Candle Boy.

В груди неприятно трепещется что-то тёплое — многорукое, удивительно солнечное. Как тыквенные огоньки на стенах, как сладости и подрагивающие свечки в уголках комнаты. Повсюду пахнет пряничным весельем и чем-то магическим. С потолка свисают бумажные призраки, паучки и тыквы, а громкая музыка Ларри трещит в ушах — кажется, вот-вот случится кровоизлияние. Хэллоуин привычно шелестит блестящими фантиками и забирается туманным вечером в приоткрытые окна. Фишер теплится в одеялах и тянется за тарелкой карамельного попкорна, посматривая на Джонсона. Ларри бесконечно поправляет длинные волосы, пялится янтарными глазами-пуговицами в тусклый экран с ужастиком, а ещё отвлекается иногда, помогая Эшли с набросками. Девушка с ведьмовской шляпой сжимает блокнот в тонких руках, закусывает губу и смотрит мягко так: — Вау, спасибо! Теперь получается намного лучше, — Эшли с энтузиазмом продолжает вырисовывать линии. — А ты давно рисуешь, Ларри? Чёрт, это потрясающе! У него тени на глазах чуть померкли, растекаясь блёстками на щёки. Он иногда скалится и шутит, а Салли отворачивается и пытается выдавить из себя улыбку. Выходит предательски криво. Истощённо. Ладно, он действительно ревнует. Почему-то. Джонсон просто.. каждым взглядом несёт чёртов сакральный смысл, выворачивает наизнанку и мило извиняется после. Ларри лучше вафельных звёзд, страшнее кошмаров, немножко нужнее, чем кровоток. Ларри насильно вытаскивает Фишера из его собственной вселенной. И Фишер благодарен, Фишер, блять, любит. Но попробуй разберись.. как? А ведь говорить с ним на такие темы — чрезвычайно опасно. — Сколько себя помню, если честно. Это несколько лет, не больше. В телике кто-то кого-то режет. Салли ловит себя на зависти. Бездумно крутит складной ножик в руках, пару раз щелкает зажигалкой, залипая на огонь. Шмыгает носом, перечитывая смятое предсказание из печенья: «нож в глазу прячется исключительно из вредности, а чувства ближе, чем подкроватные мышки» Ларри на него больше не смотрит. Он очаровательный до того, что хочется вспороть себе вены. Он очаровательный. Почему-то. Вечер ложится призрачной тенью, на часах 19:32. За первой частью фильма следует вторая и третья, в голове скребётся шум от количества света и крови. Комната на вкус — твикс солёная карамель. В руках спрятались карнавальные колпаки в оранжево-фиолетовую полоску. Тодд почему-то настаивал на этой покупке вместе с формочками, хотя раньше никогда не участвовал в процессе подготовки к хэллоуину. Окей, в таком он в принципе не участвует. А сейчас делает крохотное исключение. Зубы приятно стягивает от мистических лакомств, а настроение даже чуть лучше, когда повсюду тусуется квинтэссенция ночных кошмаров в дурацких костюмах. Протяни руку — протянет в ответ. Позвоночник хрустит, когда Ларри поднимается и молча тащится в другую комнату. Фишер хочет проводить Джонсона взглядом, но импульс мерцает молниеносно — ну, надо за ним. Долго он не думает. Ладно, не думает вообще. Сырная тыква-конфетница сокрушённо глядит на него с высоты тумбочки. Стены коридора причудливо плывут в темноте, когда Фишер умудряется юркнуть на кухню вслед за ним. Гирляндами и ванильными приведениями помещение обделили. Салли щурится и разрезает тишину: — Хэй, ам, Ларри? Ты тут? Первое, что чувствует Фишер вместо ответа — холодные руки на своей талии. Второе, совершенно кошмарное — то, как они мягко прижимают его к стене. Вселенная ограничивается одним только квадратным метром. Третье заставляет окончательно подохнуть на месте — Джонсон рвано касается губ, выбивая из ребёр склеенный кислород. Салли замирает лишь на несколько секунд, а потом подаётся ещё ближе, цепляясь за плечи. Пульс хуярит нещадно, а губы вязнут и растворяются, пока призма солёной карамели бьёт по сознанию. Окей, сначала в голову приходит, что он превосходно целуется. Потом — что это пиздец. Джонсон отстраняется первым, подлавливая Фишера искрящимися глазами: — Мне стоит извиниться? Чувак, ты пялишь на меня весь вечер, я не мог не.. Фишер загнанно дышит, прожигая ответным взглядом. И целует его снова, зарываясь в шёлковые волосы. «нож в глазу прячется исключительно из вредности, а чувства ближе, чем подкроватные мышки»