидите меня? — отчаянно воскликнул Джемин, и в глазах его блеснули слезы. — Вы меня совсем не знаете. Это несправедливо! Я ведь не хочу ничего плохого, почему вы продолжаете меня отталкивать?       Он пошатнулся, бледнея всё больше, распахнул влажные ресницы. В глазах его была по-детски сильная, искренняя обида.       «Почему вы так ненавидите меня?»       Не важно, сколько лет тебе было, кем ты был и каким. Некоторые люди ненавидели тебя просто потому, что могли, и Ренджун дал себе слово — заплаканному, двенадцатилетнему сироте, — что никогда не станет одним из них. Тем, кто судит о человеке по обстоятельствам, запершим его, словно животное в клетке.       «Вы меня совсем не знаете».       — Того, что я знаю — достаточно, — отрезал Джено.       Он окинул маркиза презрительным взглядом, перевел его на Ренджуна, сидящего у скамейки в окружении клубков с нитями, рассыпавшихся по траве из опрокинутой корзинки — тревога сменила триумф в его лице. Отбросив меч, он опустился рядом на мятую траву. Касание его рук обжигало, Ренджун отшатнулся в сторону, всхлипывая. Его начинало трясти, он не мог перестать следить, словно заворожённый, как с бледных пальцев срывается, капая вниз, чужая кровь.       Она была такая же красная и липкая, как и его собственная.       Чем они отличались с маркизом?       Даже если На Джемин был шпионом, ему тоже было сложно. Он так старался прислуживать ему, пленному принцу чужой страны, хотя вряд ли было что-то более унизительное для благородного человека, чем оказаться в распоряжении такого господина. Да, маркиз был на особом счету у короля. Но разве имел он право отказаться от должности? На Джемин вынужден был проводить время здесь, с ним, независимо от того, хотел этого или нет, он покинул свое уютное поместье, чтобы ютиться в небольшой комнате холодной части Дворца, таскать нищему принцу кашу и сладости, доставать одежду из шкафа и отдавать белье в прачечную, и всё для того, чтобы получить доступ к отсутствующей у Ренджуна политической информации об обстановке на Юге. Даже тот эпизод с предложением близости вряд ли являлся его собственным выбором: Джемин был ровно таким же заложником ситуации. И, может, потому Ренджун смог снова взглянуть ему в глаза без прежнего отторжения и страха.       — Джено, я помогу маркизу вернуться во Дворец, — пробормотал он, на нетвердых ногах поднимаясь. — Позови доктора.